<РО ИРЛИ, ф.168, №16640. Письмо Ф. М. Достоевского к А. Н. Майкову>

<В левом верхнем углу поставлена цифра: 1) – Ред.>

Женева Августа ²⁸/₁₆ ‑ 67 года.

Эвона сколько времени я молчалъ и не отвѣчалъ на дорогое письмо Ваше, дорогой и незабвенный другъ, Аполлонъ Николаевичь. Я Васъ называю: незабвеннымъ другомъ и чувствую въ моемъ сердцѣ, что названiе правильно: Мы съ Вами такiе давнишнiе и такiе привычные, что жизнь, разлучавшая и даже разводившая насъ иногда не только не развела, но даже можетъ быть и свела насъ окончательно. Если[1] Вы пишете, что почувствовали отчасти мое[2] отсутствiе, то ужъ кольми паче я Ваше. Кромѣ ежедневно–подтверждавшагося во мнѣ[3] убѣжденiя въ сходствѣ и въ стачкѣ нашихъ[4] мыслей и чувствъ, — возьмите еще въ соображенiе, что я, потерявъ Васъ, попалъ еще сверхъ того на чужую сторону, гдѣ нѣтъ не только русскаго лица, русскихъ книгъ и русскихъ мыслей и заботъ, но даже привѣтливаго лица нѣтъ! Право, я даже не понимаю какъ можетъ заграничный русскiй человѣкъ,[5] если только у него есть чувство и смыслъ этого не замѣтить и больно не прочувствовать. Можетъ быть эти лица и привѣтливы для себя, но намъ–то кажется, что[6] для насъ нѣтъ. Право такъ! И какъ можно выживать жизнь за границей? Безъ родины — страданiе, ей Богу! Ѣхать хоть на полгода, хоть на годъ — хорошо. Но ѣхать такъ какъ я, не зная и не вѣдая когда ворочусь — очень дурно[7] и тяжело. Отъ идеи тяжело. А мнѣ Россiя нужна, для моего писанiя и труда нужна,

// л. 3

(не говорю уже объ остальной жизни)[8] да и какъ еще! Точно рыба безъ воды; силъ и средствъ лишаешься. Вообще объ этомъ поговоримъ. Обо многомъ мнѣ надо съ Вами поговорить, и попросить Вашего совѣта и помощи. Вы одинъ у меня, съ которымъ я могу отсюда говорить. NB.[9] Кстати: Прочтите это письмо про себя и не разсказывайте обо мнѣ кому не нужно знать. Сами увидите. Еще слово: почему я такъ долго Вамъ не писалъ? На это я Вамъ обстоятельно отвѣтить не въ силахъ. Самъ сознавалъ себя слишкомъ не устойчиво и ждалъ хоть малѣйшей осѣдлости, чтобъ начать съ Вами переписку. Я на Васъ, на одного Васъ надѣюсь. Пишите мнѣ чаще, не оставляйте меня, голубчикъ! А я Вамъ теперь буду очень часто и регулярно писать. Заведемте переписку постоянную; ради Бога! Это мнѣ Россiю замѣнитъ и силъ мнѣ придастъ.

Разскажу–же Вамъ эти четыре мѣсяца tant bien que mal, и откровенно.

Вы знаете какъ я выѣхалъ и съ какими причинами. Главныхъ причинъ двѣ: 1) Спасать не только здоровье, но даже жизнь. Припадки стали ужъ повторяться каждую недѣлю, а чувствовать и сознавать ясно это нервное и мозговое разстройство было невыносимо. Разсудокъ дѣйствительно разстроивался, —

// л. 3 об.

<В левом верхнем углу поставлена цифра: 2) – Ред.>

это истина. Я это чувствовалъ; а разстройство нервовъ доводило иногда меня до бѣшеныхъ минутъ. 2^я причина — мои обстоятельства: Кредиторы ждать больше не могли и въ то время какъ я выѣзжалъ, ужъ было подано ко взысканiю Латкинымъ и потомъ Печаткинымъ — не много меня не захватили. Оно положимъ — (и говорю не для красы и не для словца) — долговое отдѣленiе съ одной стороны было-бы мнѣ даже очень полезно: Дѣйствительность, матерiалъ второй Мертвый домъ, однимъ словомъ матерiалу было-бы покрайней мѣрѣ на 4 или на 5 тысячь рублей, но вѣдь я только что женился и, кромѣ того, выдержалъ-ли бы я душное лѣто въ домѣ Тарасова? — Это составляло неразрѣшимый вопросъ. Если-же бы мнѣ писать въ домѣ Тарасова, при припадкахъ усиленныхъ, было нельзя, — то чѣмъ-бы я расплатился съ долгами? А обуза наросла страшная. Я поѣхалъ, но уѣзжалъ я тогда съ смертью въ душѣ: Въ заграницу я не вѣрилъ, т. е. я вѣрилъ, что нравственное влiянiе заграницы будетъ очень дурное: одинъ, безъ матерiалу, съ юнымъ созданiемъ, которое съ наивною радостiю стремилось раздѣлить со мною странническую жизнь; но вѣдь я видѣлъ что въ[10] этой наивной радости много неопытнаго и первой горячки и это меня смущало и мучило очень. Я боялся, что Анна Григорьевна соскучится вдвоемъ со мною. А вѣдь

// л. 4

мы дѣйствительно до сихъ поръ только одни вдвоемъ. На себя же я не надѣялся: Характеръ мой больной и я предвидѣлъ что она со мной[11] измучается. (NB. Правда, Анна Григорьевна оказалась сильнѣе и глубже, чѣмъ я ее зналъ и расчитывалъ и во многихъ случаяхъ была просто ангеломъ–хранителемъ моимъ; но въ тоже время много дѣтскаго и двадцатилѣтняго, что прекрасно[12] и естественно не обходимо, но чему я врядъ-ли имѣю силы и способности отвѣтить. Все это мнѣ мерещилось при отъѣздѣ и хотя, повторяю, Анна Григорьевна оказалась и сильнѣе и лучше, чѣмъ я думалъ, но я все таки и до сихъ поръ не спокоенъ). Наконецъ, наши малыя средства смущали меня: поѣхали мы со средствами весьма не великими, и задолжавъ впередъ три (!) тысячи Каткову. Я правда расчитывалъ тотчасъ-же, выѣхавъ за границу, приняться немедленно за работу. Чтожъ оказалось? Ничего или почти ничего до сихъ поръ не сдѣлалъ и только теперь принимаюсь за работу серьозно и окончательно. Правда, на счетъ того, что ничего не сдѣлалъ я еще въ сомнѣнiи: За то прочувствовалось и много кой чего выдумалось; но написаннаго, но чернаго на бѣломъ еще не много, а вѣдь черное на бѣломъ и есть окончательное; за него только и платятъ.

Бросивъ поскорѣе скучный Берлинъ (гдѣ я стоялъ

// л. 4 об.

<В левом верхнем углу поставлена цифра: 2) – Ред.>

одинъ день, гдѣ скучные Нѣмцы успѣли таки разстроить мои нервы до злости и гдѣ я былъ въ русской банѣ) — мы проѣхали въ Дрезденъ, наняли квартиру и на время основались.

Впечатлѣнiе оказалось очень странное; тотчасъ–же мнѣ представился вопросъ: для чего я въ Дрезденѣ, именно въ Дрезденѣ, а не гдѣ-нибудь въ другомъ мѣстѣ и для чего именно стоило бросать все въ одномъ мѣстѣ и прiѣзжать въ другое? Отвѣтъ-то былъ ясный (здоровье, отъ долговъ и проч.) но скверно было и то, что я слишкомъ ясно почувствовалъ, что теперь гдѣ-бы ни жить, — оказывается все равно, въ Дрезденѣ или гдѣ-нибудь, вездѣ на чужой сторонѣ, вездѣ ломоть отрѣзанный. Я было тотчасъ-же хотѣлъ за работу и почувствовалъ что положительно не работается положительно не то впечатлѣнiе. Что же я дѣлалъ? Прозябалъ. Читалъ, кой что писалъ, мучился отъ тоски, потомъ отъ жары. Дни проходили однообразно. Мы съ Аней регулярно послѣ обѣда гуляли въ Большомъ[13] саду, слушали дешевую музыку, потомъ читали, потомъ ложились спать. Въ характерѣ Анны Григорьевны оказалось рѣшительное антикварство (и это очень для меня мило и забавно). Для нея н<а>примѣр<ъ> цѣлое занятiе пойти осматривать какую-нибудь глупую ратушу, записывать, описывать ее (что она дѣлаетъ своими стенографическими знаками и исписала 7 книжекъ[14]) но пуще всего заняла ее и поразила галлерея, и я этому очень былъ радъ: потому что[15] въ душѣ

// л. 5

ея возродилось слишкомъ много впечатлѣнiй чтобъ соскучиться. Ходила она въ галлерею каждый день. Сколько мы съ ней переговорили и перетолковали о всѣхъ нашихъ, о петербургскихъ, о московскихъ, о Васъ и объ Аннѣ Ивановнѣ; было довольно грустно отчасти.

Мыслей моихъ Вамъ не описываю. Много накопилось впечатлѣнiй. Читалъ русскiя газеты и отводилъ душу. Почувствовалъ въ себѣ, наконецъ, что матерiалу накопилось на цѣлую статью объ отношенiяхъ Россiи къ Европѣ и объ русскомъ верхнемъ слоѣ. Но что говорить объ этомъ! Нѣмцы мнѣ разстроивали нервы, а наша русская жизнь нашего верхняго слоя и ихъ вѣра въ Европу и цивилизацiю тоже. Произшествiе въ Парижѣ меня потрясло ужасно. Хороши тоже[16] адвокаты парижскiе, кричавшiе: Vive la Pologne. Фу, что за мерзость, а главное — глупость и казенщина! Еще болѣе убѣдился я тоже въ моей прежней идеѣ: что отчасти и выгодно намъ, что Европа насъ незнаетъ и такъ[17] гнусно насъ знаетъ. А подробности процесса гавняка Березовскаго! Сколько гнусной казенщины; но главное, главное, — какъ это они не выболтались, какъ все еще на одномъ и томъ же мѣстѣ, все на одномъ и томъ-же мѣстѣ!

Россiя тоже отсюда выпуклѣе кажется

// л. 5 об.

<В левом верхнем углу поставлена цифра: 4) – Ред.>

нашему брату. Необыкновенный фактъ состоятельности и неожиданной зрѣлости русскаго народа при встрѣчѣ всѣхъ нашихъ реформъ (хотя–бы только одной судебной) и въ тоже время извѣстiе о высѣченномъ купцѣ 1^й гильдiи въ Оренбургской губернiи исправникомъ. Одно чувствуется: что русскiй народъ, благодаря своему благодѣтелю[18] и его реформамъ, сталъ наконецъ мало по малу въ такое положенiе, что поневолѣ прiучится къ дѣловитости, къ самонаблюденiю, а въ этомъ–то вся и штука. Ей Богу время теперь по перелому и реформамъ чуть-ли не важнѣе Петровскаго. А что дорòги? Поскорѣе-бы на югъ, поскорѣе какъ можно; въ этомъ вся штука. Къ тому времени вездѣ правый судъ и тогда что за великое обновленiе! (Обо всемъ объ этомъ здѣсь думается мечтается, отъ всего этого сердце бьется).[19]

Здѣсь, хоть и ни съ кѣмъ почти не встрѣчался, но и нельзя не столкнуться нечаянно. Въ Германiи столкнулся съ однимъ Русскимъ, который живетъ заграницей постоянно, въ Россiю ѣздитъ каждый годъ недѣли на три получить доходъ и возвращается опять въ Германiю, гдѣ у него жена и дѣти, всѣ онѣмечились.

Между прочимъ спросилъ его: «Для чего собственно онъ экспатрировался?<»> Онъ буквально (и съ раздраженною наглостiю) отвѣчалъ: «Здѣсь цивилизацiя а у насъ варварство. Кромѣ того здѣсь нѣтъ народностей; я ѣхалъ въ вагонѣ вчера и разобрать не могъ француза отъ Англичанина и отъ нѣмца».

// л. 6

‑ Такъ стало-быть это прогрессъ по вашему?

«Какже, разумѣется».

‑ Да знаете-ли вы что это совершенно невѣрно. Французъ прежде всего французъ, а Англичанинъ — Англичанинъ и быть самими собою ихъ высшая цѣль. Мало того: Это-то и ихъ сила.

«‑ Совершенно неправда. Цивилизацiя должна сравнять все и мы тогда только будемъ счастливы, когда забудемъ что мы русскiе и всякiй будетъ походить на всѣхъ. Не Каткова же слушать!<»>

— А вы не любите Каткова?

— «Онъ подлецъ.»

— Почему?

— «Потому что поляковъ не любитъ».

— А читаете вы его журналъ.

— «Нѣтъ никогда не читаю».

Разговоръ этотъ я передаю буквально. Человѣкъ этотъ принадлежитъ къ молодымъ прогрессистамъ, впрочемъ, кажется держитъ себя отъ всѣхъ въ сторонѣ. Въ какихъ–то шпицовъ ворчливыхъ и брезгливыхъ они за границей обращаются.

Наконецъ въ Дрезденѣ тоска измучила и меня и Анну Григорьевну. А главное, оказались слѣдующiе факты: 1) По письмамъ, которыя переслалъ мнѣ Паша (онъ только разъ и писалъ мнѣ) оказалось, что кредиторы подали ко взысканiю (стало–быть возвращаться въ Россiю до уплаты нельзя). 2) Жена почувствовала себя беременной (это пожалуста

// л. 6 об.

<В левом верхнем углу поставлена цифра: 5) – Ред.>

между нами. Девять мѣсяцевъ выйдутъ къ февралю: Стало быть возвращаться[20] тѣмъ болѣе нельзя). 3) Предсталъ вопросъ: Что же будетъ съ моими петербургскими, съ Эмилiей Ѳедоровной и съ Пашей и съ нѣкоторыми другими? Денегъ, денегъ, а ихъ нѣтъ! 4) Если зимовать, то зимовать гдѣ нибудь на югѣ. Да ктому-же хотѣлось хоть что-нибудь показать Аннѣ Григорьевнѣ, развлечь ее, поѣздить съ ней. Рѣшили зимовать гдѣ-нибудь въ Швейцарiи или въ Италiи. А денегъ нѣтъ. Взятыя нами уже очень поистратились. Написалъ къ Каткову, описалъ свое положенiе и попросилъ еще 500 руб. впередъ. Какъ вы думаете: вѣдь прислали! Что за превосходный это человѣкъ! Это съ сердцемъ человѣкъ! Мы отправились въ Швейцарiю. Но тутъ начну Вамъ описывать мои подлости и позоры.

Голубчикъ Аполлонъ Николаевичь, я чувствую, что могъ Васъ считать какъ моего судью. Вы человѣкъ и гражданинъ, вы человѣкъ съ сердцемъ, въ чемъ вы убѣдили меня давно, вы мужъ и отецъ примѣрный, наконецъ сужденiе Ваше я всегда цѣнилъ. Мнѣ передъ Вами покаяться не больно. Но пишу только для Васъ одного. Не отдавайте меня на судъ людской!

Проѣзжая не далеко отъ Бадена, я вздумалъ туда завернуть. Соблазнительная мысль меня мучила: пожертвовать 10 луйдоровъ и можетъ быть выиграю хоть 2000 франковъ лишнихъ, а вѣдь это на[21] 4 мѣсяца житья, со всѣмъ, со всѣми[22] петербургскими. Гаже всего что мнѣ и прежде случалось

// л. 7

иногда выигрывать. А хуже всего, что натура моя подлая и слишкомъ страстная: Вездѣ–то и во всемъ я до послѣдняго предѣла дохожу, всю жизнь за черту переходилъ.

Бѣсъ тотчасъ-же сыгралъ со мной шутку: Я, дня въ три, выигралъ 4000 франковъ съ необыкновенною легкостiю.[23] Теперь изображу Вамъ какъ все это мнѣ представилось: Съ одной стороны этотъ легкiй выигрышъ, — изъ ста франковъ я въ три дня сдѣлалъ четыре тысячи. Съ другой стороны долги, взысканiя, тревога душевная, невозможность воротиться въ Россiю. Наконецъ третье и главное, — сама игра. Знаете-ли какъ это втягиваетъ. Нѣтъ, клянусь Вамъ, тутъ не одна корысть, хотя мнѣ прежде всего нужны были деньги для денегъ. Анна Григорьевна умоляла меня удовольствоваться 4000 тысячами франковъ и тотчасъ уѣхать. Но вѣдь такая легкая и возможная возможность поправить все! А примѣры–то? Кромѣ собственнаго выигрыша, ежедневно видишь какъ другiе берутъ по 20000‑30000 франковъ.[24] (Проигравшихся не видишь). Чѣмъ они святые?[25] мнѣ деньги нужнѣе ихъ. Я рискнулъ дальше и проигралъ. Сталъ свои послѣднiя проигрывать, раздражаясь до лихорадки — проигралъ. Сталъ закладывать платье. Анна Григорьевна все свое заложила, послѣднiя вещицы (что за ангелъ! Какъ утѣшала она меня, какъ скучала въ треклятомъ Баденѣ,

// л. 7 об.

<В левом верхнем углу поставлена цифра: 6) – Ред.>

въ нашихъ двухъ комнаткахъ надъ кузницей, куда мы переѣхали). Наконецъ довольно, все было проиграно. (О какъ подлы при этомъ нѣмцы, какiе всѣ до единаго ростовщики, мерзавцы и надувалы! хозяйка квартиры, понимая что намъ покамѣстъ до полученiя денегъ, некуда ѣхать набавила цѣну!) Наконецъ, надо было спасаться, уѣзжать изъ Бадена. Опять написалъ Каткову, опять попросилъ 500 рублей (не говоря объ обстоятельствахъ, но письмо было изъ Бадена и онъ навѣрно кое-что понялъ). Ну-съ, вѣдь прислалъ! Прислалъ! Итого теперь 4000 взято впередъ изъ Русскаго Вѣстника. Но однакожъ вотъ въ чемъ дѣло: изъ этихъ 500 болѣе половины пошло на уплату процентовъ и перезакладъ нашей мебели въ Петербургѣ, что сдѣлала мать Анны Григорьевны. На ее имя, по моей просьбѣ, и деньги были высланы изъ Р<усскаго> Вѣстника. Затѣмъ 100 руб. пошли на уплату долговъ въ Баденѣ, 50 рублей ждемъ еще мать Анны Григорьевны вышлетъ (изъ тѣхъ же 500 руб. Это недополученный остатокъ) и[26] наконецъ франковъ двѣсти осталось намъ на переѣздъ въ Женеву (почему въ Женеву? А почемъ я знаю; не все-ли равно). Въ Женеву-то мы переѣхали, наняли Chambre garnie у двухъ старухъ и теперь, т. е. на четвертый день у насъ всего капиталу 18 франковъ. Кромѣ 50 рублей, которые ожидаемъ на дняхъ отъ Анны Николаевны, — мѣсяца на два не предстоитъ въ виду никакого полученiя.

// л. 8

Но чтобъ окончить съ Баденомъ: Въ Баденѣ мы промучились въ этомъ адѣ 7 недѣль. Въ самомъ началѣ, какъ только что я прiѣхалъ въ Баденъ, на другой же день, я встрѣтилъ въ воксалѣ Гончарова. Какъ конфузился меня вначалѣ Иванъ Александровичь. Этотъ статскiй или дѣйствительный статскiй совѣтникъ тоже поигрывалъ. Но такъ какъ оказалось что скрыться нельзя, а ктому же я самъ играю съ слишкомъ грубою откровенностiю, то онъ и пересталъ отъ меня[27] скрываться. Игралъ онъ съ лихорадочнымъ жаромъ (въ маленькую, на серебро) игралъ всѣ 2 недѣли, которыя прожилъ въ Баденѣ и кажется значительно проигрался. Но дай Богъ ему здоровья, милому человѣку; когда я проигрался до тла (а онъ видѣлъ въ моихъ рукахъ много золота) онъ далъ мнѣ, по[28] просьбѣ моей 60 франковъ взаймы. Осуждалъ онъ должно быть меня ужасно: «Зачѣмъ я все проигралъ, а не половину какъ онъ?»

Гончаровъ все мнѣ говорилъ о Тургеневѣ, такъ что я, хоть и откладывалъ заходить къ Тургеневу, рѣшился наконецъ ему сдѣлать визитъ. Я пошелъ утромъ въ 12 часовъ и засталъ его за завтракомъ. Откровенно вамъ скажу: я и прежде не любилъ этого человѣка лично. Сквернѣе всего то, что я еще съ 67 года, съ Wisbaden'а долженъ ему 50 талеровъ (и не отдалъ до сихъ поръ!) Не люблю тоже его аристократически–фарсерское объятiе, съ которымъ онъ лѣзетъ цаловаться, но подставляетъ Вамъ свою щеку. Генеральство ужасное; а главное, его книга Дымъ[29] меня раздражила. Онъ самъ говорилъ мнѣ, что главная мысль, основная точка его книги[30] состоитъ въ фразѣ: «Еслибъ провалилась Россiя, то не было-бы никакого ни убытка, ни волненiя въ человѣчествѣ». Онъ объявилъ мнѣ что это его основное убѣжденiе о Россiи. Нашелъ я его страшно раздраженнымъ неудачею Дыма. А я признаюсь, и незналъ всѣхъ подробностей неудачи. Вы мнѣ писали о статьѣ

// л. 8 об.

<В левом верхнем углу поставлена цифра: 7) – Ред.>

Страхова въ От<ечественныхъ> Запискахъ. Но я незналъ, что его вездѣ отхлестали и что въ Москвѣ, въ клубѣ кажется, собирали уже подписку именъ чтобъ протестовать противъ его Дыма. Онъ это мнѣ самъ разсказывалъ. Признаюсь Вамъ, что я никакъ не могъ представить себѣ[31] что можно такъ наивно и неловко выказывать всѣ раны своего самолюбiя, какъ Тургеневъ. И эти люди тщеславятся между прочимъ тѣмъ, что они атеисты! Онъ объявилъ мнѣ, что онъ окончательный атеистъ. Но Боже мой: Деизмъ намъ далъ Христа, т. е. до того высокое представленiе человѣка, что его понять нельзя безъ благоговѣнiя и нельзя невѣрить что это идеалъ человѣчества вѣковѣчный! А чтоже они-то Тургеневы, Герцены, Утины, Чернышевскiе намъ представили? Вмѣсто высочайшей Красоты Божiей, на которую они плюютъ, всѣ они до того пакостно самолюбивы,[32] до того безстыдно раздражительны, легкомысленно горды, что просто непонятно: на что они надѣются и кто за ними пойдетъ? Ругалъ онъ Россiю и Русскихъ безобразно, ужасно. Но вотъ что я замѣтилъ: Всѣ эти либералишки и прогрессисты, преимущественно школы еще Бѣлинскаго, ругать Россiю находятъ первымъ своимъ удовольствiемъ и удовлетворенiемъ. Разница въ томъ что послѣдователи Чернышевскаго просто ругаютъ Россiю и откровенно желаютъ ей провалиться (преимущественно провалиться!) Эти же, отпрыски Бѣлинскаго, прибавляютъ, что они любятъ Россiю. А между тѣмъ, не только все что есть въ Россiи чуть-чуть самобытнаго имъ ненавистно, такъ что они его отрицаютъ и тотчасъ-же съ наслажденiемъ обращаютъ въ каррикатуру, но что еслибъ дѣйствительно

// л. 9

представить имъ наконецъ фактъ, который-бы ужъ нельзя опровергнуть или въ каррикатурѣ испортить, а съ которымъ надо непремѣнно согласиться, то мнѣ кажется они-бы были до муки, до боли, до отчаянiя несчастны. 2^е) замѣтилъ я, что Тургеневъ напримѣръ (равно какъ и всѣ, долго не бывшiе въ Россiи) рѣшительно фактовъ не знаютъ (хотя и читаютъ газеты) и до того грубо потеряли всякое чутье Россiи, такихъ обыкновенныхъ фактовъ не понимаютъ,[33] которые даже нашъ Русскiй нигилистъ уже не отрицаетъ, а только карикатуритъ по своему. Между прочимъ Тургеневъ говорилъ что мы должны показать передъ Нѣмцами, что есть одна общая всѣмъ дорога и неминуемая, — это цивилизацiя и что всѣ попытки руссизма и самостоятельности — свинство и глупость. Онъ говорилъ что пишетъ большую статью на всѣхъ руссофиловъ и Славянофиловъ. Я посовѣтовалъ ему, для удобства,[34] выписать изъ Парижа телескопъ. Для чего? спросилъ онъ. — Отсюда далеко, — отвѣчалъ я; вы наведите на Россiю телескопъ[35] и разсматривайте насъ, а то право разглядѣть трудно. Онъ ужасно разсердился. Видя его такъ раздраженнымъ, я,[36] дѣйствительно съ чрезвычайно удавшеюся наивностiю сказалъ ему: —«А вѣдь я не ожидалъ, что всѣ эти критики на васъ и неуспѣхъ Дыма до такой степени раздражатъ васъ; ей Богу не стоитъ того; плюньте на все<»>. «Да я вовсе не раздраженъ что вы!» и покраснѣлъ. Я перебилъ разговоръ, заговорили о домашнихъ и личныхъ дѣлахъ, я взялъ шапку и какъ-то, совсѣмъ безъ намѣренiя, къ слову, высказалъ что накопилось въ три мѣсяца въ душѣ отъ Нѣмцевъ:

// л. 9 об.

<В левом верхнем углу поставлена цифра: 8) – Ред.>

«Знаете-ли какiе здѣсь плуты и мошенники встрѣчаются. Право черный народъ здѣсь гораздо хуже и безчестнѣе нашего, а что глупѣе, то въ этомъ сомнѣнiя нѣтъ. Ну вотъ вы говорите про цивилизацiю; ну чтò сдѣлала имъ цивилизацiя и чѣмъ они такъ очень-то могутъ передъ нами похвастаться!»

Онъ поблѣднѣлъ (буквально, ничего, ничего не преувеличиваю!) и сказалъ мнѣ: «Говоря такъ, вы меня лично обижаете. Знайте что я здѣсь поселился окончательно, что я[37] самъ считаю себя за Нѣмца, а не за Русскаго и горжусь этимъ!» Я отвѣтилъ: «‑ Хоть я читалъ Дымъ и говорилъ съ Вами теперь цѣлый часъ, но все таки я никакъ не могъ ожидать, что вы это скажете, а потому извините что я Васъ оскорбилъ». — Затѣмъ мы распрощались весьма вѣжливо и я далъ себѣ слово болѣе къ Тургеневу ни ногой никогда. На другой день Тургеневъ, ровно въ 10 часовъ утра заѣхалъ ко мнѣ и оставилъ хозяевамъ[38] для передачи мнѣ свою визитную карточку. Но такъ какъ я самъ сказалъ ему наканунѣ, что я, раньше двѣнадцати часовъ принять не могу, и что спимъ мы до одиннадцати, то прiѣздъ его въ 10 часовъ утра я[39] принялъ за ясный намекъ, что онъ не хочетъ встрѣчаться со мной, и сдѣлалъ мнѣ визитъ въ 10 часовъ именно для того, чтобъ я это понялъ. Во всѣ 7 недѣль я встрѣтился съ нимъ одинъ только разъ въ вокзалѣ. Мы поглядѣли другъ на друга, но ни онъ, ни я не захотѣли другъ другу поклониться.

Можетъ быть вамъ покажется непрiятнымъ, голубчикъ Аполлонъ Николаевичь, эта[40] злорадность

// л. 10

съ которой я Вамъ[41] описываю Тургенева и то, какъ мы другъ друга оскорбляли. Но ей Богу, я не въ силахъ; онъ слишкомъ оскорбилъ меня своими убѣжденiями. Лично мнѣ все равно, хотя съ своимъ Генеральствомъ онъ и не очень привлекателенъ; но нельзя же слушать такiя ругательства на Россiю, отъ русскаго измѣнника, который бы могъ быть полезенъ. Его ползанiе передъ Нѣмцами и ненависть къ Русскимъ я замѣтилъ давно, еще четыре года назадъ. Но теперешнее раздраженiе и остервененiе до пѣны у рту на Россiю происходитъ единственно отъ неуспѣха Дыма и что Россiя осмѣлилась не признать его Генiемъ. Тутъ одно самолюбiе и это тѣмъ[42] пакостнѣе. Но чортъ съ ними со всѣми!

Теперь выслушайте другъ мой мои намѣренiя: Я конечно сдѣлалъ подло, что проигралъ. Но говоря сравнительно, я проигралъ немного своихъ-то денегъ. Тѣмъ не менѣе эти деньги могли служить мнѣ мѣсяца на два жизни, даже на четыре, судя по тому какъ мы живемъ. Я уже Вамъ сказалъ: Я не могъ устоять противъ выигрыша. Еслибъ я первоначально проигралъ 10 луйдоровъ, какъ положилъ себѣ, я-бы тотчасъ бросилъ все и уѣхалъ. Но выигрышъ 4000 франковъ погубилъ меня! Возможности не было устоять противъ соблазна выиграть больше (когда это оказывалось такъ легко) и разомъ выйти изъ всѣхъ этихъ взысканiй, обезпечить себя на время, и всѣхъ моихъ: Эмилiю Ѳедоровну, Пашу и проч. Впрочемъ это все ни мало меня не оправдываетъ, потому что я былъ не одинъ. Я былъ съ юнымъ, добрымъ и прекраснымъ существомъ, которое вѣритъ[43] въ меня вполнѣ, котораго я защитникъ и покровитель, а слѣд<овательно> которое я не могъ губить и такъ рисковать всѣмъ, хотя-бы и не многимъ. — Будущность моя представляется мнѣ очень тяжелою: Главное, возвратиться въ Россiю не могу, по вышеизложеннымъ причинамъ,

// л. 10 об.

<В левом верхнем углу поставлена цифра: 9) – Ред.>

а пуще всего вопросъ: Чтò будетъ съ тѣми, которые зависятъ отъ моей помощи. Всѣ эти мысли убиваютъ меня. Но такъ или этакъ, а изъ этого положенiя, рано-ли, поздно-ли, надо выйти. Надѣяться-же я могу конечно только на одного себя, потому что другаго ничего нѣтъ въ виду.

Въ 65 году, возвратясь изъ Висбадена, въ Октябрѣ, я кое-какъ уговорилъ кредиторовъ капельку подождать, сосредоточился въ себѣ и принялся за работу. Мнѣ удалось и кредиторамъ было порядочно заплачено. Теперь я прiѣхалъ въ Женеву съ идеями въ головѣ. Романъ есть и, если Богъ поможетъ, выйдетъ вещь большая и, можетъ быть, недурная. Люблю я ее ужасно и писать буду съ наслажденiемъ и тревогой.

Катковъ самъ мнѣ сказалъ въ Апрѣлѣ, что имъ-бы хотѣлось и было-бы лучше начать печатать мой романъ съ Января 1868 года. Такъ оно и будетъ, хотя высылать частями я начну раньше.

Хотя здѣсь и нѣтъ кредиторовъ, но обстановка моя хуже, чѣмъ въ 65^мъ году. Все таки Паша, Эмилiя Ѳедоровна, были передъ глазами. Ктому-же я былъ одинъ. Правда, Анна Григорьевна ангелъ и еслибъ Вы знали чтò она теперь для меня значитъ. Я ее люблю и она говоритъ, что она счастлива, вполнѣ счастлива и что не надо ей ни развлеченiй, ни людей и что вдвоемъ, со мной, въ комнатѣ она вполнѣ довольна.

Хорошо. Теперь стало быть мнѣ мѣсяцевъ шесть непрерывной работы. Но къ тому времени женѣ придется родить. Женева городъ хорошiй: тутъ и доктора и французскiй языкъ. Но климатъ очень дуренъ, мрачный, а осень, зима — скверность. Можетъ быть, если будутъ средства, мѣсяца черезъ два съ половиной можно

// л. 11

еще будетъ переѣхать въ Италiю. Вообще зимовать или въ Италiи, или въ Парижѣ. Вообще гдѣ выгоднѣе и удобнѣе, не знаю. А можетъ быть и прямо до весны въ Женевѣ останемся.

Денежные расчеты такiе: Если напечатать романъ, то Катковъ не откажетъ еще впередъ дать въ теченiе будущаго года, тоже тысячи три. Тутъ, стало быть, будетъ и для насъ, и для Паши съ Эм<илiей> Ѳед<оровной> и даже не много и для кредиторовъ (для ободренiя ихъ). Романъ–же можно продать или запродать съ половины года, вторымъ изданiемъ.

Вы одинъ у[44] меня, вы мой голубчикъ, мое провидѣнiе. Не откажитесь помогать мнѣ въ будущемъ. Ибо во всѣхъ этихъ моихъ дѣлахъ и дѣлишкахъ[45] я буду умолять принять участiе.

Вамъ вѣроятно ясна мысль, основная мысль всѣхъ этихъ надеждъ моихъ: Ясно что все это, можетъ успѣть сдѣлаться и[46] принести свои результаты подъ однимъ только условiемъ; именно: что романъ будетъ хорошъ. Объ этомъ стало быть и нужно теперь заботиться всѣми силами.

(Ахъ, голубчикъ, тяжело, слишкомъ тяжело было взять на себя эту заносчивую мысль, три года назадъ, что я заплачу всѣ эти долги и съ дуру дать всѣ эти векселя! Гдѣ взять здоровья и энергiи для этого! И если опытъ показалъ уже, что успѣхъ можетъ быть, то вѣдь при какомъ условiи: при одномъ только, что всякое сочиненiе мое непремѣнно будетъ на столько удачно, чтобъ возбудить довольно сильное вниманiе въ публикѣ; иначе — все рушилось. Да развѣ это возможно, развѣ это можетъ войти

// л. 11 об.

<В левом верхнем углу поставлена цифра: 10) – Ред.>

въ арифметическiй расчетъ!)

Теперь послѣднее мое слово къ Вамъ. Выслушайте, сообразите и помогите!

У насъ теперь 18 франковъ. Завтра или послѣ завтра придутъ отъ матери Анны Григорьевны 50 рублей, которые она намъ не дослала изъ Катковскихъ денегъ. И вотъ все, всѣ средства наши, до новаго полученiя отъ Каткова. (Мать Анны Григорьевны, именно теперь, въ эту минуту, въ такихъ обстоятельствахъ, что ни одной копѣйкой намъ помочь не можетъ.)

Но просить у Каткова, теперь, рѣшительно нельзя. Черезъ 2 мѣсяца дѣло другое: Тогда я вышлю ему тысячи на полторы романа и опишу свое положенiе. 1000 руб.[47] онъ зачтетъ въ[48] уплату моего долга, а 500 мнѣ вышлетъ. Я на это надѣюсь вполнѣ: онъ добръ и благороденъ.

Но какже прожить эти 2 мѣсяца работы? Не судите меня и будьте моимъ ангеломъ-хранителемъ! Я знаю, Аполлонъ Николаевичь, что у Васъ у самихъ денегъ лишнихъ нѣтъ. Никогда-бы я не обратился къ Вамъ съ просьбою о помощи. Но я вѣдь утопаю, утонулъ совершенно. Черезъ двѣ-три недѣли я совершенно безъ копѣйки, а утопающiй протягиваетъ руку, уже не спрашиваясь разсудка. Такъ дѣлаю и я. Я знаю, что Вы расположены ко мнѣ хорошо; но знаю тоже что помочь мнѣ деньгами Вамъ почти невозможно. И все-таки, зная это, прошу у Васъ помощи, потому что кромѣ Васъ — никого не имѣю и если Вы не поможете, то я погибну, вполнѣ погибну!

Вотъ моя просьба:

Я прошу у Васъ 150 руб. Вышлете мнѣ ихъ въ Женеву, poste restante.[49] Черезъ 2 мѣсяца редакцiя Русскаго Вѣстника вышлетъ Вамъ 500 рублей[50] на мое имя. Я самъ буду просить ее сдѣлать такъ. (А

// л. 12

что она вышлетъ — въ этомъ нѣтъ сомнѣнiя, только-бы я выслалъ имъ романъ. А я вышлю. Это тоже безъ сомнѣнiя<)>.

И такъ, я прошу у Васъ на два мѣсяца. Голубчикъ, спасите меня! Заслужу Вамъ во вѣки дружбой и привязанностiю. Если у Васъ нѣтъ, займите у кого нибудь для меня. Простите что такъ пишу: Но вѣдь я утопающiй!

Съ Сентября мѣсяца Паша останется безъ денегъ. (Объ Эмилiи Ѳедоровнѣ[51] уже не говорю!) И потому изъ этихъ 150 руб. отдѣлите ему 25 руб. и выдайте ему покамѣстъ, сказавъ чтобъ онъ потѣснился и поприжался мѣсяца на два. Потомъ, я напишу Вамъ сколько отдѣлить для него покамѣстъ изъ Катковскихъ 500 руб. (Для того-то я и намѣренъ просить редакцiю Русскаго Вѣстника присылать впредь деньги на Ваше имя; ибо Васъ я умоляю быть мнѣ на время помощникомъ въ кой какихъ моихъ петербургскихъ дѣлишкахъ, т. е. черезъ Ваши руки буду производить кой-какiя уплаты и выдачи. Не безпокойтесь, тутъ не будетъ ничего, чтòбы Васъ поставило въ двусмысленное положенiе.[52] Я прошу только Вашего дружескаго участiя, умоляю, потому что никого, никого нѣтъ у меня въ Петербургѣ, кромѣ Васъ, на кого-бы я могъ понадѣяться!<)>

Прошу Васъ тоже написать мнѣ какъ можно скорѣе. Не оставляйте меня одного! Богъ Васъ вознаградитъ за это.

Скажите Пашѣ чтобъ написалъ мнѣ сюда, въ Женеву, обо всемъ что съ нимъ было, и если имѣетъ ко мнѣ письма, то чтобъ переслалъ ихъ по примѣру прежняго раза. Я получилъ отъ него всего только одно письмо за все это время. Не любитъ онъ меня кажется совсѣмъ. А вѣдь это очень мнѣ тяжело.

Адрессъ мой: M^r Theodore Dostoiewsky,

Suisse, Genève

poste restante.

// л. 12 об.

<В левом верхнем углу поставлена цифра: 11/ – Ред.>

Напишите мнѣ тоже Вашъ адрессъ. Такъ-какъ я не знаю Вашъ домъ, то посылаю это письмо черезъ Анну Николавну Сниткину (мать Анны Григорьевны) она и доставитъ Вамъ.

Во всякомъ случаѣ, прошу Васъ убѣдительнѣйше напишите мнѣ голубчикъ какъ можно скорѣе и сообщите побольше извѣстiй обо всѣхъ нашихъ, объ томъ что дѣлается, что въ ходу, что Вы дѣлаете сами. Однимъ словомъ оросите каплей воды душу, изсохшую въ пустынѣ. Ради Бога!

Всѣмъ Вашимъ[53] поклонъ, родителямъ и Аннѣ Ивановнѣ. Ей особенно. Отъ Анны Григорьевны особенно. Сколько мы объ Васъ вспоминали, сколько мы переговорили.

Когда–то увидимся!

Посовѣтуйте мнѣ тоже что-нибудь. Скажите мнѣ Вашъ взглядъ на мое положенiе. Да не слыхали-ли Вы чего объ моихъ дѣлахъ Петербургскихъ, хоть отъ Паши.

Въ будущемъ письмѣ напишу кой о чемъ о другомъ.

Въ Женевѣ я совершенно уединенъ, и никого изъ русскихъ не видалъ.

Ни звука русскаго, ни русскаго лица!

Прощайте, обнимаю Васъ крѣпко, крѣпко и цѣлую.

Вашъ весь

Ѳедоръ Достоевск<iй>

// л. 13

[4] Далее было начато: мусл

[6] намъ–то кажется, что вписано.

[7] Вместо: дурно – было начато: хоро

[8] (не говорю уже объ остальной жизни) вписано.

[10] Вместо: въ – было начато: э

[11] Далее ошибочно было начато: излуч

[13] Вместо: Большомъ – было: большомъ

[14] и исписала 7 книжекъ вписано.

[19] (Обо всемъ объ этомъ здѣсь думается мечтается, отъ всего этого сердце бьется). вписано.

[20] Далее густо зачеркнутое слово.

[22] Далее было начато: расх

[25] Вместо вопросительного знака была запятая.

[30] Вместо: книги – было: книгъ

[31] Вместо: себѣ – было: себя

[33] Далее было: что даже на

[39] Далее было начато: приня

[40] Вместо: эта – было: эту

[41] Вместо: Вамъ – было: вамъ

[42] Далее было начато: поск

[45] Вместо: во всѣхъ этихъ моихъ дѣлахъ и дѣлишкахъ – было: всѣ эти мои дѣла и дѣлишки

[46] Вместо: и – было начато: пр

[48] Вместо: въ – было: з<а>

[53] Вместо: Вашимъ – было: вашимъ