<РО ИРЛИ, ф.168, №16640. Письмо Ф. М. Достоевского к А. Н. Майкову>

Вевей 4/22 Iюня /<18>68.

Любезнѣйшiй, добрѣйшiй и лучшiй другъ мой, Аполлонъ Николаевичь, простите меня, голубчикъ, за долгое молчанiе! Ради Христа. Причина молчанiя пустѣйшая: Я до того запоздалъ въ Русскiй Вѣстникъ, что всё это время работалъ день и ночь буквально, не смотря на припадки. Но увы! Замѣчаю съ отчаянiемъ, что уже не въ состоянiи, почему-то, сталъ такъ скоро работать, какъ еще недавно и какъ прежде. Ползу какъ ракъ, а начнешь считать — листа 3 ½ аль 4 какихъ нибудь, чуть не въ цѣлый мѣсяцъ. Это ужасно и что со мной будетъ не знаю. Романа еще листовъ 27 остается, а можетъ и 30, а главное стыдно помѣщать такими кусочками и отрывками какъ я вотъ уже третью книжку тяну: себѣ только врежу, не говоря о томъ, какое мнѣнiе, вѣроятно, имѣютъ обо мнѣ въ Редакцiи Русск<ого> Вѣстника, а это мнѣ дороже мнѣнiя публики. Послалъ на Iюньскiй номеръ 4 главы (послѣднюю отослалъ вчера) — и далъ честное слово, что къ Iюльскому номеру, своевременно, будетъ выслано всё окончанiе 2^й части (5 листовъ minimum) времени у меня самое большее остается 3 недѣли. Ну что мнѣ дѣлать и какъ тутъ хорошо кончить? Завтра сажусь за работу[1], а сегодня гуляю, то есть долженъ написать три письма.

Другъ мой, Аполлонъ Николаевичь, я знаю и вѣрю, что Вы истинно и искренно жалѣете меня. Но никогда

// л. 58

я не былъ болѣе несчастенъ какъ во все это послѣднее время. Описывать[2] Вамъ ничего не буду, но чѣмъ дальше идетъ время, тѣмъ язвительнѣе воспоминанiе и тѣмъ ярче представляется мнѣ образъ покойной Сони. Есть минуты, которыхъ выносить нельзя. Она уже меня знала; она когда я, въ день смерти ея, уходилъ изъ дома читать газеты не имѣя понятiя о томъ что черезъ два часа умретъ, она такъ слѣдила и провожала меня своими глазками, такъ поглядѣла на меня, что до сихъ поръ представляется и всё ярче и ярче. Никогда не забуду и никогда не перестану мучиться! Если даже и будетъ другой ребенокъ, то не понимаю какъ я буду любить его; гдѣ любви найду; мнѣ нужно Соню. Я понять не могу что ее нѣтъ и что я ее никогда не увижу.

Другое несчастье мое — состоянiе Анны Григорьевны. Она ужасно тоскуетъ, плачетъ по цѣлымъ ночамъ и это сильнѣйшимъ образомъ дѣйствуетъ на ея здоровье. Самъ я, какъ говорю Вамъ, писалъ день и ночь (не думаю чтобъ было порядочно,[3] потому что очень тяжело было писать). Ей, по Вашему совѣту много задавалъ работы, но она быстро кончала, а потомъ опять таже мука. Я вижу что ей очень надо развлеченiя. Но судьба ужъ какъ заладитъ преслѣдовать, такъ ужъ со всѣхъ концовъ: средствъ нѣтъ, чтобъ переѣхать куда-нибудь въ большой городъ (во Флоренцiю, въ Неаполь) да и не по сезону, а въ Парижъ тоже невозможно, да и далеко. Большой городъ, съ музеями, съ галлереями

// л. 58 об.

и т. д. (какъ Дрезденъ прошлого[4] года) сильно бы развлекъ ее: она любительница, любитъ смотрѣть и учиться. А какъ нарочно должны здѣсь сидѣть и даже по тому одному что переѣздъ самый ничтожный отнимаетъ ужасно время (по опыту), а надо сидѣть и работать, ‑ иначе не докончишь а стало-быть, и послѣднiе ресурсы уничтожатся. ‑ Переѣхали мы изъ Женевы сюда въ Вевей не безъ хлопотъ, и со средствами самыми скуднѣйшими (болѣзнь, смерть и похороны ребенка стоили нѣсколько денегъ,[5] на которыя мы расчитывали) и вотъ въ Вевеѣ не только все по старому гадко, но даже и хуже. Конечно гаже житья въ Женевѣ ничего и представить нельзя. Но здѣсь положительно не лучше и мы всѣ (втроемъ, съ нами Анна Николавна) подозреваемъ что слова женевскихъ докторовъ, предупреждавшихъ насъ, справедливы: Здѣсь воздухъ, разстраивающiй нервы. Мы чувствуемъ это все трое. Правда для здоровья въ Женевѣ, въ другихъ отношенiяхъ (бизы) было несравненно хуже. Поживемъ не много, а тамъ посмотримъ, не умирать-же. Жаровъ здѣсь нѣтъ; Панораму озера Вы знаете; въ Вевеѣ она положительно лучше чѣмъ изъ Монтре и Шильона, которые рядомъ. Но кромѣ этой панорамы (и правда, еще некоторыя[6] мѣста есть въ горахъ для прогулки, чего не было въ Женевѣ) ‑ остальное всё слишкомъ гадко и за одну панораму мы боимся слишкомъ дорого заплатить. О, еслибъ Вы понятiе имѣли объ гадости жить за границей на мѣстѣ, еслибъ Вы понятiе имѣли объ безчестности, низости, невѣроятной тупости и неразвитости швейцарцевъ. Конечно нѣмцы хуже, но и эти стоятъ чего нибудь! На иностранца смотрятъ здѣсь какъ на доходную статью; всѣ ихъ помышленiя о томъ какъ-бы обманывать и ограбить. Но пуще всего ихъ нечистоплотность! Киргизъ въ своей юртѣ живетъ чистоплотнѣе (и здѣсь въ Женевѣ). Я ужасаюсь; я бы захохоталъ въ глаза еслибъ мнѣ сказали это прежде про европейцевъ. Но чертъ съ ними! Я ненавижу ихъ дальше послѣдняго предѣла!

// л. 60

Но въ Женевѣ по крайней мѣрѣ я имѣлъ газеты русскiя, а здѣсь ничего. Для меня это очень тяжело. ‑ Отъ Паши я получилъ наконецъ большое письмо. Пишетъ тоже о 4^хъ посланныхъ мнѣ письмахъ: невѣроятно мнѣ это, куда-жъ они могли дѣться? А съ другой стороны трудно и не вѣрить ему совсѣмъ. Письмо онъ написалъ складно. Я порадовался, что онъ можетъ излагать дѣло ладно и безъ ошибокъ. Но положенiе его дѣйствительно должно быть ужасное. Это мнѣ такъ тяжело, что во снѣ даже снится[7]. (Чѣмъ отблагодарю я Васъ за всѣ Ваши старанiя и заботы о немъ. Разумѣется Вамъ нельзя давать ему денегъ: что вы это! Вы такъ добры, что пожалуй и сдѣлаете. Я Вамъ самъ долженъ и кромѣ того Вамъ самимъ постоянная[8] нужда въ деньгахъ; Вы съ семействомъ и съ доходами чуть-чуть достающими). Вотъ однакоже дѣло, которое я Вамъ долженъ сообщить и по которому прошу Вашего совѣта:

Паша мнѣ писалъ, что нельзя-ли ему, по крайней мѣрѣ, сдѣлать на мое имя заемъ и назначалъ человѣка, который могъ-бы дать подъ мою расписку деньги. Этотъ человѣкъ ‑ одинъ Гавриловъ, бывшiй факторъ типографiи, въ которой печатался нашъ журналъ. Человѣкъ такъ себѣ, пожилой, не безъ нѣкоторыхъ достоинствъ, хитроватый и имѣющiй деньжонки. Онъ у меня разъ купилъ второе изданiе романа («Униж<енные> и оскорб<ленные>») за 1000^∞. Другой разъ онъ ко мнѣ какъ-то пришелъ; я спросилъ его: Гавриловъ, у Васъ есть деньги? ‑ Есть не много. — Дайте мнѣ 1000руб.? — Извольте — и принесъ въ тотъ-же день, подъ вексель, разумѣется на отличные проценты, не помню какiе. Эту 1000 я третьяго года ему отдалъ всю. Дѣйствительно этотъ человѣкъ могъ-бы дать. По просьбѣ Паши[9] я написалъ ему письмо, а Пашѣ послалъ и расписку въ 200^∞ (за 160^∞, которые Паша хотѣлъ бы взять у него на мое имя, для себя и для Эм<илiи> Ѳедоровны, находящейся въ нищетѣ и заболѣвшей). Срокъ 1^е Января. Не знаю: получилъ-ли съ него Паша? Голубчикъ, ради Бога, если увидите Пашу спросите его, ‑ получилъ-ли онъ и если еще онъ не отвѣчалъ мнѣ, то понудьте его отвѣчать немедленно, но такъ, чтобъ письма его не пропадали. (Очень можетъ быть, что онъ какъ нибудь посылаетъ такъ небрежно, что они пропадаютъ, а пожалуй и другiя причины ‑ не знаю). Васъ-же прошу написать

// л. 60 об.

мнѣ ‑ (а вы вѣрно не будете такъ же долго не отвѣчать мнѣ, какъ я Вамъ, потому что простите меня[10] за это и поймете дѣйствительную тягость моего положенiя и работы) – получилъ-ли Паша съ Гаврилова потому что я ужасно безпокоюсь о томъ: что съ нимъ будетъ если онъ не получитъ? Я вѣдь чувствую, что онъ въ послѣдней крайности. Разумѣется я не прошу Васъ нарочно ѣхать съ дачи отыскивать Пашу. Онъ вѣроятно и къ Вамъ самъ явится. Но между тѣмъ вотъ объ чемъ я хотѣлъ спросить Вашего совѣта:

Очень можетъ быть что Гавриловъ, если у него есть деньги на лицо былъ-бы опять расположенъ мнѣ дать рублей тысячу на[11] годъ (т. е. 800 если Пашѣ далъ 200); разумѣется подъ вексель. Вексель можно и отсюда написать. Да сверхъ того черезъ 1 ½ года (по контракту) мнѣ придется получить съ Стелловского за Преступленiе и Наказанiе ‑ (которое онъ навѣрно напечатаетъ въ своемъ изданiи моихъ сочиненiй, имѣя право по контракту но только не раньше 1^го Января 1870 года и такъ какъ уже онъ опубликовалъ объ этомъ въ газетахъ ‑ не менѣе 650^∞ или 700 въ видѣ доплаты (такъ у насъ по контракту и это навѣрно). Не заложить ли мнѣ этотъ контрактъ т. е. право полученiя[12] по немъ съ Стелловского денегъ, — Гаврилову[13] чтобъ заохотить его дать эту тысячу? Не предложить-ли это Гаврилову? А мнѣ 800^∞ были бы очень теперь спасительны, даже за огромные проценты. Кромѣ нѣкоторыхъ долговъ, которые необходимо уплатить, — надо внести проценты за заложенную мою мебель и вещи въ Петербургѣ иначе пропадутъ, ‑ а это дороже тысячи руб. Наконецъ изъ этихъ 800 капелька денегъ осталась-бы и мнѣ сюда, а ужъ Богъ видитъ какъ намъ здѣсь надо. — Я писалъ Пашѣ, чтобъ онъ сходилъ къ Гаврилову и не говоря ему всего, — сондировалъ-бы его[14] на счетъ того могъ-бы онъ дать, или нѣтъ? Но Паша человѣкъ юный и неопытный. (Притомъ[15] я хоть и написалъ Пашѣ объ этой[16] моей мысли занять для себя 800 руб., но признаюсь Вамъ, я смотрю на эту мысль даже и теперь только какъ на фантазiю и много не жду отъ нея, потому что самъ еще не рѣшился да и не знаю что можетъ сказать Гавриловъ). Однимъ словомъ я-бы желалъ знать какъ у него обошлось съ Пашей, чтобъ судить о его расположенiи и[17] 2^е) желалъ-бы Вашего совѣта: дѣлать или не дѣлать? ‑ Прибавлю что Гавриловъ –

// л. 59

человѣкъ горячiй (и трусливый вмѣстѣ) и предпрiимчивый. По его собственному признанiю онъ отъ Унижен<ныхъ> и Оскорбленныхъ былъ съ барышкомъ. Этотъ человѣкъ если онъ только издаетъ иногда, и не прекратилъ теперь этихъ попытокъ издательскихъ, какъ прежде, могъ-бы ужъ потому одному не отказать мнѣ въ деньгахъ, что надѣялся-бы выгодно купить у[18] меня право изданiя (ну хоть Идiота, если окончанiе будетъ хорошо) хотя я разумѣется и не заикнусь дѣлать предложенiя. На всякiй случай его адрессъ теперешнiй: у Вознесенского моста, въ домѣ Китнера, при типографiи Головачева, Гавриловъ, факторъ въ типографiи. ‑ Я голубчикъ не смѣю утруждать Васъ и не прошу ходить къ Гаврилову, потому что и не надо, но на всякiй случай только сообщаю этотъ адрессъ.[19]

Я до того заработался, что отупѣлъ и голова какъ забитая. Отъ Васъ писемъ жду всегда какъ Царства Небесного. Голосъ изъ Россiи, отъ друга – что-же драгоцѣннѣе? Нечего мнѣ Вамъ написать, никакихъ новостей, тупѣю и дурѣю я здѣсь. И однакоже,[20] пока не кончу романа — ничего предпринять нельзя. А тогда, во чтобы-то ни стало прiѣду въ Россiю. А чтобъ кончить романъ нужно сидѣть пять мѣсяцевъ по 8 часовъ въ день minimum не вставая. Долгъ Каткову я на половину ужъ отработалъ. Отработаю и остальное. Пишите мнѣ другъ мой, Христа-ради пишите. Жена кланяется Вамъ и Аннѣ Ивановнѣ. Она Васъ обоихъ очень любитъ. Засвидѣтельствуйте Аннѣ Ивановнѣ мое уваженiе. Анна Николавна тоже просила Вамъ поклониться. До свиданiя. Обнимаю Васъ.

Вашъ преданный и искреннiй

Ѳ. Достоевскiй

Въ 4^хъ главахъ, которыя прочтете въ Iюньскомъ номерѣ (а можетъ только въ 3^хъ, потому что четвертая запоздала) попробовалъ эпизодъ современныхъ позитивистовъ изъ самой крайней молодежи. Знаю что написалъ вѣрно, (ибо писалъ съ опыта; никто болѣе меня этихъ опытовъ не имѣлъ и не наблюдалъ) и знаю что всѣ обругаютъ, скажутъ нелѣпо, наивно и глупо и невѣрно.

Адрессъ мой:

Suisse, Vevey (Lac de Genève). А m^r Dostoiewsky, poste restante.

// л. 59 об.

[1] Вместо: работу – было: работы

[2] Вместо: Описывать – было: Описать

[6] Вместо: нѣкоторыя – было: нѣкоторыхъ

[7] Вместо: снится – было: <нрзб.>

[8] Вместо: постоянная – было: постоянно должны быть

[12] Вместо: то есть право полученiя ‑ было: съ правомъ полученiя

[15] Вместо: Притомъ – было: Я

[18] Вместо: купить у – было: получить отъ

[19] Далее было: напр<имѣръ> хоть въ крайнемъ случаѣ

[20] Далее было начато: по к