<РО ИРЛИ, ф.168, №16640. Письмо Ф. М. Достоевского к А. Н. Майкову>

Женева 12 Янв<аря>/31 Декабря/<18>67.

Дорогой и добрый другъ, Аполонъ Николаевичь, настало наконецъ время, что могу написать вамъ нѣсколько страничекъ! Что вы обо мнѣ подумали: что я забылъ Васъ? Я знаю, что вы этого не подумаете. Но меня не вините; вы скорѣй всѣхъ все поймете. Вѣрите-ли: ни одного часу не было времени; я говорю буквально. Я всѣхъ забылъ. Что дѣлаетъ мой бѣдный Паша, которому я уже два мѣсяца денегъ не посылалъ? (Ни копѣйки нѣтъ, буквально, чтобъ отослать!) Пишу къ вамъ и опишу все, а отъ васъ буду ждать съ болѣзненнымъ нетерпѣнiемъ отвѣта. Неизвѣстность меня убиваетъ.

А со мной было вотъ что: работалъ и мучился. Вы знаете, что такое значитъ сочинять? Нѣтъ, слава Богу, вы этого не знаете! Вы на заказъ и на аршины кажется не писывали и не испытали адского мученiя. ‑ Забравъ столько денегъ въ Русскомъ Вѣстникѣ (ужасъ! 4500^∞) я вѣдь сначала года вполнѣ надѣялся, что поэзiя не оставитъ меня, что поэтическая мысль мелькнетъ и развернется художественно къ концу-то года и что я успѣю удовлетворить всѣхъ. Это тѣмъ болѣе казалось мнѣ вѣроятнѣе, что и всегда въ головѣ и въ душѣ у меня мелькаетъ и даетъ себя чувствовать много зачатiй художественныхъ мыслей. Но вѣдь только мелькаетъ, а нужно полное воплощенiе, которое всегда происходитъ нечаянно и вдругъ, но расчитывать нельзя когда именно оно произойдетъ; и за тѣмъ уже, получивъ въ сердце полный образъ, можно приступить къ художественному выполненiю. Тутъ уже можно

// л. 24

даже и расчитывать безъ ошибки. Ну-съ: все лѣто и всю осень я компоновалъ разныя мысли (бывали иныя презатейливыя) но нѣкоторая опытность давала мнѣ всегда предчувствовать или фальшь или трудность или мало-выжитость иной идеи. Наконецъ я остановился на одной и началъ работать, написалъ много, но 4^го декабря иностраннаго стиля бросилъ все къ чорту. Увѣряю васъ, что романъ могъ-бы быть посредственъ; но опротивѣлъ онъ мнѣ до невѣроятности именно тѣмъ, что посредственъ, а не положительно хорошъ. Мнѣ этого не[1] надо было. Ну что-же мнѣ было дѣлать? вѣдь 4^е декабря! А между тѣмъ обстоятельства житейскiя представлялись въ слѣдующемъ видѣ:

Писалъ-ли я вамъ, не помню (я ничего вѣдь не помню) ‑ что я, наконецъ, когда уже пресѣклись всѣ мои средства, написалъ Каткову просьбу высылать мнѣ по 100^∞ ежемѣсячно? Кажется писалъ. Согласiе воспослѣдовало и мнѣ стали присылать акуратно. Но въ письмѣ моемъ[2] къ Каткову, (въ благодарственномъ) я подтвердилъ положительно, честнѣйшимъ словомъ, что романъ ему будетъ, и что я въ декабрѣ вышлю въ Редакцiю количество романа значительное. (Еще-бы, когда писалось и столько было написано!) Потомъ я написалъ ему, что расходы мои чрезвычайны и что нельзя ли выслать[3] изъ опредѣленной мнѣ суммы

// л. 24 об.

(пятисотъ руб.) одинъ разъ (на декабрь) не 100 а 200^∞. Въ декабрѣ воспослѣдовало согласiе и присылка, и именно къ тому времени когда я романъ ‑ уничтожилъ. Что мнѣ было дѣлать? Всѣ надежды мои рухнули: (я постигъ ‑ вѣдь наконецъ что работа и романъ есть вся и главная моя надежда, что напиши я романъ удовлетворительный, то[4] оплачу долгъ въ Редакцiю, вамъ, пришлю значительно Пашѣ и Эм<илiи> Ѳедоровнѣ и самъ просуществую; а напиши я романъ хорошiй, ‑ то и второе изданiе продамъ и можетъ быть что нибудь получу и половину или 2/3 вексельного долга заплачу и въ Петербургъ ворочусь). Но все рухнуло. ‑ Получив 200^∞ отъ Каткова, я написалъ ему[5] подтвержденiе, что романъ будетъ непремѣнно для январского номера,[6] просилъ извиненiя что придетъ первая часть въ Редакцiю поздно, но къ[7] 1^му Января (нашего стиля) непремѣнно, и очень просилъ не выпускать первого № Русскаго Вѣстника безъ моего романа (№ никогда вѣдь не выходилъ ранѣе половины мѣсяца).

За тѣмъ, (такъ-какъ вся моя будущность тутъ сидѣла) я сталъ мучиться выдумываниемъ нового романа. Старый не хотѣлъ продолжать ни за что. Не могъ. Я думалъ отъ 4^го до 18^го декабря нового стиля включительно. Среднимъ числомъ я думаю выходило плановъ по шести (не менѣе) ежедневно. Голова моя обратилась въ мельницу. Какъ я не помѣшался ‑ не понимаю. Наконецъ 18^го декабря я сѣлъ писать новый романъ, 5^го Января (новаго стиля) я отослалъ въ редакцiю 5 главъ[8] первой части (листовъ около 5) съ удостовѣренiемъ что 10 Янв<аря> (нового стиля) вышлю остальные двѣ главы первой части. Вчера, 11^го числа я выслалъ эти 2 главы и такимъ образомъ отослалъ всю первую часть, ‑ листовъ 6 или 6 ½ печатныхъ.

// л. 25

Первую посылку они должны были получить 30 декабр<я> (нашего стиля) а вторую получатъ 4^го Января; ‑ слѣдственно, если захотятъ, то первую часть еще могутъ напечатать въ январѣ. Вторую часть, (изъ которой конечно не написано ни строчки) ‑ я далъ честное слово прислать въ Редакцiю къ 1^му Февраля (нашего стиля) неуклонно и акуратно.

Поймите-же другъ мой, могъ-ли я думать о письмахъ къ кому-нибудь и объ чемъ-бы я сталъ писать, спрашивается? А потому поймите какъ гуманный человѣкъ и извините какъ другъ мое вынужденное молчанiе. Да и время это было очень тяжелое.[9]

Теперь объ романѣ, чтобъ кончить эту матерiю: Въ сущности я совершенно не знаю самъ, что я такое послалъ. Но сколько могу имѣть мнѣнiя ‑ вещь не очень-то казистая и отнюдь не эфектная. Давно уже мучила меня одна мысль, но я боялся изъ нея сдѣлать[10] романъ, потому что мысль слишкомъ трудная и я къ ней не приготовленъ, хотя мысль вполнѣ соблазнительная и я люблю ее. Идея эта ‑ изобразить вполнѣ прекраснаго человѣка. Труднѣе этого, по моему, быть ничего не можетъ, въ наше время особенно. Вы конечно вполнѣ съ этимъ согласитесь. Идея эта и прежде мелькала въ нѣкоторомъ художественномъ образѣ, но вѣдь только въ нѣкоторомъ, а надобенъ полный. Только отчаянное положенiе мое принудило меня взять эту невыношенную мысль. Рискнулъ какъ на рулеткѣ: «Можетъ-быть, подъ перомъ разовьется!» Это непростительно.

Въ общемъ планъ создался. Мелькаютъ въ дальнѣйшемъ детали, которыя очень соблазняютъ меня и во мнѣ жаръ поддерживаютъ. Но цѣлое? но герой? Потому-что цѣлое у меня выходитъ въ видѣ героя. Такъ поставилось. Я обязанъ поставить образъ. Разовьется-ли онъ подъ перомъ? И вообразите

// л. 25 об.

какiе, само собой, вышли ужасы: оказалось что кромѣ героя есть и героиня, а стало-быть, два героя!! И кромѣ этихъ героевъ есть еще два характера, ‑ совершенно главныхъ, то есть почти героевъ. (Побочныхъ характеровъ, въ которыхъ я обязанъ большимъ отчетомъ ‑ безчисленное множество, да и романъ въ 8[11] частяхъ). Изъ четырехъ героевъ ‑ два обозначены въ душѣ у меня крѣпко, одинъ еще совершенно не обозначился, а четвертый, т. е. главный, т. е. первый герой ‑ чрезвычайно слабъ. Можетъ-быть въ сердцѣ у меня и не слабо сидитъ, но ‑ ужасно труденъ. Во всякомъ случаѣ времени надо-бы вдвое болѣе (mininum) чтобъ написать.

Первая часть, по моему, слаба. Но мнѣ кажется еще есть одно спасенiе: тò, что еще ничего не скомпрометировано и можетъ быть развито въ дальнѣйшихъ частяхъ удовлетворительно (о, еслибы!). Первая часть есть въ сущности, одно только введенiе. Одно надо: чтобъ она возбудила хоть нѣкоторое любопытство къ дальнѣйшему. Но объ этомъ я положительно не могу судить. У меня единственный читатель ‑ Анна Григорьевна; ей даже очень нравится; но вѣдь она въ моемъ дѣлѣ не судья.

Во второй части должно быть все окончательно поставлено, (но далеко еще не будетъ разъяснено). Тамъ будетъ одна сцена (изъ капитальныхъ) но вѣдь еще какъ выйдетъ?[12] ‑ хотя записалось на-черно и[13] хорошо.

Вообще все въ будущемъ, но отъ васъ жду строгого отзыва. 2^я часть рѣшитъ все: она самая трудная; но вы мнѣ напишите и о первой (хотя я искренно знаю что она не хороша), но все таки напишите.[14] Кромѣ того, умоляю васъ, увѣдомьте меня, только что выйдетъ Русскiй Вѣстникъ, ‑ напечатанъ-ли мой романъ? Все еще боюсь ужасно что опоздалъ. А явиться въ Январѣ для меня капитально необходимо. Увѣдомьте-же ради Бога тотчасъ, чтобъ мнѣ знать, хоть двумя строчками.[15]

// л. 26

Каткову, при отсылкѣ 1^й части, я написалъ о романѣ почти точно тоже, что и вамъ. Романъ называется: Идiотъ. ‑ А впрочемъ, никто себѣ не судья, особенно сгоряча. Можетъ быть и первая часть недурна. Если я не развилъ главного характера, то вѣдь такъ по законамъ всей планировки выходитъ. Вотъ почему и жду вашего сужденiя съ такимъ алчнымъ нетерпѣнiемъ. Но довольно объ романѣ. Вся эта работа съ 18^го декабря до того меня разгорячила, что я ни думать, ни говорить не могу ни о чемъ другомъ. Теперь скажу нѣсколько словъ о нашемъ здѣсь житьѣ, съ тѣхъ поръ какъ я вамъ не писалъ.

Мое житье конечно ‑ работа. Но хорошо то, что теперь я, благодаря постоянной присылкѣ ежемѣсячно ста рублей ‑ совершенно не нуждаюсь. Живемъ съ Анной Григорьевной умѣренно, но совершенно достаточно. Но предстоятъ и траты и необходимо имѣть всегда хоть маленькую сумму въ запасѣ. Черезъ полтора мѣсяца Анна Григорьевна, (которая великолѣпно переноситъ свое болѣзненное состоянiе) сдѣлаетъ меня отцомъ. Понимаете сами какiе тутъ предстоятъ расходы. Но попрошу на это время по 200^∞ въ мѣсяцъ и Редакцiя пришлетъ. Я-же ужъ отослалъ туда на 1000^∞ почти. А къ 5^му февраля отошлю еще на 1000 (и можетъ быть хорошаго, покапитальнѣе, поэфектнѣе) ‑ стало быть и могу спросить сумму позначительнѣе. Кстати, голубчикъ, еслибъ не уничтоженный романъ, то конечно къ Новому году я-бы вамъ заплатилъ то, чѣмъ вы меня одолжили. Но теперь прошу васъ подождать на мнѣ еще мѣсяца два, ибо раньше 2^й части, ничего не могу спросить въ Редакцiи позначительнѣе. Но къ тому сроку уплачу непремѣнно. Но главное, но самое ужасное мое сокрушение ‑ это мысль что дѣлается съ Пашей? Сердце мое обливается кровью и мысль о немъ, при всѣхъ литературныхъ мученiяхъ моихъ въ декабрѣ, приводила меня просто въ отчаянiе! Что онъ дѣлаетъ? Я въ ноябрѣ и въ декабрѣ не посылалъ ему денегъ, но онъ еще до ноября не писалъ мне ничего. При

// л. 26 об.

послѣдней выдачѣ денегъ (60^∞ отъ Каткова) черезъ васъ я писалъ ему длинное письмо и еще поручалъ ему сдѣлать маленькую справку, чрезвычайно для меня важную, а для него легкую. Я умолялъ его отвѣчать мнѣ. Ни одной строчки отвѣта. Ради Бога напишите мнѣ о немъ хоть что-нибудь. Ненавидитъ онъ меня, что-ли? За что-же, за что же? За то-ли, что я послалъ ему изъ самого последняго и жду съ жгучимъ нетерпѣнiемъ когда еще пошлю? Не можетъ быть, чтобъ ненавидѣлъ. Я приписываю все не его сердцу, а его легкомыслiю и неумѣнiю рѣшиться даже письмо написать, такъ-какъ не рѣшился до двадцати лѣтъ хоть таблицу умноженiя выучить.

Онъ жилъ у Эмилiи Ѳедоровны и задолжалъ-таки не смотря на то, что я до ноября высылалъ ему достаточно. Черезъ васъ я оплатилъ тогда Эмилiи Ѳедоровнѣ. Но что было въ ноябрѣ и декабрѣ? Они сами терпятъ. Ѳедя работаетъ но не можетъ всѣхъ содержать, а раньше какъ черезъ мѣсяцъ я не могу выслать денегъ (черезъ васъ, конечно, умоляю васъ голубчикъ, къ вамъ будутъ приходить деньги отъ Каткова. Не брезгайте моей просьбой и не тяготитесь ими! Они ‑ бѣдные. А я вамъ на всю жизнь вашъ слуга, я вамъ докажу, какъ ценю[16] то, что вы для меня сдѣлали). Завтра пошлю письмо Ѳедѣ. Живутъ-ли они у Алонкина? Я просилъ именно о томъ Пашу, чтобъ онъ мнѣ написалъ имя и отчество Алонкина (я забылъ) чтобъ написать Алонкину. Мнѣ Алонкинъ повѣритъ, но ихъ сгонитъ если отъ меня ни слуху ни духу, потому что я за ихъ квартиру ему поручился. Ни отъ Паши, ни отъ Эмилии Ѳедоровны не было отвѣта объ имени и отчествѣ. А какъ я напишу письмо безъ имени и отчества Алонкину? Онъ купецъ, онъ обидится.

Впрочемъ можетъ быть и раньше пошлю имъ денегъ, хотя страшная теперь нужда въ ожиданiи родинъ. Хоть живемъ и не нуждаясь въ насущномъ, но однакожъ вещи постоянно въ закладѣ. При каждомъ

// л. 27

полученiи денегъ выкупаемъ, а къ концу мѣсяца опять закладываемъ. Анна Григорьевна моя истинная помощница и утѣшительница. Любовь ея ко мнѣ безпредѣльна, хотя конечно есть много различного въ нашихъ характерахъ. (Она вамъ и Аннѣ Ивановнѣ чрезвычайно кланяется. Она ужасно любитъ васъ за то, что вы цѣните какъ слѣдуетъ ея мать, которую она обожаетъ. Высоко она васъ обоихъ ставитъ во всѣхъ отношенiяхъ, и васъ и Анну Ивановну, и глубоко, съ сердечнымъ жаромъ, самымъ искреннимъ, уважаетъ васъ).

Всего болѣе натерпѣлись мы изъ матерiальныхъ неудобствъ въ Женевѣ отъ холода. О, еслибъ вы знали, какъ глупо, тупо, ничтожно и дико это племя! Мало проѣхать путешествуя. Нѣтъ, поживите-ка! Но не могу вамъ теперь описать даже и вкратцѣ моихъ впечатлѣнiй; слишкомъ много накопилось. Буржуазная жизнь въ этой подлой республикѣ развита до nec-plus-ultra. Въ управленiи и во всей Швейцарiи ‑ партiи и грызня безпрерывная, пауперизмъ, страшная посредственность во всемъ; работникъ здѣшнiй не стоитъ мизинца нашего: смѣшно смотрѣть и слушать. Нравы дикiе; о еслибъ вы[17] знали что они считаютъ хорошимъ и что дурнымъ. Низость развитiя: какое пьянство, какое воровство, какое мелкое мошенничество, вошедшее въ законъ въ торговлѣ. Есть впрочемъ нѣсколько и хорошихъ чертъ, ставящихъ ихъ все-таки безмѣрно-выше нѣмца. (Въ Германiи меня всего болѣе поражала глупость народа: они безмѣрно глупы, они неизмѣримо глупы). У насъ, даже Ник<олай> Ник<олаевичъ> Страховъ, человѣкъ ума высокого, ‑ и тотъ не хочетъ понять правды: «Нѣмцы, говоритъ, порохъ выдумали». Да ихъ жизнь такъ устроилась! А мы въ это время великую нацiю составляли, Азiю навѣки остановили, перенесли безконечность страданiй, съумѣли перенести, не потеряли

// л. 27 об.

русской мысли, которая мiръ обновитъ, а укрѣпили ее, наконецъ нѣмцевъ перенесли, и все таки нашъ народъ безмѣрно выше, благороднѣе, честнѣе, наивнѣе, способнѣе и полонъ другой, высочайшей христiанской мысли, которую и не понимаетъ Европа[18] съ ея дохлымъ католицизмомъ и глупо противурѣчащимъ себѣ самому лютеранствомъ. Но нечего объ этомъ! А тò, что такъ тяжело по Россiи, такая тоска по родинѣ, что рѣшительно чувствую себя несчастнымъ! Читаю газеты, каждый № до послѣдней литеры, Моск<овскiя> Вѣд<омости> и Голосъ. Спасибо Голосу за его новое направленiе. Поговорилъ бы съ вами много, много другъ мой; и сколько накопилось-то! Но можетъ быть въ этомъ году обниму васъ. А писемъ отъ васъ жду непремѣнно. Ради Бога, пишите голубчикъ. Въ моемъ мрачномъ и скучномъ уединенiи ‑ вѣдь это единственное утѣшенiе мое. Анна Григорьевна находитъ себя счастливою тѣмъ, что со мной. Но мнѣ надо и васъ, надо и родины.

Въ Швейцарiи еще довольно лѣсу, на горахъ его осталось еще несравненно болѣе, чѣмъ въ другихъ странахъ Европы, хотя страшно уменьшается съ каждымъ годомъ. И представьте себѣ: 5 мѣсяцевъ въ году здѣсь ужасные холода и бизы (вихри, прорывающiеся сквозь цѣпь горъ)[19]. А 3 мѣсяца почти таже зима какъ у насъ.[20] Дрогнутъ всѣ отъ холода, фланель и вату не снимаютъ, (бань у нихъ никакихъ – вообразите-же нечистоту къ которой они привыкли) одеждой зимней не запасаются, бѣгаютъ почти въ тѣхъ-же платьяхъ какъ и лѣтомъ (а[21] одной фланели слишкомъ мало для такой зимы) и при всемъ этомъ нѣтъ ума хоть капельку исправить жилища! Ну что сдѣлаетъ каминъ съ углемъ или съ дровами, хоть топи весь день? А весь день топить стоитъ 2 франка въ день. И сколько лѣсу истребляется даромъ, а тепла нѣтъ. И чтожъ? Вѣдь только-бы одни двойныя рамы ‑ и даже съ каминами можно бы жить! Я ужъ не говорю ‑ печь поставить. Тогда весь этотъ лѣсъ можно-бы спасти. Черезъ 25 лѣтъ его совсѣмъ

// л. 28

не останется. Живутъ какъ настоящiе дикiе. Зато и переносливы-же. У меня въ комнатѣ, при ужасной топкѣ, бывало только +5° Реомюра (пять градусовъ тепла!). Сидѣлъ въ пальто и въ этомъ холодѣ ждалъ денегъ, закладывалъ вещи и придумывалъ планъ романа ‑ хорошо? Говорятъ во Флоренцiи въ эту зиму было до 10 ^{градусовъ}. Въ Монпелье (Montpellier) было 15°Реомюра холоду. У насъ въ Женевѣ холодъ дальше 8 градусовъ не восходилъ, но вѣдь все равно если въ комнатѣ вода мерзнетъ. Теперь я перемѣнилъ недавно квартиру и имѣю 2 комнаты хорошихъ, одна постоянно холодная, а другая теплая, и у меня теперь постоянно въ этой теплой +10 или +11 тепла, слѣдственно еще можно жить.

Написалъ столько, а ничего почти не успѣлъ высказать! Тѣмъ-то я и не люблю писемъ. Главное, жду письма отъ васъ. Ради Бога напишите поскорѣе. Письмо ко мнѣ, въ теперешней моей тоскѣ, восходитъ почти до значенiя доброго дѣла. Да, забылъ васъ попросить: не сообщайте никому того, что я написалъ вамъ объ романѣ до времени. Не хочу, чтобъ какъ-нибудь дошло до Русского Вѣстника, потому что я туда солгалъ, написавъ что у меня вчернѣ много ужъ написано и теперь только переписываю и передѣлываю. Я и безъ того успѣю и ‑ кто знаетъ можетъ быть въ цѣломъ-то выйдетъ и совсѣмъ недурной романъ. Но опять объ романѣ; говорю вамъ ‑ помѣшался на немъ.

Здоровье мое очень удовлетворительно. Припадки бываютъ очень рѣдко и это уже 2 ½ или даже 3 мѣсяца сряду. ‑∙‑ Мой поклонъ искреннiй вашимъ родителямъ. ‑ Передайте поклонъ и Страхову, если встрѣтите. А ему поручите передать мой поклонъ Аверкiеву и Долгомостьеву. Особенно Долгомостьеву. Не[22] видали-ли вы его гдѣ нибудь?

Обнимаю васъ и цѣлую.

Вашъ вѣрный и любящiй

Ѳедоръ Достоевскiй.

Особенный мой поклонъ Аннѣ Ивановнѣ.

Отъ Яновского я получилъ письмо. Человѣкъ очень добрый, но иногда удивительный. Я люблю его очень.[23]

Съ Новымъ годомъ, съ новымъ счастьемъ! Будьте, будьте счастливы, ‑ хоть вы будьте счастливы!

Когда будетъ напечатано Слово о Полку Игоревѣ, и гдѣ? Пришлите мнѣ ради Бога сейчасъ какъ напечатаете, гдѣ-бы я на былъ, тогда.[24]

// л. 28 об.

[2] Вместо: въ письмѣ моемъ – было: писалъ ли я вамъ

[3] Вместо: выслать – было: присылать

[4] Далее было начато: отдо

[9] Далее было: О романѣ и о надеждахъ моихъ

[12] Вместо вопросительного знака была запятая.

[15] В правом нижнем углу зачеркнуто два слова.

[18] Вместо: Европа – было: Европу

[20] Далее было начато: Дрогну

[23] Запись: Особенный мой поклонъ ∞ Я люблю его очень. – сделана слева на полях л. 28 об.

[24] Запись: Съ Новымъ годомъ, ∞ гдѣ-бы я на былъ, тогда. – сделана слева на полях л. 24.