<ОР РГБ, 93.I.6.33. Письмо Достоевского Ф. М. к Майкову А. Н.>

 

<Внутренняя обложка с надписью А. Г. Достоевской:>

№ 74

Къ Аполлону Николаевичу Майкову,

изъ Семипалатинска, 18 Генваря

1856 года.

 

 

<В левом верхнем углу листа карандашом рукой А. Г. Достоевской сделана запись: Напеч. въ Біогр. (83). – Ред.>

 

Cемиполатинскъ 18 Генваря /56

Давно хотѣлось мнѣ отвѣтить на ваше дорогое письмо, дорогой мой Ап. Ник-чь. Какъ-то повѣяло на меня старымъ, прежнимъ, когда я читалъ его. Благодарю васъ безсчетно за то что меня не забыли. Не знаю почему мнѣ казалось всегда, что вы меня не забудете, развѣ ужъ по одному тому, что я васъ забыть не могъ. Вы пишете что много прошло времени, много измѣнилось, много пережилось. Да! должно быть. Но одно то хорошо, что мы какъ люди не измѣнились. Я за себя отвѣчаю. Много любопытнаго могъ бы я вамъ написать о себѣ. Не пеняйте только что теперь пишу письмо наскоро, урывками и, можетъ быть, неясное. Но я испытываю въ эту минуту то, что вѣроятно испытали и вы, когда ко мнѣ писали: невозможность высказать себя послѣ столькихъ лѣтъ не только въ одномъ но даже и въ 50 листахъ. Тутъ нужно говорить глазъ на глазъ, чтобъ душа читалась[1] на лицѣ, чтобы сердце сказывалось въ звукахъ слова. Одно слово, сказанное съ убѣжденіемъ, съ полною искренностію и безъ колебаній, глазъ на глазъ, лицомъ къ лицу, гораздо болѣе значитъ нежели десятки листовъ исписанной бумаги.

Благодарю васъ особенно за свѣденія о себѣ. Я[2] впередъ зналъ, что такъ у васъ кончится и что вы женитесь[3]. Вы пишете мнѣ помню-ли я Анну Ивановну? Но какже забыть. Радъ ея и вашему счастью; оно мнѣ и прежде было нечуждо; помните въ 47 году,[4] когда все это начиналось[5]. Напомните ей обо мнѣ и увѣрьте ее въ безпредѣльномъ моемъ уваженіи и преданности. Родителямъ вашимъ скажите, что я знакомство и ласку ихъ вспоминалъ и вспоминаю съ наслажденіемъ. Получила-ли Евгенія Петровна, книгу –[6] разборы и критики въ Отеч. Запис. писанныя незабвеннымъ Валеріаномъ Николаевичемъ? Когда меня арестовали у меня взяли эту книгу, потомъ возвратили, но[7] подъ арестомъ я никакъ не могъ доставить Евгеніи Петровнѣ[8], а я зналъ что она ей была дорога. Меня все это очень печалило. За 2 часа до отправленія въ Сибирь я просилъ Коменданта Набокова отдать книгу по принадлежности. Отдали-ли? –

Поклонитесь отъ меня вашимъ родителямъ. Я отъ души желаю имъ Счастья

// л. 1

 

и долгой, долгой жизни. – Можетъ быть вы черезъ брата знаете нѣкоторыя подробности обо мнѣ. Въ часы, когда мнѣ нечего дѣлать я кое-что записываю изъ воспоминаній моего пребыванія въ каторгѣ, что было полюбопытнѣе. Впрочемъ тутъ мало чисто-личнаго[9]. Если кончу и когда нибудь будетъ очень удобный случай, то пришлю вамъ экземпляръ, написанный моей рукой на память обо мнѣ. (Кстати, я и забылъ, и принужденъ теперь сдѣлать отступленіе: Письмо это доставитъ вамъ Александръ Егоровичь, баронъ Врангель, человѣкъ очень молодой, съ прекрасными качествами души и сердца, пріѣхавшій въ Сибирь прямо изъ Лицея съ великодушной мечтой узнать край, быть полезнымъ и т. д. Онъ служилъ въ Семиполатинскѣ; мы съ нимъ сошлись и я полюбилъ его очень. Такъ-какъ я васъ буду особенно просить обратить на него вниманіе и познакомиться съ нимъ, если возможно, получше, то и дамъ вамъ два слова о его характерѣ: Чрезвычайно много доброты, никакихъ особенныхъ убѣжденій, благородст<во> сердца, есть умъ, ‒ но сердце слабое, нѣжное, хотя наружность[10] съ 1го взгляда имѣетъ нѣкоторый видъ недоступности. Мнѣ очень хотѣлось бы, чтобъ вы съ нимъ познакомились вообще для его пользы. Кругъ полуаристократическій, или на ¾ аристократическій, баронскій, въ которомъ онъ выросъ, мнѣ не совсѣмъ нравится, да и ему тоже, ибо онъ съ превосходными качествами, но многое замѣтно изъ[11] стараго вліянія. Имѣйте вы на него свое вліяніе, если успѣете. Онъ того стоитъ. – Добра онъ мнѣ сдѣлалъ множество.[12] Но я его люблю и не за одно добро, мнѣ сдѣланное. Въ заключеніе: онъ немного мнителенъ, очень впечатлителенъ, иногда скрытенъ[13] и нѣсколько неровенъ въ расположеніи духа. Говорите съ нимъ, если сойдетесь прямо, просто, какъ можно[14] искреннѣе[15] и не начинайте издалека. Извините что я васъ такъ прошу о баронѣ. Но повторяю вамъ я[16] его очень люблю.[17] Мои замѣчанія о немъ, да и вообще все письмо это держите въ секретѣ; впрочемъ васъ учить нечего.)

Вы говорите, что вспоминали обо[18] мнѣ горячо и говорили зачѣмъ, зачѣмъ? Я самъ васъ вспоминалъ горячо, а на слово ваше: зачѣмъ? ‒ ничего не скажу, – будетъ лишнее. Вы говорите, что много пережили, много передумали и много выжили новаго. Это и не могло быть иначе и я увѣренъ, что[19] мы[20] и теперь поладили бы съ вами въ мысляхъ. Я тоже думалъ и переживалъ и были такія[21] обстоятельства, такія вліянія, что приходилось переживать

// л. 1 об.

 

передумывать и пережевывать слишкомъ много, даже не подъ силу. Зная[22] меня очень хорошо, вы вѣрно отдадите мнѣ справедливость, что я всегда слѣдовалъ тому, что мнѣ казалось лучше и прямѣе и не кривилъ сердцемъ и то, чему я предавался, предавался горячо.[23] Не думайте, что я этими словами дѣлаю какіе нибудь намеки на то, за что я попалъ сюда. Я говорю теперь о послѣдовавшемъ за тѣмъ, о прежнемъ-же говорить неумѣста, да и было то оно неболѣе, какъ случай. Идеи мѣняются, сердце остается одно. Читалъ письмо ваше и не понялъ главнаго. Я говорю о патріотизмѣ, объ русской идеѣ, объ чувствѣ долга, чести національной, обо всемъ, о чемъ вы съ такимъ восторгомъ говорите. Но, другъ мой! Неужели вы были когда нибудь иначе? Я всегда раздѣлялъ именно эти-же самыя чувства и убѣжденія. Россія, долгъ, честь? – да! я всегда былъ истинно русской – говорю вамъ откровенно. Чтоже новаго[24] въ томъ движеніи, обнаружившемся вокругъ васъ, о которомъ вы пишете какъ о какомъ-то новомъ направленіи? Признаюсь вамъ, я васъ не понялъ. Читалъ ваши стихи и нашелъ ихъ прекрасными; вполнѣ раздѣляю съ вами патріотическое чувство[25] нравственнаго освобожденія славянъ. Это роль Россіи, благородной, великой Россіи, святой нашей матери. Какъ хорошо окончаніе, послѣднія строки въ вашемъ Клермонтскомъ Соборѣ? Гдѣ вы взяли такой языкъ, чтобъ выразить такъ великолѣпно такую огромную мысль? да! раздѣляю съ вами идею что Европу и назначеніе ея окончитъ Россія. Для меня это давно было ясно. Вы пишете, что общество какъ-бы проснулось отъ апатіи. Но вы знаете, что въ нашемъ обществѣ вообще манифестацій не бываетъ. Но кто-жъ изъ этого заключалъ когда нибудь, что оно безъ энергіи? Освѣтите хорошо мысль и позовите общество[26] и общество васъ пойметъ. Такъ и теперь: идея была освѣщена великолѣпно, вполнѣ національно и рыцарски – (это правда, надо отдать справедливость) – и наша политическая идея, завѣщанная еще Петромъ, оправдалась всѣми.[27] Можетъ-быть васъ смущалъ и смущалъ еще недавно наплывъ Французскихъ идей[28] въ ту часть общества, которое мыслитъ, чувствуетъ и изучаетъ?[29] [30] Тутъ была и изключительность<,> правда. Но всякая[31] исключительность по натурѣ своей вызываетъ противуположность. Но согласитесь сами что вcѣ[32] здравомыслящіе, т. е. тѣ которые даютъ тонъ[33] всему; смотрѣли на Французскія идеи со стороны научной, ‒ неболѣе, и[34] сами,[35] можетъ быть даже[36] преданные исключительности, были всегда Русскими. Въ чемъ-же вы видите новость? Увѣряю васъ, что я наприм. до такой степени родня всему русскому, что даже каторжные не испугали меня, ‒ это былъ русской народъ, мои братья по несчастью, и я имѣлъ счастье отыскать не разъ даже въ душѣ разбойника великодушіе,[37] потому собственно, что могъ понять его: ибо былъ самъ русской.[38] Несчастіе мое дало мнѣ многое узнать практически, можетъ быть много вліянія имѣла на меня эта практика, но я узналъ практически и то,

// л. 2

 

что я всегда былъ русскимъ по сердцу. Можно ошибиться въ идеѣ, но нельзя ошибиться сердцемъ и ошибкой стать безсовѣстнымъ, т. е. дѣйствовать противъ своего убѣжденія. Но зачѣмъ, зачѣмъ я вамъ это все пишу! Вѣдь знаю что ничего не выскажу въ строчкахъ, зачѣмъ же это писать! Скажу вамъ еще кое-что о себѣ. Въ каторгѣ я читалъ очень мало, рѣшительно не было книгъ. Иногда попадались. Выйдя сюда, въ Семиполатинскъ, я сталъ читать больше. Но все таки нѣтъ книгъ и даже нужныхъ книгъ, а время уходитъ. Не могу вамъ выразить сколько я мукъ терпѣлъ оттого, что не[39] могъ въ каторгѣ писать.[40] А между прочимъ внутренняя работа кипѣла; кое-что выходило хорошо; я это чувствовалъ. Я создалъ тамъ, въ головѣ, большую, окончательную мою повѣсть.[41] Я боялся, чтобы 1я любовь къ моему[42] созданію не простыла,[43] когда минутъ годы и когда насталъ-бы часъ исполненія, ‒ любовь, безъ которой и писать нельзя. Но я ошибся; характеръ,[44] созданный мною[45] и который[46] есть основаніе всей повѣсти потребовалъ нѣсколькихъ лѣтъ развитія и я увѣренъ, я бы испортилъ все, еслибъ принялся съ горяча неприготовленный. Но выйдя изъ каторги, хотя все было готово, я не писалъ. Я не могъ писать. Одно обстоятельство, одинъ случай, долго медлившій въ моей жизни и наконецъ посѣтившій[47] меня, увлекъ и поглотилъ[48] меня совершенно. Я былъ счастливъ, я не могъ работать. Потомъ грусть и горе посѣтили меня. Я потерялъ то, что составляло для меня все. Сотни верстъ раздѣлили насъ. Я вамъ не объясняю дѣла; можетъ-быть когда нибудь объясню; теперь[49] не могу. Однакоже я не былъ совершенно празднымъ. Я работалъ. Но я отложилъ мое главное произведеніе въ сторону. Нужно болѣе спокойствія духа. Я шутя началъ комедію, и шутя вызвалъ столько комической обстановки, столько комическихъ лицъ и такъ понравился мнѣ мой герой, что я бросилъ форму комедіи не смотря на то, что она удавалась, собственно для удовольствія какъ можно дальше слѣдить за приключеніями моего новаго героя и самому хохотать надъ ними. Этотъ герой мнѣ нѣсколько сродни. Короче я пишу комическій романъ, но до сихъ поръ все писалъ отдѣльныя приключенія, написалъ довольно, теперь все сшиваю въ цѣлое. Ну вотъ вамъ реляція объ моихъ занятіяхъ: не могъ не расказать; это оттого, что заговорилъ съ вами и вспомнилъ наше старое, незабвенный другъ мой. Да! я много разъ былъ счастливъ съ вами: какже бы я могъ васъ забыть! Вы пишете мнѣ кое-что о литературѣ. За нынѣшній годъ я почти ничего не читалъ. Скажу вамъ и свои наблюденія: Тургеневъ мнѣ нравится наиболѣе – жаль только что при огромномъ талантѣ въ немъ много невыдержанности. Л. Т. мнѣ очень нравится, но по моему мнѣнью много не напишетъ (впрочемъ можетъ-быть я ошибаюсь)<.> Островскаго совсѣмъ не знаю, ничего не читалъ въ цѣломъ, но читалъ много отрывковъ въ разборахъ о немъ. Онъ можетъ быть знаетъ извѣстный классъ Руси хорошо, но мнѣ кажется онъ не художникъ. Къ тому же мнѣ кажется[50] онъ поэтъ безъ идеала. Разувѣрьте меня пожалуста, пришлите мнѣ ради Бога что получше изъ его сочиненій, чтобъ я могъ знать его не по однимъ критикамъ. Писемскаго я читалъ: Фанфаронъ и Богатый женихъ, ‒ больше ничего. Онъ мнѣ очень нравится. Онъ уменъ, добродушенъ и даже наивенъ; разсказываетъ хорошо. Но одно въ немъ грустно: cпѣшитъ[51] писать. Слишкомъ скоро и много пишетъ. Нужно имѣть побольше самолюбія, побольше уваженія къ своему таланту и къ искусству, больше любви къ искусству. Идеи съмолоду такъ и льются, не всякую-же подхватывать на-лету и тотчасъ высказывать, спѣшить высказываться. Лучше подождать побольше Синтезус<ъ>; –[52] побольше думать, подождать пока[53] многое мелкое, выражающее одну идею, соберется въ одно большое, въ одинъ крупный, рельефный образъ и тогда выражать его.[54] Колоссальные характеры, создаваемые колоссальными писателями, часто создавались и вырабатывались долго и упорно. Не выражать-же всѣ промежуточныя[55] пробы и эскизы? Не знаю поняли-ли вы меня! Что-же касается до Писемскаго, то мнѣ кажется онъ мало сдерживаетъ перо. Наши дамы писательницы, пишутъ какъ дамы писательницы[56] т. е. умно, мило и чрезвычайно спѣшатъ высказываться. Скажите почему дама-писательница почти никогда не бываетъ строгимъ художникомъ? Даже несомнѣнный, колоссальный художникъ, Georges Sand, не разъ вредила себѣ своими дамскими свойствами. – Много мелкихъ вашихъ стиховъ читалъ въ журналахъ за все время. Они мнѣ очень нравились. Мужайте и работайте. Скажу вамъ по секрету, по большому секрету: Тютчевъ очень замѣчателенъ; но… и т. д. Какой это Тютчевъ; не нашъ-ли? Впрочемъ многіе изъ его стиховъ превосходны.

Прощайте дорогой другъ мой. Извините за безсвязность письма. Въ письмѣ[57] никогда ничего не напишешь. – Вотъ почему я терпѣть не могу Mme de Sevigné. Она[58] [59] писала уже[60] слишкомъ хорошо письма. – Кто знаетъ? Можетъ быть когда нибудь я обниму васъ. Далъ бы Богъ! Ради Бога никому, (вполнѣ никому) не сообщайте письма моего. Обнимаю васъ

Ваш<ъ> Д.[61]

// л. 2 об.

 


[1] Далее было: ибо

[2] Далее было: то

[3] и что вы женитесь – вписано.

[4] Вместо запятой была точка.

[5] когда все это начиналось. – вписано.

[6] Вместо тире была запятая.

[7] Далее было начато: перед

[8] Евгеніи Петровнѣ – вписано.

[9] личнаго – зачеркнуто и вписано снова.

[10] Далее несколько букв нрзб., т. к. густо зачеркнуты.

[11] изъ – вписано.

[12] Далее было: Я даже надѣюсь кое что

[13] Далее была запятая.

[14] Далее было: а. искреннѣе, б. искреннее,

[15] Вместо: искреннѣе – было: искреннее

[16] Далее было начато: оче

[17] Далее было: ) Если вы съ нимъ очень сойдетесь

[18] Далее несколько букв нрзб. – зачеркнуты.

[19] Далее было: и

[20] Далее было начато: т

[21] Далее была запятая.

[22] Вместо: Зная ‒ было: Знаю

[23] Далее было: Не думайте

[24] Далее была запятая.

[25] Далее было: освобож

[26] и позовите общество – вписано.

[27] Далее было: (Но я ничего не говорю про обстоятельства дѣла.)

[28] Далее было начато: въ русск

[29] Вместо: изучаетъ? – было: изучаетъ.

[30] Далее было: Но в

[31] Вместо: всякая – было: вся

[32] Далее была запятая.

[33] Далее было: всему

[34] Вместо: неболѣе, и – было: неболѣе. Въ нее

[35] Далее было: даже

[36] Вместо: даже – было: и

[37] Вместо запятой была точка.

[38] потому собственно, что могъ понять его: ибо былъ самъ русской. – вписано.

[39] Далее было начато: могъ в

[40] Не могу вамъ выразить сколько я мукъ терпѣлъ оттого, что не могъ въ каторгѣ писать. – вписано.

[41] Далее было: Всего

[42] Вместо: моему – было: cвоему

[43] Далее было начато: б

[44] Далее было начато: съ к

[45] Вместо: мною – было: мной

[46] Далее было: я взялся

[47] Далее было начато: у

[48] поглотилъ – зачеркнуто и вписано снова.

[49] Слово: теперь – находится на сгибе листа, полустерто.

[50] Далее было начато: чт

[51] Далее следует авторский знак: //. Текст: писать. Слишкомъ скоро ∞ и тогда выражать его. ‒ отмеченный этим знаком, располагается слева на полях л. 2 об.

[52] Вместо: Синтезус<ъ>; – ‒ было: Синтезу,

[53] Далее было: всѣ

[54] Далее следует авторский знак: х. Текст: Колоссальные характеры, создаваемые колоссальными писателями ∞ пишутъ какъ дамы писательницы ‒ отмеченный этим знаком, располагается слева на полях л. 2.

[55] Вместо: промежуточныя - было: промежуточные

[56] Далее следует авторский знак: «хх». Текст: т. е. умно, мило ∞ Впрочемъ многіе изъ его стиховъ превосходны. ‒ отмеченный этим знаком, располагается слева на полях л. 1 об.

[57] Далее было начато: никт<о>. Читается предположительно.

[58] Вместо: Mme de Sevigné. Она писала – было: Mme de Sevigné, потому<?> что<?> та писала

[59] Далее было: у – вписано и зачеркнуто.

[60] уже – вписано.

[61] Текст: Прощайте дорогой другъ мой. ∞ Ваш<ъ> Д. ‒ вписан слева на полях л. 1.