<НИОР РГБ, ф. 93.II.6.42. Письмо А. Н. Майкова к Ф. М. Достоевскому>

 

17. Сентября 1868.

Любезнѣйшiй, милѣйшiй Ѳедоръ Михайловичъ, мнѣ наконецъ мысль объ Васъ не даетъ покою. Столько было въ теченiе этого времени мыслей которыя надо было вамъ сообщить, это разъ; и потомъ еще тоже мысль, что Вы обо мнѣ думаете, какъ вы меня честите за то что не писалъ я вамъ столько времени. Ну, да[1] объ этомъ дѣло покончите поскорѣй и разомъ — простите, да и все тутъ. Было лѣто, жаркое, душное, словно апокалипсическiе дни, когда солнца и луны убавилось на треть, и вся трава зеленая сгорѣла. Не доставало только чтобъ люди, задыхаясь въ дыму, вопiяли къ горамъ и камнямъ: разсыпьтесь на насъ горы и камни, и укройте насъ отъ лица Грядущаго судить живыхъ и мертвыхъ. Возвратимся — если не къ мыслямъ, которыя ждали, ждали что я ихъ запечатаю въ конвертъ и отошлю къ вамъ, да и разлетѣлись по неизвѣстнымъ адресамъ. Возвратимся хоть къ дѣламъ. Первое и самое важное вотъ что. Въ Петербургѣ давно ужь чувствовалась потребность новаго журнала, русскаго. Таковой наконецъ является,[2] издатель, положимъ, человѣкъ неизвѣстный[3] (я–то его знаю) Кашпиревъ, (не музыкантъ); но редакторъ вамъ извѣстный — Страховъ. Умственнымъ фондомъ[4] пока будетъ статья Данилевскаго, о которой я писалъ вамъ когда то: Европа и Россiя. Страховъ важенъ какъ звѣно соединяющее съ журналомъ славянофильскую старину. Что будетъ, увидимъ. А пока мнѣ поручено просить Васъ быть сотрудникомъ — Страховъ будетъ писать о томъ же. Не распространяюсь объ этомъ обо всемъ, потому что напередъ знаю, что мы скажемъ оба одно и тоже, тѣ же опасенiя, и то чтò бы надо. Будемъ довольны тѣмъ что есть, не раздувая надеждъ издателей, не предаваясь скептицизму. Такъ вотъ объ этомъ вы мнѣ черкните, могу ли я дать Ваше имя къ именамъ: Ламанскаго, Григорьева (Вас. Вас.) Гильфердинга, Бестужева, Кохановской, Писемскаго, Фета, Толстòва (Война и Миръ) и пр. Я думаю что можно, и въ случаѣ спѣшки, за васъ дамъ согласiе на свой страхъ.

// л. 15

 

Другое дѣло вотъ какого свойства. Попался мнѣ одинъ самомерзѣйшiй романъ нѣмецко–французскаго издѣлья. Романъ изъ временъ Николая Павловича. Заглавiе, кажется, les secrets du palais des Tzars. Не знаю попался ли онъ вамъ за границей, но расчитанъ очевидно на сбытъ его русскимъ путешественникамъ. Мы его запретили. Между невообразимыми глупостями, которыя и смѣшатъ и сердятъ, въ этомъ романѣ[5] повѣствуется, что извѣстная гадальщица Марфуша — жена Рылѣева, Асенкова актриса — дочь Ник. Павл.: онъ представленъ подъ конецъ жизни отравляющимся. Интрига идетъ между заговорщиками, и представьте себѣ, главнымъ лицомъ между ними являетесь — Вы, съ женой своей. Въ концѣ романа вы умерли, жена ваша постриглась въ монастырь. Когда я читалъ, мнѣ было больно за васъ, меня оскорбляла наглость мерзавца автора брать имена живыхъ людей, навязывать на нихъ небывальщину, вѣдь это только китайскiе понятiя европейцевъ о Россiи могутъ производить безнаказанно подобные литературные блины. Когда я читалъ, я думалъ[6] что вамъ не худо было бы въ какомъ нибудь журналѣ, хоть le Nord отлупить на обѣ корки автора. Этотъ[7] мошенникъ этимъ романомъ напакостилъ еще не только своимъ героямъ, но и тому лицу, чье имя онъ взялъ какъ псевдонимъ, а именно Гримма, бывшаго при Великихъ Князьяхъ наставника. Мнѣ завѣрно говорили, что это не тотъ Гриммъ, да и быть не можетъ. Вотъ что терпятъ типографскiе станки въ Европѣ. Ну, смѣлъ–ли бы кто у насъ писать романъ объ Наполеонѣ и французскихъ дѣятеляхъ извѣстныхъ съ такимъ невообразимымъ изкаженiемъ всякаго правдоподобiя, не то что истины. И такъ, сперва я думалъ что вамъ слѣдуетъ отлупить автора, а потомъ перешелъ къ тому: да стоитъ ли.... Свинья, молъ, и все тутъ.

Ну–съ, еще хотѣлъ спросить васъ во удовлетворенiе собственнаго любопытства: въ Голосѣ, въ корреспонденцiи

// л. 15 об.

 

сказано, что въ Женевѣ издаются два русскiя изданiя или газетки, названiя забылъ. Въ одной помѣщается вздоръ возстановленiя Польши, женскiй вопросъ, и пр., а другую корреспондентъ очень хвалитъ, говоря что она должна окончательно убить Колоколъ (хоть онъ ужъ и убитъ) положимъ не Колоколъ, но направленiе и видѣнные[8] имъ шесть №№ отличаются талантомъ и здравымъ русскимъ взглядомъ. Кто этотъ неизвѣстный издатель? по этимъ отзывамъ видно хорошiй господинъ. Можетъ быть не знакомы ли вы съ нимъ? Или не изъ обратившихся ли на путь истины бѣдныхъ заблудшихъ[9], которыхъ собственныя глупости и подлая интрига выкинули съ родной почвы: въ послѣднемъ случаѣ это должно быть очень несчастный человѣкъ. Нельзя ли для него что нибудь сдѣлать? Достаньте хоть газетки, посмотрите сами, и пожалуй пришлите ихъ въ Ком. Иностр. Ценз. на имя предсѣдателя Ѳед. Ив. Тютчева.

Посреди непостижимаго затишья въ политикѣ, литературѣ и вообще нашей жизни, затишья нарушаемаго только тревогами что въ[10] Сѣверо Западномъ краѣ польская справа проникла въ кабинетъ генер<алъ> губернатора, и подъ сурдинкой повертываетъ дѣла въ свою сторону, тревогами еще объ обмеленiи нашихъ рѣкъ и въ слѣдствiе того новомъ грозящемъ голодѣ, — вдругъ появилась книга, которая какъ брошенный камень возмутила тишь и гладь русскихъ салоновъ. Салоны еще не опомнились, волнуются, не знаютъ что сказать, что подумать, ибо рѣшающая власть пока еще не здѣсь: это книга Самарина «Окрайны Россiи», о Балтiйскомъ Поморьѣ нашемъ. Вы ее можетъ быть и читали. Она издана въ Прагѣ. Въ «Москвѣ» и «Моск<овскихъ> Вѣд<омостяхъ»> она привѣтствована и оцѣнена по достоинству.

// л. 16

 

<На полях слева поставлена цифра: 4. – Ред.>

Написана со знанiемъ дѣла, горячо. Трудно себѣ представить чтобъ она осталась безъ влiянiя. Никогда еще русское государство не имѣло такаго могучаго защитника въ умственной сферѣ, на[11] политическомъ поприщѣ, и по вопросу спецiальному. Это ужь не газетныя статьи — имѣющiя свое значенiе, но въ другомъ родѣ, т. е. важные для массъ, а это книга для русскихъ[12] государственныхъ людей какъ настольная, которую они должны выучить наизусть, и если бы для[13] поступающихъ[14] на высшiя государств<енныя> должности нужно было бы установить экзаменъ, то отъ нихъ бы я потребовалъ зазубренiя книги Самарина. Это уже зрѣлый плодъ русскаго народнаго самосознанiя.... А что произвела еще наша литература, не могу вамъ сказать, ибо еще ничего не читалъ съ лѣта. Видѣлъ только Некрасова Медвежью охоту, и то перелистывалъ. Поразилъ меня до нельзя прозаическiй стихъ, прозаическiй до гадости. Это все повѣствованiя о разныхъ стѣсненiяхъ николаевскихъ временъ. Видно, что и этихъ временъ не осмыслилъ авторъ, и ничего не понялъ и въ душу не принялъ изъ того что въ русскомъ обществѣ пробудило сознанiе себя какъ народа, чѣмъ мы обязаны нынѣшнему царствованiю, что и на прошлое заставляетъ посмотрѣть нѣсколько иначе[15] чѣмъ какъ смотрѣли на него Бѣлинскiй и Добролюбовъ. Грустiю поражаетъ во всемъ этомъ необразованность и прибавлю еще, невѣжество, т. е. невѣжество давнее; видѣнъ человѣкъ не приготовленный наукой, неимѣющiй массы знанiй чтобы судить самостоятельно, а не быть вѣчнымъ рабомъ учителей. Увы! Учителя померли, реформы сдѣланы, главное[16] крестьяне освобождены — и не[17] отъ кого ему больше[18] узнавать на что писать стихи. Во всемъ этомъ притомъ какое то деревянное сердце... Писемскiй написалъ романъ: Люди сороковыхъ годовъ. Не знаю, не читалъ. Но боюсь однаго: хватитъ

// л. 16 об.

<На полях слева поставлена цифра: 5. – Ред.>

ли у Писемскаго высоты взгляда и историческаго чутья что бы на людей 40хъ годовъ взглянуть уже не съ той точки, какъ ихъ разсматривала тогдашняя литература, т. е. обличавшая только ихъ темныя стороны; съумѣлъ ли онъ понять, что всѣ благiя дѣла нынѣшняго царствов<анiя> произведены людьми 40хъ годовъ, т. е. разумѣя подъ этимъ поколѣнiе къ которому и мы съ вами принадлежимъ. До сихъ поръ еще и въ наукѣ и въ литературѣ и въ администрацiи все еще стоятъ люди этого поколѣнiя и увы! такъ мало еще является на смѣну. Но это не значитъ чтобъ мы были послѣднiе могикане: я увѣренъ, что изъ молодежи производившей скандалы въ университетахъ, выйдутъ дѣятели, мож<етъ> б<ыть>, еще болѣе крѣпкiе, т. е. когда жизнь возметъ свое, и мысль ихъ совершитъ полное свое хожденiе по всякимъ мукамъ, т. е. отрицанiямъ и положенiямъ. Жизненная сила выведетъ ихъ на единую истинную дорогу — но дорога[19] эта[20] будетъ несомнѣнно наша. Вѣдь и колоброженiя то ихъ не новые пути, а намъ давно извѣстные. Вотъ горе остановиться гдѣ нибудь въ этомъ прохожденiи, горе — умереть на полпути и остаться неконченнымъ образомъ въ исторiи: имѣвшiе счастье пережить и пойти дальше, на отставшаго собрата будутъ смотрѣть только какъ на ошибавшагося. Напр. какъ представляются намъ Грановскiй, Бѣлинскiй? Некрасовъ смотритъ на нихъ какъ смотрѣли тогда. Но уже въ крымскую войну, когда западники радовались что вотъ молъ англичане прiйдутъ и устроятъ у насъ парламентъ, и ихъ самихъ туда посадятъ говорить рѣчи о человѣчествѣ, Грановскiй съ негодованiемъ сказалъ: «нѣтъ, господа, чуть только они подвинутся на русской территорiи — увидите, мы всѣ пойдемъ противъ нихъ!» — Этой способности развитiя и не видали они

// л. 17

<На полях слева поставлена цифра: 6 – ред.>

у него, онъ умеръ и увы! по немъ собираются служить панихиды космополитическая фракцiя юношества.[21] Если бы духъ жилъ и по смерти, видѣлъ и продолжалъ бы развиваться подъ уроками событiй — и могъ бы являться — о, съ какимъ негодованiемъ, съ какимъ чувствомъ оскорбленiя, разогналъ бы ихъ Грановскiй возставъ изъ могилы! Тоже я думаю и о Бѣлинскомъ — еслибъ онъ не былъ разрушаемъ болѣзнью. И вотъ гдѣ приговоръ Некрасову. Все это я впрочемъ говорю по поводу романа, котораго не читалъ. Его впрочемъ, хотятъ прiобрѣсти для Зари — Толстой тоже пишетъ романъ изъ[22] временъ Суворова. Вы не повѣрите какъ я радъ явленiю историческихъ романовъ, писанныхъ талантливо! дай богъ, больше и больше! Успѣхъ ихъ — успѣхъ русскаго дѣла! Но объ этомъ распространяться съ вами нечего, вы понимаете безъ сомнѣнiя также. Ну что еще вамъ сказать. Сiю то минуту не представляется ничего. Съ недѣлю я переѣхалъ съ дачи, гдѣ[23] не открывалъ ни разу своихъ бумагъ; какъ переѣхалъ же, на другой день тотчасъ засѣлъ и знаете что сдѣлалъ? Не угадаете. Передѣлалъ, т. е. почти вновь написалъ вторую половину второй части Люцiя; теперь ужь скажу, что язычество (гордость разума) и христiанство у меня стоятъ лицомъ къ лицу, и очеркнуты широко. Это теперь вещь конченная. Теперь могу приняться и за изданiе сочиненiй. Не издавалъ до сихъ поръ потому что въ[24] Люцiи чувствовалъ этотъ капитальный недостатокъ, не дошли лица, не опредѣлились до послѣдней ясности идеи. Страховъ, кажется, поразился, когда я прочелъ ему. Эхъ жаль васъ нѣтъ! Теперь примусь за[25] окончанiе Слова о П. Иг., т. е. предисловiе. Это будетъ нѣчто[26] смѣлое до дерзости, а по изложенiю, совсѣмъ оригинальное. Ну, голубчикъ, кончаю письмо и отправляю его, а то позабуду, и оно проваляется дня два–три. Напишите если вамъ романъ позволяетъ: ахъ а объ Идiотѣ ничего не сказалъ: читаю съ жадностью; видны мѣстами живые нитки, для того чтобы свести лица, но когда сойдутся — то ужь дèржите читателя за горло. – По поводу Гриммовой гадости, жена моя того мнѣнiя, что вамъ слѣдуетъ его отдуть за нахальство: какъ смѣть брать живыя лица, повязывать имъ чортъ знаетъ что — называть по именамъ. Передаю вамъ это вмѣстѣ съ ея негодованiемъ за васъ на подлаго автора. Милой барынѣ вашей поклонъ и отъ жены и отъ меня

А<.> Майковъ.[27]

Я думаю въ письмахъ моихъ есть страшныя небрежности, можетъ быть не конченные перiоды, пропущенныя слова: поправьте при чтенiи, перечитывать самъ никогда не могу.[28]

// л. 17 об.



[1] Далее было начато: за

[2] Далее было начато: р

[3] Далее было: запятая

[4] Далее было: его

[5] Далее было начато: описыв

[6] Далее было начато: в

[7] Далее было: же

[8] Далее было начато: корресп

[9] Вместо: бѣдныхъ заблудшихъ ‑ было: заблудшихъ бѣдныхъ

[10] Далее было начато: з

[11] Вместо: на ‑ было: въ

[12] русскихъ вписано.

[13] для вписано.

[14] Далее было: въ

[15] Вместо: иначе ‑ было: иначѣ

[16] главное вписано.

[17] Далее было: чего ему

[18] Далее было: учить

[19] Далее было начато: не

[20] эта вписано.

[21] Далее было: Какъ

[22] Далее было начато: то

[23] Вместо: гдѣ – было начато: и

[24] въ вписано.

[25] Далее было начато: С

[26] Вместо: нѣчто ‑ было: нечто

[27] Текст: для того чтобы свести лица, но когда сойдутся — то ужь дèржите читателя за горло. – По поводу Гриммовой гадости, жена моя того мнѣнiя, что вамъ слѣдуетъ его отдуть за нахальство: какъ смѣть брать живыя лица, повязывать имъ чортъ знаетъ что — называть по именамъ. Передаю вамъ это вмѣстѣ съ ея негодованiемъ за васъ на подлаго автора. Милой барынѣ вашей поклонъ и отъ жены и отъ меня

А<.> Майковъ. – вписан на полях слева л. 17 об.

[28] Текст: Я думаю въ письмахъ моихъ есть страшныя небрежности, можетъ быть не конченные перiоды, пропущенныя слова: поправьте при чтенiи, перечитывать самъ никогда не могу. – вписан на полях слева л. 15.