<РО ИРЛИ, ф. 100, № 29811. Письмо А. Н. Плещеева к
Ф. М. Достоевскому>
10. Февраля. Петербургъ.
Добрый и уважаемый Ѳедоръ
Михайловичъ. —
Я
получилъ ваше письмо, заключающее въ себѣ отзывъ объ моихъ стихахъ, и приношу
вамъ мою сердечную благодарность. Были причины, почему я не отвѣчалъ вамъ на
него тотчасъ же. У меня въ домѣ всѣ эти дни сущiй адъ. Долго накипало у меня на
сердцѣ; положенiе было слишкомъ натянуто и я не выдержалъ наконецъ; струна
лопнула — я наговорилъ матери своей самыхъ рѣзкихъ вещей, послѣ
которыхъ — надѣюсь прежняя жизнь невозможна. Собираюсь на дняхъ ѣхать въ
Москву, гдѣ и пробуду до открытiя правильнаго пароходства; такъ какъ я получилъ
на это разрѣшенiе. — Вотъ ужъ недѣля, какъ я съ матерью не вижусь; жена
тоже, мы сидимъ по отдѣльнымъ комнатамъ. Надо положить конецъ всему. На мнѣ
лежитъ отвѣтственность за жену. За что — стану я её бѣдную, кроткую —
подвергать непрестаннымъ[1]
// л. 7
огорченiямъ.
И что это за жизнь подчиненная чужой волѣ… натянутая, неестественная, тяжелая.
Вы знаете я всегда иначе глядѣлъ на вещи чѣмъ мать — но пока я былъ одинъ,
дѣло могло и улаживаться. — Теперь другое. Рѣшительный шагъ необходимъ. Съѣзжать
на другую квартиру значило бы дѣлать скандалъ. Въ Москву же я и по дѣламъ могъ
уѣхать. — Весной опять въ глушь, но по крайней мѣрѣ — свободная,
независимая — спокойная жизнь.
Читалъ я вашъ романъ. Вы требуете отъ
меня откровеннаго отзыва. Если онъ что нибудь значитъ для васъ извольте. —
Скажу вамъ прямо: я ждалъ больше.. романъ отзывается спѣшностью… Нѣкоторыя
сцены шаржированы, (сцена М<арьи> А<лександровны> съ мужемъ,
въ деревнѣ). Зиночка лицо не симпатическое — и вообще что-то есть въ
ней — сочиненное не натуральное… Старый графъ тоже иногда впадаетъ въ
каррикатуру. Начало романа — по моему рутинно, — какъ будто
фельетонно нѣсколько.. Вотъ недостатки. Но за то — лицо Марьи
Александровны, превосходно, великолѣпно. Мозгляковъ тоже мнѣ очень
нравится — онъ чрезвычайно вѣрное, живое лицо. Провинцiя — въ лицѣ
дамъ,
// л. 7 об.
очеркнута
тоже хорошо; нѣкоторыя сцены съ княземъ до того комичны, что невозможно не
хохотать. Но послѣдняя сцена смерти и прощанья — почему то не оставляетъ
того сильнаго впѣчатленiя — какое бы должна. — Вообще же повѣсть —
весьма хороша. Это я говорю положа руку на сердце. — Не знаю будете ли вы
довольны моимъ сужденiемъ но вы требовали — и я исполнилъ ваше
требованiе. — Очень интересовался прочесть вашу повѣсть Тургеневъ; но я
безъ позволенiя не могъ ему дать — она была взята мною на срокъ. Онъ съ
теплымъ участьемъ говоритъ о васъ. Вообще это личность въ высшей степени
симпатическая, любящая. Онъ всѣхъ влечетъ къ себѣ съ перваго разу; и вся эта
ватага Прометеевъ становящихся на ходули, начиная отъ гнилаго оптимиста
Дружинина, до озлобленнаго Некрасова — въ подметки ему не годятся.. Не
даромъ одинъ хохолъ недавно выразился про Тургенева: племянникъ Iисуса Христа!
Въ самомъ дѣлѣ есть что то въ немъ — не отразимо къ нему привязывающее…
// л. 8
Кушелевъ
какъ сказалъ мнѣ М<ихаилъ> М<ихайловичъ> тотчасъ же обѣщалъ
выслать вамъ 1000 сереб<ромъ> — безъ слова. Это дѣлаетъ ему
честь. — Присылайте Каткову — этотъ тоже за деньгами не постоитъ. У
него 8 тысячъ подписчиковъ. Слышалъ я, что вамъ велѣно избрать мѣсто
жительства. Вѣроятно вы поселитесь въ Твери. Ближе къ брату и ко всему. Ахъ!
Кабы вы до Мая перебрались. — Повидались бы мы съ вами, потолковали бы. Я
теперь ничего не пишу. Не до писанья; не то на сердцѣ. —
Прощай<те>[2]
мой дорогой Ѳедоръ Михайловичъ. Будьте здоровы. Мой искреннiй сердечный привѣтъ
женѣ вашей. Благодарите её за хорошiй отзывъ о стихахъ. Пишите ко мнѣ другъ мой
черезъ М<ихаила> М<ихайловича> я не знаю гдѣ буду. —
Обнимаю васъ отъ всего сердца. —
Вашъ
А. Плещеевъ
// л. 8 об.