<НИОР
РГБ, ф. 93.II.7.92.
Письмо К. П. Победоносцева
к Ф. М. Достоевскому>
Михайловичь
Хотѣлъ
непремѣнно
повидаться
съ Вами передъ
отъѣздомъ за
границу, но
силъ моихъ
нѣтъ отъ
жару, и
потому на
письмѣ желаю
вамъ добраго
лѣта съ полнымъ
обновленiемъ
силъ<.>
Между
тѣмъ хочу
сообщить къ
вашему
свѣденiю
любопытныя и
ужасныя
черты судьбы
нашихъ
несчастныхъ
эмигрантовъ,
Герцена и Ко.
Посмотрите —
кто изъ нихъ не
умолишенный,
и докторъ
Круповъ какъ
плачевно
оправдываетъ
свою теорiю!
Вы слышали
конечно
достаточно о
женѣ Огарева,
что это
вѣдьма а не
женщина.
Герценъ всю жизнь
терпѣть ее не
могъ, не могъ
видѣть ее безъ
отвращенiя и
говорилъ
// л. 26
объ
ней не иначе
какъ: с’est une vipère.
Между тѣмъ со
своею второю
женой онъ
жилъ какъ
кошка съ
собакой, и не
знаю какъ
случилось, посреди
этого
домашняго
ада, сошелся
съ ненавистною
ему — женою
Огарева.
Она — неизвѣстно
какъ — стала
его
любовницей,
не
переставая
возбуждать
въ немъ
нравственное
отвращенiе.
Послѣднимъ
ударомъ ему
было — сумасшествiе
обожаемой
имъ дочери
отъ перваго брака
Натальи.
Наконецъ
вторая жена
его умерла. Mme Огарева
тотчасъ
переѣхала къ
нему и
водворилась
съ нимъ. Тутъ
начался у
нихъ пущiй
адъ — и
мученiе
усложнилось
еще тѣмъ что
съ ними была
дочь
прижитая отъ
Огаревой
такая же
ехидная какъ
и мать — дочь
и мать
ненавидѣли
другъ друга и
грызлись съ
утра до
вечера.
Конечно, дочь
съ дѣтства
воспиталась
въ полномъ
матерiализмѣ
и безвѣрiи.
Эта
то дочь
отравилась
недавно, какъ
вы читали, я
думаю
// л. 26 об.
въ
газетныхъ смутныхъ
извѣстiяхъ.
Любопытны
обстоятельства.
Она намочила
вату
хлороформомъ,
обвязала
себѣ этимъ
лицо и легла[1]
на кровать.
Такъ она
умерла.
Передъ
смертью
написала она
слѣдующую
записку
которую разсказывалъ
здѣсь
дословно И. С. Тургеневъ.
Вотъ
(почти-что
такъ, сколько
я помню) въ
чемъ она
заключается.
Je m'en vais entreprendre
un long voyage. Si cela ne réussit
pas, qu'on se rassemble pour fêter ma resurrection avec du Cliquot. Si cela réussit, je prie qu'on ne me laisse enterrer que tout-à-fait
morte, puisqu'il[2]
est trѐs desagréable de se réveiller dans un cercueil sous
terre. Се п'est pas chique!
Послѣднее
словечко
очень
выразительно —
не правда ли?
Въ довершенiе
всей этой
трагикомедiи —
вотъ исторiя
объ Огаревѣ,
изъ того же
источника.
Онъ жилъ въ
Женевѣ,
равнодушный
ко всему.
Самый
главный интересъ
составляла
для него
кухарка его
Англичанка,
// л. 27
ибо
ему казалось
что никто
кромѣ ея не
готовитъ ему
вкуснаго
обѣда и что
онъ можетъ ѣсть
съ
прiятностью
только ея
кушанье. Но
этой кухаркѣ
стало не въ терпежъ
жить у него, и
наконецъ она
объявила ему,
что она
должна
уѣхать на
родину. Огаревъ
пришелъ въ
невообразимое
отчаянiе и чтобъ
избавиться
отъ
грозившаго
бѣдствiя, рѣшился
уѣхать съ нею
на родину ея,
въ Гриничь.
Тамъ онъ и
живетъ у нея
на хлѣбахъ,
въ обществѣ
лавочниковъ
и рабочихъ,
не зная ни
слова по
Англiйски<.>
Сообщаю
вамъ весь
этотъ матерiалъ,
любезнѣйшiй Ѳедоръ
Михаиловичь,
и уѣзжаю.
До
свиданiя
Душ<евно>
пред<анный>
К<.> Побѣ<доносцевъ>
3 Iюня 1876.
Послѣднiй
вашъ номеръ
очень
удовлетворилъ
меня. Не смущайтесь
если васъ
ругать
станутъ. Надо
не кланяться
идоламъ а
повергать
ихъ во прахъ.
// л. 27 об.
<На
конверте:>
Его
Высокородiю
Ѳедору
Михайловичу
Достоевскому.
Греческiй
проспектъ
возлѣ
Греческой
церкви
домъ Струбинскаго,
кварт. 6
<На обороте конверта штемпель:> 3 IЮН. 1876 С. ПЕТЕРБУРГЪ