<РО ИРЛИ,
ф. 241, № 12065а. Письмо Достоевского Ф. М. к Полонскому
Я. П.>
Петербургъ (Колтовская) 31 Iюля/61.
Безцѣннѣйшiй Яковъ Петровичь,
простите великодушно, что до сихъ поръ
не писалъ къ Вамъ ничего. Все время былъ занятъ, — вѣрьте Богу. Ѣздилъ въ Москву
прогуляться, хоть и на 10 только
дней, но запустилъ свою работу а потому съ перваго Iюля начиная и до самаго конца мѣсяца, работалъ усиленно.
А когда я работаю, такъ ужъ
норовъ такой, что хоть и есть иногда свободный часъ, но ужъ не до посторонняго и не до писемъ. Вотъ почему и Вамъ до сихъ поръ не писалъ.
Прощаете-ли?
Ну какъ-то вы поживаете и, главное, здоровы-ли?
Что дѣлаете? Пишете-ли? Читаю всѣ Ваши письма, но вы ужъ
очень мало въ нихъ пишете о
себѣ. Да кстати: когда вы прiѣдете и все-ли
время пробудете только въ одной Австрiи. Италiя
подъ-бокомъ, какъ кажется
не соблазниться и не съѣздить? Счастливый Вы человѣкъ! Сколько разъ мечталъ я, съ самаго
дѣтства, побывать въ Италiи.
Еще съ романо[м]/в/ъ Ратклифъ, которыя я читалъ еще восьми лѣтъ
разные Альфонсы Катарины и Лючiи въѣлись
въ мою голову. А донъ-Педрами
и доньями-Кларами еще и до сихъ поръ
брежу. Потомъ пришолъ Шекспиръ — Верона, Ромео и Джюльета — чортъ знаетъ
какое было обаянiе. Въ Италiю, въ Италiю! [а вмѣсто
Италiи]
/а вмѣсто/ [«бѣжать
хотѣлъ въ Швей<царiю>]
Италiи
попалъ въ Семипалатинскъ, а прежде того въ
Мертвый Домъ. Неужели-жъ
теперь не удастся поѣздить по Европѣ когда еще осталось и силъ
и жару и поэзiи.
Неужели придется ѣхать /лѣтъ
черезъ десять/ согрѣвать
старыя кости отъ ревматизма
и жарить свою лысую [го] /и/ плѣшивую
голову на полуденном<ъ> солнцѣ. Неужели такъ и умереть не видавъ ничего!
Но вѣдь это не отъ
Васъ зависитъ и потому перейдемъ къ другому. Сначала объ Васъ: Пишете ли Вы драгоцѣнный голубчикъ? 3 главы Ваши вышли еще въ Iюнѣ и произвели самое разнообразное впечатлѣнiе. Во первыхъ, вообще,
// л. 1
впечатлѣнiе вышло неполное — это понятно. Весь романъ,
напечатанный цѣликомъ, произвелъ-бы
впечатлѣнiе гораздо [цѣ] сильнѣйшее. Въ публикѣ отзывы (какъ я слышалъ) различные, но что хорошо, то цѣни/те/ли
дѣлятся довольно рѣзко
на двѣ стороны: или бранятъ
или очень хвалятъ — а это самое лучшее: Значитъ
не пахнетъ золотой срединой, чортъ
ее возьми! Иные въ восторгѣ,
хвалятъ очень и ужасно бранятся, что нѣтъ продолженiя. Одинъ, человѣкъ
очень неглупый, такъ просто объявилъ
что ему романъ совсѣмъ
не нравится, потому что «ничего неразвито и романа нѣтъ».
Братъ отвѣчалъ ему,
что развитiе романа еще только началось, и какъ
услышалъ это цѣнитель,
то разинулъ ротъ отъ удивленiя: Онъ было вообразилъ
что эт[а]/и/ три глав[а]/ы/ — и есть весь романъ,
совершенно оконченный. Онъ проглядѣлъ
что сказано о продолженiи впредь. Другъ Страховъ заучилъ всѣ эти три Ваши главы наизусть, ужасно любятъ цитовать [ихъ] /изъ/ нихъ
и мы, собравшись иногда вмѣстѣ, кстати
иль некстати, приплетаемъ иногда къ
разговору ваши стихи. Въ литературѣ,
какъ вы сами можете вообразить, отзывовъ
еще нѣтъ, кромѣ
тѣхъ, которы[мъ]/е/ не терпиться, чтобъ не ругнуть. Партiя Минаевыхъ, Курочкиныхъ (воображающихъ что
они составляютъ партiю) ругаются. Н. Курочкинъ [ктому] (брат<ъ> Василiя)
получилъ редакторство Иллюстрацiи, — то-то его прибило<?>! Они критикуютъ
что стихи не хороши, а за стихъ:
«блохою жизни былъ укушенъ»
Минаевъ сравниваетъ Васъ съ Пл. Кусковымъ пишущимъ, будто-бы,
объ однихъ комарахъ и мухахъ. Но
гадости всѣхъ этихъ мозгляковъ разумѣется не имѣютъ ни смысла, ни влiянiя. Въ Москвѣ я видѣлъ Островскаго. Некрасовъ проѣзжая Москву до меня, былъ
у него и Островскiй разсказывалъ мнѣ что Некрасовъ былъ отъ Вашего романа въ восторгѣ.
Братъ объявилъ что
продолженiе Вашего романа
// л. 1 об.
послѣдуетъ въ Сентябрѣ.
Хорошо-ли онъ сдѣлалъ?
Правда — то что продолжать надо непремѣнно
и печатать скорѣе (говорю и для вашей и для нашей
выгоды разумѣется) но отнюдь не надо
откладывать. Впечатлѣнiе пройдетъ[.
А вѣдь я] /въ публикѣ./ А вѣдь я
знаю какое у васъ дальше въ
романѣ развитiе: Сильно подѣйствуетъ и поставитъ передъ публикой романъ самостоятельно и крѣпко.
Я вотъ напримѣръ
очень плохо сдѣлалъ что моихъ
«Униженныхъ и Оскорбленныхъ»
растянулъ до Iюля, и ослабилъ впечатлѣнiе.
Теперь кончилъ, слава Богу. Къ
зимѣ выйдетъ отдѣльной книжкой. Я продалъ
одному издателю, взявъ 1000 — больше взять нельзя было. — Журналъ идетъ, — до сихъ поръ
еще тянется подписка, — хоть кой-какая, да тянется. Въ
Литературномъ мiрѣ много полемики, но [все] не объ литературѣ а въ публицистскомъ смыслѣ.
Чернышевскiй началъ рядъ
статей о [ж] /с/овременной журналистикѣ;
преимущественно отвѣчаетъ своимъ
непрiят<е>лямъ. Очень бойко и, — главное, — возбуждаетъ говоръ въ публикѣ
а это важно. Поставилъ себя очень рельефно и
оригинально. Въ этой оригинальности разумѣется и недостатки его. Мы можетъ
быть скажемъ что нибудь по
поводу его полемики и скажемъ съ
полнымъ безпристрастiемъ. Съ Русским<ъ> Вѣстн<икомъ> у насъ продолжается баталiя.
Много-бы можно [сказа] /разсказать,/ да ужъ лучше сами прочтете.
Вчера прочелъ ваше письмо къ
Котѣ; но вѣдь братъ писалъ къ
Вамъ. Коту-же кажется ужасно было прiятно получить отъ васъ письмо. Мы въ Колтовской; живемъ ни весело ни скучно. Дѣла
много. Кажется журналъ все болѣе
и болѣе прiобрѣтаетъ симпатiи.
До сихъ поръ каждый номеръ интересуетъ читателей.
Если вы въ этомъ году
напечатаете еще хоть только 3 главы, то цѣльно и
рельефно поставите ваше произведенiе передъ публикой. Узнаютъ съ чѣмъ
имѣютъ дѣло и
много будутъ ждать отъ
романа. Даже самые ругатели знаютъ и теперь что оцѣнить и что хорошо. Вообще мы не ошиблись; ему
предназначено имѣть [э] /и/ эффектъ
и значенiе.
Прощайте безцѣнный другъ
обнимаю вас<ъ> крѣпко
Вашъ /Ѳ./ Достоевск<iй>
P. S. прiѣзжайте скорѣе.
// л. 2