<РО ИРЛИ, ф. 241, № 12065а. Письмо Достоевского Ф. М. к Полонскому Я. П.>

 

Петербургъ (Колтовская) 31 Iюля/61.

Безцѣннѣйшiй Яковъ Петровичь, простите великодушно, что до сихъ поръ не писалъ къ Вамъ ничего. Все время былъ занятъ, вѣрьте Богу. Ѣздилъ въ Москву прогуляться, хоть и на 10 только дней, но запустилъ свою работу а потому съ перваго Iюля начиная и до самаго конца мѣсяца, работалъ усиленно. А когда я работаю, такъ ужъ норовъ такой, что хоть и есть иногда свободный часъ, но ужъ не до посторонняго и не до писемъ. Вотъ почему и Вамъ до сихъ поръ не писалъ. Прощаете-ли?

Ну какъ-то вы поживаете и, главное, здоровы-ли? Что дѣлаете? Пишете-ли? Читаю всѣ Ваши письма, но вы ужъ очень мало въ нихъ пишете о себѣ. Да кстати: когда вы прiѣдете и все-ли время пробудете только въ одной Австрiи. Италiя подъ-бокомъ, какъ кажется не соблазниться и не съѣздить? Счастливый Вы человѣкъ! Сколько разъ мечталъ я, съ самаго дѣтства, побывать въ Италiи. Еще съ романо[м]/в/ъ Ратклифъ, которыя я читалъ еще восьми лѣтъ разные Альфонсы Катарины и Лючiи въѣлись въ мою голову. А донъ-Педрами и доньями-Кларами еще и до сихъ поръ брежу. Потомъ пришолъ Шекспиръ — Верона, Ромео и Джюльета чортъ знаетъ какое было обаянiе. Въ Италiю, въ Италiю! [а вмѣсто Италiи] /а вмѣсто/ [«бѣжать хотѣлъ въ Швей<царiю>] Италiи попалъ въ Семипалатинскъ, а прежде того въ Мертвый Домъ. Неужели-жъ теперь не удастся поѣздить по Европѣ когда еще осталось и силъ и жару и поэзiи. Неужели придется ѣхать /лѣтъ черезъ десять/ согрѣвать старыя кости отъ ревматизма и жарить свою лысую [го] /и/ плѣшивую голову на полуденном<ъ> солнцѣ. Неужели такъ и умереть не видавъ ничего!

Но вѣдь это не отъ Васъ зависитъ и потому перейдемъ къ другому. Сначала объ Васъ: Пишете ли Вы драгоцѣнный голубчикъ? 3 главы Ваши вышли еще въ Iюнѣ и произвели самое разнообразное впечатлѣнiе. Во первыхъ, вообще,

// л. 1

 

впечатлѣнiе вышло неполное — это понятно. Весь романъ, напечатанный цѣликомъ, произвелъ-бы впечатлѣнiе гораздо [цѣ] сильнѣйшее. Въ публикѣ отзывы (какъ я слышалъ) различные, но что хорошо, то цѣни/те/ли дѣлятся довольно рѣзко на двѣ стороны: или бранятъ или очень хвалятъ — а это самое лучшее: Значитъ не пахнетъ золотой срединой, чортъ ее возьми! Иные въ восторгѣ, хвалятъ очень и ужасно бранятся, что нѣтъ продолженiя. Одинъ, человѣкъ очень неглупый, такъ просто объявилъ что ему романъ совсѣмъ не нравится, потому что «ничего неразвито и романа нѣтъ». Братъ отвѣчалъ ему, что развитiе романа еще только началось, и какъ услышалъ это цѣнитель, то разинулъ ротъ отъ удивленiя: Онъ было вообразилъ что эт[а]/и/ три глав[а]/ы/ — и есть весь романъ, совершенно оконченный. Онъ проглядѣлъ что сказано о продолженiи впредь. Другъ Страховъ заучилъ всѣ эти три Ваши главы наизусть, ужасно любятъ цитовать [ихъ] /изъ/ нихъ и мы, собравшись иногда вмѣстѣ, кстати иль некстати, приплетаемъ иногда къ разговору ваши стихи. Въ литературѣ, какъ вы сами можете вообразить, отзывовъ еще нѣтъ, кромѣ тѣхъ, которы[мъ]/е/ не терпиться, чтобъ не ругнуть. Партiя Минаевыхъ, Курочкиныхъ (воображающихъ что они составляютъ партiю) ругаются. Н. Курочкинъ [ктому] (брат<ъ> Василiя) получилъ редакторство Иллюстрацiи, — то-то его прибило<?>! Они критикуютъ что стихи не хороши, а за стихъ:

«блохою жизни былъ укушенъ»

Минаевъ сравниваетъ Васъ съ Пл. Кусковымъ пишущимъ, будто-бы, объ однихъ комарахъ и мухахъ. Но гадости всѣхъ этихъ мозгляковъ разумѣется не имѣютъ ни смысла, ни влiянiя. Въ Москвѣ я видѣлъ Островскаго. Некрасовъ проѣзжая Москву до меня, былъ у него и Островскiй разсказывалъ мнѣ что Некрасовъ былъ отъ Вашего романа въ восторгѣ. Братъ объявилъ что продолженiе Вашего романа

// л. 1 об.

 

послѣдуетъ въ Сентябрѣ. Хорошо-ли онъ сдѣлалъ? Правда — то что продолжать надо непремѣнно и печатать скорѣе (говорю и для вашей и для нашей выгоды разумѣется) но отнюдь не надо откладывать. Впечатлѣнiе пройдетъ[. А вѣдь я] /въ публикѣ./ А вѣдь я знаю какое у васъ дальше въ романѣ развитiе: Сильно подѣйствуетъ и поставитъ передъ публикой романъ самостоятельно и крѣпко. Я вотъ напримѣръ очень плохо сдѣлалъ что моихъ «Униженныхъ и Оскорбленныхъ» растянулъ до Iюля, и ослабилъ впечатлѣнiе. Теперь кончилъ, слава Богу. Къ зимѣ выйдетъ отдѣльной книжкой. Я продалъ одному издателю, взявъ 1000 — больше взять нельзя было. Журналъ идетъ, — до сихъ поръ еще тянется подписка, — хоть кой-какая, да тянется. Въ Литературномъ мiрѣ много полемики, но [все] не объ литературѣ а въ публицистскомъ смыслѣ. Чернышевскiй началъ рядъ статей о [ж] /с/овременной журналистикѣ; преимущественно отвѣчаетъ своимъ непрiят<е>лямъ. Очень бойко и, — главное, возбуждаетъ говоръ въ публикѣ а это важно. Поставилъ себя очень рельефно и оригинально. Въ этой оригинальности разумѣется и недостатки его. Мы можетъ быть скажемъ что нибудь по поводу его полемики и скажемъ съ полнымъ безпристрастiемъ. Съ Русским<ъ> Вѣстн<икомъ> у насъ продолжается баталiя. Много-бы можно [сказа] /разсказать,/ да ужъ лучше сами прочтете.

Вчера прочелъ ваше письмо къ Котѣ; но вѣдь братъ писалъ къ Вамъ. Коту-же кажется ужасно было прiятно получить отъ васъ письмо. Мы въ Колтовской; живемъ ни весело ни скучно. Дѣла много. Кажется журналъ все болѣе и болѣе прiобрѣтаетъ симпатiи. До сихъ поръ каждый номеръ интересуетъ читателей.

Если вы въ этомъ году напечатаете еще хоть только 3 главы, то цѣльно и рельефно поставите ваше произведенiе передъ публикой. Узнаютъ съ чѣмъ имѣютъ дѣло и много будутъ ждать отъ романа. Даже самые ругатели знаютъ и теперь что оцѣнить и что хорошо. Вообще мы не ошиблись; ему предназначено имѣть [э] /и/ эффектъ и значенiе.

Прощайте безцѣнный другъ обнимаю вас<ъ> крѣпко

Вашъ /Ѳ./ Достоевск<iй>

P. S. прiѣзжайте скорѣе.

// л. 2