<ОР РГБ, 93.II.9.57. Письмо Толстого Ф. М. к Достоевскому Ф. М.>

<Письмо каллиграфическим почерком рукой неустановленного лица с приписками рукой Ф. М. Толстого. – Ред.>

Милостивый Государь,

Михаилъ /Ѳеодоръ/<Вставлено рукой Ф. М. Толстого. – Ред.> Михайловичъ.

Я не принадлежу къ числу «угнетенныхъ или оскорбленныхъ» но могу почитать себя отчужденнымъ или покрайней мѣрѣ непризнаннымъ. – Весьма можетъ быть, что Вы, издатель журнала, и не подозрѣваете моего существованiя; а между тѣмъ я много уже потрудился, много исписалъ бумаги. – Въ теченiе 10^ти лѣтъ (отъ 1850 до 1860 г.) я участвовалъ почти во всѣхъ журналахъ, статьи мои или перепечатывались или перепечатываемы были въ переводѣ не только въ столичныхъ но и въ губернскихъ газетахъ. – Въ тихомолку хвалили и даже провозносили мои сочиненiя и желчный Панаевъ, и вѣтренный Григоровичъ, и офранцузившiйся Сологубъ, и слѣпой поклонникъ Тургенева – Анненковъ и самъ сладкоглаголивый Иванъ Сергѣевичъ.

За «Болѣзни воли» послѣднюю мою повѣсть напечатанная въ Русскомъ Вѣстникѣ я удостоился отъ Редакцiи формальнымъ рескриптомъ въ которомъ повѣсть моя названа «учено-художественнымъ произведенiемъ». /(sic!)/ Но никто не рѣшился громко высказать своего

// л. 1

мнѣнiя на счетъ моей литературной дѣятельности и д[аже]/ля/ грозныхъ нашихъ аристарховъ и цѣнителей Григорьевыхъ, Дудышкиныхъ, Чернышевскихъ и пр. и пр. я былъ, есть, и вѣроятно навсегда пребуду terra incognita или мертвая буква.

Читая съ большимъ вниманiемъ и наслажденiемъ глубоко задуманный и прочувствованный Вашъ романъ «Униженные и оскорбленные» я пришелъ къ убѣжденiю что изъ всѣхъ современныхъ нашихъ писателей, Вы наиболѣе подходите къ условiямъ требуемыхъ отъ писателя-художника. – И такъ какъ по моему мнѣнiю истинный художникъ превыше мелочныхъ литературныхъ дрязгъ, то я рѣшился представить на Ваше обсужденiе драму моего сочиненiя. – Если Вы найдете ее достойною печати, то примите ее (разумѣется безвозмѣздно) какъ слабое изъявленiе питаемаго мною уваженiя къ высокому Вашему таланту.

Однакоже, дѣйствуя всегда прямо и откровенно, я почитаю долгомъ сообщить Вамъ о похожденiяхъ этого драматическаго произведенiя.

Я написалъ эту драму въ 1858 году, и зная уже по опыту недоброжелательство ко мнѣ литературныхъ партiй я скрылъ свое имя подъ псевдонимомъ Горскаго. – Драма провалялась въ Дирекцiи почти 10 мѣсяцевъ, но хитрость моя удалась и театральный художественный

// л. 1 об.

Комитетъ (sic!) одобрилъ ее (т. е. драму) почти единогласно.

Цензура III Отдѣленiя, нашла ее неудобною для постановки на сцену, но печатать не запретила. – Тогда я обратился къ Русскому Вѣстнику, снабдившему меня не задолго предъ тѣмъ хвалебнымъ рескриптомъ ‑ и получилъ загадочный отзывъ въ которомъ сказано было между прочимъ «что драматическая рамка не довольно обширна для размашистаго моего повѣствовательнаго таланта, что въ драмѣ мнѣ тѣсно <В рукописи ошибочно: тесно – ред.> и негдѣ разгуляться. (Sic!!!!). Затѣмъ я обратился къ «Современнику». ‑ Г. Панаевъ написалъ мнѣ весьма любезную записку, но отказалъ подъ тѣмъ предлогомъ «что драма произвела на него слишкомъ тяжелое впечатлѣнiе <В рукописи ошибочно: впечатленіе ‑ ред.>, что онъ ее прочиталъ залпомъ и при томъ на ночь и что даже ему, человѣку бывалому очерствевшему, не спалось отъ нея – то посудите же добавляетъ премудрый «новый поэтъ» поздоровится ли публикѣ отъ подобнаго чтенiя.

Любопытный этотъ отзывъ поразилъ меня своею глубокомысленностью, но оставилъ [меня] въ совершенномъ недоумѣнiи на счетъ достоинства или негодности моего произведенiя.

Съ настойчивостью, достойною лучшей участи я наконецъ обратился къ «Русскому Слову»<.> Редакцiя этого журнала не пустилась въ длинныя объясненiя и продержавъ рукопись

// л. 2

нѣсколько мѣсяцевъ, возвратила мнѣ [ее] объявивъ, что драма не можетъ быть напечатана, потому что слишкомъ «рутинна». Этого ужъ я никакъ не могъ ожидать[? –]/!/ потому вопервыхъ, что рутин[н]а набивается навыкомъ а я для сцены никогда не писалъ – а вовторыхъ, сколько я припомню никогда еще на русской сценѣ не выставлял[ъ]/и/ на показъ такъ смѣло нелѣпости нѣкоторыхъ изъ коренныхъ нашихъ узаконенiй.

Не знаю, понравится ли Вамъ моя драма или нѣтъ, но во всякомъ случаѣ рѣшитесь, прошу Васъ, пожертвовать часъ, другой на ея прочтенiе; смѣю Васъ увѣрить, что это не пустословiе и что множество печатается вещей ни чѣмъ не лучше столь усердно забракованнаго тремя Редакцiями произведенiя.

Я не рѣшился утруждать Васъ личнымъ моимъ посѣщенiемъ, но если Вы пожелаете меня видѣть и лично со мною объясниться, то напишите слово и я съ величайшимъ удовольствiемъ явлюсь къ Вамъ, тѣмъ болѣе что съ первыхъ строкъ послѣдняго Вашего романа ‑ жажду съ Вами познакомиться.

<Далее следует приписка рукой Ф. М. Толстого:

Примите увѣренiе совершенной моей преданности <В рукописи: переданности – ред.>

Ѳ<.> Толстой – ред.>

«8» Апрѣля 1861 г.

<Далее следует приписка рукой Ф. М. Толстого:

адресъ мой: Ѳеофилу Матвѣевичу Толстому

въ домъ Кн. Юсуповой на Исакiевской площади – ред.>

// л. 2 об.