<РО ИРЛИ, ф. 100, № 29613. Письмо Достоевского Ф. М. к Врангелю А. Е.>
1
Петербургъ
31 Марта/65
Милый, добрый другъ мой,
Александръ Егоровичь, я понимаю что Вы должны были очень удивиться и конечно,
судя по чувствамъ Вашимъ ко мнѣ, оскорбиться моимъ молчаніемъ въ
отвѣтъ на оба Ваши задушевныя, добрѣйшія письма! Не удивляйтесь и
не оскорбляйтесь. Я Вамъ тотчасъ-же хотѣлъ тогда отвѣтить и не могъ. Почему? прочтете ниже. Но Васъ,
друга моего въ то время когда у меня не было друзей, свидѣтеля и моего
безконечнаго счастья и моего страшнаго горя (помните ту ночь въ лѣсу,
подъ Семиполатинскомъ, когда мы ихъ провожали); друга моего и потомъ
здѣсь, въ Петербургѣ, ходатая за меня – Васъ могъ-ли бы я
забыть? Напротивъ во всѣ эти годы много разъ я объ Васъ думалъ и вспоминалъ.
Но что была моя жизнь въ это время. Я вамъ обязанъ объясненіемъ и даже отчетомъ,
чтобъ разъяснить мое недавнее молчаніе
// л. 1
на
Ваши письма. Слушайте-же, напишу Вамъ всю мою исторію за все время, ‒
впрочемъ не всю, этого нельзя, потому
что въ подобныхъ случаяхъ [не] /въ/ письмахъ [ничего] /главнѣйшаго
никогда/ не разскажешь. Иное просто не могу разсказывать. А потому разскажу
Вамъ лучше, по возможности вкратцѣ, [по] послѣдній годъ моей жизни.
Вы знаете вѣроятно, что
братъ затѣялъ четыре года назадъ журналъ. Я ему сотрудничалъ. Все шло
прекрасно. Мой Мертвый домъ сдѣлалъ буквально фуроръ и я возобновилъ имъ
свою литературную репутацію. У брата были огромные долги при началѣ
журнала и тѣ стали оплачиваться, ‒ какъ вдругъ въ 63мъ году,
въ Маѣ, журналъ былъ запрещенъ за одну самую горячую и патріотическую
статью, которую ошибкой приняли за самую возмутительную противъ
правительственныхъ дѣйствій и общественнаго тогдашняго настроенія. Правда
и писатель былъ отчасти виноватъ (одинъ изъ нашихъ ближайших<ъ>
сотрудниковъ) слишкомъ перетонилъ и его поняли обратно. Дѣло скоро поняли
какъ надо, но ужъ журналъ былъ запрещенъ. Съ этой минуты дѣла брата
приняли крайнее разстройство, кредитъ его пропалъ,
// л. 1 об.
долги обнаружились, а заплатить
было нечѣмъ. Братъ выхлопоталъ себѣ позволеніе продолжать журналъ,
подъ новымъ названіемъ Эпоха. Позволеніе вышло только въ концѣ Февраля 64го.
1й номеръ не могъ появиться раньше 20го Марта
<Текст: 64го ∞ 20го Марта – подчеркнут карандашом рукой
неизвестного лица. – Ред.>. Журналъ значитъ опоздалъ, подписка уже
повсемѣстно[,] /кончилась,/ потому что публика подписывается на всѣ
журналы по старой привычкѣ только въ 3 мѣсяца, въ
Декабрѣ, Январѣ и Февралѣ. Надо было удовлетворить прежнихъ
подписчиковъ, которые не получили расчоту при прекращеніи Времени. Имъ объявлено было, чтобъ они досылали [6] по шести
рублей, за Эпоху 1864го года. Такъ какъ новых<ъ>
подписчиковъ почти не было, а были все старые, досылавшіе по шести рублей, то
стало быть братъ долженъ былъ издавать журналъ себѣ въ убытокъ. /Это
окончательно его разстроило и доконало<.>/ Онъ началъ дѣлать долги,
здоровье же его стало разстроиваться. Меня подлѣ него въ это время не
было. Я былъ въ Москвѣ, подлѣ умиравшей жены моей <Текст: Я былъ ∞ жены
моей. –
подчеркнут карандашом рукой неизвестного
лица. ‒ Ред.>. Да, Александръ Егоровичь, да мой
безцѣнный другъ, Вы пишете и соболѣзнуете о моей роковой потери
<Так в рукописи. – Ред.>,
о смерти моего ангела брата Миши, а не знаете до какой степени
// л. 2
судьба меня задавила! Другое
существо, [люби] любившее меня и которое я любилъ безъ мѣры жена моя,
умерла въ Москвѣ, куда переѣхала за годъ до смерти своей отъ
чахотки. Я переѣхалъ въ слѣдъ за нею, не отходилъ отъ ея постели
всю зиму 64го года и 16е Апрѣля
прошлаго года она скончалась, въ полной памяти и прощаясь, вспоминая
всѣхъ кому [велѣла] /хотѣла/ /въ/ послѣдній разъ отъ
себя поклониться, вспомнила и объ Васъ. Передаю Вамъ ея поклонъ, старый, добрый
другъ мой. Помяните ее хорошимъ, добрымъ воспоминаніемъ. О, другъ мой, она
любила меня безпредѣльно, я любилъ ее тоже безъ мѣры, но мы не жили
съ ней счастливо <Текст: но мы не
жили съ ней счастливо – подчеркнут
карандашом рукой неизвестного лица. – Ред.>. Все разскажу Вамъ при
свиданіи, – теперь-же скажу только то, что не смотря на то, что мы были съ
ней положительно несчастны вмѣстѣ, (по ея странному, мнительному и
болѣзненно фантастическому характеру) – мы не могли перестать любить
другъ друга; даже чѣмъ несчастнѣе были тѣмъ болѣе
привязывались другъ къ другу. Какъ ни странно это, а это было такъ. Это была
самая честнѣйшая самая благороднѣйшая и великодушнѣйшая
женщина, /изъ всѣхъ/ которыхъ я зналъ во всю жизнь. Когда она
умерла –
// л. 2 об.
2
– я хоть и мучился видя (весь
годъ) какъ она умираетъ, хоть и цѣнилъ и мучительно чувствовалъ чтὸ
я хороню съ нею, – но никакъ не могъ вообразить до какой степени стало [м]
больно и пусто въ моей жизни когда ее засыпали землею. И вотъ ужъ годъ, а
чувство все тоже, не уменьшается… Бросился я, схоронивъ ее, въ Петербургъ, къ
брату, – онъ одинъ у меня оставался, но черезъ три мѣсяца, умеръ и
онъ, прохворавъ всего мѣсяцъ и слегка, такъ что кризизъ перешедшій въ
смерть, случился почти неожиданно, въ три дня.
И вотъ я остался вдругъ одинъ и
стало мнѣ просто страшно. Вся жизнь переломилась разомъ надвое. Въ одной
половинѣ, которую я перешолъ, было все для чего я жилъ, а въ другой,
неизвѣстной еще половинѣ, все чуждое, все новое и ни одного сердца,
которое-бы могло мнѣ замѣнить тѣхъ обоихъ. Буквально – мнѣ
не для чего оставалось жить. Новыя связи дѣлать, новую жизнь выдумывать!
Мнѣ противна была даже и мысль объ этомъ. Я тутъ въ первый разъ почувствовалъ, что ихъ
не[ч]/к/ѣмъ замѣнить, что я ихъ
только и любилъ на свѣтѣ и что новой любви не только не
наживешь, да[же] и не надо наживать. Стало все вокругъ меня холодно и пустынно.
И вотъ, когда я три мѣсяца назадъ получилъ Ваше
// л. 3
горячее, доброе письмо, полное
прежнихъ воспоминаній, мнѣ стало такъ грустно, что и не знаю какъ Вамъ
выразить. Но слушайте далѣе.
9 Апрѣля/65
Девять дней прошло съ тѣхъ
поръ какъ я началъ къ Вамъ письмо и буквально
въ эти девять дней я не имѣлъ ни минуты времени, чтобъ его кончить.
Можете-ли Вы мнѣ повѣрить, Александръ Егоровичь, что въ эти три
мѣсяца, послѣ Вашихъ обоих<ъ> писемъ, и особенно послѣ
втораго, при которомъ мнѣ больно стало отъ мысли: чтὸ Вы обо
мнѣ подумаете[?]/,/ ‒ можете-ли Вы мнѣ повѣрить,
что я ни одной минуты, буквально не
могъ удѣлить чтобъ отвѣчать Вамъ и оттого молчалъ до сихъ поръ?
Вѣрьте – не вѣрьте, и однакожъ это было такъ, это истина, а
почему это такъ? – сейчасъ узнаете. – [Послѣ б<рата>]
Продолжаю прежнее:
Послѣ брата осталось
всего триста рублей
// л. 3 об.
и на эти деньги его и
похоронили. Кромѣ того до двадцати пяти тысячь долгу, изъ которыхъ десять
тысячь долгу отдаленнаго, который не могъ обезпокоить его семейство, но
пятнадцать тысячь по векселямъ, требовавшимъ уплаты. Вы спросите: [чѣмъ-же]
какими же средствами могъ-бы онъ додать шесть книгъ журнала за остальную
половину года, (онъ умеръ въ Iюлѣ/64 года)?
Но у него былъ чрезвычайный и огромный кредитъ; сверхъ того онъ вполнѣ
могъ занять и заемъ уже былъ въ ходу. Но онъ умеръ и весь кредитъ журнала
рушился. Ни копѣйки денегъ, чтобъ издавать его, а додать надо было шесть
книгъ, что стоило 18000 руб. minimum, да сверхъ того удовлетворить кредиторовъ,
[что стоило] /на что/ [тоже] надо было 15000, ‒ итого надо было
33000, чтобъ [до] кончить годъ и добиться до новой подписки журнала. Семейство
его осталось буквально безъ всякихъ средствъ, ‒ хоть ступай по міру.
Я у нихъ остался единой надеждой и они всѣ, и вдова и дѣти, сбились
въ кучу около меня, ожидая отъ меня спасенія. Брата моего я любилъ
безконечно, – могъ-ли [бы] я ихъ оставить? [Оставалось] Предстояло
двѣ дороги: 1) Прекратить журналъ, предоставить журналъ (такъ
какъ журналъ все таки имѣнье и чего нибудь стоитъ) кредиторамъ
// л. 4
вмѣстѣ съ мебелью и
съ домашнимъ хламомъ и взять семейство къ себѣ. Затѣмъ работать,
литературствовать, писать романы и [содержать] содержать [ихъ] /вдову и сиротъ
брата./ 2й случай) Достать денегъ и продолжать изданіе
во что-бы ни [стало] стало[,][/:/]/./ [недѣля] Какъ жаль что я не
рѣшился на первое! Кредиторы конечно не получили-бы и 20 на сто. Но
семейство, отказавшись отъ наслѣдства, по закону не обязано было-бы
ничего и платить. Я-же во всѣ эти пять лѣтъ, работая у брата и въ
журналахъ [получа<лъ>] заработывалъ отъ восьми до десяти тысячь въ годъ;
слѣдственно могъ-бы прокормить и ихъ и себя, ‒ конечно работая
съ утра до ночи всю жизнь. Но я предпочелъ второе, т. е. продолжать
изданіе журнала. Не я впрочемъ одинъ предпочелъ это. Всѣ друзья мои и
прежніе сотрудники были того-же мнѣнія.
______
14 Апрѣля.
Опять
перерывъ былъ. Еслибъ только Вы могли знать Александръ Егоровичь въ каких<ъ>
ужасных<ъ> и давящихъ меня занятіяхъ проходитъ все мое время! ‒
Продолжаю прежнее:
‒ Ктому-же надо было
отдать долги брата: я не хотѣлъ, чтобъ на его
// л. 4 об.
3
имя легла дурная память.
Средство было: дойти до годовой подписки, оплатить часть долгу, стараться чтобъ
журналъ былъ годъ отъ году лучше и года черезъ три-четыре, заплативъ долги
сдать кому-нибудь журналъ, обезпечивъ семейство брата. Тогда-бы я отдохнулъ,
тогда-бы я опять сталъ писать то, что давно хочется высказать. Я рѣшился.
Поѣхалъ въ Москву, выпросилъ у старой и богатой моей тетки 10,000,
которыя она назначила на мою долю въ своемъ завѣщаніи и воротившись въ
Петербургъ сталъ додавать журналъ. Но дѣло было уже сильно испорчено:
требовалось выпросить разрѣшеніе цензурное издавать журналъ. Дѣло
протянули такъ что только въ концѣ Августа могла появиться Iюньская
книга Журнала. Подписчики, которымъ ни до чего нѣтъ дѣла, стали
негодовать. Имени моего не позволила мнѣ цензура поставить на
журналѣ, ни [въ видѣ] какъ редактора, ни какъ издателя. Надобно
было рѣшиться на мѣры энергическія. Я сталъ печатать разомъ въ
трехъ типографіяхъ, не жалѣлъ денегъ, не жалѣлъ здоровья и силъ.
Редакторомъ былъ одинъ я, читалъ корректуры, возился съ авторами, съ цензурой,
поправлялъ
// л. 5
статьи, доставалъ деньги,
просиживалъ до шести часовъ утра и спалъ по 5 часовъ въ сутки и хоть ввелъ
въ журналѣ порядокъ, но уже было поздно. Вѣрите-ли: 28 Ноября
вышла Сентябрская книга а 13 Февраля Генварская книга 1865го
года, значитъ по 16 [листовъ] /дней/ на книгу и каждая книг[у]/а/ въ 35 листовъ.
Чего-же это мнѣ стоило! Но главное, при всей этой каторжной чорной
работѣ я самъ не могъ написать и напечатать въ журналѣ ни строчки[.]
/своего./ Моего имени публика не встрѣчала и даже въ Петербургѣ, не
только въ провинціи не знали, что я редактирую журналъ.
И вдругъ послѣдовалъ у
насъ всеобщій журнальный кризисъ. Во всѣхъ журналахъ разомъ подписка не
состоялась. Современникъ, имѣвшій постоянно 5000 подписчиковъ
очутился съ 2300.
Всѣ остальные журналы упали. У насъ осталось только 1300 подписчиковъ.
Много причинъ этого журнальнаго
нашего, во всей Россіи кризиса. Главное, они ясны, хотя и сложны. Но объ немъ
послѣ. Посудите каково положеніе наше. Каково, главное, мое положеніе!
Чтобъ старые братнины долги
// л. 5 об.
не безпокоили хода дѣла я
перевелъ ихъ тысячь на десять на себя. Я расчитывалъ, что еслибъ журналъ
имѣлъ въ этомъ году, при несчастьи, хотя бы только 2500 подп<исчиковъ>
вмѣсто прежнихъ четырехъ, то и тутъ все-бы уладилось, по крайней
мѣрѣ свои долги расплатили-бы. Я расчитывалъ вѣрно: Никогда
еще не бывало, съ самаго начала нашего журнализма, /съ тридцатыхъ годовъ/ чтобъ
число подписчиковъ убавилось въ одинъ годъ болѣе чѣмъ на 25 процентовъ.
И вдругъ, почти у всѣхъ убавилось на половину, а у насъ на 75 процентовъ.
Приписывать худому веденію дѣла я не могу. Вѣдь и Время я
началъ, а не братъ, я его направлялъ
и я редактировалъ. Однимъ словомъ съ нами случилось тоже самое [что] /какъ/
еслибы у владѣльца или купца сгорѣлъ-бы домъ или его фабрика и онъ [съ]
/изъ/ достаточнаго человѣка обратился-бы въ банкрута.
При началѣ подписки
долги, преимущественно еще покойнаго брата, потребовали уплаты. Мы платили изъ
подписныхъ денегъ, расчитывая, что [уплативъ] за уплатою все таки останется
чѣмъ издавать журналъ, но подписка пресѣклась и выдавъ два номера
журнала мы остались безъ ничего.
Въ этакое-то время и застали
меня Ваши письма. Я ѣздилъ въ Москву[,] доставать
// л. 6
денегъ, искалъ компаньона въ
журналъ на самыхъ выгодных<ъ> условіях<ъ>, но кромѣ
журнальнаго кризиса у насъ въ Россіи денежный кризисъ.
Теперь [изда] мы не можемъ, за
неимѣніемъ денегъ издавать журналъ далѣе и должны объявить
временное банкротство, а на мнѣ кромѣ того до 10,000 вексельнаго
долгу и 5000 на честное слово.
Изъ нихъ три тысячи надо
заплатить во что-бы то ни стало. Кромѣ того 2000 нужно для того, чтобъ
выкупить право на изданіе моихъ сочиненій, которыя въ закладѣ и
приступить къ ихъ изданію самому. Книгопродавцы даютъ мнѣ за это право 5000 руб.
Но это мнѣ невыгодно. Если я буду издавать ихъ самъ – будетъ
выгоднѣе. Теперь, чтобъ заплатить долги, хочу издавать новый романъ мой
выпусками, какъ дѣлается въ Англіи, кромѣ того [со] хочу издавать Мертвый Домъ тоже выпусками и съ
иллюстраціей, раскошнымъ изданіемъ, и наконецъ, въ будущемъ году, полное собраніе
моихъ сочиненій. Все это надѣюсь дастъ тысячь пятнадцать, ‑ но
какова каторжная работа.
О другъ мой, я охотно-бы пошолъ
опять въ каторгу [чт] на столько-же лѣтъ,
// л. 6 об.
4
чтобъ только уплатить долги и
почувствовать себя опять свободнымъ. Теперь опять начну писать романъ изъ
подъ-палки, /т. е./ изъ нужды наскоро. Онъ выйдетъ эффектенъ, но того-ли
мнѣ надобно! Работа изъ нужды, изъ денегъ задавила и съѣла меня.
И все таки для начала мнѣ
нужно теперь хоть три тысячи. Бьюсь по всѣмъ угламъ, чтобъ ихъ достать –
иначе погибну. Чувствую что только случай можетъ спасти меня. Изъ всего запаса
моихъ силъ и энергіи осталось у меня въ душѣ что-то тревожное и смутное,
что-то близкое къ отчаянію. <В
рукописи: къ отчаяніе – ред.>
Тревога, горечь самая холодная суетня, самое ненормальное для меня состояніе и
въ добавокъ одинъ, ‑ прежнихъ и прежняго; сорокалѣтняго,
нѣтъ уж[ъ]/е/ при мнѣ. А между тѣмъ все мнѣ кажется,
что я только что [начина] собираюсь жить. Смѣшно, не правда-ли? Кошачья живучесть.
Описалъ я Вамъ все и вижу, что
главнаго, ‒ моей духовной, сердечной жизни я не высказалъ и даже
понятія о ней не далъ. Такъ будетъ и всегда, пока мы въ письмахъ. Я письма не
умѣю писать и объ себѣ не
// л. 7
умѣю въ мѣру писать. Впрочемъ оно и трудно: Много лѣтъ легло
между нами, да и какихъ лѣтъ!
И какъ кстати Вы теперь
отозвались мнѣ. Все Вы
мнѣ напомнили прежнее. Я люблю Васъ прежняго, молодаго, добраго и такимъ
Васъ буду представлять себѣ всю мою жизнь. Кстати: Я Васъ еще
совсѣмъ не знаю какъ семьянина. Кажется мнѣ (припоминая прежнее)
что Вы должны быть теперь счастливы; Но очень хочу угадать какой новый
оттѣнокъ, мнѣ неизвѣстный, положила семейная жизнь на Вашу
душу.
Благодарю Васъ за фотографіи
Вашего семейства. Я долго разсматривалъ карточки, вглядывался и угадывалъ.
За границей я былъ два
раза, ‒ лѣтомъ[, каждый] 62 и 63 года. Каждый разъ
ѣздилъ на три мѣсяца, былъ въ Германіи (почти во всей) въ
Швейцаріи, Франціи и въ Италіи [(во] ‒
// л. 7 об.
‒ (тоже во всей). Здоровье
мое заграницей, въ оба раза, воскресало съ быстротой удивительной. Я положилъ
ѣздить каждый годъ на три мѣсяца, тѣмъ болѣе что это
ничего не значитъ въ денежномъ отношеніи, при дороговизнѣ нашей
здѣшней жизни. Ѣздить-же я хотѣлъ для поправки здоровья,
чтобъ отдыхать, поправляться и тѣмъ удобнѣе работать остальные 9 мѣсяцевъ
года въ Россіи. Но въ прошломъ году смерть брата заставила меня остаться, а
нынѣшніе долги и занятія доканаютъ меня здѣсь окончательно. А
какъ-бы хотѣлось хоть на мѣсяцъ съѣздить, провѣтрить голову,
освѣжиться, воскреснуть. Къ Вамъ-бы заѣхалъ непремѣнно. И кто
знаетъ: можетъ быть это и случится. Изданіе Мертваго Дома можетъ идти безъ
меня, а за границей я постоянно пишу, потому что тамъ времени и спокойствія
больше чѣмъ здѣсь, особенно если жить на одномъ мѣстѣ.
Къ Вамъ-бы заѣхалъ непремѣнно.
Карточку пришлю
непремѣнно, если скоро
// л. 8
отвѣтите, ‒ не
сердясь за долгое молчаніе. Да и за что-же, Боже мой сердиться, развѣ я
виноватъ!
[При] Я живу одинъ, при
мнѣ Паша мой пасынокъ. Ему уже семнадцатый годъ, учится, Васъ очень
помнитъ и Вамъ кланяется.
А многое-бы я Вамъ
поразсказалъ, еслибъ ‒ мы свидѣлись.
Прощайте добрый другъ мой,
обнимаю Васъ отъ всей души, горячо. Будьте счастливы. Теперь буду акуратно отвѣчать.
Пишите скорѣй.
Боюсь застанетъ-ли Васъ письмо
это [въ К] [по] въ Копенгагенѣ.
Вашъ
весь
Прежній
и всегдашній
Ѳедоръ
Достоевскій
// л. 8 об.