<РГАЛИ, ф. 212.1.63. Письмо А. Е. Врангеля к Ф. М. Достоевскому>

Копенгагенъ, 8 Мая 1865.[1]

Душевно благодарю Васъ, добрый мой другъ, за длинное и обстоятельное письмо Ваше. Грустныя новости передаете Вы мнѣ; никогда не могъ я думать что въ эти 4 года разлуки Вы пережили столько мученiй; право, я начинаю быть фаталистомъ и вѣрить[2] что есть люди коихъ судьба — вѣчное горе въ семъ мiрѣ. Какъ смѣли Вы предпологать даже что я сердился на Ваше молчанiе? я никогда не сомнѣвался въ Вашей искренней дружбѣ и объяснялъ это тѣмъ что — или письма мои не дошли, или особенныя обстоятельст<в>а не даютъ Вамъ времени писать. Къ несчастiю послѣднее предположенiе оправдалось. Трудная выпала Вамъ доля, вся жизнь Ваша

// л. 18

полна лишенiй и борьбы.[3] Ваше горе сильно меня оскорбило, а еще болѣе[4] то что я не могу помочь другу, даже не могу обнять Васъ и ободрить словами, глазъ на глазъ. Но я увѣренъ что съ Вашимъ характеромъ и энергiей Вы выпутаетесь.

Благодарю за предсмертный поклонъ Марьи Дмитрiевны; миръ праху ея! Все что Вы говорите объ ней — подходитъ отчасти и къ моимъ отношенiямъ съ женою; и мы любимъ другъ,[5] понимаемъ что не можемъ жить другъ безъ друга — а между тѣмъ внутренне чувствуемъ что наши натуры, взгляды на жизнь, идеи, привычки такъ разны — что право удивляеш<ь>ся какъ два такiя существа могутъ жить вмѣстѣ и въ мирѣ.

// л. 18 об.

Моя Анюта болѣзненно-нервная женщина, воспитанная en Princesse Russe, безъ всякаго понятiя о жизьнѣ[6], лишенiяхъ. Она полагаетъ что жизнь дана для удовольствiя и счастiя; борьба съ[7] судьбою ей непонятна; малѣйшее усилiе къ тому ее страшитъ…… а между тѣмъ матерiальная обстановка моя[8] очень незавидна. Я работаю, отказываю себѣ во многомъ и стараюсь забыть, заглушить черныя мысли. Но объ этомъ будемъ говорить при первомъ свиданiи и въ письмахъ ни слова. Мнѣ трудно сказать Вамъ счастливъ или несчастливъ я. Дѣти мои меня утѣшаютъ окромѣ ихъ ласокъ — я слышу только ропотъ на судьбу, вздохи и слезы да ненавистныя мнѣ лица докторовъ. Вы первый,

// л. 19

другъ мой, кому я высказалъ тайну моей жизьни. Меня мучатъ еще двѣ вещи[9]. 1^ое) самовольное изгнанiе изъ Россiи гдѣ все что я люблю; родныя, деревня, друзья и матер<iальные> интересы. Къ несчастiю изгнанiе это продолжиться[10] долго, быть можетъ всегда. Жена ненавидитъ Россiю, не выноситъ климатъ Петербурга; къ тому же я не могу бросить службу ради жалованья. 2^ое) я чувствую себя одинокимъ, — нѣтъ не только друга но и человѣка съ которымъ могъ бы поговорить. Со времени нашей разлуки я сошелся съ двумя личностями — обѣ были мои сослуживцы въ Букарестѣ[11]; одинъ былъ[12] мой начальникъ Гирсъ — теперь посланникъ въ Тегеранѣ — другой стар<ый> драгоманъ; но и съ тѣми судьба разлучила.

// л. 19 об.

Я отправляю семейство мое въ концѣ Мая въ Питеръ, въ деревню[13] къ отцу моему; самъ же собираюсь въ отпускъ только въ началѣ Iюня с<тараго> с<тиля> и конечно буду у Васъ; скажите только свой адрессъ. Какъ радъ буду я видѣть Васъ въ Копенгагенѣ; не говоря уже о прiятности свиданiя — городъ представитъ Вамъ много интереснаго; музеи здѣшнiе замѣчательны, мѣстность вдоль Зунда красива, Швецiя рукой подать. Вы конечно остановитесь у меня и вмѣстѣ мы вспомнимъ о прошедшемъ…. какое страшное слово: прошедшее!!

Настоящая[14] дѣятельность моя служебная — нуль; не то было на востокѣ въ Придунаиск<ихъ> Княжествахъ. Подвигаюсь я туго ибо[15]

// л. 20

не привыкъ гнуть спину предъ Горчаковымъ, льстить сил<ь>нымъ мiра сего, торчать въ передней и пресмыкаться въ Министерствѣ, въ Петербургѣ, въ сей клоакѣ интригъ, мерзостей и непотизма. Впрочемъ[16] отношенiя мои съ начальствомъ и товарищами хороши и со временъ Семипалатинска я ни съ кѣмъ не ссорился и не ругался. Природа наградила меня великой дозой терпѣнiя, нѣмецкимъ, которое такъ ненавидитъ Катковъ и С<анктъ> Петер<бургскiя> вѣдомости и я пойду тихо впередъ съ Божьею помощей[17].

Поздравляю съ Новыми Законами о прессѣ; если бы вышли ранѣе то помогло бы немного Вашему журналу. Чѣмъ объяснить Апатiю публики[18] къ Литтературѣ?

// л. 20 об.

Я къ стыду своему совершенно отсталъ отъ нея; За то усердно читаю всевозможныя русскiя газеты, ссоры и дрязги коихъ мнѣ надоѣли; направленiе многихъ мнѣ не нравится — особенно Москвы. Вполнѣ согласенъ, между прочимъ, что Нѣмцы консерваторы до глупости (въ Остз<ейскихъ> Пров<инцiя>^хъ), что въ нашемъ вѣкѣ эти Бароны-юнкеры непонятны, невозможны; первый бы отправилъ ихъ въ Японiю или Китай — но согласитесь что это не даетъ права ругать все нѣмецкое, вселятъ[19] зависть и раздоръ.

Второе что меня удивляетъ — это желанiе имѣть все разомъ, не разработавъ то что имѣемъ<.> Третье — что Правительство и Общество заботится только о внѣшней обстановкѣ, для виду, а внутри — хоть шаромъ покати.

// л. 21

Вообразите: я недавно только, прочелъ, проглотилъ, Ваши <«>Записки изъ мертваго Дома<»>. Прекрасно! Какъ хорошо схваченъ характеръ русскаго человѣка! Сколько правды; сколько пользы принесла эта книга въ отношенiи бѣдныхъ несчастныхъ. Читая её — я вспомнилъ наши долгiя бесѣды[20] въ Семипалатинскѣ — все это были личности мнѣ извѣстныя изъ Вашихъ разсказовъ. Описали ли Вы въ вашихъ романахъ нашу Семип<алатинскую> жизнь? Вы вѣдь собирались это исполнить.

Кланяйтесь Пашѣ[21] и женѣ Вашего покойнаго брата, если она меня помнитъ. Дай Богъ устроить Вамъ ихъ дѣла.

Жду съ нетерпѣнiемъ карточьку а лучше Самаго Васъ.

// л. 21 об.

Судя по Вашему письму Вамъ непремѣнно нужно провѣтриться, съѣздить за границу, забыть на время заботы, освѣжить голову и здоровье. Продайте журналъ; продайте право изданiя Вашихъ сочиненiй и развяжите себѣ руки; остальное выплатиться мало по малу новыми трудами. Я бы на Вашемъ мѣстѣ поселился на нѣсколько лѣтъ за границею и на покоѣ, среди чудной природы Италiи или Швейцарiи — началъ бы писать, не изъ подъ палки, какъ Вы говорите, а con amore по вдохновенiю.

Прощайте, другъ мой, дай Богъ чтобы письмо это застало Васъ въ лучшихъ обстоятельствахъ нежели прежнiя. Отвѣчайте мнѣ подробно обо всемъ[22] и[23]

// л. 22

болѣе подробно о самомъ себѣ. Я и забылъ Вамъ сказать что 5[24] дней послѣ свадьбы моей[25] отецъ мой потерялъ 300/т<ысячъ> р<ублей> с<еребромъ> что тяжко отозвалось и на мнѣ; деньги были у купца Меняева который обанкротился на три миллiона. Говорятъ что лѣтъ чрезъ 10 воротятъ — а пока трудно, очень трудно. Всякому изъ насъ нужно нести свой крестъ. Оттѣнокъ который положила на меня семейная жизнь — большая доза философiи и терпѣнiя — въ остальномъ (говорятъ друзья) я не перемѣнился; каковъ былъ такимъ и останусь. Прощайте, не забывайте и пишите чаще и подробно.

Вашъ старый другъ

А<.> Врангель

// л. 22 об.

[1] На полях слева от текста письма поставлен вензель.

[2] Вместо: вѣрить — было: думать

[3] Вместо точки была запятая.

[8] Исправлено. В рукописи было: мое

[9] Вместо: вещи — было: жизьни

[13] Вместо: деревню — было: деревнѣ

[15] На полях вверху слева от текста письма поставлен вензель.

[16] Вместо: Впрочемъ — было: Врочемъ

[18] Вместо: публики — было: публикѣ

[20] Исправлено. В рукописи было: бѣседы

[21] Вместо: Пашѣ — было: Машѣ

[22] Исправлено. В рукописи было: всѣмъ

[23] На полях вверху слева от текста письма поставлен вензель.