МОЛОДИЦА ИЗ КИЖСКОИ ГУБЫ
91
О Чуриле Пленковиче [a]
Жил-был Ерма сударь Васильевич,
У
него была жена Катерина Микулична.
Поехал Ерма сударь Васильевич ко церкви ко божией.
Идет Чурилушка Опленков сын:
5 Пóд пяты, пяты́ воробей
пролети,
Около носа-то яичко кати;
На его девки глядят — золоты пелы ломят,
Стары бабы глядят — прялицы ломят.
Увидала
Катерина Микулична:
10 Кто-то за воротамы колотится —
Колотится Чурила Опленкович.
Прибегала
Катерина Микулична
И пускала Чурилушку Опленковича.
Увидала его девка-целяднича,
15 Говорит Катерины Микуличной:
«Ай
же ты, Катерина Микулична!
Я
скажу Ермы сударь Васильевичу».
Говорила Катерина Микулична:
«Не говори-тко ты, девка-целяднича;
20 Я тебе, девка, башмаки куплю,
Я тебе, девка, сарафан сошью».
Побежала тут она ко божьей церкви;
Она
скоро прибывает ко божьей церкви,
Она крест кладет по-писаному,
25 Поклон ведет по-ученому,
На
все на три, на четыре сторонки поклоняется,
Ермы-то Васильевичу в особину:
«Ай
же ты, Ерма сударь Васильевич!
Богу молишься, прохлаждаешься,
30 В своем доме, сударь, незгоды не ведаешь:
У тебя в доме нелюбимый гость,
Нелюбимый гость Чурила Опленкович».
Говорит Ерма сударь Васильевич:
«Ай же ты, девка-целяднича!
445
35 Буде правду говоришь, я замуж возьму,
А неправду говоришь, голову срублю».
Тут
Ерма скоро поворот держал,
Скоро он, сударь, поворотится,
Скоро он прибывает на своем дворе.
40 Кто-то за воротамы колотится:
Услыхала Катерина Микулична,
Выбегала Катерина Микулична
В одной тонкоей сороцецьке без пояса,
В одних тонкиих чулочиках без чеботов,
45 У ней женские волосы растрепаны.
Говорит Ерма сударь Васильевич:
«Что это санки Чурилины стоят?»
Говорит Катерина Микулична:
«Ездил мой братец во чистом поле гулять,
50 С Чурилушкой санками уменялися [b] ».
Плетка
на гвоздике Чурилина висит.
«Что это плетка Чурилина висит?»
Ездил
мой братец в чистом поле гулять,
С Чурилушкой плеткой уменялися».
55 «Что это на стойлы Чурилин конь стоит?»
«Ездил
мой братец в чистом поле гулять,
С Чурилушкой конем уменялися».
Заходит
в палаты белокаменны:
Шапка Чурилина на стойке висит.
60 «Что это шапка Чурилина висит?»
«Ездил
мой братец в чистом поле гулять,
С Чурилушкой шапкой уменялися».
Заходит
во спальну во теплую:
На кроватке Чурилушка сидит.
65 Он схватил с гвоздя саблю вострую,
Отрубил Чурилы буйну голову.
92
На
нас господи разгневался,
На
славное на царство на Российское,
На Российское царство, Московское:
Дал господи царя несчастливого.
5 Называется, собака, прямым царем,
Дмитрием-царевичем московскиим.
446
Не успел вор-собака воцаритися,
Похотел вор-собака поженитися;
Не в своей он России, в каменной Москвы,
10 Поженился вор-собака в хороброй Литвы,
У Юрья пана Сердопольского,
На
самой на меньшей на дочери,
На той ли Маринушке Юрьевной.
Оны свадебку играли во Филиппов пост,
15 Венец принимали в Миколин день.
Дошло-то это время до велика дня,
До великого дня, до Христова дня.
У того ли у Ивана у Великого
Ударили в большой во колокол:
20 Все князи-бояре к обедни пошли,
Которы ко христосской заутрени,
Вор
Гришка-расстрижка во мыльну пошел
Со душечкой с Маринушкой со Юрьевной.
Все
князи-бояра богу молятся,
25 Вор Гришка-расстрижка в мыльны моется
Со душечкой с Маринушкой со Юрьевной.
Все князи-бояра от обидни пошли,
Вор
Гришка-расстрижка с мыльны идет
Со душечкой с Маринушкой со Юрьевной.
30 На Гришке кафтан в пятьсот рублей,
На
Маринушке салоп в целу тысячу.
Приходит вор на царское крылечушко,
Прицыкивает, собака, громким голосом,
Чтобы слышно было в хоробру Литву,
35 Ко Юрью пану Сердопольскому:
«Ай
же ты Марина, лебедь белая!
Ты
не кланяйся московским князьям-боярам,
Не
молись-ка, Марина, чудным óбразам,
Приходи-тко, Марина, в палаты белокаменны,
40 Ты
садись-ка, Марина, за столы за дубовые,
Кушай-рушай же, Марина, лебедь белая.
Проживу
ли-то я, Маринушка, тридцать лет?
Не прожить мне-ка, Маринушка, и трех часов».
Скажут, Дмитрия убили в каменной Москвы,
45 Его мощи хоронили под божью церкву;
Гришка-расстрижка в тюрьмы сидит,
Сидел-то он в тюрьмы ровно тридцать лет,
Заростил свой крест во белы груди.
447
93
О Дмитрии Васильевиче
и Домне Александровне
Ездил Митрий Васильевич
Во чистóм поле, на добрóм коне.
Сидела Домна Александровна
В новой горенке, под косявчатым окошечком,
5 Под хрустальным под стеколышком.
Думала она, удумливала,
Хулила его, охуливала:
«Ездит-то Митрий Васильевич
Во чистом поле, на добром коне:
10 Наперед горбат, назад покляп,
Глаза
у него быдто у совы,
Брови у него быдто у жоги,
Нос-то
у него быдто у жу́рава».
Прикликала сестрица Марья Васильевна:
15 Ай же ты, братец Митрий Васильевич!
Заводи, братец, пир-пированьице,
Зазови-тко Домну Александровну
На широкий двор, на почестный пир».
Приходили послы к Домниной матушке,
20 Они крест кладут по-писаному,
Поклон ведут по-ученому,
На все стороны поклоняются,
Сами
говорят таковы слова:
«Ай же ты, Домнина матушка!
25 Ты спусти, спусти Домну Александровну
На широкий двор, на почестный пир».
Говорила Офимья Александровна:
«Не спущу, не спущу Домны Александровны
На широкий двор, на почестный пир».
30 Первы послы со двора не сошли,
Още другие послы на двор пришли,
Говорят Офимье Александровной:
«Ай
же ты, Домнина матушка!
Ты спусти, спусти Домну Александровну
35 На широкий двор, на почестный пир».
Говорила Офимья Александровна:
«Не спущу, не спущу Домны Александровны
На широкий двор, на почестный пир».
Още другие послы со двора не сошли,
40 А третьи послы на двор пришли,
Говорят Офимье Александровной:
«Ай
же ты, Домнина матушка!
Ты спусти, спусти Домну Александровну
448
На широкий двор, на почестный пир».
45 Говорила Домна Александровна:
«Ай
же ты, родна моя матушка!
Если спустишь — пойду, и не спустишь — пойду».
Говорила Офимья Александровна:
«Ай же ты дитятко, Домна Александровна!
50 Не ходи-тко к Митрию Васильичу:
Ты
хулила его, охуливала.
Я ночéсь спала, грозен сон видлá:
Быдто
золота цепоцечка рассыпалася,
Рассыпалася
она и укаталася».
55 Говорит Домна Александровна:
«Ай же родна моя матушка!
Про себя спала, про себя сон видла!
Уйду я замуж за Митрия Васильича».
Говорит
же Домнина матушка:
60 «Ай же ты, Домна Александровна!
Надевай-ка
ты три платьица:
Первое надень венчальное,
А другое надень опальное,
А третье надень умершее».
65 Садилась она на добра коня,
Поезжала к Митрию Васильевичу.
Приезжала она на белый двор.
Встречает ю Митрий Васильевич,
Опущает ю с добра коня,
70 Берет за ручки за белые,
Целовал во уста во сахарние,
Вел ю за столы за дубовые.
Отрушил он от себя свой шелкóв пояс,
И
учал он Домну по белу телу;
75 И шелков пояс расплетается,
Домнино
тело разбивается.
Пала она на кирпичный пол:
Схватились же Домны —живой нету.
Прознала ея родна матушка,
80 Скоро прибывает на белоем дворе,
Увидала она Домну Александровну,
Пала она со добра коня на кирпичный пол,
Схватились же ея матушки — живой нету.
Говорит тут родной сестрицы Митрий Васильевич:
85 «Ай же
ты моя родная сестрица, Марья Васильевна!
Ты сделала три головки бесповинныих!»
Он схватил с гвоздя булатний нож,
Наставил тупым концом во кирпичен пол
И острым концом во белы груди.