РОМАНОВ К. И.
39
О Вольге Буслаевиче
Закатилося красное солнышко
За горушки высокие, за моря за широкие,
Рассаждалися звезды частые по светлу небу:
Порождался
Вольгá сударь Буслаевич
5 На
матушке на святой Руси.
Рос
Вольга Буслаевич до пяти годков,
Пошел Вольга сударь Буслаевич по сырой земли:
Мать сыра земля сколыбалася,
И звери в лесах разбежалися,
10 И птицы по подоблачью разлеталися,
И
рыбы по синю морю разметалися.
И
пошел Вольга сударь Буслаевич
Обучаться всяких хитростей, мудростей
И всяких язы́ков разныих;
15 Задался Вольга сударь Буслаевич на семь
год,
А
прожил двенадцать лет;
Обучался хитростям, мудростям,
Всяким
языкам разныим.
Собирал дружину себе добрую,
20 Добрую дружину, хоробрую,
Собирал тридцать богáтырей без единого.
Сам становился тридцатыим.
«Дружина, скаже, моя добрая, хоробрая!
Слухайте бóльшего братца, атамана-то:
25 Вейте веревочки шелковые,
Становите веревочки по темну лесу,
Становите веревочки по сырой земли,
И
ловите вы куниц и лисиц,
Диких зверей и черных сóболей,
30 И ловите по три дня и по три́ ночи».
Слушали бóльшего братца, атамана-то,
Делали дело повелёное:
Вили веревочки шелковые,
Становили веревочки по темну лесу, по сырой земли;
35 Ловили по три дни и по три
ночи —
Не могли добыть ни одного зверка.
293
Повернулся Вольга сударь Буслаевич левым [a]
зверём,
Поскочил по сырой земли, пó темну лесу,
Заворачивал куниц, лисиц
40 И диких зверей, черных соболей,
Больших поскакучиих заюшек,
Малыих горностаюшек.
И
будет во граде во Киеве
Со своею дружиной со доброю,
45 И скажет Вольга сударь Буслаевич:
«Дружинушка
ты моя добрая, хоробрая!
Слушайте большего братца, атамана-то:
Вейте силышка шелковые,
Становите силышка на темный лес,
50 На темный лес, на самый верх,
Ловите гусей, лебедей, ясных соколей
И малую птицу-пташицу.
И ловите по три дни и по три ночи».
И слухали большего братца, атамана-то,
55Делали дело повелёное:
Вили силышка шелковые,
Становили силышка на темный лес, на самый верх;
Ловили по три дни и по три ночи —
Не могли добыть ни одной птички.
60
Повернулся Вольга сударь Буслаевич Науй-птицёй,
Полетел по подоблачью,
Заворачивал гусей, лебедей, ясных соколей
И малую птицу-пташицу.
И будут во городе во Киеви
65 Со своей дружинушкой хороброю,
Скажет
Вольга сударь Буслаевич:
«Дружина
моя добрая, хоробрая!
Слухайте
большего братца, атамана-то,
Делайте вы дело повелёное:
70 Возьмите топоры дроворубные,
Стройте суденышко дубовое,
Вяжите путевья шелковые,
Выезжайте вы на сине море,
Ловите рыбу семжинку и белужинку,
75 Щученку и плотиченку
И дорогую рыбку осетринку.
И ловите по три дни и по три ночи».
И слухали большего братца, атамана-то,
Делали дело повелёное:
80 Брали топоры дроворубные,
294
Строили суденышко дубовое,
Вязали путевья шелковые,
Выезжали
на сине море;
Ловили по три дни и по три ночи —
85 Не могли добыть ни одной рыбки.
Повернулся Вольга сударь Буслаевич рыбой щучиной
И побежал по синю морю,
Заворачивал
рыбу семжинку и белужинку,
Щученку и плотиченку,
90 Дорогую рыбку осетринку.
И
будут во граде во Киеве
Со своею дружиною со доброю,
И скажет Вольга сударь Буслаевич:
«Дружина
моя добрая, хоробрая!
95 Кого бы нам послать во Турец-землю
Проведати про думу про царскую,
Что царь думы думает,
Думает ли ехать на святую Русь?
Старого послать — будет долго ждать,
100 А середнего послать-то — вином
запоят,
А малого послать —
Маленький
с девушкамы зайграется,
Со молодушкамы распотешится,
А со старыма старушкамы разговор держать —
105 Это нам будет долго ждать.
Будет, видно, Вольга самому пойти!»
Повернулся Вольга сударь Буслаевич
Малою птицею-пташицей,
Полетел он по подоблачью.
110 И скоро будет во Турец-земле,
Будет у царя турецкого
Против самых окошечек,
И слушает он речи тайные, —
Говорит царь со царицею:
115 «Ай же ты, царица Панталовна!
Я знаю про то, ведаю:
На Руси-то трава растет не по-старому,
Цветы цветут не по-прежнему,
А, видно, Вольги-то живого нет».
120 Говорит царица Панталовна:
«Ай
же ты, царь Турец-Сантал!
На Руси трава все ростет по-старому,
Цветы-то цветут все по-прежнему.
А ночесь спалось — во снях виделось:
125 Быв с-под восточния с-под сторонушки
Налетела птица, малая пташица,
295
А с-под западней с-под сторонушки
Налетала
птица черны́й ворон;
Слеталися оны во чистом поле,
130 Промежду собой подиралися;
Малая-то птица-пташица
Черного ворона повыклевала,
По перышку она повыщипала
И
на ветер все повыпускала».
135 Проговорит царь Турец-Сантал:
«Ай
же ты, царица Панталовна!
А я думаю скоро ехать на святую Русь,
Возьму я девять городов
И подарю своих девять сыновей,
140 Привезу себе шубоньку дорóгую».
Говорит царица Панталовна:
«А не взять тебе девяти городов,
И не подарить тебе девяти сыновей,
И не привезти тебе шубоньку дорогую!»
145 Проговорит царь Турец-Сантал:
«Ах ты, старый черт!
Сама спала — себе сон видела!»
И ударит он по белу лицу,
И повернется — по дру́гому,
150 И кинет царицу о кирпичен пол,
И кинет ю второй-то раз:
«А
поеду я во святую Русь,
Возьму я девять городов
И подарю своих девять сыновей,
155 Привезу себе шубоньку дорогую!»
Повернулся
Вольга сударь Буслаевич
Малыим горносталюшком,
Зашел во горницу во ружейную,
И повернется он добрым молодцем:
160 И тугие луки перéломал,
И шелковые тетивочки пéрервал,
И каленые стрелы все повыломал,
И у оружей замочки повывертел,
В боченочках порох перéзалил.
165 Повернулся Вольга сударь Буслаевич серым
волком:
Поскочил он на конюшен двор,
Добрых коней перебрал,
А глотки у всех у них перервал.
Повернулся Вольга сударь Буслаевич
170 Малою птицею-пташицей,
И будут во граде во Киеве
Со своею со дружиною со доброю:
296
«Дружина моя добрая, хоробрая!
Пойдемте мы во Турец-землю!»
175 И пошли оны во Турец-землю
И силу турецкую во полон брали.
«Дружина моя добрая, хоробрая!
Станем-те теперь полону поделять!»
Чтó
было наделу дорого
180 И чтó было наделу дешево?
Вострыя
сабли по пяти рублей,
А оружье булатнее по шести рублей,
А добрые кони по семи рублей;
А только наделу было дешево — женский пол:
185 Старушечки были по полушечке,
А молодушечки по две полушечки,
А красные девушки по денежке.
40
О царе Калине и Ермаке
Тимофеевиче
Ай же ты собака, злодей Калин-царь!
Думает думушку недобрую,
Советует советы нехорошие —
И хочет от жива мужа жену отнять,
5 У того у князя у Владимира
Молоду Опраксу-королевичну.
Собирает силы — и сметы нет,
Собирал сорок царей, сорок королей:
У всякого у царя по сорока тысячей и по тысяче,
10 У всякого короля по триста и по тысяче.
Собирался,
собака, ровно три году,
Во четвертый год, собака, во поход пошел,
И будет на том поле на Куликове,
И расставил он силу по чисту полю,
15 И сам сходил, собака, со добра коня,
И писал ярлыки скорописчаты,
Не
черниламы писал, красным золотом;
И проездил день с утра до вечера
По
силы по татарския,
20 И по дру́гой день проездил день с утра
до вечера
По силы по татарския,
И
по третий день проездил день с утра до вечера
По
силы по татарския,
И все выбирает татарина самолучшего.
25 Выбирал татарина лучшего, самолучшего,
Отдавал ярлыки скорописчаты,
297
Говорил татарину, наказывал,:
«Поедешь ты, татарин, ко городу ко Киеву,
Не въезжай в ворота белодубовы,
30 А скачи через стену городовую,
Приезжай к крылечку ко переному [b] ,
Не
привязывай коня и не приказывай,
Бежи
скорей в палаты княженецкие,
Отворяй двери все нá пяту,
35 Отворяй двери, не зáпирай,
И поди в палату не с упадкою,
Отдавай
ярлыки князю Владимиру
И сам из слов выговаривай:
«Ай же ты, Владимир стольно-киевский!
40 Очистил бы палату княженецкую
Стоять самому царю Калину,
Очистил бы подворья богатырские
Стоять силы татарския».
И
сам скоро поворот держи,
45 И бежи скорее на широкий двор,
И садись скорей на добра коня,
Поезжай в ворота белодубовы».
Поехал
татарин ко городу ко Киеву,
Сделал дело повелёное;
50 Князь Владимир порасплакался,
Собирает могучиих богатырей
И могучиим богатырям раскланялся:
«Ай же вы, могучие богатыри!
Как же нам с неприятелем поправиться?»
55 А могучии богатыри все ответ держат:
«Князь Владимир стольно-киевский!
Думаем мы с неприятелем поправиться».
Бысть князь весел и радостен.
Скоро все из города из Киева повыедут;
60 Был у ёго любимый племничек,
Младый Ермак Тимофеевич, —
И приходит к дядюшке, ко князю Владимиру,
И бьет челом, поклоняется:
«Дядюшка ты, князь Владимир стольно-киевский!
65 Дай ты мне-кава прощеньице-благословленьице
Из
города из Киева повыехать!»
Проговорит князь Владимир стольно-киевский:
«Любимый мой племничек,
Младый ты Ермак Тимофеевич!
70 Ты младешенек — глупешенек,
298
От
роду тебе веку двенадцать лет,
Устрашишься ты, ужахнешься
Силы-войска татарского:
Не дам тебе прощеньица-благословленьица
75 Из города из Киева повыехать».
Испроговорит младый Ермак Тимофеевич:
«Дядюшка Владимир стольно-киевский!
Хоть ты дашь прощеньице — я повыеду,
И не дашь прощеньица — я повыеду».
80 И скоро бежит он во конюшен двор
И берет себе коня доброго,
Лучшего коня и самолучшего,
И скоро седлает и уздает коня доброго,
И
скоро из города из Киева повыедет,
85 И скоро будет на том поле на Елескины,
И у того у сыра дуба у Невида,
И у того у каменя у латыря,
Где съезжалися могучий богатыри.
И скоро сходил с добра коня
90 И стал по белым шатрам поглядывать:
И в котором шатре был старый казак Илья Муромец,
На
том шатре было три приметочки,
Приметочки были замечёные,
Три кисточки золоченые;
95 А на Добрыни Никитином на том шатре
Были две кисточки шелкóвые;
А
на Алеши Поповичевом на том шатре
Была кисточка едина шелковая.
Пошел
он в белóй шатер,
100 И приходил во един белой шатер
И бьет челом, поклоняется
Всем могучиим богатырям:
«Ай же вы, могучии богатыри!
Едите вы, пьете, утешаетесь,
105 Играете
во шашки во шахматы,
Остался
князь Владимир кручиноват,
Кручиноват князь, печаловат».
Говорят могучии богáтыри:
«Ай же ты, младой Ермак Тимофеевич!
110 Пойди-ка ты на сырой дуб на Невид,
Погляди-ты на силу-войско татарское».
И
он скоро бежит на сырой дуб
И поглядит на силу-войско татарское;
Опустился со сыра дуба,
115 И садился на добра коня,
И поехал в силу-войско татарское.
299
А прошло времени не малое,
Схватились как могучии богатыри:
«Ай же вы, богатыри могучии!
120 Что же
долго нету со сыра дуба,
Видно, устрашился он силы-войска татарского!»
Посылают Алешеньку Поповича:
«Поди-тко, Алешенька сын Иванович,
Погляди с сыра дуба на войско татарское».
125 Поглядел Алешенька Попович сын Иванович:
Ажно ездит по силу по татарскую
Младый Ермак Тимофеевич:
Куда ездит — туды улица,
А повернет — переулкамы.
130 Как пришел Алешенька Попович сын Иванович,
Говорит им таковы слова:
«Ай же братцы, могучии богатыри!
А ездит Ермак по силу по татарскую:
Куды
ездит — туды улица,
135 А повернет — переулкамы».
Посылают Добрынюшку Никитинича:
«Поди, Добрынюшка Никитинич,
Ласковыма словамы его уговаривай
И удерживай баграмы железныма».
140 И скоро Добрынюшка Никитинич
Поехал в силу-войско татарское,
И захватывал баграмы железныма,
И уговаривал словамы ласковыма:
«Укроти
свое сердце богатырское,
145 Младый Ермак Тимофеевич!
Ты младешенек, глупешенек,
Сорвешься ты, надорвешься».
Младый Ермак Тимофеевич
Добрынюшку с конем повез...
Певец мог припомнить далее только слова: «Добрынюшка Никитинич
поправился»; не мог пересказать и конца, а помнил только что Ермака
укротили. В других разноречиях этой былины бой оканчивается смертью Ермака от
истощения сил: он надорвался.
41
О Добрыне Никитиче
Расплакался Добрынюшка Никитинич
Пред государынею своею матушкою:
«Государыня моя матушка,
300
Честна вдова Офимья Александровна!
5 Для чего, скажи, меня несчастного спородила,
Несчастного и неталанного?
Спородила бы ты меня, матушка,
Счасками в стольно-киевского князя Владимира,
Красою во Осипа Прекрасного,
10 Силою бы спородила в старого казака Илью
Муромца,
Смелостью в смелого Алешу во Поповича!»
Ответ держит честна вдова Офимья Александровна:
«Чадо
ты мое милое,
Чаделко ты мое любимое!
15 Я рада бы тебя спородити
Счасками в столько-киевского князя Владимира;
А то знаю, что есть силы
Супротив
старого казака Ильи Муромца,
А смелости есть супротив Алеши Поповича;
20 А ты ведь, Добрынюшка, во послах бывал,
Ты, Добрынюшка, говорить горазд,
Ты, Добрыня, разговаривать».
Говорит Добрынюшка Никитинич:
«Посылают
меня, матушка, в землю Сорочинскую,
25 Во тую землю, на Пучай-реку,
Выручать-то княженецкую племянницу».
Скоро будет Добрынюшка на Пучай-реки,
И хочет ён купатися во Пучай-реки нагим телом;
На той реки девицы платье мыли, бéлили,
30 Говорят девицы-портомойницы:
«Ай же Добрынюшка Никитинич!
У
нас не куплятся во Пучай-реки нагим телом,
У
нас куплятся во Пучай-реки во рубашечки».
Испроговорит Добрынюшка Никитинич:
35 «Ай же вы девицы, красавицы-портомойницы,
Портомойницы, беломойницы!
Самы вы спали, а себе сон видели!»
Скидывает ён белую рубашечку
И куплится во Пучай-реки нагим телом;
40 И поплыл он первую струю быструю
И другую струечку быструю.
У него был взят малый паробкя,
Закричал же паробкя громким голосом:
«Ай же ты, Добрынюшка Никитинич!
45 Из-под западния сторонушки шум велик!»
И скорешенько Добрынюшка поворот держал,
И выходит он на крутой красной бережок,
И одевал ён тонку белую рубашечку;
Скоро
Добрыня облагался, обкольчужился
301
50 И хватал палицу булатнюю.
И налетела змея лютая Горынцята.
Бьет он змею палицей булатноей
По нея змеиным по хоботам;
И
змея ему смолилася:
55 «Дй же ты, Добрынюшка Никитинич!
Отдам я вашу королевичну...»
42
Порасплачется, порастужится
Молодой Добрынюшка Никитинич:
«Ай
же ты, родная моя матушка,
Честная ты вдова Офимья Александровна!
5 Для чего ты меня несчастного спородила,
Несчастного и неталанного?
Спородила бы ты меня, матушка,
Завернула бы во бело полотенышко,
И кидала бы ты меня во сине море:
10 Лежал бы я во синем море на самом дне
Вместо камешка самоцветного!
Посылают меня от города от Киева
Во дáлече, во далéче, во ту землю
Сарацинскую».
Говорит честна вдова Офимья Александровна:
15 «Чадо ты мое милое,
Чаделко мое любимое,
Молодой Добрынюшка Никитинич!
Скажи ты мне-ка, попроведай-ка,
Скоро
ли ты назад будешь,
20 Скоро ли ты поворот держишь?»
Ответ держит Добрынюшка Никитинич:
«А честная ты вдова Офимья Александровна,
Родная моя матушка!
Буде жив буду — назад буду,
25 Буде жив не буду — и ждать
некого».
И приходит честна вдова Офимья Александровна
В высок терем, златой верёх,
Сама
говорит да таковы слова:
«Ай же ты, богоданное мое дитятко,
30 Молода Настасья дочь Никулична!
Поди спрашивай у милой своей ладушки,
У крепкой у сдержавушки,
Скоро
ли ён назад будет,
Скоро ли ён поворот держит?»
302
35 И приходит Настасья дочь Никулична
Ко тому коню ко доброму,
К тым стременам молодецкиим,
Поклон воздала до самого до шелкова до пояса,
Правой рукой до сырой земли:
40 «Милая моя ладушка, крепкая сдержавушка,
Молодой Добрынюшка Никитинич!
Ты скоро ли назад будешь,
Ты скоро ли поворот держишь?»
Ответ держит Добрынюшка Никитинич:
45 «А буде жив буду — назад буду,
А буде жив не буду — и ждать некого».
Говорил-наказывал Добрынюшка Никитинич
Своей молодой жены Настасьи Никуличной:
«Поживи, подожди ровно шесть годов зá себя,
50 А другое шесть годов зá меня;
И
пройдет времени двенадцать лет,
Хоть
вдовой живи, а хоть замуж поди,
Хоть за князя поди, хоть за боярина,
Хоть за могучего за богатыря,
55 А хоть за полномочного крестьянина [c],
Столько не ходи за Алешу Поповича».
Столько
видли добра молодца сядучись,
А не видли добра молодца поедучись.
Испроговорит честна вдова Офимья Александровна:
60 «Закатилося красное солнышко за лесушки за
темные,
За моря, за озера широкие:
Уехало чадо мое милое, чаделко любимое,
Молодой Добрынюшка Никитинич!»
День по день, неделя по неделю, год по год,
65 И прошло времени шесть годов,
И стал солнышко Владимир-князь подхаживать,
Посватывать и подговаривать
Молодой Настасьи Никуличной
За
смелого Алешу за Поповича.
70 Проговорит молода Настасья Никулична:
«Поезжал Добрынюшка Никитинич
И
говорил мне-ка словеса разумные:
Подождать за себя шесть годов,
А другое шесть годов за ёго».
75 Прошло еще шесть годов.
День
по день, неделя по неделю, год по год,
Исполнилось времени двенадцать лет.
303
Опять
стал солнышко Владимир подхаживать,
И посватывать, и подговаривать
80 Молодой Настасьи Никуличной
За
смелого Алешу за Поповича:
«Молода Настасья дочь Никулична!
Поди
в замужество за Алешу Поповича».
Выходила она в новы сени,
85 И тут она сама себя просватала,
И пир у них пошел ровно по три дни.
Порасплачется,
порастужится
Честная вдова Офимья Александровна:
«Закатился
светел месяц
90 За горушки за высокие, за лесушки за темныи:
Ушла
у меня Настасья Никулична!
Сесть было под окошечко,
Отворить было окошечко немножечко,
Поглядеть было на широкий двор,
95 На широкий двор, на чисто поле».
Едет
детина с чиста поля на добром коне
Ко тому ли двору богатырскому,
Ко тому ко терему высокому,
Ко тому крыльцу белодубову.
100 И бежит детина скоро в высок терем,
Бьет челом, поклоняется:
«Здравствуешь, честна вдова Офимья Александровна!
Велел мне-ка Добрынюшка вам поклон отдать,
Поклон отдать, низко кланяться.
105 А теперечу мы с
Добрыней скоро поразъехались,
Остался Добрынюшка жив-здоров».
Испроговорит честна вдова Офимья Александровна:
«Ай же ты, детина приезжая!
Едешь ты ко двору богатырскому,
110 Ко терему ко вдовиному,
А не спрашиваешь ты у дверей двереничков,
У ворот заворотничков,
Идешь в палаты безобсылочно, бездокладочно:
Как быв был Добрынюшка Никитинич,
115 Так не дошло бы тебе насмехатися».
Скажет
детинушка приезжая:
«Честна вдова Офимья Александровна!
Остался Добрынюшка жив-здоров,
Скоро будет и сам домой».
120 А проговорит честна вдова Офимья
Александровна:
«Може, у Добрынюшки Никитича
Поразломана
буйна голова,
Испрострелены белы груди;
304
Може, скрозь Добрынино тело трава растет.
125 На траве цветут, может, цветы лазуревые».
Скажет детинушка приезжая:
«Честная вдова Офимья Александровна!
Я теперь с Добрыней поразъехался:
Остался Добрынюшка жив-здоров,
130 Скоро будет сам домой.
Честная вдова Офимья Александровна!
Велел
Добрынюшка, наказывал,
Наказывал подать гуселышки яровчаты
Во глубоком погребе на гвоздике».
135 Скорешенько бежит честная вдова
Офимья Александровна,
Подавает гуселышки яровчаты.
Скидывает он платье дорожное,
Одевает платье скоморошское,
Клал гуселышки под праву полу,
140 И пошел он на почестен пир.
Крест кладет по-писаному,
Поклон ведет по-ученому,
На все три-четыре на сторонушки,
Князю-то Владимиру в особину,
145 Сам-от говорит таково слово:
«Солнышко ты, Владимир стольно-киевский!
Дай
мне-ка местечка несомножечко
Во своей палаты княженецкия
Поиграть во гуселышки яровчаты».
150 Проговорит Владимир стольно-киевский,
Опраксия-королевична:
«Ай же ты детина приезжая,
Скоморошная, гусельная!
Для чего ты долго проживаешь,
155 Проедашься, пропиваешься,
Нейдешь к нам на почестен пир?
Вот тебе три местечка любимыих:
Первое местечко против стола,
Другое местечко против меня,
160 А третье местечко на печке на земляныя».
Много он благодарствует
И
скочил на печку на земляную;
Играет он в гуселышки яровчаты,
Играет он во Киеве, воспевает от Еросалима.
165 Очень им игра эта прилюбилася,
Наливали
чарочку зелена вина:
«Ай же ты детина приезжая,
Скоморошная, гусельная!
305
Поди выпей чарочку зелена вина».
170 Ен выпил чарочку
зелена вина:
«Благодарствуй, князь Владимир стольно-киевский
И молода Опракса-королевична!»
И
скочил на печку на земляную,
Играет он в гуселышки яровчаты,
175 Играет он
во Киеве, воспевает от Еросалима.
Очень им игра эта прилюбилася,
Наливала чарочку зелена вина
Молода Опракса-королевична:
«Поди, скажет, детина гусельная,
180 Выпей чарочку зелена вина!»
Испроговорит он таково слово:
«Ай же ты, князь Владимир стольно-киевский
И молода Опракса-королевична!
Позвольте мне налить чарочку зелена вина,
185 И кому знаю, тому поднесу?»
«Наливай, скажут, чарочку зелена вина,
Кому знаешь, тому поднеси».
Наливал он чарочку зелена вина
И подносил Настасьи Никуличной,
190 Сымал перстень со правой руки
И спущал перстень во чарочку во винную,
Во стопочку во пивную:
«Ай
же ты, Настасья дочь Никулична!
Выпей чарочку зелена вина!
195 Буде хошь добра — так пей
до дна,
А не хошь добра — так не пей до дна».
Ена чарочку повыпила,
До дна чарочку повысушила,
Прикатился перстень ко устам ко сахарниим,
200 А хватила перстень
правоей рукой,
Надевала
перстень на праву руку,
Закричала зынчным голосом:
«Не тот мой муж, который подле меня,
А тот мой муж, который против меня!»
205 Опиралася на рученьки
на дубов стол
И скочила через дубов стол,
Пала на кирпичен пол,
Пала
во ноженьку во правую,
Переправила во в дру́гую:
210 «Мила ты моя ладушка,
Крепкая
сдержавушка, стена городовая,
Из по имени Добрынюшка Никитинич!
Прости меня во винности и во глупости,
Во всяких во проступочках,
306
215 Возьми меня за волосы за женские,
Привяжи меня ко стремены седельному,
Поразмыкай меня по чисту полю».
Испроговорит Добрынюшка Никитинич:
«Знаю я ваши умы-разумы женские:
220 Муж пóйдет за дровамы в лес,
А
жена пойдет во замужество.
Не дивуюсь я князю Владимиру —
Что и сам творит, другому велит [d] ,
От
живого мужа хоче жену отнять».
225 Как хватил Алешеньку за желты кудри,
Кинет о кирпичен пол
И
хочет переправить второй-ёт раз;
Так скочил старый казак Илья Муромец,
Захватил за плечики за могутные за молодецкие:
230 «Ай же ты, Добрынюшка Никитинич!
Не убей ты смертию напрасною
Меньшего братца Алешу Поповича!»
Тут Добрынюшка Никитинич
Брал
Настасью за белы руки,
235 Целовал в уста сахарине
И повел ю во в высóк терем.
Глядит
честна вдова Офимья Александровна:
Красное солнышко порóспекло
И светел месяц порóссветил.
43
О Дунае Ивановиче
В стольном городе во Киеве,
У ласкова князя у Владимира,
Было пированьице — почестен пир
На
многих князей, на бояр,
5 На могучиих на богатырей.
Красное солнышко навечере,
Почестен пир идет навеселе,
Испроговорит Владимир стольно-киевский:
«Все на пиру поженены,
10 Один я, князь, неженатый есть.
Знаете ли вы про меня княгиню супротивную,
Чтобы ростом была высокая,
Станом она становитая
И на лицо она красовитая,
307
15 Походка у ней часта и речь баска,
И было бы мне, князю, с кем жить да быть,
Дума
думати, долгие веки коротати,
И
всем князьям, всем боярам,
Всем могучиим богатырям
20 и всему красному городу Киеву
Было бы кому поклонятися?»
Все за столом призамолкнули;
Один удалый добрый молодец,
Из по имени Дунаюшка Иванович,
25 Очень он пьян — не шатается,
Говорит речи — не смешается,
Выходил за столика дубового,
Бьет челом, поклоняется:
«Князь Владимир стольно-киевский!
30Я знаю про то, ведаю
Про тебя княгину супротивную:
Во
той во земли, в хороброй Литвы,
У того королевского величества
Есть две дочери великие,
35 Обе дочери на выдаваньи:
Большая дочь Настасья-королевична,
Тая дочь все полякует;
А
меньшая дочь все при доме живет,
Тая есть Опракса-королевична:
40 Она ростом высокая,
Станом она становитая,
И лицом она красовитая,
Походка у ней часта и речь баска,
Будет тебе, князю, с кем жить да быть,
45 Дума думати, долгие веки коротати,
И
всем князьям, всем боярам,
Всем могучиим богатырям
И всему красному городу Киеву
Будет кому поклонятися».
50 Этыя речи слюбилися;
Скажет князь Владимир стольно-киевский:
«Ай же ты, Дунаюшка Иванович!
Возьми ты у меня силы сорок тысячей,
Возьми казны десять тысячей
55 И поезжай во тую землю, в хоробру Литву,
И добрым словом посватайся:
Буде в честь не дают — так ты силой возьми,
А столько привези Опраксу-королевичну».
Проговорит Дунаюшка Иванович:
60 «Солнышко ты, Владимир
стольно-киевский!
308
Не
надо-ка силы сорок тысячей,
Не надо казны десяти тысячей;
Дай-ка
ты мне любимого товарища,
Любимого товарища Добрыню Никитича».
И спроговорит князь Владимир стольно-киевский:
65 «Ай же ты, Добрынюшка Никитинич!
Пожалуй ты к Дунаюшке в товарищи».
Скоро Добрынюшка понакнулся,
И скоро оны выедут со города со Киева,
70 Скоро садились на добрых коней;
Не видли добрых молодцев сядучись,
Не видли добрых молодцев едучись:
Быдто ясные соколы попурхнули,
Так добрые молодцы повыехали.
75 И скоро будут во той земли, в хороброй
Литвы,
У того королевского величества
На
тот двор на королевскии,
Противу самыих окошечек,
И скоро сходили со добрых коней.
80 Проговорит Дунаюшка Иванович:
«Ай же ты, Добрынюшка Никитинич!
Стой ты у́ коней, коней паси,
А поглядывай на ринду [e]
королевскую,
На
палату княженецкую;
85 Каково мне-ка будет, так тебя позову,
А
каково бы время, так приухать бы».
А приходит к королевскому величеству,
Знает он порядню королевскую,
Не надо креститься, молитвиться,
90 Бьет челом, поклоняется:
«Здравствуй батюшка,
король хороброй Литвы!»
А оглянется король хороброй Литвы:
«А прежняя ты слуга, слуга верная,
Жил ты у меня ровно три году,
95 Первый год жил ты во конюхах,
А
другой год жил ты во чашниках,
А
третий год жил ты во стольниках.
Посажу
тебя за бóльший стол,
За больший стол, в большó место:
100 Ешь, молодец, досыта
И пей, молодец, долюби».
И
посадил его за больший стол, в больше место,
Стал
его король выспрашивать:
«Скажи,
скажи, Дунай, не утай собою́,
309
105 Куды ты поехал, куды путь держишь?»
«А
поехал я за добры́м делом,
Засвататься на твоей дочери на Опраксии».
Этыя речи ему не слюбилися:
«Ай же вы, татаровья могучие!
110 Возьмите Дуная за белы руки,
Сведите
Дуная во глубок погреб
И заприте решеткамы железныма,
Доскамы дубовыма
И засыпьте пескамы рудожелтыма;
115 И пусть-ка во Литвы погостит,
В погребу посидит,
Может, Дунай догадается».
Выставал
Дунай на резвы ноги,
И здымал рученьки выше своей буйной головы,
120 И опирается на рученьки о столы дубовые:
Столы
все дубовые раскряжалися,
Питья на столах проливалися,
Посуда
вся порассыпалася,
Все татаровья испугалися.
125 И скоро прибегали слуги верные
Со того двора княженецкого:
«Батюшка, король хороброй Литвы!
Ешь ты, пьешь, утешаешься,
Над собой невзгодушки не ведаешь:
130 На дворе детина тот не знай собою
Держит во левой руке два повода добрых коней,
А
во правой руке дубина сарацинская;
Как быв ясный сокол попурхивает,
Так тот добрый молодец поскакивает,
135 На все стороны дубиною размахивает,
И убил тот татар до единого,
Не оставит тот татар на семена».
Проговорит король хороброй Литвы:
«Ай же Дунаюшка Иванович!
140 Напомни ты старую хлеб да соль,
Оставь
татар хоть на семена:
Отдам свою дочь-королевичну
За вашего князя за Владимира».
Скоро оны садились на добрых коней
145 С молодой Опраксой-королевичной.
Во тыя пути во дороженьки
Сустигала их ночка темная;
Раздернули палатку полотняную,
И тут добры молодцы и спать легли;
150 Во ноженьки поставили добрых коней,
310
А в головы востры копьи,
А по правую руку сабли вострые,
А
по левую кинжалища булатные.
И спят добры молодцы, высыпаются,
155 Темную ночь коротаючись;
Ничего добры молодцы не видели,
Хоть не видели они, столько слышали,
Как ехал татарин на чисто поле;
Ставали поутру ранешенько,
160 Выходили на путь на дороженьку:
Едет
татарин в погону вслед,
Добрый конь в дорожку до щеточки прогрязывал,
За два выстрела камешки выметывал.
Поехал Добрынюшка Никитинич
165 С Опраксой-королевичной ко городу до Киеву,
Поехал Дунаюшка Иванович
По той по лошадиной по ископыти
За тым татарином в погоню вслед.
Видит татарин, что погона вслед.
170 Где было татарин так доезжáти,
Где было татарина копьем тарыкать,
Так
с татарином промолвился:
«Стой ты, татарин, во чистом поле,
Рыкни, татарин, по-звериному,
175 Свистни, татарин, по-змеиному!»
Рыкнул татарин по-звериному,
Свистнул татарин по-змеиному:
В
чистом поле камешки раскатывались,
Травяшки в чистом поле повянули,
180 Цветочки на землю повысыпали.
Упал Дунаюшка с добра коня,
Скоро Дунаюшка ставал на резвы ноги
И сшиб татарина с добра коня:
«Скажи
ты, татарин, не утай собою́,
185 Чьего ты, татарин, роду, чьего племени?»
Говорил татарин таковы слова:
«А
как быв был я на твоих грудях,
Не спрашивал ни родины, ни дедины,
А
пластал бы твои груди белые».
190 Садился Дунаюшка на белы груди,
Хочет пластать груди белые,
У его сердечушко ужахнулось,
А рука в плечи застоялася.
«Что
же ты, Дунаюшка, не опознал?
195 А мы в одной дороженьки не езживали,
В одной беседушки не сиживали,
311
С одной чарочки не кушивали?
А ты жил у нас ровно три году:
Первый год жил ты во конюхах,
200 А
другой год ты жил во чашниках,
А третий год жил во стольниках».
«Ай же ты, Настасья-королевична!
Поедем мы ко городу ко Киеву,
Примем мы чудны кресты, золоты венцы».
205 Приехали ко городу ко Киеву,
Ко той церкви соборныя;
Меньшая сестрица венчается,
Большая сестрица к венцу пришла.
Пир у них пошел ровно по три дни,
210 На пиру Дунаюшка расхвастался:
«Во всем городе во Киеве
Нет такого молодца на Дуная Ивановича:
Сам
себя женил, другого подарил».
Ответ держит Настасья-королевична:
215 «Не пустым ли ты, Дунаюшка, расхвастался?
А й не долго я в городе побыла,
А
много в городе признала:
Нет такого молодца на щепленьице Добрыни Никитича,
А нет на смелость Алеши Поповича,
220 А на выстрел нет Настасьи-королевичны:
Стреляла
я стрелочку каленую,
Попадала стрелкой в ножéчный острей,
Рассекала
стрелочку на две половиночки, —
Обе половиночки ровны пришли,
225 На
взгляд ровнакия и весом ровны».
И тут Дунаюшки ко стыду пришло,
Скажет
Дунаюшка Иванович:
«Поедем, Настасьюшка, во чисто поле
Стрелять стрелочки каленые».
230 И выехали во чисто поле:
И
стреляла она стрелочку каленую,
И попадала стрелкой в ножечный острей,
Рассекала
стрелочку на две половиночки,—
Обе половиночки ровны пришли,
235 На взгляд ровнакия и весом ровны.
И
стрелил Дунаюшка Иванович:
Так раз стрелил — перестрелил,
Другой раз стрелил — не дострелил,
И третий раз стрелил — попасть не мог.
240 Тут рассердился Дунаюшка Иванович,
Наставил стрелочку каленую
В Настасьины белы груди.
312
Тут Настасья ему смолилася:
«Ай же Дунаюшка Иванович!
245 Лучше ты мне-ка пригрози три грозы.
Первую грозу мне-ка пригрози:
Возьми ты плеточку шелковую,
Омочи плетку в горячу смолу
И
бей меня по нагу телу;
250 А другую грозу мне-ка пригрози:
Возьми меня за волосы за женские,
Привяжи ко стремены седельному
И гоняй коня по чисту полю;
А третью грозу мне-ка пригрози:
255 Веди меня во улицу крестовую,
Копай по пелькамы во сыру землю,
И
бей меня клиньямы дубовыма,
И
засыпь пескамы рудожелтыма,
Голодом мори, овсом корми,
260 А держи меня ровно три месяца,
А дай мне-ка черево повыносити,
Дай
мне младенца поотродити,
Свои хоть семена на свет спустить;
У
меня во череве младенец,
265 Такого младенца во граде нет:
По
колен ножки-то в серебре,
По локоть руки-то в золоте,
По косицам частые звездочки,
А в теми пекет красно солнышко».
270 На эти он речи не взираючись,
И спущает стрелочку каленую
Во
Настасьины белы груди:
Пала Настасья на головушку;
Пластал ён груди белы,
275 Вынимал сердце со печенью —
У
нея во череве младенец,
Такого младенца во граде нет:
По колен ножки-то в серебре,
По
локоть руки-то в золоте,
280 По косицам частые звездочки,
А в теми пекет красное солнышко.
Тут сам он на свои руки посягнулся.
Где пала Дунаева головушка —
Протекала речка Дунай-река,
285 А где пала Настасьина головушка —
Протекала речка Настасья-река.
313
44
[Михайло Потык сын Иванович] и сорок
калик
со каликою
Собиралося сорок калик со каликою,
Сам атаман Фома сударь Иванович.
Собиралися калики на зеленый луг,
Садилися калики во единый круг,
5 И думают думушку добрую,
И советуют советы хорошие:
Идти ко городу Еросóлиму,
Ко святой святыне помолитися,
Ко господню гробу приложитися.
10 И положили они заповедь великую:
«Кто обворует и кто обл...ет,
Бить клюхамы каличьима,
Тянуть язык со теменем,
И копать очи ясныя косицамы,
15 И
копать во сыру землю по белым грудям».
И пошли [f]
они котомочки бархатны,
Из черного бархата заморского,
И повышили красным золотом,
И повысадили скатным жемчугом;
20 У котомочек лямочки семи шелков;
На ножках сапожки — турец-сафьян;
На головушках шляпы земли Греческой.
И взяли они по камешку антавенту,
И скоро калики в поход пошли:
25 День идут по красному по солнышку,
Ночь идут по камешку антавенту.
И выходили они на чисто поле,
И садилися они в единый круг,
Думали думушку добрую,
30 Советуют советы хорошие:
Зайти ко городу ко Киеву,
Поисть-попить, хлеба покушати.
4 приходили ко городу ко Киеву,
И закричали калики громким голосом:
35 «Свет ты, надежа-князь Владимир
стольно-киевский!
Пошли мы ко Еросолиму,
А зашли ко городу ко Киеву
Поисть-попить, хлеба покушати».
И тая победа учинилася:
314
40 Дома князя не случилося.
Выходила Опракса-королевична,
Бьет челом, поклоняется:
«Ай же вы, калики перехожие!
Пойдите в столовую богатырскую,
45 Поставлю столы дубовые,
Постелю скатерти браные,
И дам вам ествушек сахарныих,
И дам питьицев медвяныих:
Ешьте досыта и пейте долюби!»
50 И шли во столовую богатырскую:
Поставили им столы дубовые,
Постлали
скатерти браные,
Поставили ествушек сахарныих
И дали питьицев медвяныих;
55 Ели калики досыта и пили долюби,
И много они благодарствуют:
«Благодарствуешь, Опракса-королевична,
За хлеб за соль, за все кушанья».
Дарила
их Опракса-королевична
60 Чистым серебром и красным золотом,
А
самого-то атамана скатным жемчугом.
И проговорит Опракса-королевична:
«Ай
же ты, атаман Фома сударь Иванович!
Пожалуй
во спальну во теплую:
65 Есть молвить словечушко тайное».
И приходят во спальну во теплую,
Садились на кроваточку тесовую,
На периночку пуховую.
И проговорит
Опракса-королевична:
70 «Ай же ты, атаман Фома сударь Иванович!
Сделаем любовь со мной великую».
Проговорит Фома сударь Иванович:
«Ай же ты, Опракса-королевична!
Не сделаю с тобой любви великия —
75 Пошли мы ко городу Еросолиму
И положили заповедь великую:
Кто обворует, кто обл...ет,
Бить
клюхамы каличьима,
Тянуть язык со теменем,
80 И копать очи ясные косицамы,
И копать во сыру землю по белым грудям».
Эты ей речи не слюбилися,
И скорешенько бежит в особлив покой,
И
хватает чашу княженецкую,
85 И положила в переплеты каличьии.
315
И
скоро калики в поход пошли,
И выходили на чисто поле,
Садились калики во единый круг,
0
тут калики порасхвастались:
90 «Были во городе во Киеве,
Кормила нас Опракса-королевична,
Дарила нас чистым серебром,
Дарила
нас красным золотом,
А самого атамана скатным жемчугом».
95 И проговорит Опракса-королевична:
«Есть да пить — так во Киеве,
А постоять за Киев — так некому!»
Повыскочит Чурилушка сын Пленкович:
«Ай же ты, Опракса-королевична!
100 Пойду я ко кругу каличьему,
Сделаю обыски великие
И отыщу чашу княженецкую».
И приходит к кругу каличьему,
Не бьет челом, не поклоняется
105 И
говорит не с упадкою [g]:
«Ай же вы, калики перехожие!
Были вы во городе во Киеве,
Ели-пили, много хлеба стрескали,
И украли чашу княженецкую:
110 Сделайте обыски великие
И отыщите чашу княженецкую».
Эты им речи не слюбилися,
Скочили калики на резвы ноги
И стянули ему штаны бархатны,
115 И ж... ему клюхамы
натыкали:
«Пойди ко городу ко Киеву
И
неси на нас жалобу великую».
И приходит Чурила сын Пленкович:
«Ай же ты, Опракса-королевична!
120 А не калики есть, всё
воры-грабители».
Проговорит Опракса-королевична:
«Есть да пить — так во Киеве,
А постоять за Киев — так некому!»
Повыскочит Алеша Попович сын Иванович:
125 «Ай же ты, Опракса-королевична!
Пойду я ко кругу каличьему,
Сделаю обыски великие
Я отыщу чашу княженецкую».
И
приходит к кругу каличьему,
316
130 Не бьет челом, не поклоняется
И говорит не с упадкою:
«Ай же вы, калики перехожие!
Были вы во городе во Киеве,
Ели-пили, много хлеба стрескали,
135 И украли чашу княженецкую:
Сделайте обыски великие
И отыщите чашу княженецкую».
Эты им речи не слюбилися,
Скочили
калики на резвы ноги
140 И стянули ему штаны бархатны,
Наклескали ж... долонямы:
«Пойди ко городу ко Киеву
И неси на нас жалобу великую».
И
приходит ко Опраксы-королевичной:
145 «Ай же ты, Опракса-королевична!
А не калики есть, всё воры-грабители».
Проговорит Опракса-королевична:
«Есть да пить — так во Киеве,
А постоять за Киев — так некому!»
150 Повыскочит Добрынюшка Никитинич:
«Ай же ты, Опракса-королевична!
Пойду я к кругу каличьему,
Сделаю обыски великие
И отыщу чашу княженецкую».
155 И приходит к кругу каличьему,
И бьет челом, поклоняется:
«Ай же вы, калики перехожие!
Были вы во городе во Киеве,
Ели-пили, хлеба кушали,
160 У нас
чаша княженецкая затерялася:
Сделайте обыски великие,
Отыщите чашу княженецкую».
Сделали обыски великие,
Отыскали чашу княженецкую
165 У того атамана Фомы сударь Ивановича.
И били его клюхамы каличьима,
И копали очи ясные косицамы,
И тянули язык со теменем,
И копали в сыру землю по белым грудям.
170 И пошли ёны, калики, по чисту полю.
Напустил господь на ясны очи:
И пошли они по чисту полю
Не дорогою, бездорожицею,
И за его правду великую.
175 Послал господь с небеси двух ангелов,
317
И
вложили душеньку в белы груди,
И приставили очи ясные к белу лицу.
И пошел атаман Фома сударь Иванович по чисту полю.
И ходят калики — кричат по чисту полю,
180 Не дорогою ходят, бездорожицею.
Закричал
Фома сударь Иванович:
«Ай же вы, калики перехожие!
Что же вы ходите не дорогою, бездорожицей?»
И кричат все калики громким голосом:
185 «Ай же ты, Фома сударь Иванович!
За твою за правду за великую
Вложил тебе господь душу в белы груди,
А за нашу за неправду за великую
Напустил темень на ясны очи».
45
Хотен Блудович
Было во городе во Киеве,
Было две честных вдовы
На почестном на большом пиру:
Честная вдова — Часовая жена
5 И другая вдова — Блудова жена.
Честная вдова, Блудова жена,
Наливала чару меда сладкого,
Подносила честной вдовы, Часовой жены,
И за той за чарочкой посваталась
10 На честной на девицы на Чайной Часовичной.
И честная вдова, Часовая жена,
Была ёна баба богатая,
Богатая баба — занослива,
Занослива баба — упрямая;
15 Эты ей речи не слюбилися;
Взяла ёна чару в свои ручи́
И
вылила чару во ясны очи
Честныя вдовы, Блудовой жены,
Сама говорила таковы слова:
20 «Моя ли Чайная Часовична
Сидит-то во тереме высокоем
За трема замочкамы немецкима;
Ее красное солнышко не óппечет,
Буйные ветры не óввеют,
25 Частые дожжички не óбмочат,
Добрые людюшки не óбгалчат.
А есть у меня девять сыновей,
318
А у Чайной Часовичной девять братцев:
Выедут Часовичи во чистó поле
30 И полонят Хотенку во чистом поле,
И привяжут Хотенку к стремени седяльному,
И приведут Хотенку на свой-то двор;
Захочу — его кладу во повары,
Захочу — кладу его во конюхи,
35 Захочу — продам на боярский двор».
Честная вдова, Блудова жена,
Пошла
с пиру невесела,
И невесела пошла — нерадостна,
Зажала ручки круг сердечушка,
40 Стянула головушку промеж плечи́:
«Замарала
мою шубоньку дорóгую,
Не дорогу, не дешеву, в пятьсот рублей!»
Приходит ко терему высокому,
Ко тому крыльцу белодубову,
45 И выходит Хотенка на крутой крылец,
И говорит ён таковы слова:
«Свет-государыня моя матушка!
Чтó
же ты идешь с пиру невесела,
И невесела идешь — нерадостна?
50 Видно, место было не полюби,
Видно, чарой тебя приóбнесли,
Или пьяница глупая насмеялася?»
Говорила
вдова таковы слова:
«А место мне-кава было полюби,
55 А чарой меня не óбнесли,
И пьяница глупая не насмеялася.
А только честная вдова, Часовая жена,
Замарала мою шубоньку дорогую,
Не дорогу, не дешеву, в пятьсот рублей.
60 А я посваталась на Чайной Часовичной,
А сама над тобой насмеялася:
«Моя
ли Чайная Часовична
Сидит-то во тереме высокоем
За трема замочкамы немецкима;
65 Ее красное солнышко не оппечет,
Буйные ветры не оввеют,
Частые дожжички не обмочат,
Добрые людюшки не обгалчат.
А есть у меня девять сыновей,
70 А у Чайной Часовичной девять братцев:
Выедут Часовичи во чисто поле
И погонят Хотенку во чистом поле,
И привяжут Хотенку к стремени седяльному,
319
И приведут Хотенку на свой-то двор;
75 Захочу — его кладу во повары,
Захочу — кладу его во конюхи,
Захочу — продам на боярский двор».
Проговорит Хотенка таковы слова:
«Свет-государыня моя матушка!
80 Много баба бредит, да не будет так».
И скоро Хотенка облатился, обкольчужился
И
накатывал на головушку злачен шелóм,
Берет себе палицу булатнюю,
Берет
себе копье вострое
85 И поехал по городу по Киеву.
И будет у того двора у Маришкина,
И
ударил в ворота востры́м копьéм:
И
слетели ворота середи двора;
И
ударил палицей булатнею
90 По тому по терему высокому:
Сшиб того терема по окнам прочь,
И слетел терем во зеленый сад.
Ходит девица Чайная Часовична
По тому по двору по широкому,
95 И ходит она — дивуется,
И
сама себе головушкой качается:
«Не было ни ветра, ни вехоря,
Не было погоды полуденныя,
А
слетел терем во зеленый сад!»
100 Увидела Хотенку на своем дворе:
«Ай же ты, Хотенка Блудович!
Отца-то
у тя звали Блудищем,
А тебя теперь называем уродищем».
Проговорит Хотенка Блудович:
105 «Девка ты б.... б.... киевская!
А
хочу — тебя я возьму за себя,
А
захочу — возьму за служку за Панюточку;
А кладу в [фатеру] во черную,
И будешь ты наша портомойница.
110 А есть у тебя девять братцев,
А у Часовой вдовы девять сынóв:
Так пожалуйте во чисто поле!»
Как выехали ёны во чисто поле
Со всею со силой подневольною, —
115 Так ёна была богатая,
Погреба были злата и серебра,
Так ёна наняла силу инную
За злато и за серебро;
Силу
эту ён в полон побрал,
320
120 А наемных всех прирубил-пригубил,
А девять сыновей под меч склонил.
46
О двух литовских королевичах и князе
Романе Дмитриевиче
У короля земли Литовския
Было два племянника любимыих,
И приходят к дядюшке, королю литовскому,
И бьют челом, поклоняются
5 До самого шелкового до пояса
И
правой рукой до сырой земли:
«Дядюшка, король хороброй Литвы!
Дай-ка нам прощеньице-благословленьице
Ехать ко городу Сребрянскому;
10 И дай нам силы сорок тысячей,
И казны сорок тысячей:
Явим тебе выслугу великую,
Привезем Настасью Митриéвичну
И с малым со отроком с двумесячным».
15 И проговорит король хороброй Литвы:
«Ай же вы, любимые мои племяннички,
Два королевича литовскиих!
Не дам вам прощеиьица-благословленьица
Ехать ко городу Сребрянскому,
20 И не дам силы сорок тысячей,
И не дам казны сорок тысячей.
Колько туды силы ни ганивал,
Взад
силы не выганивал;
Колько туды добрых коней ни ганивал,
25 Взад коней не выганивал;
А
двенадцать путей езживал,
И одва сам уезживал».
И бьют челом ёны, поклоняются:
«Дядюшка, король хороброй Литвы!
30 Дай-ка нам прощеньице-благословленьице
Ехать ко городу Киеву».
Дал прощеньице-благословленьице.
И выезживают ёны на чисто поле,
И раздернули палатку полотняную.
35 И сидят ёны в палатке, думу думают,
Думают думу ёны недобрую:
А ехать ко городу Сребрянскому.
321
И
тая победа учинилася,
Дома князя не случилося.
'
40 Подломили три улицы любимыих:
Первую улицу Березину,
Дру́гую улицу Крестовую,
А третью улицу Красные Лавицы;
Увезли ёны Настасью Митриевичну
45 Со малым со отроком с двумесячным.
И у этого князя Романа Митриевича
Было в зеленóм саду голубь, голубушка,
Кормлёные и поёные.
И эты голубь, голубушка
50 Полетели на чисто поле
Искать
князя Романа Митриевича.
И
находили ёны во чистóм поле, во белóм шатре,
Садились голубь, голубушка
На
бел шатер, на чуден крест,
55 И стали голубь, голубушка поваркивать,
Человеческим голосом проговаривать:
«Ай же ты, князь Роман Митриевич!
Ешь-пьешь, утешаешься,
Над собой незгодушки не ведаешь:
60 Приезжали два королевича литовскиих,
Подломили три улицы любимыих:
Первую улицу Березину,
Другую улицу Крестовую,
А третью улицу Красные Лавицы;
65 И увезли ёны Настасью Митриевичну
Со малым со отроком с двумесячным».
Закручинился
князь, запечалился,
Повесил буйную голову
И рвет свою седую бороду:
70 «Ах ты старость моя, старость глубокая!
Налетала
из чиста поля черным вороном,
Садилась на плечушки на могутные.
А молодость моя, молодость молóдая!
Когда ж ты была на моих плечах,
75 Так не
смеялся вор сам король,
А тепереча насмехаются два королевича, два выб...ка!»
Поехал князь ко городу ко Сребрянскому,
И голосом он кричит и во трубу трубит;
И старые люди дивуются,
80 А молодые усмехаются:
«Едет наш князь на радости с чиста поля,
А зовет нас на почестен пир».
А старые люди проговорят:
322
«Ай же вы, люди молодые!
85 Наш князь едет не на радости с чиста поля,
Зовет
нас не на почестен пир,
А зовет на место на ратнее
И на кроволитье великое».
И сбирал силу ровно в три часу,
90 И кормил силу все солоныим,
Кормил солоныим, пить не давал.
И
гнал силу-рать великую любимую
До
той реки до Березины.
На той реке на Березины
65 Стала сила пить воды;
И которая сила колпаком пьет,
И
которая сила шеломом пьет,
И
которая сила нападчи пьет.
Которая сила нападчи пьет,
100 Тая сила будет мертвая;
Которая
сила колпаком пьет,
Тая
сила будет полоненная;
А которая сила шеломом пьет,
Тую силу с собой берет.
105 И гнал силу-рать великую любимую
На
ту гору на Сарацинскую,
И расставил силу-рать свою великую,
И говорил силы, наказывал:
«Сила-рать моя великая любимая!
110 Послухайте наказа княженецкого:
Вы коней кормите-тко
И
глядите на ту на гору Сарацинскую,
На сырой дуб кряковистый:
Как первый раз заграет черный ворон на сыром дубу,
115 Так вы коней кормите-тко;
Как другой раз заграет ворон на сыром дубу,
Так вы на коней садитесь-ко;
Как третий раз заграет ворон на сыром дубу,
Скачите на тую гору
на Сарацинскую
120 И хватайте два королевича литовские,
Ломайте
им ноги пó колен
И копайте очи ясные».
Обвернулся князь горносталюшком,
Забежал в палатки оружейные,
125 У оружьицев замочки повыщербил,
У коней глоточки повыкусал,
У тугих луков тетивы поóборвал.
Забегает горносталюшка во бел шатер:
Сидит княгина Настасья Митриевична
323
130 Со малым со отроком двумесячным.
И говорит Настасья Митриевична:
«Была бы у твоего батюшка прежняя молодость,
Повыручил бы тебя с полону великого;
А
старость застигла глубокая,
135 Не выручить тебя с полону великого!»
И
говорит малый отрок двумесячный:
«Ай же ты, Настасья Митриевична!
Наш
батюшка ходит, дело делает —
Малыим белым горносталюшком».
140 Услыхали королевичи литовские
И хватали тулуп собольчатый,
А малый горносталюшка под тулупом собольчатым
Выскочит в тонкий рукав
И обвернулся черныим вороном,
145 И слетел во сырой дуб кряковистый.
И первый раз заграял во сыром дубу,
И другой раз заграял во сыром дубу,
Как третий раз заграял во сыром дубу,
Наскакала сила-рать великая,
150 Хватала два королевича литовские,
По колен им ноги повыломали,
Очи ясные повыкопали.
47
Об удалом добром молодце и казне сорок
тысячей
А ходил-гулял добрый молодец по чисту полю,
Искал себе поединщичков,
И находил во чистом поле:
Сидять шестьдесят удалых добрых молодцев,
5 И поделяют ёны золоту казну.
И приходит этот дородний добрый молодец,
Сам
говорит таковы слова:
«Ай же вы, удалы дородни добры молодцы!
Дайте мне-кава золотой казны
10 Хоть малый жеребеечек?»
И проговорят все удалы добры молодцы:
«Голёчек ты, удаленький молодец!
Не
можешь нажить себе золотой казны!
А не дадим тебе малого жеребеечка,
15 А не дадим тебе и трех рублей,
А не дадим тебе и трех алтын!»
Показалось ему это слово
За досаду, за обиду за великую.
324
Ухватил
черленый вяз
20 И ударил черленым вязом по сырой земле:
От
того удара богатырского
Мать сыра земля сколыбалася,
А добры молодцы испугалися,
По
чисту полю разбегалися,
25 И оставили ёны золоту казну.
Взял удалый добрый молодец золоту казну
И понес в каменну Москву.
Приходит в каменну Москву на царев кабак
И
купил-брал зелена вина.
30 Сам говорил таковы слова:
«А пейте, братцы, зелена вина!
Не пропить моей золотой казны:
Есть у меня золотой казны сорок тысячей».
И пригодилися служки монастырские,
35 И доносили его царскому величеству.
И
приводят этого удалого добра молодца,
И стал царь его допрашивати:
«Скажи, скажи, удалый дородний добрый молодец,
Был ли ты красть монастыря Румянцева
40 И был ли ты нести золотой казны?»
Говорит удалый добрый молодец:
«Ай же ты, царь Петр Алексūевич!
А не был я красть монастыря Румянцева,
И не был я нести золотой казны.
45 А ходил-гулял по чисту полю
И находил во чистом поле
Шестьдесят удалых добрых молодцев,
И поделяют ёны золоту казну,
И золотой казны сорок тысячей;
50 И просил я у них золотой казны
Хотя малого жеребеечка.
А ёны говорят, удалые молодцы:
«Голёчек ты, удаленький молодец!
Не можешь нажить себе золотой казны!
55 А не дадим тебе малого жеребеечка,
А не дадим тебе и трех рублей,
А не дадим тебе и трех алтын!»
Показалось мне это слово
За
досаду, за обиду за великую;
60 Ухватил я черленый вяз
И
ударил черленым вязом по сырой земле:
От
того удара богатырского
Мать
сыра земля сколыбалася,
А добры молодцы испугалися,
325
65 По чисту полю разбегалися,
И
оставляли ёны золоту казну».
Проговорит его царское величество:
«Ай же ты, удалый дородний добрый молодец!
Ходи-гуляй по чисту полю
70 И стой за веру християнскую!»
48
0 добром
молодце и жене неудачливой
Жил-был у батюшки единый сын,
Во дрокушке был у матушки
И во люби был у батюшки.
Похотели отец с матушкой поженить его;
5 Поженили его отец с матушкою
Не в простом мести, а в богатоем.
«Приданого много — человек худой:
А
не с кем будет жить да быть,
Думу
думати, долгие веки корóтати;
10 Золотой монисточки лежать во кованом ларцу,
А цветну платьицу на грядочки и на гвоздики,
А худой жены на моей руки».
Отдалился,
загулялся добрый молодец
В хоробру Литву, к королевскому величеству,
15 Задался королевскому величеству на
двенадцать лет,
Зачал жить-быть, векушку коротати.
Стосковался, сгоревался, шел на царев кабак
И
пил винца кабацкого,
И ударила хмелина кабацкая.
20 Тут-то добрый молодец порасхвастался:
«Король,
тот меня жалует,
Королевна,
душка красна девушка Аннушка,
Во люби меня держит у сердечушка».
И пригодилися слуги
королевские,
25 И доносили такие речи похвальные
Не с убавочком, а со прибавочком
Королевскому величеству.
И воспылался королевское величество
На удалого дородня добра молодца:
30 «Слуги вы королевские,
Палачи вы немилóсливые!
Подите свяжите ему ручки белые,
Скуйте ему ножки резвые,
Закройте очи ясные чернóй тафтой,
35 Сведите его на чисто поле,
326
На тую на казнь на смертную».
Шли тут слуги королевские,
Связали ему ручки белые,
Сковали ему ножки резвые,
40 Завязали очи ясные черной тафтой
И
повели его, удалого дородня добра молодца,
Во чисто поле на казень смертную.
Проговорит удалый добрый молодец:
«Ай же вы слуги королевские,
45 Палачи вы немилосливые!
Возмите у меня денег пять рублей,
Ведите меня мимо палату королевскую
И мимо тые окошечко косявчато,
Дайте мне-ка волюшку попроститися
50 С душкой красною девушкой
Аннушкой-королевичной».
Взяли его денежек пять рублей,
Повели мимо палату королевскую
И мимо тые окошечко косявчатое.
55 Крычит дородний добрый молодец
Громким голосом во всю голову:
«Прости, прости, душка красна девушка Аннушка!
Повели меня на казень смертную!»
Услышала душка красна девушка Аннушка,
60 Кинулась в окошечко по поясу,
Крычала зынчным голосом:
«Ай же вы слуги королевские,
Палачи вы немилосливые!
Ведите вы его, удала дородня добра молодца,
65 В палату королевскую, в покои особливые:
Стану
добра молодца допрашивать».
Приводили
удалого дородня добра молодца
В палату королевскую, в покои особливые.
Стала
душка красна девушка Аннушка
70 Его, удалого дородня добра молодца,
допрашивать:
«Скажи, скажи, удаленький дородний добрый молодец,
Жил
ты у моего батюшки двенадцать лет,
Верой
жил, правдой жил, не изменой жил;
За что мой батюшка на тебя теперичу прогневался?»
75 Говорил удалый дородний добрый молодец:
«Жил-был
у твоего батюшки двенадцать лет,
Верой
жил, правдой жил, не изменой жил.
Стосковался-сгоревался добрый молодец,
Шел
на царев кабак
80 И пил вина
кабацкого,
И ударила хмелина кабацкая;
327
Тут-то добрый молодец порасхвастался:
«Король меня тот жалует,
Королевна, душка красна девушка Аннушка,
85 Во люби держит меня у сердечушка».
И пригодилися слуги королевские,
И доносили такие речи похвальные
Не с убавочком, а со прибавочком
Королевскому величеству.
90 И воспылался королевское величество
На удалого дородня добра молодца,
Приказал слугам своим королевскиим,
Палачам немилосливым,
Связать его ручки белые,
95 Сковать ему ножки резвые,
Закрыть очи ясные черной тафтой
И свести его на чисто поле,
На
тую на казень на смертную».
Скажет душка красна девушка Аннушка:
100 «Ай же слуги королевские,
Палачи немилосливые!
Возмите
у меня денег пятьдесят рублей,
Раскуйте ему ножки резвые,
Развяжите
ручки белые,
105 Откройте ему очи ясные
И спустите его на свою волю,
На свою родиму на сторонушку,
Ко своему к отцу, ко матери,
Ко своей жены неудачливой».
110 И взяли у ней денег пятьдесят рублей,
Расковали
ему ножки резвые,
Развязали ручки белые,
Открыли ему очи ясные
И спустили его на свою волю.
115 Дала душка красна
девушка Аннушка
Ему денег ровно семьсот рублей,
И
пошел дородний добрый молодец
На свою родиму на сторонушку.
Во тую пути во дороженьки
120 Проходило
три дороженьки:
Первая дорожка к отцу, к матери,
И
дру́гая дорожка к роду-племени,
А третья дорожка к молодой жены.
И тут-то добрый молодец пораздумался:
125 «В котору мне дорожку пойти будéт?
Как пойти к отцу, к матери,
Отца-матери, может, живого нет;
328
А пойти как к роду-племени,
Не познает род-племя любимое».
130 Пошел дородний добрый молодец
К молодой жены неудачливой.
В
этой пути во дороженьке
Приходила палата белокаменная:
Столбики точеные, повыше рук золоченые,
135 Обиты окошечки лисицамы, куницамы
И дорогима соболямы заморскима;
Играет
на улицы два юноша малыих.
«Ай же вы, юноши малые!
Есть ли у вас родима матушка,
140 Есть ли у вас родный батюшка?»
Проговорят юноши малые:
«Ай же ты, наш дядюшка!
Есть у нас родима матушка,
Осталась
от батюшка беременна
145 И принесла нас, двух юношей малыих.
А
наш батюшка в гульбу ушел,
Двенадцать
лет и слыху нет».
Захватил их ручкамы белыма,
Целовал в уста во сахарине:
150 «Ай же вы, юноши малые!
Я вам не дядюшка — родный батюшка.
Подите, скажите своей родимой матушке:
Наш, скажите, батюшка с гульбы пришел».
Скорешенько бежали два юноши младые:
155 «Ай же ты, родимая матушка!
Наш батюшка с гульбы пришел».
Бежит молода жена:
«Ай же ты, милая моя ладушка,
Крепкая
сдержавушка!
160 Поди в палату белокаменну,
Полно по чужой сторонушке шататися!»
49
О горе-злосчастии и
Упаве-молодце
Жил-был у батюшки, у матушки единый сын,
Захотелося на чужую на сторонушку погуляти.
Отдавает ему отец-матушка
На
ножки сапожки турец-сафьян,
5 И пошили ему шубоньку дорóгую,
И дали шапоньку ему черных соболей,
И давают ему денег пятьдесят рублей со полтиною.
329
Говорят ему, наказывают
Таковые словеса разумные:
10 «Чадо наше милое,
Чаделко наше любимое!
И будешь ты на чужей на дальней на сторонушке,
И прошла-пролегла дорожка мимо тот царев кабак,
И
не ходи-тко ты на царев кабак,
15 Не пей чарочки зелена вина.
Как
выпьешь ты чарочку зелена вина,
Возьмут твою шапоньку черных соболей,
И возьмут твою шубоньку дорогую,
И возьмут сапожки турец-сафьян;
20 И бросят тебе лапотки липовые,
Подержаны-поношены да брошены;
И бросят тебе рогоженку липовую,
Подержану-поношену да брошену;
И возьмут денег пятьдесят рублей со полтиною».
25 Еще говорят ему, наказывают:
«Будешь
ты как хмельная головушка,
И будешь на почестном на большом пиру,
Не садись во место во бóльшее:
Буде стóишь места большего,
30 Так посадят тебя во место во большее,
А буде не стоишь места большего,
Так осмеют люди добрые
И удалые дородни добры молодцы».
Еще говорят ему, наказывают
35 Таковые словеса разумные:
«Не водись со женщиной кабацкою».
И пошел дородний добрый молодец
Путем широкою дорогою.
Прошла-пролегла
дорога мимо царев кабак
40 И мимо кружало государево.
Выходила
женщина кабацкая:
Лицюшко у ней — быдто белый снег,
Глазушки — быдто ясна сокола,
Бровушки — быдто черна соболя.
45 Говорит ему словеса приличные:
«Ай же ты Упав, дородний добрый молодец!
Зайди, зайди на царев кабак,
Выпей винца несомножечко,
Облей-обкати свое ретивое сердечушко,
50 Развесели свою младую головушку,
Ходючись-бродючись по той чужой по дальней сторонушке».
Не
послушал наказа отца-матери.
И
взяла она под рученьку под правую,
330
И ведет она на царев кабак,
55 И говорит словеса приличные:
«Как будешь ухмельная головушка,
Так провожу я тебя до своего до подворьица
И до своего до поместьица,
И тут я с тобой спать лягу».
60 И приходил он на царев кабак,
Крест
кладет по-писаному,
Поклон ведет по-ученому,
На
все на три, на четыре на сторонушки.
Все глядят удалы дородни добры молодцы,
65 Един удалый дородний добрый молодец
Выходит за столика дубового,
И наливал чару зелена вина,
И подносил Упаву добру молодцу:
«Выпей, выпей винца несомножечко,
70 Облей-обкати свое ретивое сердечушко
И развесели свою младую головушку».
Он взял чарочку зелена вина
И повыглядел, высмотрел чарочку:
Во той во чарочке от края ключом кипит,
75 А посереди чарочки дым столбом стоит,
А в руках тая чарочка как огонь горит.
И
выпил чарочку зелена вина,
И
тут добрый молодец и спать залег.
Сняли его шубоньку дорогую,
80 Взяли шапоньку черных соболей,
Сняли сапожки турец-сафьян
И
взяли денег пятьдесят рублей со полтиною;
И бросили лапотки ему липовые,
Подержаны-поношены да брошены;
85 И бросили ему рогоженьку липову,
Подержану-поношену да брошену.
И спит молодец, просыпается,
Просыпается и пробуждается:
Лег молодец, как маков цвет,
90 А встал молодец, как мать родила.
И сел на брусову белу лавочку,
Закручинился молодец, запечалился:
«Не послушался я наказа отца-матери!»
Повыскочит Горюшко из зáпечья,
95 Стало Горюшко по кабаку поскакивати,
Поскакивает
да поплясывает,
Поплясывает
да выговаривает:
«Ай же ты Упав, дородний добрый молодец!
Не кручинься-ка ты, не печалуйся.
331
100 Учись горемычного припевочка:
«В горе жить — не кручинну быть!»
Умей меня, Горюшко, кормить-поить,
Кормить-поить, хорошо водить,
Учись горемычного припевочка».
105 Все пошли добры молодцы на почестен пир
И взяли, взяли в руки по калачику;
А
ему было идти нé во чем,
А взять калачика нé во что.
Проговорит Горюшко серое:
110 «Надевай ты тулупец рогозенный,
Опоясывай по подольчику опоясочкой,
Обувай лапотки лиловы
И учись ходить за бл…и».
Надевал он тулупец рогозенный,
115 Опоясывал по подольчику опоясочкой,
И лапотки обувает липовы,
И пошел на почестен пир.
И приходит он на почестен пир.
Он крест кладет по-писаному,
120 Поклон ведет по-ученому,
На все на три, на четыре сторонушки.
И все глядят многи добрые людюшки:
По кресту дородний добрый молодец
Ученого он отца-матери,
125 И по поклончикам дородний добрый молодец
Разумного роду-племени;
Посадить его во место во меньшое —
Так быть ему кусочек поданный,
А пить чарочка ожурёная;
130 А посадить его во место во
большое —
Так осмеются многи добрые людюшки.
Посадили его осеред стола.
И ел молодец досыта,
И пил молодец долюби,
135 И тут молодец и спать залег за золот стол.
И
спит молодец, просыпается,
Просыпается, пробуждается.
Проговорят многи добрые людюшки:
«Ай же ты Упав, дородний добрый молодец!
140 Поди задайся ко купцу ко богатому на
двенадцать лет:
Наживешь ты денег пятьдесят рублей,
Наживешь ты шубоньку дорогую,
Наживешь сапожки турец-сафьян
И шапоньку черных соболей».
145 И пошел дородний добрый молодец,
332
Задался ко купцу ко богатому на двенадцать лет.
И день по день, и неделя по неделе, и год по год
Быв, как трава растет.
Прошло времечки двенадцать лет.
150 И нажил он себе денег шестьдесят рублей со
полтиною,
И нажил шубоньку дорогую,
И
нажил сапожки турец-сафьян,
И шапоньку черных соболей.
Скажут ему добрые людюшки:
155 «Ай же ты Упав, дородний добрый молодец!
Не ходи на почестный пир,
А поженись-ка ты, удаленький добрый молодец,
Возьми ты душку, душку-девушку».
Проговорит Горюшко серое:
160 «Не слушай ты чужих умов-разумов,
Не женись, не бери душки, душки-девушки;
Поди ты на царев кабак,
И пей вина кабацкого,
И закусывай медамы стоялыма,
165Стоялыма медамы, сладкима».
И шел Упав на царев кабак,
И пил винца кабацкого,
И закусывал медамы стоялыма,
Стоялыма медамы, сладкима.
170 И пропивал денег шестьдесят рублей со
полтиною,
Пропивал шубоньку дорогую,
И сапожки турец-сафьян,
И шапоньку черных соболей.
Пошел дородний добрый молодец
175 Ко черной реке ко Смородине,
И приходит ко черной реке ко Смородине;
Закричал добрый молодец громким голосом:
«Перевощички вы, перевощички!
Перевезите меня на тую на сторону».
180 Все проговорят перевощички:
«Есть ли у тебя дать перевозного?»
«Перевозного дать нечего».
«А без перевозного мы не пéревезем».
И
сел он на камешек,
185 Закручинился, запечалился,
Пораздумался и порасплакался,
Повесил буйную голову,
Утупил ясные очи во сыру землю,
Хочет,
хочет добрый молодец
190 Посягнуться на свои руки белые
Во тую черну́ реку Смородину.
333
А
проговорят перевощички:
«Перевезем мы на тую на сторону
Удалого дородня добра молодца!»
195 Перевезли его как на тую на сторону,
Повернулся добрый молодец ясным соколом,
Подкладывал крыльица бумажные,
Поднимался выше леса под самую под облаку.
Он летит ясным соколом.
200 А Горюшко вслед черным вороном
И кричит громким голосом:
«Ай же ты Упав, дородний добрый молодец!
Хочешь улететь — да не улететь:
Не на час я к тебе, Горе, привязалося!»
205 Падет
добрый молодец на сыру землю,
Повернулся добрый молодец серы́м волкóм,
Стал добрый молодец серым волком поскакивать;
Горюшко вслед собакою,
Само бежит, кричит громким голосом:
210 «Ай же ты Упав, дородний добрый молодец!
Хочешь ускочить — да не у́скочить:
Не на час я к тебе, Горе, привязалося!»
Хочет, хочет добрый молодец
Завернуться на боярский двор,
215 Задаться ко боярину на двенадцать лет;
И проговорит Горюшко серое:
«Ай же ты Упав, дородний добрый молодец!
Не слушай ты чужих умов-разумов,
Не ходи ты на боярский двор,
220 Не корми чужого отца-матери!»
Велит Горюшко идти во честные во монáстыри,
Велит Горюшко постричься и посхимитися.
И шел добрый молодец во честные во монастыри,
Постригся добрый молодец и посхимился,
225 И прошло тому времечки ровно три года,
И тут ему, добру молодцу, и смерть пришла.
50
О царе Саламане
Царица, мать Саламанова, понеслася от мужа
своего. Сидит она раз у себя в ложне и разговаривает с своими
прислужницами; говорят
оне келейные речи: «У одной женщины муж-то очень стар, так она и держит себе полюбовника». Царица
молвила: «И я на ея месте
то же сделала бы». А детище во чреве просвещилось: «Б.... по б……
и суд судит». Говорила царица та-
334
ковы слова: «Ах ты злое детище во чреве моем! Я тебя и на свет не выпущу!» А
сын наместо отвечает: «Ты бы не выпустила, да я сам выду и ребро
выставлю». — «Ах ты злое детище! Не будешь ты счастливо!»
Пришла пора-время срочное, и породила она сына, и жил он до пяти годов. Вот царица и говорит
дядьке: «Возьми сына моего позаочь, сведи
его на взморье, заколи и принеси его сердце
мне-кава». Дядька не может ослушаться царицы и привел Саламана ко взморью. Как
пришли на взморье, говорит Саламан:
«А что тебе, дядька, говорила моя родительница?» — «Велела заколоть тебя и сердце твое ей принести, да
жаль мне-кава тебя». А тут о море по берегу бежит собака. «Дядька, — говорит
Саламан, — кличь собаку». Стал дядька
свистать-посвистывать — собака нейдет. Стал Саламан
свистать-посвистывать — на зов собака пришла и хвостом вертит.
«Дядька, — говорит
Саламан, — заколи собаку, вынь сердце и снеси моей родительнице».
Пришел дядька к царице с собачьим сердцем и говорит ей: «Твое царское величество! Исполнено твое
желание: сердце вынято». Сварили сердце и
подали царице. Как положила в рот,
так и закричала: «Ах, какое злое детище: и сердце смердит на собачину!»
А царь Саламан простился с дядькой и пошел о взморье. Пришел в село
полномочное, зашел в гумно, а на гумне крестьяне молотят хлеб. Взошел Саламан на омет, сел о стену и слышит — говорит крестьянин с сыновамы:
«Что, дети мои, сынова! Я вам
загóдку загону. Если загодку отгадаете, моим именьем повладаете». И загонул загодку: «Чтó скорее
всех на земле ходит, кой хлеб чище
всех на земле, с коим скотом крестьянин говорит?»
Вышел старший сын и кручинится, как ему загодку отго-нуть. Говорит ему
Саламан: «Чтó ты, человече, стоишь, думу думаешь?» Видит старший сын, парень
сидит на соломы, и спрашивает: «Какой ты человек?» — «Да ты скажи прежде, чтó думаешь?» — «А думаю
я, как бы отцовская загодка отгонуть: что
скорее всех по земле ходит, и кой хлеб чище всех на земле, и с коим скотом крестьянин говорит?» — «Если возьмете
меня четвертым братом и дадите четвертую часть имения, я, пожалуй, отгону
загодку».
Пришел старший сын к отцу и говорит: «Имеется эдакой человек, берется
загодку отгонуть, да за это просится четвертым братом». Говорит отец: «А возьмите его
четвертым братом: будет моего имения про вас». Взяли четвертым братом.
Пришел Саламан, здравствует: «Божья помочь, крестьянин!» — «Надоть
божья помочь!» — «Мудрена твоя загодка, а я отгону: солнце скорее
всех ходит по земле — вокруг все-
335
ленной обойдет в
сутки; чище хлеба нет, которая просвира живет
на престоле; а с тым скотом крестьянин говорит, с лошадью».
И стал Саламан жить в том селении и нанялся в пастухи...
51
Говорит царь Антоломан Антоломанович:
«Ты премудрый царь Давид Асеевич!
Мне ночесь спалось, во снях виделось:
Как быв у меня в зеленом саду
5 Выростало деревцо сахарнее,
И всем-то деревцо изукрашено,
Листьицем оно изнавешено.
Из далеча-далеча чиста поля
Налетала птичка малешенька —
10 Сердцем тым зла, негтем востра,
Села на деревцо сахарнее,
Распустила
крылья до сырой земли:
Не видать того деревца из-под крыл его».
И проговорит царь Давид Асеевич:
15 «Царь Антоломан Антоломанович!
Я скажу тебе, попроведаю,
Сам твой я сон тот порóссужу:
Не деревцо у тебя выростало в зеленом саду,
У твоей царицы благоверныя
20 Будет чадо, едина дочь;
А не птичка налетела из чиста поля,
А у моей царицы благоверныя
Будет чадо, единый сын;
И пройдет времени ровно тридцать лет,
25 И, може, мой сын на твоей дочери женат
будет».
[a] Львом. — Б.
[b] Крылечко переное — от перён или перил.
[c] Полномочный крестьянин, по объяснению, такой, у которого всего вдоволь, независимый.
[d] По объяснению певца, у Владимира было двенадцать жен, иные от живых мужей.
[e] Где сбираются рынды: вероятно, то же, что гридня.
[f] П о ш и л и. — Г.
[g] Без боязни.—Б.