V.

ЗАГОВОР ПЕТРАШЕВСКОГО.

Процесс Петрашевского известен меньше всех политических процессов в России. Секретные документы, которые были опубликованы, дают лишь ничтожное представление о довольно банальном политическом салоне, где собирались молодые люди для того, чтобы повторять общие места о новых идеях, доходивших из Европы, для того, чтобы пользоваться запрещенными цензурой книгами и произносить зажигательные речи из революционных брошюр. Но мой отец утверждал всегда, что дело шло там о политическом заговоре для низвержения царя и создания в России республики интеллигентов. Вероятно, Петрашевский, подготовлявший дружину добровольцев, доверил лишь нескольким избранным тайную цель предприятия. Петрашевский, которому были известны ум, мужество и нравственная сила Достоевского,

23

вероятно, предназначал для Достоевского одну из первых ролей в будущей республике¹⁾.

Как всегда в России, процесс Петрашевского затянулся надолго. Наступила уже осень, когда правительство, наконец, решило серьезно взяться за заговорщиков. Наши политические процессы почти всегда передавались военным судам. Во главе генералов, которым было поручено дело Петрашевского, был Яков Ростовцев. Он внимательно изучил бумаги, отобранные полицией у Петрашевского и у бывавших у него молодых людей, и удивлялся, вероятно, какие ничтожные улики обнаружились в них. Ростовцев не был глуп; он понял, что тайна хорошо скрыта и ею владеют лишь немногие посвященные. Так как ему была известна даровитость и ум Достоевского, то он подозревал в нем одного из главарей общества, и хотел его вызвать на разговор. В день суда генерал Ростовцев был очаровательно любезен по отношению к моему отцу. Он говорил с Достоевским, как с молодым и очень талантливым писателем, как с человеком высокой европейской культуры, который имел несчастье попасть в политический заговор, не сознавая ясно серьезности своего поступка. Генерал хотел, вероятно, указать Достоевскому роль, которую ему следует сыграть во избежание строгого наказания. Мой отец был всегда очень наивен и доверчив. Он не понял ничего, чувствовал живую симпатию к генералу, обращавшемуся с ним не как с преступником, а как со светским человеком ‑ и охотно отвечал на его вопросы. Но Ростовцев, должно быть, сказал неосторожное слово, ибо отец мой вдруг понял, что ему предлагалось предать своих товарищей ценою собственной свободы. Достоевский был возмущен до глубины души, что его считают способным

___________________

¹⁾ По мнению одного члена кружка Петрашевцев, мой отец был единственным настоящим типом заговорщика; он был молчалив, мало общителен и не любил открывать перед кем-либо душу, как это принято в России. Он сохранил эту сдержанность на всю жизнь, даже по отношению к моей матери, которой в первое время их семейной жизни лишь с трудом удалось добиться, чтобы он рассказал о своей прошедшей жизни. Лишь позже, когда Достоевский убедился, что его вторая жена действительно предана ему, он открыл ей свою душу и ничего не скрывал от нее больше.

24

на подобную сделку. Его симпатия к Ростовцеву превратилась в ненависть. Этот молодой истерический и нервный человек, измученный долгими месяцами тюремного заключения, ‑ стал сильнее генерала. Когда Ростовцев убедился, что его хитрость не удалась, он рассердился, покинул зал суда и предоставил допрос остальным членам суда. Несколько раз он открывал дверь смежной комнаты, куда он удалился, и спрашивал:

«‑ Окончен ли допрос Достоевского? Я возвращусь в зал лишь после того, как там не будет больше этого закоренелого преступника».

Мой отец никогда не простил Ростовцеву его враждебного отношения. Он называл его комедиантом и всю жизнь говорил о нем с презрением. Достоевский презирал его тем более, что в то время, когда он был осужден, он был уверен в своей правоте и считал себя героем, желавшим спасти свое отечество.

Тревоги, пережитые моим отцом во время допроса, глубоко запечатлелись в его душе. Впоследствии они нашли свое выражение в единоборстве Раскольникова с Порфирием, а также между Дмитрием Карамазовым и его судьями, приехавшими в Мокрое для допроса.