<Светоч. СПб., 1860, кн. 10. С. 39‑48.>
39
Разсказы изъ народнаго русскаго быта Марка Вовчка.
Москва,
‑ Сказать тебѣ
сказочку про бѣлаго быка?
‑ Скажи.
‑ Ты
говоришь-скажи, я говорю-скажи и т. д.
Сказать тебѣ
сказочку про бѣлаго бычка?
Колыбельная присказка.
Ни одна
изъ русскихъ современныхъ писательницъ не возбуждала столько толковъ и говора,
какъ Марко Вовчекъ, явившаяся въ литературѣ съ своими украинскими
разсказами. Наша критика, находящаяся постоянно въ предчувствiи
новаго таланта, новой силы, — въ лицѣ этой
писательницы привѣтствовала самобытное дарованiе;
одинъ писатель, любимый публикой — самъ взялся перевести ея
малороссiйскiе разсказы на русскiй
языкъ, справедливо предполагая, что это лучшая рекомендацiя для
начинающаго литератора. И дѣйствительно, вскорѣ послѣ выхода
въ свѣтъ «Украинскихъ разсказовъ», Марко-Вовчекъ сдѣлалась
примадонной нашей журналистики. Каждая редакцiя
считала себя гордой, если находила возможность прiобрѣсти
для своего журнала повѣсть или очеркъ новой писательницы; первая статья, которая
разрѣзывалась въ журналѣ — была повѣсть Марко
Вовчка.
Какая-же причина
всей этой суматохи, хвалебныхъ возгласовъ? Что за новый талантъ, возбудившiй такое волненiе въ литературныхъ кружкахъ и
читающей массѣ? Въ
40
чемъ его сила и
оригинальность? Все это намъ приходило въ голову каждый разъ, когда мы одинъ за
другимъ прочитывали разсказы Марко-Вовчекъ. Во всемъ этомъ странномъ явленiи, мы не могли не замѣтить
одного факта, весьма грустнаго и неутѣшительнаго для современной
литературы. Только одна бѣдность въ замѣчательныхъ произведенiяхъ, только одно отсутствiе свѣжихъ, истинныхъ дарованiй заставляетъ всѣхъ насъ въ
каждомъ новомъ литературномъ явленiи, съ проблескомъ самаго минiатюрнаго дарованiя, привѣтствовать будущую славу
и надежду русской словесности. Что-то старческое, усталое чувствуется въ этихъ
увлеченiяхъ: это
предсказанiе хилаго,
полуживаго старика, который въ своемъ маленькомъ внучкѣ непремѣнно
хочетъ видѣть будущаго генiя. Давно-ли еще у насъ въ Случевскомъ современный критикъ
вовсеуслышанiе привѣтствовалъ
могучую, грядущую силу, новаго Лермонтова, — давно-ли въ авторѣ комедiи «Свѣтъ не безъ добрыхъ
людей,» многiе видѣли — втораго Гоголя и еще нѣсколько
такихъ примѣровъ. Прiискивая теперь приличное мѣсто въ литературѣ
для подобныхъ быстро поднятыхъ репутацiй, намъ пришло въ голову одно сравненiе о всей нашей современной литературѣ,
которую безъ натяжки можно уподобить небесному глобусу съ его движенiемъ. На глобусѣ россiйской словесности можно тоже найти
свои солнечныя системы. Солнцы, неподвижныя звѣзды — эти наши пiонеры (зри по
Розенгейму), передовые таланты; они свѣтятъ своимъ собственнымъ свѣтомъ
и до нихъ также простому смертному достигнуть невозможно; для окончательнаго
сходства у нихъ, какъ и у солнцевъ, бываютъ извѣстные пароксизмы, т. е. затмѣнiя. Съ кѣмъ
грѣха не бываетъ, даже и съ солнцами! Потомъ планеты, движащiяся вокругъ солнцевъ — это второстепенные таланты, съ свѣтомъ
заимствованнымъ,
41
но все-таки-же
съ свѣтомъ; имена этихъ планетъ выставлены на каждомъ объявленiи нашихъ журналовъ. У планетъ
журнальныхъ, такъ-же какъ и у небесныхъ, есть свои спутники, свѣтящіе
и кричащіе о ихъ дарованіяхъ, гдѣ только можно. Спутники эти, такъ-же
какъ и небесные, никогда не обращаются къ своимъ планетамъ затылкомъ, а всегда
обращены къ нимъ одной только стороной, т. е. лицомъ. Къ числу зловѣщихъ
кометъ, пробѣгающихъ незаконными путями, можно смѣло отнести
Домашнюю Бесѣду Аскоченскаго и Странника. И наконецъ непостоянныя,
исчезающiя звѣзды — эта та труппа писателей-скороспѣлокъ,
къ которымъ мы причисляемъ г. г. Львова, Случевскаго и другихъ. Они и имъ подобные
являются подобно метеорамъ, блеснутъ и исчезаютъ. Къ этимъ метеорамъ мы
причисляемъ и автора Украинскихъ Очерковъ, который теперь издалъ другую книжку
разсказовъ уже изъ народнаго русскаго быта.
Мнѣнiе наше о произведенiяхъ Марка Вовчка было уже однажды
высказано въ нашемъ журналѣ; новая книжка этой писательницы еще болѣе
убѣдила насъ въ прежнемъ нашемъ о ней мнѣнiи. Изъ среды узкой племенной жизни,
которую прежде Марко Вовчекъ избирала темою для своихъ разсказовъ, она перешла
теперь въ среду русскаго народнаго быта, гдѣ болѣе живаго элемента
и красокъ для художника и гдѣ писатель не стѣсненъ, не съуженъ бѣдностью
и однообразiемъ племенной
жизни. Но Марко Вовчекъ и въ этой новой средѣ осталась все той-же, съ тѣмъ-же
мiросозерцанiемъ, теплымъ, но утомительнымъ до
монотонности чувствомъ, съ тѣмъ-же неподвижнымъ однообразiемъ. Новая среда не дала ей никакихъ
характеровъ, никакихъ новыхъ сторонъ жизни, и одинъ и тотъ-же мотивъ звучитъ во
всѣхъ ея новыхъ
42
разсказахъ, въ
которыхъ всѣ личности бѣдны и безцвѣтны, какъ куклы, и потому
всѣ ихъ страданiя и жалобы, не смотря на теплое чувство, согрѣвающее
разсказъ — далеки правды
и не проникнуты жизненнымъ элементомъ. Чего не достаетъ героинямъ ея
разсказовъ, ея Надеждѣ, Катеринѣ, Сашѣ и купеческой дочкѣ?
Сущей бездѣлицы — не достаетъ жизни. Кажется, и живутъ онѣ у нея, и
страдаютъ и плачутъ, но всѣ эти женскiе силуэты напоминаютъ только
фантастическiя личности
колыбельныхъ сказокъ «дѣвочки-снѣгурочки» и др. Марко Вовчекъ,
поставивъ себѣ впередъ первой задачей, чтобъ каждая женщина въ повѣсти
была кручинная, да злосчастная, да горемычная, не съумѣла вдохнуть
истинную жизнь въ нихъ, показать ихъ внутреннее нравственное состоянiе и показать не одними только жалкими
словами — о горькой ихъ
участи. Задаваясь впередъ теорiей, Марко Вовчекъ, не думая о художественной правдѣ
созданiя личностей, — доводитъ часто развитiе своей задней мысли — до страшнаго комизма, вовсе не
предполагая этого. Для примѣра, мы можемъ указать на одинъ ея разсказъ
«Маша», гдѣ авторъ описываетъ жизнь крестьянской дѣвушки съ самаго
дѣтства. Въ этой повѣсти разскащикъ, дотого увлекся задуманнымъ
планомъ, что вкладываетъ въ душу дѣвочки такiя понятiя, которыя и не грезились самому
Вольтеру или Руссо, когда они были дѣтьми.
Маша и Өедя — были братъ и сестра, но нравомъ
совершенно не походили другъ на друга. Братъ былъ мальчикъ смирный, тихiй и покорный. Скажутъ ему, что
ненужно дѣлать или брать — онъ во всемъ слушается. Не такова была дѣвочка
Маша — резонерка
страшная; она тотчасъ-же допытываться начнетъ: да почему этого нельзя, да какая
причина? До всего ей есть дѣло, все хочется
43
знать, понять и
обсудить. Она едва, вслѣдъ за Амосомъ Шишкинымъ, не приставала къ своей
теткѣ съ подобными вопросами:
Отчего къ шарамъ
воздушнымъ
Не придѣлаютъ руля?
Отчего не уставая
Вѣчно вертится земля?
Отчего непостоянно
Звѣзды на небѣ блестятъ?
Отчего крестьянинъ бѣдный
Не живетъ среди палатъ?
Видѣла напримѣръ Маша, какъ кружево
плетутъ, захотѣлось ей плести тоже. Посидѣла она нѣсколько
дней, путала, рвала, а черезъ недѣлю —
смотрятъ — она какъ кружевница плететъ. Въ это время ей было
только шесть лѣтъ. Когда Машѣ пошелъ седьмой годъ, съ ней случилось
слѣдующее происшествiе, по которому смѣло можно заключить, что
она по развитiю своему была нисколько не хуже любова студента нашего
времени. Однажды Маша играла у избы съ ребятишками, а барыня, проходя деревней,
подошла къ ней и сказала:
«Что это ты такъ
разшумѣлась! Свою барыню знаешь? чья ты?»
Разумѣется,
такая умная дѣвочка, какъ Маша, знала — чья она, но не хотѣла отвѣтить.
Барыня ее за это дурой назвала, а Маша расплакалась. Стало жалко ее барынѣ:
«Поди сюда, дурочка, поди ко мнѣ, говоритъ. Что смотришь изъ-подлобья,
поклонись барынѣ.» Но не такова была дѣвочка, чтобъ рабой
кланяться, и не послушалась приказа. Барыня велѣла тогда ребятишкамъ
подвести ее, да она такъ бросилась быстро бѣжать, что ее догнать не
могли. Барыня разсердилась — и велѣла старостѣ ее на работу въ садъ
посылать. Такимъ образомъ, еще семилѣтнiй
44
ребенокъ
выразилъ по своему свой протестъ противъ тѣхъ условiй, въ которыхъ находилась она и вся
среда ея.
Тетка и Өедя
насилу отыскали Машу и звали домой. Произошла небольшая сцена, которую мы и
приводимъ здѣсь.
«Маша все обнимала насъ, а тутъ стала вырываться.
‑ Пойдемъ домой,
Маша!
Упирается: «не пойду»!
Мы ее уговаривать: «не пойду, не пойду… меня барыня возметъ». Да давай
прижиматься ко мнѣ, проситься: не отдавайте меня ей! спрячьте меня»!
‑ Не бойся, родненькая, не бойся! Это тебя постращали
только. – Кое-какъ уговорила ее, привела домой, успокоила, да тогда ужъ и
говорю ей: «Маша? чего ты барынѣ-то не отвѣтила? не хорошо,
дитятко»!
‑ Такъ она и вспыхнула вся…
‑ Не маленькая ты, Маша! – все увѣщаю, ‑
знаешь, чай, что барынѣ покориться надо… хоть она и сурово
прикажетъ – слушаться надо.
‑ А если не послушаешься? промолвила Маша.
‑ Тогда горя не оберешься, голубчикъ! говорю. Любо развѣ
кару-то принимать?
‑ Убѣжать можно, говоритъ Маша, убѣжать далеко…
Вотъ тростянскіе лѣтось бѣжали…
‑ Ну и поймали ихъ Маша… а которые на дорогѣ померли!
‑ А пойманныхъ-то въ острогъ посадили, распинали всячески,
говоритъ Өедя.
‑ Натерпѣлись они и стыда и горя, дитятко! Я говорю, а
Маша все свое: Да чего всѣ за барыню такъ стоятъ.
‑ Она барыня, ‑ толкуемъ ей, ‑ ей права
даны, у ней казны есть… такъ ужъ ведется…
‑ Вотъ что! сказала дѣвочка. А за насъ-то кто стоитъ?
Думаемъ: чтожъ это на нее нашло?
‑ Не разумная ты головка, дитятко! говорю.
‑ Да кто-жъ за насъ? твердитъ.
‑ Сами мы за себя, да Богъ за насъ! отвѣчаю ей.
Съ той поры только и рѣчи у Маши, что про барыню. «И кто ей отдалъ
насъ? и какъ? и зачѣмъ? и когда? Барыня одна, говоритъ, а насъ-то
сколько! Пошли-бъ себѣ отъ нея, куда захотѣли, чтò она сдѣлаетъ»?
45
Вотъ какiе
вопросы занимали и мучили крестьянскую дѣвочку въ разсказѣ Марко
Вовчка. Думая представить всю трагическую сторону судьбы бѣдной Маши,
подъ условiями крестьянскаго быта, она привила ей такiя понятiя,
вложила такiя мысли въ голову — что
нельзя не подивиться дѣтской наивности разсказщика. Отъ трагическаго до
смѣшнаго — одинъ только шагъ; самая чистая теорiя,
приложенная безъ умѣнья, безъ художественнаго такта къ подставной
личности — доходитъ до каррикатуры, дѣлается похожей на манкенъ,
обвернутый въ цвѣтныя лохмотья. Смѣшно, кажется, доказывать всю
ложность характера Маши, всю невозможность такой личности, ужъ не говоримъ
между крестьянами, но даже въ средѣ болѣе развитой. Почему могло
такъ рано развиться въ этой дѣвочкѣ такое непобѣдимое чувство
человѣческаго достоинства, постоянный неутомимый протестъ противъ
самоуправства и произвола? Подобный фактъ такого ранняго развитiя
невозможенъ даже, какъ исключительное явленiе, не
только какъ художественный типъ, и только одни слѣпые поклонники Марко
Вовчка не замѣтятъ ребяческой незрѣлости въ созданiи лица
Маши. — Прослѣдимъ
этотъ разсказъ до конца. Проходило время, Маша подростала, стала дѣвушкой
здоровой и свѣжей — но на барщину, не смотря ни
на какiя
угрозы, приказанiя барскiя — не шла, болѣзнью
отговаривалась. Все на деревнѣ работаетъ, жнетъ, сѣетъ, коситъ,
одна Маша дома сидитъ, ничего не дѣлаетъ, на томъ вѣроятно основанiи, что
она высшая, непонятая натура. Что дѣлала она дома — это
неизвѣстно, говорила только, что у нея кручина есть, да читала —
предполагаемъ мы отъ себя обличительные разсказы Щедрина и Печерскаго. Между–тѣмъ
всѣ деревенскiе рабочiе люди
46
роптать
стали: мы, говорятъ, весь вѣкъ на барщинѣ спину ломимъ, а Маша дома
нѣжится: что это за болѣзнь такая, что не сушитъ, а краситъ. Дѣйствительно,
Машѣ ея кручина не мѣшала хорошѣть да полнѣть. Дошелъ и
до барыни крестьянскiй ропотъ. Барыня послала за Машей: «явись сейчасъ»! — Не
могу, говоритъ Маша, – я больна! — Привели Машу силой. Понятно,
барыню это разсердило, приказала она Машѣ траву въ цвѣтникѣ
жать. Повела ее въ садъ и говоритъ «жни»! Что-же, вы думали, сдѣлала
Маша? Она схватила серпъ и ударила себя лезвеемъ по рукѣ; полилась кровь,
барыня испугалась и воскликнула: «ведите ее, ведите домой скорѣе! нате
платочекъ — руку перевяжите».
Передъ нами здѣсь
являются двѣ личности: госпожи и служанки. При всемъ нашемъ желанiи сочувствовать болѣе послѣдней,
мы этого рѣшительно не можемъ по самому развитiю разсказа. Мы видимъ помѣщицу,
которая такъ добра, что позволяетъ Машѣ блажить сколько ей угодно, не
посылаетъ ее на работу, и когда та порѣзываетъ себѣ въ своемъ
упорствѣ серпомъ руку — она пугается за нее, даетъ свой платокъ для перевязки и
отсылаетъ домой. Скажите-же, ради Бога, послѣ этого, кто изъ нихъ лучше?
Такимъ-образомъ
Маша опять-таки на своемъ настояла — на барщину никогда ходить не стала. Какъ-то однажды,
услышавъ, что ея брату совѣтуетъ тетка съѣздить на Дерновку — невѣстъ поглядѣть, Маша
сказала:
— Дерновскiе-то всѣ вольные.
— Что-жъ что вольные? Развѣ
вольные не выходятъ за барскихъ?
47
— Еслибъ я вольная была, заговорила
Маша, а сама такъ и задрожала, — я-бъ, говоритъ, лучше на плаху головою!....
Вотъ какъ
говоритъ у Марка Вовчка — крестьянка: она и о плахѣ знаетъ, вѣроятно
жизнь Iоанны д'Аркъ или
Шарлоты Кордэ также знаетъ....
Разсказъ этотъ заключается тѣмъ, что барыня
позволила Машѣ откупиться на волю. Маша съ своей семьей тотчасъ-же
откупилась, и съ-тѣхъ-поръ кручины въ ней и слѣда не осталось.
Работницей и рукодѣльницей стала, и трудъ для нея весельемъ, а не горемъ
сдѣлался.
Мораль, сама по
себѣ чрезвычайно вѣрная и чистая, что обязательный трудъ хуже
свободнаго труда, довела автора «Маши» до каррикатурнаго искаженiя дѣйствительности, до такихъ
ложныхъ положенiй, которые
нельзя допустить въ писателѣ, въ которомъ всѣ видятъ дарованiе и свою силу. Въ конфектныхъ,
приторныхъ разсказахъ Марка Вовчка мы могли только иногда видѣть теплое
чувство — но дотого
монотонное и однообразное, что оно сначала только утомляетъ, но потомъ дѣлается
несноснымъ, нестерпимымъ, какъ безконечная сказка о бѣломъ бычкѣ.
Нѣкоторый
успѣхъ разсказовъ Марка Вовчка мы объясняемъ себѣ только однимъ
обстоятельствомъ, которое совершенно уважаемъ: изъ числа всѣхъ русскихъ
современныхъ писательницъ, Марко Вовчекъ первая отозвалась въ своихъ очеркахъ
на живой вопросъ нашего времени, на вопросъ крестьянскiй, къ быту которыхъ она высказала
глубокую симпатiю. Но отъ симпатiи къ народу, отъ теплой любви къ его
положенiю — еще далеко до художественнаго
48
таланта, до
самобытнаго дарованiя, и мы, уважая
вполнѣ гуманное направленiе разсказовъ Марка Вовчка, въ то-же время въ
художественномъ отношенiи считаемъ ихъ не выше посредственности.
‑‑‑‑‑
Список исправленных опечаток
Разсказы изъ народнаго русскаго быта Марка Вовчка. Москва
Стр. 39. «…постоянно въ предчувствіи новаго таланта,
новой…» вместо: «…постоянно въ пречувствіи
новаго таланта, новой…»
Стр. 40. «Во всемъ этомъ странномъ
явленіи, мы…» вместо: «Вовсемъ
этомъ странномъ явленіи, мы…»
Стр. 40. «…привѣтствовать
будущую славу и надежду…» вместо:
«…привѣтствовать будующую славу
и надежду…»
Стр. 42. «Сущей бездѣлицы – не достаетъ жизни.» вместо: «Сущей бездѣлицы – не достаетъ жизии.»
Стр. 43. «…была дѣвочка,
чтобъ рабой кланяться, и не
послушалась…» вместо: «…была дѣвочка, чтобъ рабой кланятся, и не послушалась…»
Стр. 47. «…кручины въ ней и
слѣда не осталось.» вместо:
«…кручины въ ней и слѣда не
осталась.»
Стр. 47. «…но дотого монотонное и однообразное, что…»
вместо: «…но дотого тонотонное
и однообразное, что…»
Стр. 47. «…которое
совершенно уважаемъ: изъ
числа…» вместо: «…которое совершенно уважаетъ: изъ числа…»