ИРЛИ
14553
Даль Владимир Иванович
Письма (3) Максимовичу
Михаилу Александровичу1
6 лл.
С.П.б. 12 Nоября
1848
Слышавъ тутъ и тамъ нѣсколько
случайныхъ словъ о выходѣ книги: Начатки Русск<ой>
[словес<ности>] филологіи, Максимовича, безъ всякаго положительнаго
отзыва объ ней, я зашелъ вчера къ Баденсдоку<???> и взялъ книгу эту у
Н. А. Неволина, потому что у насъ купить въ книжныхъ лавкахъ не здѣшнюю
книгу трудно. Севодня всталъ я часу въ пятомъ утра и принялся съ жадностію за
Начатки. Сочинитель ея, писавшій бытописанія, тоже о наукахъ естественныхъ и
наконецъ о языкѣ нашемъ и словесности — конечно, какъ увѣряетъ,
охотнѣе пишетъ или печатаетъ первые томы чѣмъ вторые и
третьи — что и называется заманѝхою — но и неконченныя
сочиненія его, во всѣхъ родахъ, носятъ на себѣ печать своеродности
и убѣжденія; въ нихъ всегда высказываются задушевныя
думки — вотъ почему они теплы.
Съ первыхъ страницъ меня поразило
знаніе дѣла; предмета близкаго мнѣ по чувству, по любви къ нему;
часто рождались догадки, ложились на бумагу намеки, то вопросами, то отвѣтами — но
другіе рядители вводили въ сомнѣніе, а у самого не доставало познаній,
чтобы выпутаться. Что, напримѣръ, прикажете дѣлать, принимаясь за
изслѣдованіе нарѣчій великорусскихъ, и встрѣчаясь на пути
этомъ съ раздѣленіемъ Сахарова, котораго не понимаешь, потому что нарѣчіе
Московское смѣшано съ Суздальскимъ, и котораго онъ самъ, на
всѣ вопросы, объяснить не хочетъ или не можетъ? Трудъ Вашъ, который во всѣхъ
отношеніяхъ чрезвычайно мнѣ по сердцу, воспламенилъ меня, придалъ опять
духа и охоту заниматься. На пустырѣ нашемъ такой дѣлатель есть
добрый слуга въ вертоградѣ Господнемъ. Между тѣмъ — и этотъ
трудъ минуетъ наше недосужное поколѣніе незамѣченнымъ и толстые
журналы
// л. 1
останутся
себѣ вѣрными. Я бывалъ въ странахъ Вашихъ, но судьба не свела насъ,
не дала мнѣ съ Вами познакомиться; въ 1845 году я прожилъ съ недѣлю
у В. Ѳ. Ѳедорова2 и заѣхавъ въ Кіевъ на
другой же день сталъ Васъ отыскивать, но не тутъ–то было. Примитежъ дружелюбно
это заочное знакомство, вызванное искреннимъ признаніемъ достоинствъ честно
трудящагося человѣка и уваженіе къ нему подслѣповатаго сотрудника.
Собирая уже около 30ти лѣтъ
(съ 1819 года) все что принадлежитъ къ народному быту нашему, собирая для
того, чтобы учиться, я наконецъ желалъ бы подѣлиться сокровищами своими,
чтобы заѣсть имъ вѣку. У меня пять стопъ бумаги исписано
русскими сказками, со словъ раскащиковъ; у меня собрано пословицъ, поговорокъ,
присловій, прибаутокъ — не знаю сколько, но не одинъ десятокъ тысячъ;
у меня собраны мѣстные словари изъ 26ти губерній,
не считая бѣло– и малорусскихъ; вѣрители, что кромѣ молодаго
писателя Григоровича, здѣсь не найду я человѣка, который бы всему
этому сочувствовалъ? Nадеждинъ
понимаетъ дѣло — но у него другое на умѣ, онъ чиновникъ.
Сахарову — Богъ судья; я сдѣлалъ что могъ, для сближенія
нашего, я даже отдавалъ ему всѣ собраныя мною сказки, съ тѣмъ
только, чтобы онъ тотчасъ же приступилъ къ изданію — онъ отвѣчалъ
вяло, ни то, ни сё, мнѣ помогать не хочетъ и меня въ помощники къ себѣ
не беретъ. Если Богъ продлитъ жизнь мою, то я и самъ что нибудь да сдѣлаю:
тружусь теперь надъ пословицами и словаремъ. Пословицы и поговорки располагаю
не въ азбучномъ, а въ смысловомъ порядкѣ, чему былъ образчикъ въ Современникѣ
1847<???>; что Вы объ этомъ думаете? Впрочемъ, печатать теперь этого
нельзя, стали бы переправлять всякую пословицу по произволу. Надо только
собрать, переписать и положить. Но у меня времени не много; я могу разобрать въ
недѣлю не болѣе двухъ или трехъ разрядовъ — а всѣхъ
ихъ 150, слѣдов<ательно> на одну эту разборку нуженъ годъ,
// л. 1 об.
тогда какъ столькоже употреблено было на разборку по
разрядамъ. Можетъ быть шкура не стоила вычинки, а порохъ свѣчъ, но что
начато, надо кончить. Для словаря у меня весь планъ такъ обширенъ, что никогда
не будетъ исполненъ; напередъ всего, вѣроятно, приступлю къ обработкѣ
второй части словаря нарѣчій, потому что этотъ запасъ легче и скорѣе
обработать. Думаю отдѣлать малорусскій, бѣлорусскій, затѣмъ
разбить великорусскій на Новгородскій, Суздальскій, Казанскій, Сибирскій и пр.,
подчинить каждому еще нѣсколько мѣстныхъ поднарѣчій; слѣдовало
бы тутъ же прибавить церковно–славянскій и старинный русскій — но это
для меня трудъ не совсѣмъ сподручный, къ которому мало подготовлено; я
занимался живымъ. Затѣмъ надо бы издать обратный переводъ: словарь
обиходнаго русскаго языка, съ переводомъ на церковный, старинные всѣ нарѣчія…
Какъ Вы думаете? Но я заврался, а хотѣлъ побесѣдовать о Вашемъ трудѣ
и сказать Вамъ спасибо да исполать* — хоть и за заманиху…
Мысль о древности въ русскомъ
(не славянскомъ) языкѣ полногласности, не подлежитъ сомнѣнію: это вѣрно.
Постановка въ рядъ языковъ и нарѣчій съ человѣкомъ, породами его,
народами и пр. вѣрна по мысли, но на дѣлѣ нѣтъ такой
опредѣлительности, чтобы мысль эту вѣрно выразить, тоже не достаетъ
у насъ для этого положит<ельныхъ> данныхъ и нѣтъ словъ и въ
этомъ росписаніи, которыми я себѣ изъяснилъ Вашу мысль, недостаетъ
ясности, точности, потому что его нѣтъ достаточно на дѣлѣ,
или нѣтъ словъ, для выраженія округовъ и колѣнъ въ этомъ новомъ
смыслѣ и значеніи.
Міръ. — — — человѣкъ (особые черты, одинъ класъ, родъ, видъ). — слово; даръ слова.
Часть свѣта. — — — порода. — семья языковъ.
Округъ. — — — колѣно. — сродныя языки, одногнѣздки.
Кругъ. — — — плѣмя. — рѣчь
Земля (т. е. Царство). — — — народъ. — языкъ.
Область — — — отрасль — нарѣчіе.
— поднарѣчіе нар<ѣчія>, гòворъ.
Вы, кажется, первые замѣтили сходство сѣвернаго вел<ико>русс<каго> нарѣчія или говора съ южнымъ, новгородскаго съ кіевскимъ. Это потому, что на югѣ сидѣли славянѣ, а во—всей Великоруссіи чухны разныхъ помолѣній; затѣмъ Кіевъ сдѣлалъ выселокъ въ Новгородъ — промежутокъ постепенно обрусѣлъ, бѣлоруссы вдвинулись пѣшкомъ до Москвы — обрусѣвшіе стали говорить нѣсколько иначе, а сѣверъ сохранилъ говоръ ближайшій къ южному, колыбели своей. Въ Шенкурскѣ и Колѣ
// л. 2
Вы услышите еще болѣе
сохранившихся кіевскихъ словъ, чѣмъ въ Новгородѣ, словъ которыхъ нѣтъ
нигдѣ, на всей промежуточной, двутысячеверстной полосѣ. Мало– и
великорусскій говоръ на О, бѣлорусскій на А, по его вліянію
Москва стала говорить слегка на А и этотъ говоръ сдѣлался
условно–чистымъ. Надо бы изслѣдовать Литовскій (глудскій) языкъ, не онъ
ли придалъ бѣлорусскому говоръ на А? Надобы изслѣдовать всѣ
чудскія нарѣчія, исчезающія у насъ, — не они ли придали
русскому говоръ на О? Впрочемъ, я доселѣ не нашелъ ни одного
малорусскаго слòва, кромѣ захотихъ, — отъ котораго не
было бы въ великорусскомъ производныхъ, если и нѣтъ самого слòва.
Какъ и чѣмъ самый говоръ могъ такъ
переломиться — непостижимо.
Каковà академія, которая
издаетъ словарь — Церковно–славянскій и русскій,
прибавляя къ этому языка, и не языковъ? — И это была уже
уступка съ ея стороны, кажется Давыдову; она изготовила было простое заглавіе: Русскаго
языка. Едва ли не всѣ словà, отмѣченныя въ словарѣ:
старин. преспокойно живутъ понынѣ, только что не въ класическихъ
сочиненіяхъ Г.г. Лобановыхъ (Царство ему небесное) и другихъ. Я собралъ, — съ
помощникомъ Лазаревскимъ, — довольно полный малорусскій
словарь — кажется до 8/т<ысячь> словъ будетъ; Вамъ дѣло
это свое, а я уже обмоскалился (чтобы не сказать намоскалился) и еслибъ Вы
сообщили мнѣ нѣкоторыя подробности о поднарѣчіяхъ малорусскихъ — очень
бы одолжили! У меня замѣчены, въ дневникахъ, подслушанныя уклоненія,
разница между Пирятиномъ, Рѣшетиловкой, Кременчугомъ — но я не могу
дойти до яснаго сознанія и заключенія. Когда же выйдетъ вторая часть заманихи?
Простите болтовнѣ незнакомаго Вамъ человѣка.
Книжка Ваша этому виновата, она вызвала меня на бесѣду съ Вами, на
признательное поклоненіе. Съ искреннимъ уваженіемъ душевно преданный
В. Даль
Его
Выс<о>к<о>р<о>д<ію> Влад<имиру> Ив<ановичу>
Далю,
въ С.П.б., въ домѣ М<инисте>р<ств>а
Вн<утреннихъ> Дѣлъ.
// л. 2 об.
10 февр<аля> 1850. Nижній.
Весьма обрадовался я Вашему письмецу,
многоуважаемый Михаилъ Александровичь и не затроньте меня за чувствительную
струнку — не такъ бы скоро дождались отвѣта. Дня за два до
этого письма, вмѣстѣ съ писаніемъ
Погодина — лаконическимъ до невозможности — получилъ я
первое /письмо Ваше/, съ Михайловс<кой> Горы, отъ 3 августа. Вотъ
оно сколько ходило! Казанскій Григоровичь сказалъ мнѣ проѣздомъ,
что Вы еще въ Москвѣ, но ѣздили по порученію Общества — и
мнѣ оставалось только пожать плечами; а я–то ждалъ послѣдствій
Вашей Ревизіи!
Когда и какъ издамъ
Словарь — мудрено сказать; но работаю, и это главное. Завтра будетъ
что Богъ дастъ. Кончилъ разборку 25/т<ысячь> пословицъ — и
этого нельзя печатать, а надо переписать и положить куда–нибудь въ сухое мѣсто,
хоть бы къ Погодину, чтобъ со временемъ не пропало. Мудрено потому рѣшиться,
какъ печатать словарь, что издать одно дополненіе къ нынѣшнимъ
словарямъ — ни то, ни сё; обработать полный — помрешь не
окончивъ; служба много времени отымаетъ, а на дѣло остается мало. Издать
областные — и то мудрено; кудаже дѣвать тьму словъ общихъ
въ Россіи, упущенныхъ словарниками? — Но работаю, и можетъ быть
издамъ толковый словарь обиходнаго русск<аго> языка и его нарѣчій,
гдѣ всѣ слова собраны будутъ посемейно — но не по
корнямъ, а по понятіямъ, такъ чтобы всякій могъ найти, что ему нужно. Тогда бы
словарь этотъ годился бы не для нѣмцевъ, а для русскихъ, и это была бы
польза большая. Но и трудъ великъ, особенно при недосугѣ и довольно
хлопотливыхъ служебныхъ занятіяхъ, гдѣ кромѣ большой канцеляріи и
переписки, надо управлять на дѣлѣ десятками тысячь
крестьянъ, принимать и выслушивать ихъ ежедень!
// л. 3
Запасовъ у меня не мало; есть словари
изъ всѣхъ губерній, и множество замѣчаній о говорѣ. Въ
книжкѣ Вашей нашелъ я закладку, на которой, читая, дѣлалъ замѣтки;
вотъ напр<имѣръ> расширеніе мысли Вашей:
Міръ — — — Человѣкъ (въ немъ Царство, класъ, родъ, видъ) — Слово.
Часть свѣта — — — Порода — Семья языковъ.
Округъ — — — Колѣно — Сродныя языки.
Край — — — Племя — рѣчь.
Земля (Государство) — — — Народъ — языкъ.
Область — — — Отрасль — Нарѣчіе (и еще поднарѣчіе, или гòворъ)
Но это одна игрушка; переселенія
народовъ переиначили все это. О нарѣчіяхъ, скажу вотъ что: Nадеждинъ,
какъ и до него, дѣлитъ языкъ только на оканье и àканье,
но весьма ошибается, полагая что Рязанскій говоръ походитъ на Малорусскій, а
Суздальскій на бѣлорусскій. Въ послѣднемъ сравненіи есть хотя тѣнь
сходства, въ первомъ нѣтъ: Малорусскій языкъ именно на о, а
замосковскій на а.
Сахарова раздѣленіе что–то
запутано: Суздальское отдѣлено и при томъ отнесено далеко отъ
Владимірскаго; Заволжское заключаетъ въ себѣ — между прочимъ и Офенское;
къ Московскому причислены: Владимірское и Рязанское — въ коихъ
несходство самое разительное, существенное, и пр.
На Ваше раздѣленіе я согласенъ,
но думаю что названія: верхне—нижне—средне — сбивчивы. Я думаю такъ:
Москва, какъ общее распутье, составляетъ средоточіе, въ которомъ сталкиваются,
подъ стѣнами ея, четыре нарѣчія: сѣверное (Новгор<о>дс<кое>),
южное (Рязанское), восточное (владимірс<кое>), западное (Смоленское).
Первое идетъ черезъ весьма пеструю нарѣчіями Тверскую, [въ] на сѣверъ,
гдѣ есть конечно разныя отмѣны, говоры; второе проходитъ, также съ
измѣненіями, до Малоруссіи, и на юговост<окѣ> черезъ Тамбовъ
и Пензу до Саратова и Астрахани; третье идетъ, съ оттѣнками, на всю
Сибирь; четвертое — переходитъ постепенно, усиливая /и учащая/ звукъ а,
въ бѣлорусское. Замѣчательно, что всѣ четыре сходятся подъ
Москвой. Любопытны мѣстами предѣлы ихъ,
// л. 3 об.
взаимные переливы, и пр. въ Масальскомъ — [вост]
западнаго и южнаго, бѣлаго и рязанскаго; въ Ардатовѣ, Лукь<???>яновѣ — Рязанскаго
и Суздальскаго, на а и на о! Что Погодинъ ни говори, а гораздо
болѣе половины земляковъ нашихъ — обрусѣвшая чудь; отъ
этого, вѣроятно, и различные говоры. Посмотрите въ Тверской на Карелъ, въ
Nижег<ородской,> Пенз<енской,>
Симб<ирской> и др. на Мордву, Чувашь — они обрусѣли въ
глазахъ нашихъ, и нынѣшнее поколѣніе не знаетъ болѣе своего
языка. Тоже видѣлъ я въ Пермской, Вятской и — Орловской;
пусть рѣшитъ Погодинъ, какъ Историкъ, какого поколѣнія чухны жили
въ орловской, но это чудь. Одна половина Курскаго населенія также. Владимірцы и
Ярославцы, особенно послѣдніе, совсѣмъ другой народъ, это бѣлотѣльцы
не чудскаго племени.
Вотъ главныя черты моего раздѣленія — есть
еще много подробностей. Вы спрашиваете о различіи Nовгородск<аго>
и Суздальск<аго> нарѣчій? Такъ всего не упомню, надо разобрать, но
напр<имѣръ> въ Nовгородскомъ ѣ
мѣняется на и, какъ въ Малорусскомъ; въ Суздальскомъ никогда; въ
послѣднемъ нѣкоторыя мѣстности цокаютъ, въ Nовгородскомъ
нигдѣ, и пр. Притомъ восточное любитъ о еще болѣе чѣмъ
сѣверное: стокàнъ, Огрофèна, Володѝмеръ, услышите Вы
только на востокѣ, а не на сѣверѣ. /Впрочемъ, на сѣверовостокѣ
оба нарѣчія эти сливаются./
Благодарю за путевыя замѣточки
Ваши — и они пойдутъ въ дѣло; изъ такихъ рукъ какъ Ваши все
дорого, потому что вѣрно. Составленъ у меня и мало– и бѣлорусскій
словари — не знаю только какъ полны окажутся; все таки болѣе чѣмъ
теперь есть.
Замѣтилиль Вы, /что/ въ Воронежѣ
нѣтъ средняго рода, ‑ и сѣдло,
яйцо — женскаго; замѣтилиль, что на сѣв<еро>–вост<окѣ>,
частица придаточная: тотъ (этъ), та, то, тѣ, соображается въ родѣ и
числѣ съ существит<ельны>мъ или глаголомъ, и по
этому есть не иное что, какъ указательное мѣстоим<еніе>, перешедшее
у болгаръ въ должность и званіе члена? Знаете ли что есть край
(р. Уралъ), гдѣ мущины всѣ говорятъ рѣзкой
скороговоркой, почти какъ Олончанѣ,
// л. 4
только еще рѣзче и безъ напѣва, — а
женщины всѣ шепеляютъ? ‑ Словомъ, Вы видѣте, что
меня за это мѣсто трогать нельзя, оно причинное, и я не перестану
до завтра.
О Кіевлянинѣ: Съ
душевнымъ удовольствіемъ угодилъ бы Вамъ, и никакъ бы не подумалъ
отказаться — да нельзя; заговѣлся противъ воли, и не отъ меня
разрѣшеніе вина и елея зависитъ. Sapienti sat. — А
чтобъ Вамъ пріѣхать къ намъ погостить? Далеко ли! Подумайте, да
разсудите!!
Мих<аилу> Петр<овичу>
скажите, что Мельникова нѣтъ теперь, въ разгонѣ, но что онъ едва ли
согласится на это предпріятіе. Придется ожидать кончины его.
Опять таки къ томуже: словà
которыя называли татарскими, хотя ихъ и не много, монгольскія. Остатки
переселеній въ Nовгородс<кой>, Тверской, Nижегородс<кой>
и др. все еще [носятъ] выказываютъ родину свою въ говорѣ и пестрятъ этимъ
нарѣчія: русскій среди Россіи, изъ другой мѣстности, сохраняетъ его
далѣе, чѣмъ бѣлоглазая чудь. О нерехотскомъ нарѣчіи
покойный Свиньинъ много бредилъ. Самый бойкій говоръ въ Олонецкой, самый вялый
въ Бѣлоруссіи и въ Воронежской, Тамбовской; самый рѣзкій, по
согласнымъ, у Уральцевъ; ближайшій къ старинѣ, на сѣв<еро>–вост<окѣ>,
н<а>пр<имѣръ> въ Чердыни, и пр. Пожалуста отдайте хоть
Погодину записочку, съ мнѣніемъ Вашимъ кой–о чемъ изъ моихъ
положеній — я бы хотѣлъ вызвать изъ Васъ что–нибудь, особенно о
раздѣленіи нарѣчій.
Поздравляю жителя Дѣвичьяго
Поля съ поѣздкой въ Англію; вольному человѣку и туда
вольно — не знаю только за чѣмъ; искать словникъ? Такъ лучше въ
Америку!
Прощайте, подаю Вамъ преданную,
дружескую руку.
В. Даль
// л. 4 об.
5го янв<аря>
<Приписка другой рукой <вероятно,
Максимовича>: /Получено 3 февраля/. — Ред.>
Пять минутъ времени
только — но я спѣшу сказать Вамъ Михаилъ Александровичь,
душевное спасибо, какъ за письма, такъ и за дорогую посылку. Спѣшу къ
тому, чтобъ увѣдомить Васъ объ Утвержденіи Геогр<афическаго>
Общ<ест>ва вчера Вамъ на три года по
1000 р. с<е>р<е>б<ромъ>, для этнограф<ически>хъ
поѣздокъ. Исполать Вамъ? Вотъ еслибъ Вы написали затѣмъ общую
статейку о нарѣчіяхъ русскихъ, да позволилибы напечатать ее цѣликомъ
въ моемъ — предполагаемомъ словарѣ? Спасибо за рязанскій
словарь: очень, очень нужно; это дорогая повѣрка моимъ словарямъ, а у
меня такихъ до сотни. Но кажется большая часть словъ выбрана изъ Макарова
<На полях слева рядом с текстом карандашом вписано: /2/5/<???>>;
еслиже на мѣстѣ, изъ живаго словаря, то подарокъ очень дорогъ мнѣ.
Но о формѣ словаря Вы мнѣ ничего почти не написали: хотѣлось
бы устроить его практически, чего нельзя будетъ сказать объ немъ, если онъ
будетъ расположенъ какъ всѣ двуязычныя словари… Надеждинъ вѣроятно
напишетъ Вамъ скоро о Вашемъ дѣлѣ въ подробности: надо печатать.
Душевно преданный
В. Даль
// л. 5
____________________________
1 Максимович Михаил
Александрович - выдающийся ученый (1804-1873). Защитив магистерскую
диссертацию "О системах растительного царства", он получил должность
адъюнкта. В 1832 г. был командирован на Кавказ, откуда привез богатые
коллекции. В 1833 г. был избран профессором ботаники. В это время М.
почувствовал упадок сил, тоску по родине и решился перейти в открывавшийся тогда
Киевский университет. Назначенный ректором его, он был вынужден занять кафедру
русской словесности по категорическому требованию министра гр. Уварова, который
имел в виду политические соображения: желая создать русский университет в
ополяченном тогда крае, он считал как нельзя более подходящим для этого
деятелем М., который в своих актовых речах проводил именно идею народности. В
1835 г. он сложил с себя звание ректора, а в 1841 г., вследствие усилившейся
болезни — и звание профессора; несколько отдохнув, еще два года (1843-45) читал
лекции в качестве частного преподавателя. Тогда же он сделался энергичным
членом "Временной комиссии для разбора древних актов" и редактировал
материалы для ее издания ("Памятников"). Поселясь в своей усадьбе
"Михайловой горе" (на берегу Днепра, в Золотоношском уезде Полтавской
губ.), М. изредка посещал Москву, для свидания с Погодиным, Гоголем и другими
московскими друзьями. В 1857 г. он около года заведовал редакцией "Русской
беседы" и содействовал возрождению "Общества любителей российской
словесности". М. написал множество исследований, рассеянных в различных
повременных изданиях и уже после смерти его собранных (далеко не все) в 3-х
объемистых томах. До перехода в Киев он напечатал целый ряд работ по
естественным наукам ("О системах растительного царства",
"Основания ботаники", "Главные основания зоологии",
"Размышления о природе", "Книга Наума о великом Божием
мире"; последняя представляет собой первый опыт популярного издания для
народа; до 1851 г. она выдержала 6 изданий). Главная особенность всех этих
прекрасно изложенных трудов — стремление автора к систематизации, в духе
тогдашней натурфилософии. М. много содействовал замене иностранной научной
терминологии русской. Этнографией М. стал заниматься рано. Уже в 1827 г.
он издал "Малороссийские песни" (М., XXXVI, 234), с комментариями; А.
Н. Пыпин признает за этим изданием "большую заслугу разумного понимания и
исполнения дела". В 1834 г. М. издал другой сборник, под заглавием
"Украинские народные песни" (ч. 1, М.), a также "Голоса
украинских песен" (25 напевов, положенных на ноты А.А. Алябьевым); в Киеве
он начал еще более обширное издание, "Сборник украинских песен" (ч.
1-я, Киев, 1849). Изучение памятников народной словесности привело М. к
исследованию русского (в особенности южно-русского) языка и словесности.
Вступительная лекция его и в Киевском университете была посвящена вопросу
"О значении и происхождении слова". Плодом изучения его русской речи
по сравнению с западно-славянской было "Критико-историческое исследование
о русском языке"; сюда же нужно отнести его "Начатки русской
филологии". Охотно откликаясь на коллективные научные предприятия, он
являлся иногда и инициатором их, выступая, например, редактором-издателем таких
сборников, как "Киевлянин" и "Украинец". Пушкин и Гоголь
были в восторге от малороссийских песен М.; Гоголь питал к М. истинную дружбу и
вел с ним переписку. В 1830 г. М. издал альманах "Денницу", в котором
мы находим имена Пушкина (начало "Бориса Годунова"), Веневитинова, кн.
Вяземского, Дельвига, Хомякова, Баратынского, Языкова, Мерзлякова, Ив.
Киреевского; в 1831 г. появилась 2-я книжка "Денницы", в 1834 г. —
3-я, опять с целым рядом громких литературных имен. М. был не чужд и поэзии:
ему принадлежат переводы на малорусский язык псалмов и "Слова о Полку
Игореве", а также несколько оригинальных стихотворений на том же языке. По
своим убеждениям М. был очень близок к украинофильству на его старой
романтической основе, не отделяя, однако, в своем представлении Украйны от всей
России.
2 Федоров, Василий Федорович (1802—1855) — русский астроном. Поступил в 1823 г. в
число студентов дерптского университета по математическому отделению
философского факультета На Ф. как на даровитого студента обратил внимание
Струве, исходатайствовавший для него назначение в 1825 г., еще во время его
студенчества, на должность помощника при директоре дерптской астрономической
обсерватории. В 1829 г. Ф. участвовал в качестве астронома в ученой экспедиции
проф. Паррота-сына и в его восхождении на Арарат, целью которого было
производство гипсометрических измерений и наблюдений над маятником. После
возвращения из путешествия, астрономические работы Ф. в Дерпте продолжались до
его отправления в 1832 г. на три года в Юго-западную Сибирь в ученую
командировку, целью которой было определение положения мест, находящихся между
50° и 60° широты. Затем Ф. был назначен исправляющим должность ординарного
профессора астрономии в киевском университете. В 1838 г. Ф. получил от
киевского университета степень доктора математических наук после защиты
диссертации "О точном определении географического положения пунктов,
видимых из значительной дали". По утверждении в 1839 г. Ф. в звании
ординарного профессора последовали его избрания на должности декана II
отделения философского факультета на 1840—1842 гг., проректора на 1841—43 гг. и
ректора на 1843—47 гг. Под заведованием и при непосредственном руководстве Ф.
была построена при киевском университете астрономическая обсерватория на
занимаемом ею и теперь месте. В ней, по окончании ее сооружения, он руководил
студентов в работах по практической астрономии.