№ 17 1873 23 Апрѣля

ГРАЖДАНИНЪ

ГАЗЕТА–ЖУРНАЛЪ ПОЛИТИЧЕСКIЙ И ЛИТЕРАТУРНЫЙ.

Журналъ «Гражданинъ” выходитъ по понедѣльникамъ.

Редакцiя (Невскiй проспектъ, 77, кв. № 8) открыта для личныхъ объясненiй отъ 11 до 2 ч. дня ежедневно, кромѣ дней праздничныхъ.

Рукописи доставляются исключительно въ редакцiю; непринятыя статьи возвращаются только по личному требованiю и сохраняются три мѣсяца; принятыя, въ случаѣ необходимости, подлежатъ сокращенiю.

Подписка принимается: въ С.–Петербургѣ, въ главной конторѣ «Гражданина” при книжномъ магазинѣ А. Ѳ. Базунова; въ Москвѣ, въ книжномъ магазинѣ И. Г. Соловьева; въ Кiевѣ, въ книжномъ магазинѣ Гинтера и Малецкаго; въ Одессѣ у Мосягина и К⁰. Иногородные адресуютъ: въ Редакцiю «Гражданина”, въ С.–Петербургъ.

Подписная цѣна:

За годъ, безъ доставки ..7 р. съ доставкой и пересылк. 8 р.

« полгода « « ..4 » « « .....5 »

« треть года. « « ..3 » « « .....4 »

(На другiе сроки подписка не принимается. Служащiе пользуются разсрочкою чрезъ гг. казначеевъ).

Отдѣльные №№ продаются по 20 коп.

ГОДЪ ВТОРОЙ Редакцiя: С.–Петербургъ, Невскiй пр. 77.

СОДЕРЖАНIЕ: Пребыванiе Императора Вильгельма въ С.–Петербургѣ. — Церковь и Государство. I. ** — Одинъ изъ нашихъ Бисмарковъ. Часть III и послѣдняя. Глава VII. Сes damеs et ces messieurs. Глава VIII. Графъ Обезьяниновъ ростетъ. Кн. В. Мещерскаго. — Объ устраненiи давленiй плутократiи Статья II. П. А. Шипова. — Вѣнскiя замѣтки. (изъ портфеля туриста). (окончанiе) V–X. С. Н. — Отношенiя Императора Николая Павловича къ Севастополю. ***. — Еще о выставкѣ моделей на памятникъ Пушкину. Ignoto — Критика и Библiографiя. А. С. Пушкинъ; Матерiалы для его бiографiи и оцѣнки произведенiй. П. В. Анненкова. — Природа. — Политическое обозрѣнiе С. Н. — Изъ текущей жизни. — Отъ редакцiи. — Объявленiя.

ПРЕБЫВАНIЕ ИМПЕРАТОРА ВИЛЬГЕЛЬМА ВЪ С.–ПЕТЕРБУРГѢ.

Какъ мы yже извещали въ послѣднемъ нашемъ нумерѣ, прибытiе Императора германскаго въ С.–Петербургъ состоялось въ воскресенье, 15–го апрѣля, въ часъ и 50 минутъ пополудни.

Погода, хотя нетеплая, была солнечная. Безъ преувеличенiя можно сказать, что въ эти минуты половина Петербурга, то–есть тысячъ до трехсотъ народа, сосредоточилась на линiи отъ дебаркадера до Зимняго дворца, то–есть на протяженiи около 4–хъ верстъ, вдоль Измайловскаго проспекта, Вознесенской и Большой Морской улицъ. Никогда намъ не приходилось видѣть такую огромную толпу народа. Войска стояли по этимъ улицамъ въ мундирахъ, но безъ ружей, шпалерами, и какъ только оба Императора сѣли въ открытую коляску, раздались военная музыка и крики народнаго «ура", неумолкавшаго до подъѣзда Зимняго дворца. Полицiя и жандармы сдѣлали все, что могли, и даже болѣе, чтобы все произошло въ отличномъ порядкѣ. Мы говоримъ «болѣе” потому, что на огромной, напримѣръ, площади передъ дворцомъ, гдѣ толпы было сравнительно меньше, жандармы отстраняли народъ для свободного проѣзда кортежа на такую даль, что было мѣсто для проѣзда не двухъ, а двадцати каретъ рядомъ. Мы стояли на этой Площади, и пришло время, когда мы убѣдились что бываютъ минуты, гдѣ всякая полицiя и всякiе жандармы оказываются безсильными. Коляска Государей показалась на площади, впереди, стоя на дрожкахъ, скакалъ нашъ градоначальникъ Ѳ. Ѳ. Треповъ, народъ тронулся, жандармы стали давить, думали одолѣли, мигъ еще, толпа закричала «ура" и опять тронулась, жандармы прутъ дружнѣе, коляска Императоровъ стала видѣться яснѣе, толпа крикнула громче, тронулась въ третiй разъ, дружно и сильно, и въ одинъ мигъ все исчезло: жандармы, городовые, лавочки, на которыхъ глазѣли любопытные, толпа залила площадь однимъ могучимъ разливомъ, и вплоть до подъѣзда Зимняго дворца все закипѣло и наполнилось народомъ. При этомъ мы слышали, какъ стоявшiй возлѣ насъ крестьянинъ сказалъ другому, указывая на толпу: «вишь какъ понесло ихъ", а другой ему отвѣчаетъ: «да ужъ какъ до Царя дошло дѣло, никакой полицiи не совладать."

Императоры доѣхали до такъ называемаго салтыковскаго подъѣзда. Здѣсь они сняли свои теплыя шинели и вышли изъ экипажей. Императоръ Вильгельмъ прошелъ мимо почетнаго караула лейбъ–гвардiи Преображенскаго полка, и пропустивъ его церемонiальнымъ маршемъ, отдалъ ему честь и затѣмъ съ Государемъ вступилъ въ Зимнiй дворецъ, гдѣ, какъ мы сказали, ему предоставлены были покои Государыни Императрицы Александры Ѳеодоровны.

Здѣсь, какъ говорятъ нѣмецкiя оффицiальныя газеты, Императоръ гость прежде всего порадованъ былъ подарками Государя Императора: портретомъ Его Величества, великолѣпною бриллiантовою саблею съ надписью: «за храбрость”, и затѣмъ чудными канделябрами и garniture dе table для письма изъ лаписъ–лазули съ инкрустацiями, работы петергофсгкой фабрики.

Помнится намъ, читая программу ожидавшихъ Императора Вилгельма празднествъ, всѣ опасались утомленiя для августѣйшаго гостя, причемъ припоминалось что ему 76 лѣтъ. Съ минуты Его прiѣзда оказалось что опасенiя эти были напрасны: Императоръ Вильгельмъ всѣхъ превосходитъ Своею неутомимостью и сносливость и бодрость, и силы этого старца поразительны. Едва Императоръ успѣлъ прибыть въ свои покои гдѣ встрѣченъ и привѣтствованъ былъ Государынею Цесаревною какъ полчаса послѣ этого Онъ уже отправился въ коляскѣ отдать визитъ Цесаревнѣ и проѣхалъ по главнымъ улицамъ Петербурга, съ которымъ не видался съ 1850 года. Въ день прiѣзда былъ у Императора семейный обѣдъ, а послѣ обѣда оба Императора поехали въ Большой театръ. 16–го числа на другой день Императоръ Вильгельмъ послѣ прiема нѣсколькихъ лицъ посѣтилъ Петропавловскiй соборъ, и поклонился прахамъ покойнаго Государя Николая I–го и Императрицы Александры Ѳеодоровны. Нашъ Императоръ, въ то же время, удостоилъ Своимъ посѣщенiемъ въ Зимнемъ дворцѣ канцлера князя Бисмарка и фельдмаршала графа Мольтке. Послѣ семейнаго обѣда въ Аничковскомъ дворцѣ Императоры провели вечеръ въ Михайловскомъ театрѣ, гдѣ было французское представленiе. 17–го апрѣля былъ большой выходъ въ Зимнемъ дворцѣ для слушанiя обѣдни. Шествiе во внутреннихъ покояхъ черезъ всѣ залы въ церковь привлекало на себя всеобщее вниманiе. Всѣмъ стоявшимъ въ рядахъ хотѣлось перерости другъ друга чтобы увидѣть тѣхъ лицъ, которыя собою отличали нынѣшнiй выходъ отъ прежнихъ выходовъ Оба Императора шли рядомъ; Императоръ Вильгельмъ носилъ георгiевскую ленту, нашъ Государь — Чернаго Орла. Вслѣдъ на членами Императорской фамилiи шли фельдмаршалъ Мольтке и Бергъ, за ними канцлеръ князь Бисмаркъ въ своемъ бѣломъ кирасирскомъ мундирѣ, съ андреевскою лентою черезъ плечо. Послѣ обѣдни было обратное шествiе изъ церкви во внутреннiе покои, и затѣмъ на площадкѣ передъ дворцомъ былъ разводъ съ церемонiею въ присутствiи обоихъ Императоровъ. Въ этотъ же день былъ большой семейный обѣдъ у германскаго Императора, послѣ обѣда Императоры поѣхали въ Большой театръ, а въ 9¹/₂ они вернулись для присутствованiя съ балкона Зимняго дворца на зарѣ съ церемонiею, въ исполненiи которой принимало участiе до 2000 военныхъ музыкантовъ. Объ этомъ удавшемся торжествѣ «Русскiй Инвалидъ", между прочимъ, пишетъ слѣдующее:

«Въ 9¹/₂ часовъ вечера, волна народа заколыхалась, послышалось сначала издали, а потомъ все ближе и ближе громкое «ура" и, вслѣдъ затѣмъ, къ подъѣзду подъѣхалъ открытый экипажъ, въ которомъ сидѣли Императоры, которые, проехавъ по блистательно иллюминованнымъ улицамъ, изволили возвращаться обратно во дворецъ. За Государевымъ экипажемъ послѣдовали экипажи особъ Императорской Фамилiи свиты. Вмѣстѣ съ тѣмъ, пять электрическихъ солнцъ, помѣщенныхъ въ слуховыхъ окнахъ Зимняго дворца, мгновенно освѣтили всю разводную площадку до того сильно, что можно было на ней даже издали paзсмотрѣть каждаго человѣка, а громадный оркестръ, повинуясь взмаху капельмейстерской палочки г. Вурма, дружно грянулъ прусскiй нацiональный гимнъ: «Heil dir im Siegeskranz", музыка котораго, сочиненная знаменитымъ Веберомъ, до начала сороковыхъ годовъ, служила нашимъ гимномъ, а въ настоящее время, также и англiйскимъ. Когда смолкли звуки гимна, оркестръ заигралъ «Тихiй маршъ короля Фридриха–Вильгельма III", послѣ котораго былъ исполненъ романсъ Шуберта «Хвала слезамъ". Это прелестное произведенiе въ исполненiи котораго участвовали одни лишь мѣдные хоры, произвело на всѣхъ сильное впечатлѣнiе и представило блестящее доказательство, до какой степени были хорошо сыграны музыканты, которые стройно и съ толкомъ передали прекрасную пьесу знаменитаго композитора. Не менѣе удачно была исполнена, то заря № 1–й Фрикке и слѣдующая затѣмъ пьеса, извѣстная «Stabat mater" Россини. Послѣ «Stabat mаter" послѣдовалъ цѣлый рядъ маршей, и прежде всего «Гвардейскiй маршъ 1808 года", подъ звуки котораго возвращалась изъ похода 1807 года въ да Петербургъ русская гвардiя. Затѣмъ, поочередно, были сыграны: «Гавотъ Людовика XIII", весьма хорошо знакомый величественный маршъ Мейербера изъ «Пророка", маршъ «Die Wacht am Rhein" и «Парижскiй маршъ", вызывающiй столько воспоминанiй о тѣхъ давно прошедшихъ временахъ, когда союзныя армiи цѣною неимовѣрныхъ усилiй и боевыхъ испытанiй достигли, наконецъ, триумфальнаго и вступленiя въ сто лицу Францiи. Безсмертное произведенiе нашего Глинки также нашло себѣ мѣсто въ музыкальной программѣ: всѣ съ истиннымъ удовольствiемъ прослушали знакомые звуки марша изъ «Жизнь за Царя". Наконецъ, собственно музыкальная часть празднества была завершена «Маршемъ Штейнмеца", ловкимъ и боевымъ; наши полки его хорошо знаютъ, потому что во время церемонiальныхъ маршей его очень часто играетъ музыка. Послѣ того была исполнена заря, а взаключенiе всего раздались торжественные звуки молитвы «Коль славенъ". Музыкальное достоинство этого грандiознаго произведенiя легче всего было оцѣнить при столь богатыхъ исполнительныхъ средствахъ, какiя представлялъ соединенный оркестръ, мастерски управляемый г. Вурмомъ; скажемъ даже, эти достоинства особенно рѣзко выдавались при конкуренцiи съ другими въ этотъ вечеръ исполненными произведенiями, приблизительно того же характера; при сравненiи съ ними, наша военная молитва сохранила за собою всѣ преимущества.

Общее число музыкантовъ, участвовавшихъ въ зарѣ, простиралось приблизительно до 1,550 человѣкъ, кромѣ того, было 600 горнистовъ и 350 барабанщиковъ".

Въ среду утромъ Императоръ принималъ въ особой аудiенцiи депутацiю германскихъ подданныхъ, живущихъ въ Петербургѣ, и поднесшихъ ему, въ великолѣпномъ переплетѣ, адресъ съ 700 подписями. Императоръ отвѣчалъ на это привѣтствiе слѣдующею рѣчью:

«Благодарю васъ, господа, за патрiотическiя чувства, столь горячо вами выраженныя. Дѣйствительно, въ Германiи совершились преобразованiя давно всѣми желанныя, но быстрое осуществленiе которыхъ трудно было предвидѣть.

«Нaчaтoe въ 1866 году, преобразованiе это окончилось въ 1870 и 1871 годахъ. Прежде всего ему способствовала германская армiя, — армiя, которая, могу сказать, совершила подвиги, дотолѣ неслыханные въ исторiи Германiи. Но кромѣ славныхъ военныхъ подвиговъ, великому этому дѣлу весьма много благопрiятствовали преданность и единодушное самоотверженiе всей нацiи, во всѣхъ странахъ нашего отечества и далеко за ея предѣлами.

«Вы всѣ слѣдили за событiями, вы знаете къ какимъ побѣдамъ привелъ насъ Промыслъ Божiй въ войнѣ, къ которой — иначе нельзя это выразить, — мы были вызваны насильно внезапнымъ нападенiемъ; ибо вы знаете всю правду знаете что миръ казался обезпеченнымъ въ минуту объявленiя войны.

«Но Провидѣнiе увѣнчало успѣхомъ наше правое дѣло, и осуществить нашу надежду, видѣть судьбы Германiи на той же высотѣ какъ и теперь, получающими мирное развитiе для благоденствiя страны.

«Единство ея есть совершившiйся фактъ, и съ каждымъ годомъ оно будетъ приносить все лучшiе плоды. А такое государство въ центрѣ Европы есть залогъ всеобщаго мира.

«Да, намъ, живущимъ сегодня, дано великое счастье быть избранными Провидѣньемъ къ достиженiю такихъ результатовъ, и надежды наши въ томъ смыслѣ, въ какомъ вы сейчасъ такъ хорошо ихъ выразили, дождутся также своего осуществленiя.”

Вечеромъ въ тотъ же день былъ великолѣпнѣйшiй балъ въ той части Зимняго дворца, которою называютъ эрмитажемъ. Эрмитажъ этотъ — прелестная зала съ зимнимъ садомъ и колонадою, построенными проф. Штакельшнейдеромъ по модели Бакчисарайскаго дворца въ Крыму: балы въ ней обыкновенно бываютъ въ 200–250 персонъ, и считаются по справедливости красивѣйшими балами въ Петербургѣ. И въ этотъ вечеръ приглашенныхъ на балъ было не болѣе 250 персонъ. Здѣсь Императоръ германскiй еще разъ всѣхъ поразилъ своею неутомимостью; къ утонченной любезности его, носящей отпечатокъ времени Александра I, успѣли уже привыкнуть, ибо вездѣ гдѣ онъ появляется, вездѣ онъ ее щедро проявляетъ: съ 9 часовъ вечера до часа ночи Императоръ Вильгельмъ, послѣ дня посвященнаго на разъѣзды, былъ да ногахъ и обходилъ гостей, разговаривая почти съ каждымъ, и каждому оставляя о себѣ на память воспоминанiе прiятнаго слова имъ сказаннаго.

Въ этотъ день, пѣшкомъ прогуливаясь но улицамъ Петербурга, фельдмаршалъ Мольтке зашелъ между прочимъ въ Инженерный замокъ, гдѣ разсматривалъ съ величайшимъ вниманiемъ и въ малѣйшихъ подробностяхъ всѣ возможныя инженерныя работы и планы Севастопольской осады. На другой день послѣ визита Мольтке Инженерный замокъ посетили оба Императора. Въ теченiе полутора часа Императоръ Вильгельмъ слушалъ описанiе инженернаго дѣта при Севастополѣ, объясненное на планахъ и моделяхъ генераломъ Тотлебенымъ. При прощанiи Императоръ Вильгельмъ удостоилъ пожаловать ему орденъ «Pour la mérite".

Вечеромъ былъ балъ въ дворянскомъ собранiи. Желающихъ попасть на этотъ балъ было очень много; но возможно было раздать только до 2,000 билетовъ. Зрѣлище этой громадной залы, наполненной блестящими нарядами и самыми разнообразными мундирами было необыкновенно красиво и эффектно. Императоры съ Царскою Фамилiею и своею Свитою прибыли въ 11 часовъ. Императоръ Вильгельмъ носилъ русскiй мундиръ своего гренадерскаго полка, нашъ Государь и всѣ Великiе Князья были въ прусскихъ мундирахъ. Государь повелъ Своего гостя на средину залы, гдѣ Они долго смотрѣли на оживленную картину танцующихъ, а потомъ проводилъ Его по всѣмъ комнатамъ собранiя. Въ тоже время, въ другомъ концѣ залы, мы видѣли, какъ толпы любопытныхъ бросались на дорогу тихо и разваливаясь шагавшаго Бисмарка, который шелъ съ графомъ П. А. Шуваловымъ.

Въ пятницу 20–го числа, въ 11 часовъ утра, начался парадъ. Войска, въ количествѣ около 35 тысячъ человѣкъ, растянуты были отъ самой дворцовой площади вдоль набережной и на всемъ Царицыномъ лугу. Погода два дня дождливая смиловалась на нѣсколько часовъ: было свѣжо, но солнце свѣтило и грѣло, а когда въ 3 часа парадъ кончился, дождь вступилъ вновь въ свои права, и опять начался ливень. Заимствуемъ о парадѣ нижеслѣдующiя строки изъ «Русскаго Инвалида".

«Въ 10 часовъ 40 минутъ Государь Императоръ изволилъ сѣсть на лошадь у подъѣзда Зимняго дворца, и объѣхать шагомъ выстроенный у Александровской колонны собственный Его Величества конвой и стоявшую на разводной площадкѣ конную артилерiю. Затѣмъ, Его Величество изволилъ стать передъ фронтомъ Своего конвоя, въ ожиданiи выхода изъ дворца Императора Вильгельма I. Свита Государя Императора расположилась на лѣвомъ флангѣ конвоя, а лица, сопровождающiя Императора Вильгельма стали у подъѣзда Зимняго дворца, тыломъ къ нему; въ числѣ ихъ находились, между прочими, графъ Мольтке и князь Бисмаркъ, первый въ прусскомъ фельдмаршальскомъ мундирѣ, а князь Бисмаркъ въ прусскомъ кирасирскомъ мундирѣ, оба въ андреевскихъ лентахъ. Всѣ русскiе военные чины, имѣющiе прусскiя ленты, были въ нихъ, а прусскiе въ русскихъ.

«Ровно въ 11 часовъ, Императоръ Вильгельмъ, въ русскомъ мундирѣ съ георгiевскою лентою, сѣлъ на лошадь, и какъ только что выѣхалъ изъ подъѣзда дворца, былъ встрѣченъ Государемъ Императоромъ, принявшимъ на себя командованiе всѣмъ парадомъ и вручившимъ своему августѣйшему дядѣ строевую записку.

«Пожавъ другъ другу руки, оба Императора начали обьѣздъ войскъ, начиная съ дворцовой площади, при звукахъ и прусскаго гимна сопровождаемыхъ привѣтственными криками войскъ. Объѣхавъ войска, расположенная на разводной площадкѣ и набережной, оба императора, въ сопровожденiи многочисленной свиты, проѣхали чрезъ Лѣтнiй садъ и продолжали объѣздъ войскъ выстроенныхъ на Марсовомъ полѣ, начиная отъ Михайловскаго моста. Весь объѣздъ происходилъ шагомъ и продолжался ³/₄ часа. За Императорами изволили слѣдовать, въ открытой коляскѣ, запряаженной четверкою лошадей, Ихъ Высочества Государыня Цесаревна, Великiя Княгини Александра Петровна и Ольга Ѳеодоровна и принцесса Терезiя Ольденбургская.

«Подъезжая къ С.–Петербургскому гренадерскому короля Фридриха–Вильгельма III полку, Императоръ Вильгельмъ I, числящiйся шефомъ онаго, нѣсколько опередивъ Государя Императора и обнаживъ шпагу, сталъ на правомъ флангѣ полка и провожалъ Его Величество по фронту. Тоже самое повторилось и при объѣздѣ 5–го пѣхотнаго Калужскаго имени германскаго Императора и драгунскаго Военнаго Ордена полковъ, въ которомъ Императоръ Вильгельмъ числится также шефомъ. Во все время объѣзда муяыка играла прусскiй гимнъ, и войска привѣтствовали Императоровъ криками «ура".

«По окончанiи объѣзда, оба Монарха подъѣхали къ поставленной на плацу палаткѣ, въ которой находились Великiя Княгини. Императоръ Вильгельмъ остановился у палатки, а Государь Императоръ, выѣхавъ передъ серединой войскъ, изволилъ скомандовать къ церемонiальному маршу и самъ сталъ во главѣ ихъ.

«Войска проходили два раза: первый разъ пѣхота шла шагомъ, по–ротно, кавалерiя — по–эскадронно, также шагомъ, пѣшая артилерiя по двѣ батареи рядомъ, а конная по–батарейно, развернутнымъ фронтомъ. Второе прохожденiе было для линейныхъ ротъ общими полковыми колоннами, шагомъ; а для стрѣлковыхъ частей по–баталiонно во взводныхъ колоннахъ бѣгомъ. Кавалерiя проходила по–эскадронно, какъ въ первый разъ, но различными алюрами, по сигналамъ, подаваемымъ Государемъ Императоромъ. Артилерiя же — рысью, въ бригадныхъ колоннахъ, съ посаженною прислугою въ пѣшихъ батареяхъ. Учебная конная батарея, по сигналу «батарея на позицiю", лихо пронеслась въ карьеръ, а по вторичному сигналу перешла въ рысь.

«При прохожденiи частей войскъ, коихъ германскiй Императоръ числится шефомъ, онъ каждый разъ становился во главѣ ихъ, и парадировалъ мимо Государя Императора.

«По окончанiи втораго прохожденiя, и когда пѣхота и артилерiя очистили плацъ, кавалерiя выстроилась въ двѣ линiи полковыхъ эскадронныхъ колоннъ, фронтомъ къ Лѣтнему саду. По сигналу она пущена была въ карьеръ, и вся масса всадниковъ остановилась, какъ вкопанная, въ нѣсколькихъ шагахъ передъ палаткою".

Сегодняшнiй день, субботу, по программѣ положено посвятить осмотру Царскаго Села. Завтра въ дворцѣ парадный обѣдъ на 800 персонъ. Отъѣздъ состоится 28 апрѣля. Въ среду балъ у германскаго посла.

Таковъ главный перечень оффицiальныхъ дѣлъ Императора гостя въ Петербургѣ

А что дѣлаетъ онъ и свита его въ промежуткахъ между этими оффицiальными появленiями? Императоръ занимается дѣлами, ѣздитъ съ визитами по своимъ знакомымъ; между прочими онъ посѣтилъ фельдмаршаловъ князя Барятинскаго, графа Берга, канцлера князя Горчакова, Тотлебена, — веселъ, бодръ, и по–видимому наслаждается вполнѣ своимъ пребыванiемъ въ Петербургѣ.

Князь Бисмаркъ занимается дѣлами, ѣздитъ по гостиннымъ, отъ времени до времени садится въ общественный дилижансъ и гуляетъ en badaud прислушиваясь къ говору толпы (князь Бисмаркъ говоритъ немного и хорошо понимаетъ порусски). Мольтке говоритъ мало, ходитъ много, обращается къ тѣмъ, отъ которыхъ нужно что–нибудь узнать, и вообще не охотникъ до всего что оффицiально, шумно и салонно.

Остальная свита составлена какъ бы на подборъ изъ лучшихъ образцовъ прусской армiи по внѣшнему виду и внутреннему содержанiю. Всѣ ими довольны, и они всѣми довольны!

Императоръ щедро раздаетъ награды и награжденiя. Такъ въ каждый изъ своихъ полковъ онъ подарилъ по 1,000 червонцевъ, а солдатамъ орднарцамъ находящимся у него въ караулѣ жалуетъ по два червонца, а унтеръ–офицерамъ сверхъ того и медали.

_____

ЦЕРКОВЬ И ГОСУДАРСТВО.

I.

Громадная политическая борьба между Германiей и Францiей, разрѣшившись версальскимъ миромъ, уступила мѣсто другой борьбѣ, которая мало помалу разгорается и грозитъ охватить всю западную Европу. Мы говоримъ о борьбѣ между государствомъ и церковью, борьбѣ, средоточiе коей покуда въ Германiи. На первый взглядъ это борьба исключительно между государственною властью и римско–католическою iерархiей; но есть уже признаки, заставляющiе опасаться, что противниками государственной власти въ этой распрѣ будутъ не одни только поборники римско–католической автономiи и папской непогрѣшимости. Когда начинается борьба изъ–за началъ духовно–православныхъ, невозможно разсчитать, какими предѣлами она ограничится и какiе элементы вовлечетъ въ себя; до чего дойдетъ и гдѣ уляжется море страстей, взволнованное споромъ за убѣжденiя и вѣрованiя. Въ вопросахъ вѣрованiя народнаго государственной власти необходимо заявлять свои требованiя и установлять свои правила съ особливою осторожностью, чтобъ не коснуться такихъ ощущенiй и духовныхъ потребностей, къ которымъ не допусаетъ прикасаться самосознанiе массы народной. Какъ бы ни была громадна власть государственная, она утверждается не на иномъ чѣмъ какъ на единствѣ духовнаго самосознанiя между народомъ и правительствомъ на вѣрѣ народной: власть подкапывается съ той минуты, какъ начинается раздвоенiе этого, на вѣрѣ основаннаго сознанiя. Народъ, въ единенiи съ государствомъ, много можетъ понести тягостей, много можетъ уступить и отдать государственной власти. Одного только государственная власть не въ правѣ требовать, одного не отдадутъ — того, въ чемъ каждая вѣрующая душа по отдѣльности, и всѣ вмѣстѣ полагаютъ основанiе духовнаго бытiя своего и связываютъ себя съ вѣчностью. Есть такiя глубины, до которыхъ государственная власть не можетъ и не должна касаться, чтобъ не возмутить коренныхъ источниковъ вѣрованiя въ душѣ у всѣхъ и каждаго.

Главнымъ источникомъ возникшихъ и грозящихъ еще усилиться недоразумѣнiй между народомъ и правительствами служитъ искусственно создаваемая теоpiя отношенiй между государствомъ и церковью. Въ историческомъ ходѣ событiй на западѣ Европы, неразрывно связанныхъ съ развитiемъ римско–католической церкви, сложилось и вошло въ систему государственнаго устройства понятiе о церкви, какъ объ учрежденiи духовно–политическомъ, со властью, которая, вступивъ въ противоположенiе съ государствомъ, предприняла съ нимъ борьбу политическую; событiями этой борьбы занято все поле исторiи на западѣ Европы. Изъ–за этого политическаго значенiя церкви отошло на заднiй планъ и померкло въ сознанiи государственномъ простое, истинное, природное понятiе о церкви, какъ о собранiи христiанъ органически связанныхъ единствомъ вѣрованiя въ союзъ богоучрежденный. Это понятiе таится однако въ глубинѣ народнаго сознанiя, соотвѣтствуя самой коренной и глубочайшей потребности души человѣческой — потребности вѣрованiя и единенiя въ вѣрѣ. Въ этомъ смыслѣ церковь, какъ общество вѣрующихъ, не отдѣляетъ и не можетъ отдѣлять себя отъ государства, какъ общества соединеннаго въ гражданскiй союзъ. До какого бы совершенства ни достигло въ умѣ логическое построенiе отношенiй, на раздѣленiи основанныхъ, между государствомъ и церковью, имъ не удовлетворится простое сознанiе въ массѣ вѣрующаго народа. Удовлетворенъ можетъ быть умъ политическiй какъ наилучшею формою сдѣлки, какъ совершеннѣйшею философскою конструкцiей понятiй; но въ глубинѣ духа ощущающаго живую потребность вѣры и единства вѣры съ жизнiю, это искусственное пocтpoeнie не отзывается истиною. Жизнь духовная ищетъ и требуетъ выше всего единства духовнаго, и въ немъ полагаетъ идеалъ бытiя своего; а когда ему показываютъ этотъ идеалъ въ раздвоенiи, онъ не принимаетъ такого идеала, и отвращается. Вѣрованiе, — по свойству своему, безусловное, не терпитъ ничего условнаго въ своей идеальной конструкцiи. Правда, что въ дѣйствительности жизнь всѣхъ и каждаго есть непрерывная исторiя паденiя и раздвоенiя — печальнаго раздвоенiя между идеей и дѣломъ, между вѣрой и жизнью; но въ этой непрерывной борьбѣ духъ человѣческiй держится въ равновѣсiи не инымъ чѣмъ какъ вѣрою въ идеальное, конечное единство, и дорожить такою вѣрою какъ первымъ и исконнымъ сокровищемъ бытiя своего. Приведите человѣка въ сознанiе этого раздвоенiя: онъ никнетъ и смиряется мыслью. Покажите ему конецъ раздвоенiя, къ которому стремится духъ — онъ поднимаетъ голову, сознаетъ себя живущимъ и стремится впередъ съ вѣрою. — Но когда, вы скажете ему, что жизнь сама по себѣ, а вѣра сама по себѣ, и это понятiе станете возводить въ теорiю жизни, — душа не принимаетъ такого понятiя, съ тѣмъ же отвращенiемъ, съ какимъ встрѣчаетъ мысль о конечномъ и рѣшительномъ уничтоженiи бытiя.

Возразятъ можетъ быть, что здѣсь дѣло идетъ о личномъ вѣрованiи. Но личное верованiе не отдѣляетъ себя отъ вѣрованiя церковнаго, такъ какъ существенная его потребность есть единенiе въ вѣрѣ и этой потребности оно находитъ удовлетворенiе въ церкви.

Въ Западной Европѣ издавна продолжается борьба церкви съ государствомъ и государства съ церковью. Послѣднее слово этой борьбы еще не сказано — и каково будетъ оно еще неизвѣстно. Та и другая сторона мѣряетъ свои силы и скликаетъ свои дружины. Государство опирается на силы интеллигенцiи, церковь опирается на вѣрованiе народной массы и на сознанiе авторитета духовнаго. Нѣтъ сомнѣнiя, что въ конечномъ результатѣ побѣда будетъ на той сторонѣ, на которой окажется дѣйствительное объединенiе глубокаго, жизненнаго вѣрованiя. Государственной интеллигенцiи предстоитъ во всякомъ случаѣ трудная задача — привлечь на свою сторону и соединить съ собою твердо — народное вѣрованiе. Но для того чтобы привлечь вѣрованiе и слиться съ нимъ, нужно показать въ себѣ живую вѣру: одной интеллигенцiи для этого недостаточно. Si vis me flere, dolendum est primum ipsi tibi. Народное вѣрованiе чутко, и едва ли можно обольстить его видомъ вѣрованiя или увлечь въ сдѣлку вѣрованiй: живая вѣра не допускаетъ сдѣлки, не признаетъ абсолютнаго господства разсудочной логики. Хотя къ вѣрованiю обыкновенно примѣняется понятiе объ убѣжденiяхъ, но убѣжденiе разсудка нельзя смѣшать съ убѣжденiемъ вѣры, и сила умственная, сила интеллигенцiи и мышленiя весьма ошибается, если полагаетъ въ себѣ самой все нужное для силы духовной, независимо отъ вѣрованiя составляющаго самую сущность духовной силы.

Въ этомъ смѣшенiи понятiй кроется для государства великая опасность въ предстоящей ему борьбѣ съ церковью. Когда, въ эпоху реформацiй, государственная власть въ Германiи становилась во главѣ движенiя противъ старой церковной власти, и вырабатывала новую организацiю церкви, — она обладала дѣйствительною духовною силой вѣрованiя. Движенiе, къ которому присоединилась она, возникло въ массѣ народной, проникнутое глубокимъ, сосредоточеннымъ вѣрованiемъ: первые вожаки его, представляя въ себѣ высшую интеллигенцiю тогдашняго общества, въ то же время горѣли огнемъ вѣры глубокой, объединявшей ихъ съ народомъ. И такъ въ этомъ движенiи сосредоточилась громадная духовная сила, которой должна была уступить, послѣ долголетней борьбы, вѣками утвердившаяся сила стараго закона.

Нынѣ совсѣмъ другiя обстоятельства. Со стороны государства произошло разъединенiе между вѣрованiемъ народнымъ и политическою конструкцiей церковнаго отправленiя, въ государственномъ сознанiи. Съ другой стороны, со стороны интеллигенцiи, разъединенiе еще болѣе разительное между вѣрованiемъ и научною конструкцiей вѣрованiя. Богословская наука, не ограничиваясь первоначальной своею задачей — привесть въ сознанiе и обнять общимъ взглядомъ церковныя вѣрованiя, грозитъ уже поглотить въ себѣ всякое вѣрованiе, подчинивъ его безпощадному критическому анализу разума, какъ фактъ, какъ внѣшнiй предметъ изслѣдованiя. Политическая наука построила строго выработанное ученiе о рѣшительномъ отдѣленiи церкви и государства, ученiе, вслѣдствiе коего, по закону не допускающему двойственнаго раздѣленiя центральныхъ силъ, церковь непремѣнно оказывается на дѣлѣ учрежденiемъ подчиненнымъ государству. Вмѣстѣ съ тѣмъ государство, какъ учрежденiе, въ политической идеѣ своей является отрѣшѣннымъ отъ всякаго вѣрованiя и равнодушнымъ къ вѣрованiю. Естественно что съ этой точки зрѣнiя церковь представляется не инымъ чѣмъ, какъ учрежденiемъ удовлетворяющимъ одной изъ признаныхъ государствомъ потребностей населенiя — потребностей религiозной, и новѣйшее государство обращается къ ней съ правомъ своей авторизацiи, своего надзора и контроля, не заботясь объ вѣрованiи. Для государства, какъ для верховнаго учрежденiя политическаго, такая теорiя привлекательна, потому что обѣщатъ ему полную автономiю, рѣшительное устраненiе всякаго, даже духовнаго, противодѣйствiя и упрощенiе всѣхъ опepaцiй церковной его политики. Но такiя обѣщанiя обманчивы. Этой теорiи, сочиненной въ кабинетѣ министра и ученаго, народное вѣрованiе не приметъ. Во всемъ что относится до вѣрованiя, сознанiе народное успокоивается только на простомъ и цѣльномъ представленiи, объемлющемъ душу, и отвращается отъ искусственно составленныхъ понятiй, когда чуетъ въ нихъ ложь или разладъ съ истиною. Такъ напримѣръ, политическая теорiя можетъ удобно мириться съ оставленiемъ въ должности и на церковной кафедрѣ пастора, который (какъ случилось недавно въ Пpyсciи) публично объявилъ въ церкви что не вѣруетъ въ Божество Спасителя; но совѣсть народная никогда не пойметъ такой конструкцiи понятiя о церковномъ пастырѣ, и съ отвращенiемъ назоветъ ее ложью. Но печально и ненадежно будетъ положенiе государственной власти, когда cie распоряженiе и дѣйствiе по предметамъ относящимся до вѣры — совѣсть народная привыкнетъ ставить въ ложь и причитать къ безвѣрiю.

Въ эту минуту, въ Германiи, государственная власть тщательно и ревниво вырабатываетъ цѣлый кодексъ постановленiй объ отношенiяхъ своихъ къ церкви и къ отправленiямъ церковныхъ учрежденiй. Общественное мнѣнie въ цѣлой Евpoпѣ внимательно слѣдитъ за борьбою партiй, которая разыгрывается по этому предмету въ законодательномъ собранiи. Государственная власть, конечно, побѣдитъ, и проведетъ свои законы. Но въ этихъ законахъ, нѣтъ сомнѣнiя, посѣяно будетъ зерно новаго разлада между государствомъ и церковью, какъ обществомъ вѣрующихъ.

**

(Продолженiе будетъ).

______

ОДИНЪ ИЗЪ НАШИХЪ БИСМАРКОВЪ.

Часть III и послѣдняя.

ГЛАВА VII.

Ces dames et ces messieurs.

Дядя графа Обезьянинова сдержалъ свое слово. Онъ въ тотъ же день отправился къ князю Семену Ивановичу устроивать дѣла своего миленькаго племянника. При этомъ свиданiи князь Семенъ Ивановичъ не переставалъ улыбаться, a дядя графа Обезьянинова не переставалъ объяснять князю, что въ сущности онъ хлопочетъ о камаринскомъ градоначальникѣ вовсе не какъ дядя о своемъ племянникѣ, а просто потому, что такихъ людей какъ графъ Обезьяниновъ въ Россiи весьма немного, и что надо во что бы то ни стало ихъ подвигать, pour la bonne cause, la cause du gouvernement.

— Видите что, — между прочимъ сказалъ ему князь Семенъ Ивановичъ, по французски, — я совершенно съ вами согласенъ, но, между нами говоря, я получилъ кое–какiя компрометантныя свѣдѣнiя о вашемъ племянникѣ, и признаюсь, было бы неловко...

— Это насчетъ его связи съ этою женщиною, прервалъ его дядя... да помилуйте, князь, могу васъ увѣрить, что это такой вздоръ, что и говорить не стоитъ! какой же порядочный человѣкъ въ наше время не имѣетъ любовницы, и какое кому до этого дѣло; а въ государственномъ отношенiи тѣмъ паче. Помилуйте, вѣдь все–таки главное это умъ, способности, а нравственность — Богъ съ нею совсѣмъ! Не въ монастырь же готовятся наши государственные люди...

— Совершенно вѣрно, милый князь, но дѣло вовсе не въ женщинахъ, а въ жалобахъ болѣе серьозныхъ, по дѣламъ камаринской администрацiи... вотъ!... И при этихъ словахъ князь Семенъ Ивановичъ указалъ на синюю обложку на столѣ... Я еще не знаю, что изъ этого выйдетъ...

— Croyez–moi, cher prince, я отлично знаю, все это ni plus ni moins, какъ самая гнусная клевета. Я самъ былъ губернаторомъ, — помилуйте, ругнешь кого–нибудь, говорятъ что треснулъ, а треснешь, пишутъ что убилъ, зарѣзалъ, — ужъ это въ провинцiи всегда такъ...

— Впрочемъ, я лично ничего не имѣю противъ графа, напротивъ я очень былъ бы радъ... я вашъ больше скажу: моего мнѣнiя спрашивали насчетъ назначенiя его на одно довольно важное мѣсто, и я только позволилъ себѣ сказать что онъ мнѣ кажется слишкомъ молодъ.

— Какой же онъ молодъ, помилуйте, князь! тридцать лѣтъ — это въ наше время было молодостью, а теперь, какъ можно, это уже зрѣлый возрастъ... и притомъ:

Je suis Jeune, il est vrai, mais aux âmes biеn nèes

La valeur n'attend pas le nombre des annèes^*).

— О, это справедливо, любезный князь, хотя, признаюсь, мы люди стараго времени, мы не совсѣмъ успѣли еще привыкнуть къ тому что видимъ теперь каждый день къ зрѣлищу юношей devenant des grands hommes.

— Да, это печальная, князь, но неизбежная, увы необходимость, я это вижу по своему племяннику: эти юноши имѣютъ тó чего мы не имѣли — увѣренность въ самихъ себѣ и необыкновенно быстрое пониманiе вещей... C'est le beau de cette nouvelle génération, надо признаться, дѣлать нечего..

— Да, но знаете, не мѣшаетъ имъ быть немного поосторожнѣе...

— А знаете что, князь, если бы Бисмаркъ не былъ остороженъ, онъ бы и сотой части не сдѣлалъ того что ему удалось сдѣлать... Что прикажете, c'est le siècle, тутъ ничего не подѣлаешь... хе, хе, хе, и графъ засмѣялся, заходя головою въ свой высокiй галстухъ. И между вами говоря, знаете что... наше молодое поколѣнiе, я не говорю всѣ, но порядочные люди, разумѣется, а не нигилисты, имѣютъ въ крови се ne je sais quoi, что то Бисмарковское... Parole d'hon neur.. хе, хе, хе, n'est–сe раs?

Князь только усмѣхнулся, съ оттѣнкомъ любезнаго сомнѣнiя въ улыбкѣ...

— Впрочемъ, я вамъ скажу, началъ князь Семенъ Ивановичъ, я сегодня увижу министра, и если смогу его убѣдить... въ бисмаркизмѣ вашего племянника и моего новаго прiятеля, — ибо, не скрою отъ васъ, онъ мнѣ понравился — я буду очень радъ..

— Нѣтъ, знаете что, князь, я думаю не лучше–ли было бы моему племяннику получить здѣсь какое–нибудь мѣсто.. хотя бы въ другомъ министерствѣ: между нами говоря, le ministre a une dent contre mon neveu, и я не думаю чтобы онъ особенно былъ расположенъ къ его повышенiю: мой пленянникъ не совсѣмъ съ нимъ сходится во взглядахъ, ну, и интриги тамъ разныя, такъ что au fond... потомъ, признаться сказать, la province это очень хорошая вещь для какого–нибудь Иванова, Сидорова, Карпова, или для начинающаго служить, но сколько я понимаю наше время, мнѣ кажется что порядочные люди должны служить здѣсь, ибо, какъ ни говори, c'est toujours à Pétersbourg que sont tous les узлы du gouvernement... ну, и здѣсь на виду...

— Да какое же здѣсь ему можно дать мѣсто?...

— Вотъ объ этомъ то я и хотѣлъ васъ просить, князь: ужъ это совершенно отъ васъ зависитъ. У князя Александра Васильевича открылась вакансiя на мѣсто директора департамента, я это узналъ съ часъ назадъ и...

— Да, но вѣроятно князь имѣетъ кого–нибудь въ виду изъ своихъ...

— Вѣроятно, но несомнѣнно и то, что если вы его попросите, и отрекомендуете ему моего племянника... и потомъ у меня есть союзница довольно могущественная...

— Кто это?

— Les beaux yeax de la comtesse Sophie Ravynsky...

— Ну, тогда вы имѣете болѣе чѣмъ вамъ нужно... Можно васъ впередъ поздравить съ побѣдою...

— Да, но безъ васъ, князь, эти чудные глаза будутъ мертвы, nous en savons quelque–chose, хе, хе, хе...

Князь улыбнулся слегка самодовольно, и всталъ.

— Постараемся; старому товарищу отчего не угодить... А теперь, извините, у меня сейчасъ комитетъ...

Старые товарищи растались.

______

На другой день утромъ дядя и племянникъ, сидя за чашкою кофе, разговаривали такъ:

— Директорское мѣсто я пожалуй согласенъ принять, но съ однимъ условiемъ: быть самостоятельнымъ, говорилъ графъ Обезьяниновъ.

— Ну, разумѣется, ты только и будешь зависѣть отъ князя, mon cher; s'est un marche–pied, — ты только это не забудь...

— Я князя очень мало знаю, что это за человѣкъ?

— C'est un homme, прежде всего, а во–вторыхъ, c'est un homme соmmе il faut, въ немъ ничего нѣтъ чиновническаго, gentleman въ полномъ смыслѣ этого слова.

— Да? Графъ Обезьяниновъ началъ растягиваться. А знаете что дядя, entre nous soit dit, мнѣ все это страшно надоѣло...

— Ну, ну, полно, пожалуйста, что это за апатiя? Удивительные вы, право, люди: того и гляди что черезъ пять какихъ–нибудь лѣтъ въ министры попадетъ, а онъ изволитъ говорить, что ему все надоѣло.

— А если не попаду...

— Ну, полно, пожалуйста, точно я такой ужъ дуракъ, что не знаю что говорю; во–первыхъ все что должно случиться я всегда вижу во снѣ, а вотъ именно не далѣе какъ третьяго дня, представь себѣ, я видѣлъ во снѣ какъ тебѣ предлагали министерство государственной торговли...

— Да такого министерства нѣтъ...

— Нѣтъ, но можетъ быть; давно уже объ этомъ хлопочутъ, и я удивляюсь какъ до сихъ поръ его не сдѣлали; торговля у насъ развивается, люди способные есть, правда немного, но все же есть, а не то государственныхъ имуществъ.

— Государственныхъ имуществъ я не особенно желаю: что мнѣ съ лѣсами возиться!

— А ты чего хочешь?...

— Я хочу быть или министромъ внутреннихъ дѣлъ, или министромъ особаго министерства полицiи...

______

Въ часъ, въ тотъ же день, дядя графа Обезьянинова отправился съ визитомъ къ графинѣ Равинской, то есть къ той волшебницѣ, которая глазками своими должна была рѣшить участь графа Обезьянинова.

Графиня принимала въ тотъ день съ двухъ часовъ. Дядѣ же графа Обезьянинова она назначила, вслѣдствiе просьбы его наканунѣ, свиданiе еn tРte–à–tРte, и увѣдомила его о томъ запискою, въ которой прелестнымъ мелкимъ почеркомъ написано было слѣдующее: «Demain de 1 à 2 heures je suis à vos ordres”. Графиня принимала въ маленькой голубой гостинной.

Когда князь вошелъ, она лежа на кушеткѣ читала газеты.

— Bonjour, cher prince, vous me trouvez remplis–sant les fonctions de ministre des affaires étrangères.

— En cе саs, je ne voudrais раr être dе cе ministère, car aussi je deviendrai pour vous une affaire étrangère.

— Charmant. Графиня зѣвнула. Dieu, que les gazettes sont ennuyeuses! Je voudrais quelque part une petite guerre ou une petite révolution; sans cela on s'endort.

— Pourvu seulement que cela ne soit pas nоus qui les ayons, partout ailleurs pourquoi pas...^*)

— Ah, Dieu, nous pauvres abandonnés du ciel et de la terre, nous ne saurions même pas être révolutionnaires.

— Tant mieux, comtesse.

— Tant mieux pour mon mari qui détèste les rèvolutionnaires, mais tant pis pour nous tous, car, franchement, plus je vis, plus je vieillis, plus je doute de notre capacité comme nation politique. Vous n'êtes pas de mon avis?

— Comment vous dire, je doute et je ne doute pas....

— Et moi je doute positivement. Donnez–moi un Bismarck, un seul, même petit, pourvu qu'il soit russe, et je cesserai de douter....

— Eh bien, c'est précisement pour un petit Bismarck que je viens vous demander votre protectioin, comtesse.

— Non, ça c'est trop fort! Comment vous croyez qu'un petit Bismarck aurait en besoin de la protection d’une femme pour être Bismarck... Ah, par ma fei, cher prince, voilà ce qui s'appelle se blouser soi même et couler son protégé!

— Chaque pays a ses moeurs, сhèrе comtesse.

— Horrible pays où des moeurs pareilles peuvent exister. Eh bien, qui est donc ce petit Bismarck, voyons?

— C'est mon neveu, comtesse.

— Obésianinoff!... Mais c'est un gamin!.

— Pas tout–à–fait; c'est un homme d'esprit et très dévoué au gouvernement.

— Je ne crois plus ni aux hommes dévoués au gouvernement, ni aux hommes d'esprit. Dites plutôt que c'est un homme rongé par l'ambition, — j'aime mieux cela, et que veut–il être: ministre?

— Pour le moment, comtesse, il s'agit de lui procurer la place de directeur chеs le prince Alexandre....

— Rien que ça, et c'est moi qui dois intriguer.....

— Un petit mot de protection, chère comtesse...^**)

— Oui, mais avant de dire ce mot, il faut que je le vois, ce Bismarck; j'ai un vague souvenir de lui, — il у a de cela trois ans. C'est un beau garçon, n'est–ce pas, et un très mauvais sujet?

— Pas plus mauvais sujet que ne l'était Вismarсk à l’âge de mon neveu. Ce n'est pas une vertu, mais... Dans tous les cas il aura l'honneur de se présenter chez vous aujourdhui mêmê, comtesse^*).

______

Около 4–хъ часовъ голубая гостинная графини Равинской полна была гостями.

Въ ней сидѣли дама среднихъ лѣтъ, съ тремя дочерьми; возлѣ нихъ двое штатскихъ и одинъ адъютантъ; двѣ молоденькiя львицы; возлѣ нихъ два конногвардейца и одинъ гусаръ; немного дальше два моложавыхъ генералъ–адъютанта; между ними среднихъ лѣтъ вдова. У камина сидѣла графиня хозяйка съ маленькимъ антуражемъ.

Что говорилось въ этихъ группахъ и что выражали разныя лица и ихъ рѣчи?

Дама среднихъ лѣтъ — мама трехъ дочерей — то закрывала, то открывала глаза, и играя своимъ карне, въ которомъ были визитныя карточки съ надписью: Madame Vatrouschkine, et ses filles, выражала и пухленькимъ лицомъ своимъ, и всею своею фигурою утомленie: видимо что утомленiе производило въ ней бремя трехъ вывозимыхъ, здѣсь присутствующихъ дочерей, и вотъ почему когда она закрывала глаза, это означало: «Господи, какъ–бы желала я васъ спихнуть”, а когда она открывала глаза, такъ и слышалось: «Господи, а вы все тутъ"... Двое штатскихъ говорили съ двумя дочерьми Ватрушкиными, какъ говорится по заказу, замѣтно другъ другу надоѣдая, а адъютантъ говорилъ съ третьею дочерью объ отношенiяхъ безсмертiя души къ Патти... Двѣ молоденькiя львицы сидѣли тàкъ что видно было очень хорошо, что обѣ чего то и кого то ждали, и отсутствовали въ этой гостинной въ ту именно минуту, когда оба конногвардейца и гусаръ изо всѣхъ силъ старались быть любезными и пикантными, принимая всевозможныя позы и всевозможныя мины, и переливая разные прозрачныя и непрозрачныя двусмысленныя фразы.

— Non, vraiment vous aimez mieux les blondes? спрашивалъ у одной изъ львицъ гусаръ, пока конногвардеецъ № 1 половину своей мысли отдавалъ на выслушиванье гусара, а другую на заботу объ игрѣ шпорами.

— J'aime surtout les intélligents, отвѣтила львица, и будто по близорукости, окунула свою головку въ какой то альбомъ.

— C'est pour moi? спросилъ гусаръ.

— Имѣяй уши слышати, да слышитъ, отвѣтила львица. Quelle heure est–il?

— Quatre heures et quart, сказалъ конногвардеецъ.

— Quatre heures douze minutes, сказалъ второй конногвардеецъ.

— Quatre heures seize minutes, сказалъ гусаръ.

Другая львица въ это время съ лорнетомъ разсматривала картины въ гостинной, и отъ времени до времени бросала украдкою взглядъ на ту дверь, изъ которой входили въ гостинную.

— Hélène, il est temps de filer, сказала она своей прiятельницѣ, видимо желая чтобы уѣхала она, а ей пришлось бы остаться одной.

— Files, si tu veux; moi je reste, отвѣтила Hélène, понявъ хитрость прiятельницы. И здѣсь хорошо, неправда–ли? сказала она, обратившись насмѣшливо–вопрсительно къ своимъ кавалерамъ.

— Еще бы! отвѣтилъ конногвардеецъ.

— Намъ въ особенности, отвѣтилъ однополченецъ его, съ глубокомыслiемъ въ улыбкѣ.

Гусаръ принялся сморкаться и струя надушеннаго воздуха пронеслась по гостинной.

— Послушайте, Павелъ Ивановичъ, по русски говорила, минодируя и кокетничая, среднихъ лѣтъ вдова одному изъ генералъ–адъютантовъ, пока взглядъ ея глядѣлъ на другаго, — вы ужасный человѣкъ.

— Я?

— Да, вы; вы даете политическiй обѣдъ и меня не приглашаете.

— J n'y avait que des hommes ennuyeux, отвѣтилъ генералъ.

— Тѣмъ паче нельзя было меня позабыть: я бы изъ нихъ сдѣлала des hommnes amusants. Нѣтъ, я вижу, вы зазнались.

— Я–то? вотъ кто зазнался — почтенный нашъ князь, сказалъ первый генералъ–адъютантъ, указывая на втораго, сидѣвшаго въ раздумьи, съ pince–nez на носу.

— Онъ просто сталъ невозможенъ, смѣясь сказала вдова. Когда вы женитесь?

— На комъ прикажете? спросилъ второй генералъ–адъютантъ.

— На комъ хотите, только не на мнѣ.

— Тогда отвѣтъ простой: никогда!

— Ахъ, какъ это мило! сказала расхохотавшись вдова. Послушайте, милый князь, у меня до васъ просьба.

— Какая?

— Вы моего брата ни въ грошъ не ставите!

— Это почему?

— Потому что вы его не двигаете?

— Подождите, подвину; что другое, а ужъ двигать людей я умѣю. Посмотрите–ка что я сдѣлалъ съ Борькинымъ сыномъ — чуть–чуть не министръ...

— Ну, это вы сдѣлали не для Борькина сына, а pour les beaux yeux княгини Мани....

— Pour les beaux yeux я ничего никому не дѣлаю, j'apprécie le mérite personnel!

— Ну, ужъ не мнѣ вамъ это разсказывать: вы куртизанъ par excellence.

— Я куртизанъ! quelle calomnie, — je ne suis qu'un hommе galant et pratique.

— Нѣтъ, серьозно, прошу не забывать моего брата; и потомъ еще вотъ что: у васъ есть два протеже, которые ужасно мнѣ антипатичны.

— Прикажете ихъ спустить? Кто такiе?

— Одинъ Синеглазовъ, другой Головкинъ; вы ихъ берегитесь, — се sоnt des nihilistes.

— Quelle excellentе recommandation, сказалъ Павелъ Ивановичъ, первый генералъ–адъютантъ. Присылайте ихъ ко мнѣ, я ужасно люблю нигилистовъ; а за то, кого я терпѣть не могу, такъ это такъ называемыхъ православныхъ русскихъ...

Въ группѣ графини хозяйки шелъ разговоръ на французскомъ языкѣ о Москвѣ.

— Какъ — вы были въ Москвѣ спрашивала графиня у одной молоденькой дамы....

— Да, моему мужу нужно было по дѣламъ туда съѣздить.

— Ну, и что же, — кàкъ вы нашли Москву?

— Скучною.

— Неправда–ли? я называю Москву столицею скуки продолжала графиня.

— Да, тамъ такiе скучные все люди, что право — можете себѣ представить — я совсѣмъ не знаю о чемъ съ ними говорить...

— А сплетни московскiя, — вѣдь это замѣчательно, сказалъ какой–то господинъ, поправляя въ пятый разъ на голубомъ галстухѣ свою булавку съ жемчужиною, тамъ только и занимаются что чужими дѣлами...

— Вы вчера на балѣ были? спросила графиня у молоденькой красавицы.

— Была, какже; балъ не дуренъ былъ.

— А замѣтили вы одинъ туалетъ?

— Туалетъ Тани Рыбацкой! вскрикнула молоденькая дама, — еще–бы не замѣтить. Какъ это у нее хватило духу!

— Я думала что вы скажете какъ у нее хватило глупости, замѣтила графиня; кажется хватитъ ее и на большее...

Въ это время вошелъ въ гостинную военный.

Oбѣ львицы взглянули на него, и сдѣлали видъ что его не замѣтили, опустили глаза и затѣмъ начали говорить съ своими кавалерами о чемъ то, о чемъ сами не знали, и не слушая ни себя ни ихъ, всецѣло предались одной мысли: къ кому изъ нихъ подсядетъ этотъ военный?

Военный, раскланявшись съ хозяйкой, подсѣлъ къ львицѣ сидѣвшей направо.

Львица, сидѣвшая слѣва, встала, и раскланявшись съ графинею вышла, устремивъ убiйственно бѣшенный взоръ на свою прiятельницу, которая, въ упоенiи счастiя, разумѣется этого взгляда даже не замѣтила.

Затѣмъ вошелъ самъ графъ Обезьяниновъ, и прямо подошелъ къ графинѣ, продолжавшей сидѣть возлѣ камина.

— Comtesse, началъ графъ по французски, я позволилъ себѣ прiѣхать напомнить о себѣ.

— Вы хорошо сдѣлали что себѣ это позволили, _— очень рада васъ видѣть. Откуда вы къ намъ пожаловали, — изъ какой провинцiи?

— Изъ Камаринской губернiи, отвѣтилъ графъ, кладя фуражку на колѣно, и правою рукою обхватывая спинку стула.

— Ну чтó, скажите мнѣ по совѣсти, положа руку на сердце: погибаетъ–ли Россiя или нѣтъ?

— Вотъ вопросъ немного заданный à brule pour poing; какъ бы вамъ сказать...

— Только пожалуйста безъ фразъ. Я спрашиваю: да или нѣтъ?

— А «да" и «нѣтъ" вмѣстѣ нельзя отвѣтить? спросилъ графъ.

— Можно, но только умно!

— Видите: по моему, на сколько я могъ въ эти два года изучить этотъ вопросъ, есть двѣ Pocciи: одна, такъ сказать, политическая, или цивилизованная Россiя; другая, la Russie du peuple, la Russie du moujik russe, du земство, en général, vous savez — la Russie des journalistes.

— Кто же изъ нихъ погибаетъ: первая или вторая? перебила его графиня. — Аh раrdоn, я забыла васъ представить княгинѣ Любовицкой. Ма amie, je vous présente le comte Obésianinoff. — Нy–cъ, a теперь говорите..

— Погибаетъ, по моему, разумѣется вторая Россiя.

— La Bussie du moujik?

— Положительно.

— Et de quoi périt–elle: du кабакъ?

— Немного отъ кабака; я вообще не раздѣляю мнѣнiя тѣхъ людей, которые ужасаются отъ размѣровъ пьянства. Когда Россiя не пьянствовала? это ея характеристическая черта, а главное, — она можетъ погибнуть, и очень легко, отъ ложнаго прогресса.

— То–есть?...

— То–есть отъ излишней свободы, которую нѣкоторые хотятъ давать разнымъ сословiямъ.

— Какъ? вы хотите чтобы васъ связали по рукамъ и по ногамъ. Merci!

— Нѣтъ, я этого не могу желать; но я, признаюсь, не довѣряю никакимъ собранiямъ, обществамъ: все это пахнетъ тулупомъ; а тулупъ и революцiя — это синонимъ.

— А дворянство, чтó вы съ нимъ дѣлаете?

— Дворянства больше нѣтъ, графиня.

— Какъ нѣтъ?

— Нѣтъ, по крайней мѣрѣ у меня его положительно нѣтъ. Все это дворянство, зa немногими исключенiями, это ничто иное, какъ одѣтые во фракъ мужики.

— Это не очень любезно для насъ.

— То–есть, какъ для насъ? Entendons–nous, я говорю про дворянство у меня въ провинцiи, и притомъ про не–служащихъ.

— Ну, а гдѣ же спасенiе?

— Спасенiе? А это очень сложный и длинный вопросъ, сказалъ графъ, видимо наслаждаясь тѣмъ что сидѣвшiе возлѣ него его слушали. Еn peu de mots вотъ мое мнѣнiе, оно можетъ быть смѣлое, но я того убѣжденiя, что безъ смѣлости у насъ въ настоящее время ничего нельзя. Я замѣтилъ одно: одни и тѣже дворяне въ дворянскомъ собранiи гораздо консервативнѣе чѣмъ въ земскомъ собранiи; я убѣжденъ, что это происходитъ отъ одной причины: въ дворянскомъ собранiи они носятъ мундиръ, а въ земскомъ нѣтъ!

— Мой мужъ васъ разцаловалъ бы за эти слова.. Значитъ всѣмъ надо мундиръ, и Pocciя ваша спасена.

— Почти, графиня; мундиръ самъ по себѣ имѣетъ огромное политическое значенiе: въ немъ есть что–то успокоивающее страсти, либералъ въ мундирѣ совсѣмъ не такъ опасенъ какъ либералъ въ сюртукѣ или пиджакѣ: кто носитъ мундиръ, у того есть стоячiй воротникъ, а у кого есть стоячiй воротникъ, тотъ знаетъ очень хорошо, что можно воротникъ этотъ маленько придавить. А у кого нѣтъ мундира, у того шея свободна.

Графъ сдѣлалъ паузу, какъ бы для того, чтобы датъ слушателямъ раскусить всю его мудрость.

— Ну, а кромѣ мундира? спросила графиня.

— Видите, я бы далъ всѣмъ сословiямъ мундиры, и затѣмъ всѣ сословiя и всѣ рѣшительно вѣдомства подчинилъ бы строгой власти, и затѣмъ, пожалуй, я былъ бы либераленъ.

— Да вѣдь эта власть есть.

— Есть, но этого недостаточно; въ губернiи, по моему, все должно зависѣть только отъ одного губернатора: l'unitè et la force du pouvoir — voilà ce qu'il nous faut.

— Ну, а не въ провинцiи?

— А не въ провинцiи, то–есть вообще все должно зависѣть отъ какого нибудь перваго министра или главнаго генералъ–губернатора.

— И вы желали бы имъ быть? лукаво спросила графиня графа: — я это вижу по вашимъ глазамъ.

— Нѣтъ–съ, графиня, я желаю одного: быть полезнымъ; почести и слава меня не прельщаютъ.

— Ну, вы не Бисмаркъ, графъ; Бисмаркъ сказалъ бы: да, я хочу имъ быть!

Графъ довольно глупо улыбнулся и не нашелся чтò отвѣчать, вслѣдствiе чего всталъ, чтобы раскланяться.

— A revoir, надѣюсь, cher comte, сказала ему хозяйка: — я хочу васъ свести съ моимъ мужемъ, онъ отъ васъ будетъ въ восторгѣ, и вообще я вамъ пророчу успѣхъ. А дядѣ вашему скажите отъ меня, что я сегодня вечеромъ увижусь съ княземъ Александромъ и дамъ ему такую аттестацiю о его протеже, что, зная князя, не сомнѣваюсь ни на минуту въ удачѣ нашего общаго предпрiятiя!

Графъ поцаловалъ руку у графини и вышелъ изъ гостинной.

_____

ГЛАВА VII.

Графъ Обезьяниновъ ростетъ.

Графиня сдержала слово.

Вечеромъ въ тотъ же день она видѣлась съ княземъ Александромъ Васильевичемъ и, между прочимъ, сказала ему нѣсколько словъ о графѣ Обезьяниновѣ, не лишенныхъ рекомендательной силы.

Происходило это такъ.

Оркестръ на балѣ у Свистуновыхъ игралъ вальсъ. Графиня сидѣла у входной двери бальной залы. Завидѣвъ мужа, она его подозвала.

— Appelle–moi le рrinсе Alexandre (позови мнѣ князя Александра), сказала она мужу: — le voilà qui tient un discours (онъ тамъ держитъ какую–то рѣчь).

— Tout de suite, отвѣтилъ мужъ и затѣмъ исполнилъ приказанiе жены.

— Ма femme vous appelle, cher prince, сказалъ князю Александру графъ Равинскiй — là voici à cette porte (она сидитъ у этой двери). Князь немедленно отправился къ графинѣ.

— Qu'y–a–t–il pour votre service, comtesse? сказалъ раскланиваясь князь.

— Asseyez–vous et écoutez (садитесь и слушайте). Князь сѣлъ.

— Dites–moi, comment aimez–vous vos employés: conservateurs ou libéraux? (Скажите, любите ли вы, чтобы ваши подчиненные были консерваторы или либералы?)

— J'aime les conservateurs libéraux et les libéraux coinservateurs, отвѣтилъ князь.

— Eh bien, je vous ai trouvé un excellent employé, un conservateur enragé; faites en un libéral conser–vateur et un conservateur libéral. (Я вамъ нашла чиновника, яраго консерватора; сдѣлайте изъ него либерала–консерватора и консерватора–либерала).

— Vous me l'ordonnez? (Вы мнѣ это приказываете?)

— Non, pas du tout, je соnnais à peine ce jeune homme; mais comme il m'a plu par la hardiesse de ses drôles d'idees, je vous le гесоmmаndе à vous parceque jе sais que vous appréciez les originaux, et que vous aimez à faire l'éducation politique des gens. (Сoвсѣмъ нѣтъ, я еле–еле знаю этого молодаго человѣка; но такъ какъ мнѣ понравилась въ немъ смѣлость его странныхъ мыслей, я вамъ его рекомендую, ибо знаю, что вы цѣните оригиналовъ и любите заниматься политическимъ воспитанiемъ людей).

— Serait–ce indiscret de savoir le nom de celui qui а еu le bonnheur de vous plaire? спросилъ сладко улыбаясь князь.

— Mais pas du tout. С'еst... ah, mais le voilà comte Obésianinoff! Графиня, возвысивъ голосъ, еще разъ подозвала проходившаго невдалеке графа Обезьянинова, который немедленно подскочилъ къ ней.

— Comtesse, сказалъ онъ раскланиваясь.

— Voici mon inconnu, cher prins,je vous le presente en chair et еn os: le comte Obésianinoff, le prince... (Вотъ мой незнакомецъ, я вамъ его представляю).

— Mais was sommes d'anciennes connaissances, сказалъ князь, протягивая руку графу Обезьянинову. Мы съ вами вдвойнѣ знакомы: во–первахъ, когда–то видѣлись, а во–вторыхъ, я имѣю честь знать васъ по дѣламъ; мы иногда ссоримся и бранимся, но всегда безупречно вѣжливо и любезно.

— Ну, и прекрасно, сказала милымъ голосомъ графиня.

— Графиня, наконецъ–то я васъ вижу! просто темно въ залѣ, солнце спряталось, заговорилъ, подходя къ графинѣ, князь Семенъ Ивановичъ, нашъ старый знакомый, и при словахъ «солнце спряталось", жестомъ указалъ на графиню: — это ни на что не похоже!

— Bonsoir grand homme au doux sourire, сказала графиня, протягивая свою ручку князю. Что новенькаго у васъ въ политикѣ?

— Не намъ отвѣчать и не вамъ спрашивать, графиня: глядя на васъ видишь, что барометръ стоитъ на beau fixe.

— Ахъ, Господи, какъ мнѣ вашъ beau fixe надоѣлъ! возразила съ живостью графиня. Да перестаньте же улыбаться, нахмурьтесь, скажите что все идетъ скверно, — но крайней мѣрѣ nous aurons de quoi nou émotionner. Во–первыхъ, beau fixe никакого нѣтъ, le comte que voici, — графиня указала при этомъ на Обезьянинова, разговаривавшаго съ княземъ Александромъ — думаетъ что Pocciя номеръ второй, или мужицкая, какъ онъ ее называетъ, погибаетъ, или по крайней мѣрѣ en est très près. Вотъ вамъ новость.

— Les jeunes gens exagèrent. Посмотрите–ка на этотъ балъ, — при этихъ словахъ князь надѣлъ лорнетку — quelle jeuinesse, quelle beautè! какая тутъ погибель все розаны да весна — неправда ли графиня? Въ это время разговоръ междy княземъ Александромъ и графомъ Обезьяниновымъ кончился, оба обернулись, и увидѣвъ князя Семена Ивановича возлѣ графини, подошли къ нему.

— Comment vous plait le jeune homme? спросилъ князь Семенъ Ивановичъ у князя Александра, отводя его въ сторону.

— Mais comme–ci, comme–ça — c'est, um vin d'un cru d'hier (это вино вчерашняго издѣлiя); отлежится, можетъ выйти что–нибудь хорошее, сказалъ князь Александръ.

— N'en voudriez–vous pas comme directeur (не хотите ли его въ директоры?)

— Pourquoi pas, je n'ai rien contre; il роurrа me servir à la rigueur de directeur élégant et de champion de mes intérРts dans le salon. (Отчего нѣтъ, я ничего не имѣю противъ; онъ можетъ быть мнѣ полезенъ какъ элегантный директоръ и боецъ за мои интересы въ гостинной).

— Certainement, et vous nous еn ferez un élèvе comme vous savez еn faire. (Разумѣется, и вы намъ сдѣлаете изъ него ученика).

На этихъ словахъ князья разстались.

Князь Александръ взялъ графа Обезьянинова за руку, и отвелъ въ сосѣднюю комнату.

— Вы имѣете желанiе поступить подъ мою команду?

— То есть я полагалъ, князь, что если есть вакансiя...

— Вотъ что: я человѣкъ стоящiй на срединѣ между горящимъ юношествомъ, какъ вы, и потухающимъ поколѣнiемъ государственныхъ людей прежняго закала; это значитъ, что у меня есть полная готовность съ вами раздѣлять мою политическую задачу; но въ тоже время это означаетъ и то, что я человѣкъ съ прiобрѣтенными въ жизни и трудѣ привычками, принципами и воззрѣнiями, отъ которыхъ не могу отступать подъ страхомъ дискредитировать себя передъ авторитетомъ и судилищемъ собственнаго мнѣнiя прежде всего. Прiѣзжайте ко мнѣ завтра въ двѣнадцать часовъ, я и мы потолкуемъ. Но предупреждаю васъ, что въ силу тѣхъ руководительныхъ принциповъ, о которыхъ я имѣлъ честь вамъ докладывать, я считаю себя обязаннымъ подвергать моего будущаго коллега по службѣ извѣстному предварительному испытанiю, которое я называю исповѣдью политико–дѣловаго катехизиса.

— Очень радъ буду подвернуться этому испытанiю, и надѣюсь что...

— Надѣюсь и я, прервалъ его князь, и въ тотъ же мигъ, завидѣвъ чье–то лицо, сталъ къ нему en face, такъ, чтобы при первомъ удобномъ случаѣ можно было глазамъ этого лица пасть на его лицо.

_____

Чтó случилось? почему это такъ случилось? зачѣмъ утромъ въ судьбѣ графа Обезьянинова казалось все было темно, безнадежно, а вечеромъ, черезъ сцѣпленiе нѣсколькихъ лицъ, почти ему незнакомыхъ, горизонтъ его вдругъ просвѣтлѣлъ и расширился... Почему все это?.. Кто можетъ это знать?..

Никто!

Графъ Обезьяниновъ не понравился своему Камарину, и было за чтó Камарину находить своего градоначальника не по нраву...

Графъ Обезьяниновъ не понравился своему министру, и было за чтó...

Но за то графъ Обезьяниновъ понравился князю Семену Ивановичу, понравился графинѣ Равинской, понравился князю Александру, — почему и чѣмъ неизвѣстно, — и дѣло сдѣлалось само собою, просто и скоро.

Судьба такъ захотѣла — и конецъ.

______

Три часа ночи. Графъ Обезьяниновъ вернулся съ бала и легъ въ постель. Въ постели ему не спится; онъ закурилъ папироску и принялся мечтать.

На дворѣ дождь и вѣтеръ; капли дождя стучатъ объ окна. Графу Обезьянинову, неизвѣстно почему, этотъ дождь и этотъ вѣтеръ напомнили Камарино. «Какая гадость," сказалъ онъ про себя, «вотъ ужъ ни за какiя коврижки не вернусь въ эту дыру!" Лицо Вѣры Осиповны пронеслось въ этотъ мигъ сквозь облако дыма пущенное папироскою. «Ну и ее къ чорту! — il faut épouser une femme du monde. А что, черти, взяли чтó нибудь съ вашими жалобами? бѣдняжки, думаютъ что графъ Обезьяниновъ — это какой нибудь Сидоръ Карповъ... Нѣтъ, не Сидоръ Карповъ, шутите, шутите... шут...

Графъ Обезьяниновъ заснулъ.

Во снѣ онъ себя видѣлъ въ золотой мантiи, подбитой то горностаемъ, то краснымъ бархатомъ, и съ каскою на головѣ. Онъ былъ въ огромной залѣ, освѣщенной à jiorno.

Все кругомъ кланяется и улыбается.

Вдругъ, откуда ни возьмись, попъ какой–то и старуха какая–то.

— Кто вы такiе, и зачѣмъ здѣсь?

— Я тотъ священникъ, которому вы изволили обѣщать помочь — помните когда прiѣзжали къ намъ въ село и входили въ церковь?..

— А я та старушка, которой вы обѣщались освободить сына изъ полицейской тюрьмы; вѣдь его держали, держали да замореннымъ и отдали...

Графъ проснулся.

Припомнился балъ.

— Слава Богу, я не въ Камаринѣ!

Кн. В. Мещерскiй.

_______

ОБЪ УСТРАНЕНIИ ДАВЛЕНIЙ ПЛУТОКРАТIИ.

Статья II.

Въ первой статьѣ по этому вопросу, напечатанной въ № 12 «Гражданина", я сказалъ, что замѣчательная статья г. Степанова, подъ названiемъ «Плутократiя", приводитъ къ весьма важнымъ соображенiямъ въ опроверженiе многихъ положенiй господствующей у насъ теорiи финансовъ, особенно относительно кредита, процентныхъ и безпроцентныхъ денежныхъ знаковъ. Я привелъ нѣсколько событiй, доказывающихъ ошибочность положенiй нашихъ теоретиковъ, такихъ положенiй, на основанiи которыхъ, однакожь, произведено было правительствомъ нѣсколько мѣропрiятiй, приведшихъ насъ къ печальнымъ послѣдствiямъ.

Хотя, казалось, я достаточно привелъ доказательствъ объясняющихъ, что пора намъ отрѣшиться отъ той теорiи, которую создала, поддерживаетъ и проповѣдуетъ плутократiя всему свѣту; но въ тоже время я сознавалъ, что не смотря на приведенныя здѣсь событiя, рѣзко доказывоющiя ошибочность положенiй такой тeopiи, нанесшихъ намъ значительный вредъ и благопрiятныхъ только для эгоистическихъ цѣлей плутократiи, не легко будетъ бороться съ предразсудками, вкорененными и почти въ теченiи цѣлаго столѣтiя поддерживаемыми плутократiей. Кончая ту первую статью, я сказалъ, что буду продолжать дальнѣйшiя разъясненiя моей идеи, но что подожду отзывовъ и возраженiй на то, чтó было мною уже высказано. Я ожидалъ, что встрѣчу споръ въ оправданiе того, что называю ошибками и особенно въ опроверженiе моихъ предложенiй. Но, къ сожалѣнiю, ничего подобнаго еще не встрѣчалось.

Въ № 82 «Русскаго Мipa” редакторъ коснулся слегка статьи г. Степанова. Но все сказанное г. редакторомъ показываетъ только, что онъ не понялъ сущности замѣчательной статьи г. Степанова.

Новая статья его, которая должна вскорѣ появиться въ печати, подъ названiемъ: «о значенiи поземельнаго кредита въ политическомъ отношенiи," можетъ служить лучшимъ отвѣтомъ на замѣчанiе г. редактора, такъ какъ въ этой статьѣ вновь поясняются историческими фактами и вновь подтверждаются высказанные г. Степановымъ въ первой статьѣ положенiя и выводы.

Основываясь въ предподоженiи моемъ на этихъ высказанныхъ г. Степановыми положенiяхъ, я нахожу необходимымъ коснуться ихъ теперь, на сколько они могутъ относиться до моего предположенiя.

Напечатанная г. Степаповымъ въ № 10 «Гражданина" статья объясняетъ силу плутократiи, эксплуатирующей народы, противъ которой возстаютъ теперь такъ много и такъ долго терпѣвшiя бѣдныя народныя массы, образуя въ западныхъ государствахъ ассоцiацiи въ разныхъ формахъ и подъ разными наименованiями.

Эти новыя и несомнѣнно тревожныя волненiя заслуживаютъ того, чтобы обратить на нихъ вниманiе и прiискать средства къ устраненiю грозящаго зла и пораждающихъ его причинъ.

Эксплуатирующая сила плутократiи уже весьма давно господствуетъ въ западныхъ государствахъ Европы, какъ справедливо объясняетъ это г. Степановъ; но въ Pocciи она, начавъ возрождаться въ нынѣшнемъ столѣтiи, еще не имѣла большаго успѣха въ своемъ развитiи хотя стремленiя ея идутъ къ тому постепеннымъ и непрерывнымъ ходомъ.

Плутократiя, отдѣливъ прежде всѣхъ въ Англiи общественный кредитъ отъ государственнаго управленiя и захвативъ въ свое независимое распоряженiе образованный на акцiонерномъ началѣ обширный банкъ, придала ему государственное значенiе, добыла ему привиллегiи, гарантирующiя власть и силу созданной такимъ способомъ монополiи, устремившейся на эксплуатацiю народа къ собственному быстрому обогащенiю и къ пользованiю политическимъ владычествомъ. Тѣже стремленiя плутократiи не менѣе пагубно дѣйствуютъ и въ другихъ западныхъ государствахъ, какъ доказываетъ это г. Степановъ. Эти стремленiя, основанныя на вопiющей несправедливости, противны истиннымъ началамъ политической экономiи, но до сего времени вызвали въ научныхъ сферахъ только слабые протесты Прудона, Кери, Коклена и нѣкоторыхъ другихъ писателей экономистовъ.

Науки государственнаго хозяйства и финансовъ суть науки опытная; выработанные ими законы исходятъ изъ фактовъ, подмѣченныхъ учеными изслѣдователями въ экономической жизни народовъ. Родоначальникомъ этихъ наукъ, въ ихъ новому видѣ, признается Адамъ Смитъ. Онъ писалъ свои знаменитыя сочиненiя въ концѣ прошлаго столѣтiя, когда плутократiя уже болѣе нежели за сто лѣтъ до того образовала свою власть, укрѣпила созданные ею порядки и ввела ихъ въ обыденною жизнь народовъ, которыми она управляла въ ихъ хозяйственномъ отношенiи. Посему подмѣченные Адамомъ Смитомъ и его послѣдователями факты въ экономической жизни народовъ истекали изъ вышесказанныхъ порядковъ, имѣвшихъ непосредственное влiянiе на ту сферу умственной жизни людей, въ которой вращались эти ученые. Это понятно, если обратить должное вниманiе на справедливое замѣчанiе Бокля, на которое я указывалъ въ прошедшей моей статьѣ: «никому невозможно ускользнуть отъ давленiя окружающей его умственной атмосферы, даже и то чтò называютъ новою философскою или религiозною системою бываетъ по большей части не столько созданiемъ новыхъ идей, сколько новымъ нaпpaвленiемъ тѣхъ идѣй, которыя вращаются между современными мыслителями". Оттого между многими непреложными истинами, высказанными экономистами, встрѣчаются и такiя ихъ положенiя, которыя явно опровергаются послѣдующими, вновь являющимися фактами, но которыя однакожъ настоятельно поддерживаются ихъ проповѣдниками, съ требованiемъ принятiя ихъ за аксiомы. Вотъ отчего адепты наукъ, экономическихъ и финансовыхъ, не только другъ другу, но и самимъ себѣ часто противорѣчатъ. Это всего чаще случается въ сужденiяхъ о кредитѣ и бумажныхъ денежныхъ знакахъ. Эти экономисты, вращающiеся на западѣ въ тѣхъ порядкахъ, которые были созданы и введены въ обыденную жизнь народовъ плутократiей, не могли ускользнуть отъ влiянiя окружавшей тогда и окружающей ихъ еще и теперь умственной атмосферы. У нихъ не было въ виду иныхъ порядковъ кредита и результатовъ выпуска денежныхъ знаковъ, кромѣ акцiонерныхъ, управляемыхъ плутократiей банковъ и выпускаемыхъ банками денежныхъ знаковъ, или безпроцептныхъ банковыхъ билетовъ. Прочность довѣрiя публики къ этимъ банкамъ основана была на размѣнномъ металлическомъ фондѣ, а довѣрiе къ ихъ ходячимъ билетамъ утверждалось на непремѣнномъ размѣнѣ ихъ на монету по требованiю. Оттого, естественно, этотъ размѣнъ почитался и почитается экономистами непремѣннымъ условiемъ выпуска бумажныхъ денежныхъ знаковъ, хотя существующаго въ банкахъ металлическаго фонда очевидно недостаточно для безостановочнаго размѣна и не можетъ быть всегда и безусловно достаточно для этой цѣли. Оттого этотъ размѣнъ существуетъ вездѣ, только при содѣйствующихъ тому благопрiятныхъ обстоятельствахъ. Въ противномъ случаѣ размѣнный фондъ быстро истощается и размѣнъ прекращается. Такъ въ Англiи прiостановленъ былъ размѣнъ банковыхъ билетовъ въ теченiи 22 лѣтъ сряду, и хотя при переводахъ суммъ внѣ государства, и вообще въ международныхъ сношенiяхъ, курсъ этихъ билетовъ былъ даже свыше 25 проц. ниже пари, но внутри страны они обращались свободно въ номинальной цѣнѣ. Такъ во время междоусобной войны курсъ выпущенныхъ правительствомъ Соединенныхъ Американскихъ Штатовъ безпроцентныхъ денежныхъ бумажныхъ знаковъ стоялъ на 60 проц. ниже пари, при размѣнѣ ихъ на металлическую монету, но внутри страны они обращались въ номинальной цѣнь. Такъ во Францiи со временъ седанскаго погрома остановленъ размѣнъ билетовъ французского банка и они не только обращаются внутри страны въ номинальной цѣнѣ, но курсъ ихъ при громадныхъ переводахъ суммъ за границу въ настоящее время стоитъ al–pari.

Поучителенъ примѣръ дѣйствiй французскаго банка, или лучше сказать французскаго правительства, при такихъ тяжкихъ обстоятельствахъ государства. 30–го iюня 1870 года металлическiй фондъ банка простирался до 1.300,000,000 франковъ, а банковыхъ билетовъ находилось въ обращенiи на сумму до 1.440,000,000 франковъ. Во время войны и послѣ нея металлическiй фондъ быстро истощался и звонкая монета скрывалась изъ обращенiя, и чтò–же дѣлаетъ правительство? Имѣя въ виду быстрое истощанiе фонда, оно увеличиваетъ выпускъ билетовъ вдвое выдачею ихъ въ ссуды и доводитъ его до 2 830,000,000 франковъ къ 13 февраля 1873 года, тогда какъ фонда оставалось только на 720.000,000 франковъ^*).Не смотря на это и на уплату громадной металлической контрибуцiи, курсъ безпроцентныхъ банковыхъ билетовъ стоитъ теперь al–pari, экономическое положенiе страны видимо поправлется и привозъ во Францiю драгоцѣнныхъ металловъ значительно превышаетъ вывозъ ихъ изъ нея. Спрашивается: что же было причиною такого благопрiятнаго для Францiи результата? Усилiя правительства къ поддержанiю внутренней производительности и къ призванiю въ семъ случаѣ содѣйствiя французскаго банка. Хотя банкъ этотъ и акцiонерный, но директоры его, подчинившись распоряженiю правительства, должны были заботиться не столько о барышахъ банка, сколько о томъ, чтобы содѣйствовать развитiю внутренней народной производительности. Такъ какъ мелкая промышленность въ массѣ своей несравненно значительнѣе крупной, не рѣдко эксплуатирующей народный трудъ силою громадныхъ капиталовъ, то директоры банка должны были обратить главное вниманiе на то, чтобы поддержать массу небольшихъ производителей, а не миллiонерныхъ спекулянтовъ для вящаго ихъ обогащенiя. Оттого французскiй банкъ, дѣйствуя по указанiю правительства, занимался въ послѣднее время развитiемъ мелкихъ учетныхъ операцiй, не брезгая при этомъ векселями даже въ 10 франковъ, и употреблялъ всѣ усилiя, чтобы, не колебая учетный процентъ, доставить дешевый кредитъ внутренней производительности. Словомъ, хотя французскiй банкъ и акцiонерный, но въ настоящiй критическiй перiодъ Францiи дѣйствуетъ не подъ влiянiемъ принциповъ плутократiи, не эксплуатируетъ бѣдный людъ, пользуясь его нуждою, но дѣйствуетъ какъ настоящее государственное учрежденiе.

Затѣмъ я доказывалъ въ прошлой моей статьѣ, что довѣрiе къ неразмѣннымъ денежнымъ знакамъ утверждается на внутреннемъ государственномъ кредитѣ и что послѣднiй есть ихъ единственное прочное основанie. Повторять эти доказательства конечно нѣтъ существенной надобности. Впрочемъ это подтверждается опытомъ на самомъ дѣлѣ. Въ Англiи, Францiи, Соединенныхъ Американскихъ Штатахъ, Австрiи, Pocciи и многихъ другихъ государствахъ, вездѣ неразмѣнные билеты или неразмѣнные безпроцентные денежные знаки всегда обращались внутри страны въ номинальной цѣнѣ: на чемъ же иномъ, если не на внутреннемъ государственномъ кредитѣ утверждалось такое обращенiе этихъ неразмѣнныхъ знаковъ, когда они лишились прежняго основанiя?

Что эти билеты, или денежные знаки, при переводахъ суммъ за границу и при размѣнѣ на металлическую монету, не рѣдко теряютъ на курсѣ по нѣскольку процентовъ своей номинальной цѣнности, — это другой вопросъ. Впрочемъ я нахожу полезнымъ сказать объ этомъ здѣсь нѣсколько словъ. Замѣчая весьма печальныя послѣдствiя чрезмѣрнаго выпуска бумажныхъ денежныхъ знаковъ во Францiи, во время революцiи, но упуская изъ вида даже и то, что знаки эти были тогда ничто иное, какъ ходячiя облигацiи, т. е. процентные знаки, долженствовавшiе приносить 4⁰/₀, и не могли опираться тогда на внутреннемъ государственномъ кредитѣ, экономисты пришли къ убѣжденiю, что всякiй значительный выпускъ денежныхъ знаковъ долженъ непремѣнно вести къ паденiю ихъ курса, къ пониженiю ихъ цѣны, сравнительно металлической монеты, а вмѣстѣ съ тѣмъ и къ пониженiю вексельнаго курса на биржахъ производящаго международную торговлю государства. Это превратное понятiе о пониженiи вексельнаго курса повело къ другимъ, еще болѣе ошибочнымъ положенiямъ, которыя приняли экономисты за непреложныя истины; они прямо говорили, что торговый балансъ ничего не значитъ и даже увѣряли, что чѣмъ больше государство покупаетъ иностранныхъ произведенiй, чѣмъ болѣе платитъ за нихъ деньгами или векселями, тѣмъ лучше. Чтобъ разсмотрѣть критически, хотя и весьма кратко, эти положенiя, я обращусь къ напечатанной въ № 8 «Библiотеки для Чтенiя" въ 1864 году моей статьѣ: «объ ассигнацiонномъ курсѣ и влiянiи его на наше хозяйство". «Московскiя Вѣдомости", воспротивясь всякому увеличенiю количества кредитныхъ билетовъ, возвѣстили тогда свое мнѣнiе о безусловномъ и исключительномъ влiянiи количества бумажныхъ денегъ на ихъ курсъ. Въ опроверженiе такого безусловно — рѣшительнаго мнѣнiя я представилъ тогда факты. Я писалъ: «по свидѣтельству Шторха, количество прежнихъ нашихъ ассигнацiй, бывшихъ въ обращенiи, составляло круглымъ числомъ 221.000,000 рублей въ 1801 году и ассигнацiонный рубль на серебро ходилъ за 65¹/₂ копѣекъ, но въ 1803 году количество ихъ дошло до 292.000,000 рублей и не смотря на то ассигнацiонный рубль на серебро повысился до 77 копѣекъ (почти на 19%); въ концѣ 1856 года количество кредитныхъ билетовъ превышало то, которое было въ началѣ 1855 года болѣе нежели на 150.000,000 рублей, а между тѣмъ звонкая монета не только не подорожала оттого, но даже была дешевле, значитъ кредитные билеты стояли выше; въ 1864 году количество бумажныхъ денегъ въ обращенiи было уменьшено на 70 миллiоновъ рублей, а между тѣмъ какъ скоро искусственный размѣнъ въ концѣ 1863 года прекратился, цѣна звонкой монеты быстро поднялась выше той цѣны, которая стояла до размѣна въ 1862 году и курсъ постоянно падалъ". Наконецъ въ настоящее время вышеописанное распоряженiе французскаго банка, выпустившаго болѣе 1¹/₂ миллiарда франковъ своихъ неразмѣнныхъ билетовъ, служитъ своимъ результатомъ лучшимъ опроверженiемъ безусловнаго мнѣнiя «Московскихъ Вѣдoмocтeй".

Эти факты положительно доказываютъ, что цѣнность неразмѣнныхъ бумажныхъ денегъ не зависитъ единственно отъ ихъ количества, а отъ разнородныхъ причинъ, которыхъ влiянiе бываетъ иногда такъ сильно, что цѣнность бумажныхъ денегъ повышается тогда, когда количество ихъ увеличивается, и наоборотъ, падаетъ не смотря на извлеченiе значительнаго ихъ количества изъ обращенiя. Мало того, послѣднiй опытъ французскаго банка показалъ, что можно производить значительные выпуски денежныхъ знаковъ нетолько не подвергая паденiю ихъ курсъ, но съ большею для государства пользою содѣйствуя оживленiю народной дѣятельности. Все искусство въ этомъ случаѣ заключается въ устраненiи тѣхъ причинъ, которыя тогда могутъ дѣйствовать на паденiе вексельнаго курса, и въ ослабленiи внутренняго требованiя звонкой монеты. Паденiе курса бумажныхъ денегъ, паденiе вексельнаго курса, или вѣрнѣе сказать вздорожанiе звонкой монеты относительно бумажной происходитъ вовсе не прямо отъ избытка послѣдней, а отъ требованiя звонкой монеты. Монета не есть предметъ потребленiя, отъ избытка которой народное потребленiе ее отвергаетъ, какъ болѣе нужную для него. Монета есть облегчительное средство мѣны. Для международныхъ сношенiй мѣны требуется звонкая монета; а для внутренняго нового сношенiя бумажная монета, основанная на внутреннемъ государственномъ кредитѣ, употребляется также удобно какъ и звонкая и даже еще съ большимъ удобствомъ. Слѣдственно требованiе на звонкую монету является только при международныхъ мѣновыхъ сношенiяхъ. Чѣмъ требованiя эти состоятельнѣе, многочисленнѣе, послѣдовательно–продолжительнѣе, тѣмъ паденiе курса бумажныхъ денегъ, или вздорожанiе звонкой монеты должно быть сильнѣе.

Требованiя эти бываютъ двоякаго рода: во первыхъ, въ международныхъ торговыхъ сношенiяхъ частныхъ лицъ и во вторыхъ, въ международныхъ сношенiяхъ правительствъ для удовлетворенiя государственныхъ, хозяйственныхъ или политическихъ надобностей.

Въ первомъ случаѣ, т. е. когда требованiе звонкой монеты возникаетъ со стороны частныхъ лицъ, оно проявляется прежде всего на портовыхъ биржахъ, гдѣ международныя сдѣлки являются въ большомъ видѣ. Онѣ обыкновенно производятся на векселя, и если туземные торговцы покупаютъ иностранныхъ товаровъ на такую же сумму, на какую иностранцы покупаютъ туземныхъ продуктовъ, тогда въ результатѣ происходитъ простой размѣнъ векселей; когда же, напротивъ того, туземные покупатели прiобрѣли иностранныхъ товаровъ на бóльшую сумму нежели иностранцы купили туземныхъ продуктовъ, тогда первые должны прiобрѣсти векселей на бóльшую сумму нежели сколько можно найти векселей иностранныхъ, и отъ недостатка послѣдихъ вексельный курсъ падаетъ. Этотъ случай и составляетъ причину паденiя вексельнаго курса, а съ нимъ вмѣстѣ и паденiя курса бумажныхъ денегъ, такъ какъ для замѣны недостатка векселей требуется звонкая монета, которая оттого дорожаетъ.

Во второмъ случаѣ, т. е. когда звонкая монета требуется правительствомъ для надобностей государственныхъ, оно бываетъ или для уплаты за пpiобрѣтенные иностранные предметы, или для внесенiя процентовъ, слѣдующихъ по займамъ совершенныхъ у иностранныхъ капиталистовъ. Для этихъ надобностей правительство, при неимѣнiи въ достаточномъ количествѣ внутренней добычи золота и серебра, должно прiобрѣтать звонкую монету, чтò естественно должно удорожать ее.

Слѣдственно, являются двѣ причины паденiя курса бумажныхъ денегъ, или вздорожанiя звонкой монеты: одна, когда балансъ торговый находится для туземцевъ въ неблагопрiятномъ положенiи, а другая — когда правительство не производитъ всѣхъ государственныхъ потребностей внутри государства, или когда оно совершило много заграничныхъ долговъ.

Совокупность дѣйствiй обѣихъ этихъ причинъ конечно будетъ имѣть еще болѣе влiянiя на пониженiе курса бумажныхъ денегъ, когда обѣ эти причины будутъ дѣйствовать въ неблагопрiятномъ для курса направленiи.

Все что можетъ быть сдѣлано къ устраненiю этихъ причинъ послужитъ къ улучшенiю курса, и другихъ средствъ для этого не существуетъ; a coкpaщенiемъ количества находящихся въ обращенiи бумажныхъ денежныхъ знаковъ можно только чрезвычайно стѣснить внутреннюю торговлю.

Показавъ въ общихъ чертахъ въ какихъ случаяхъ и по какимъ причинамъ падаетъ курсъ неразмѣнныхъ денежныхъ знаковъ, я обращаюсь къ главной цѣли настоящей статьи, — къ средству освобожденiя внутренняго кредита отъ давленiй плутократiи.

Между кредитомъ частнымъ и внутреннимъ государственнымъ кредитомъ большая разница. Первый можетъ быть частною собственностiю, а второй есть общее всѣхъ гражданъ государства недѣлимое достоянiе. Всякiй частный человѣкъ можетъ лично оказывать свой собственный кредитъ кому захочетъ и на какихъ условiяхъ признаетъ тó для себя удобнымъ; но частный кредитъ не въ правѣ пользоваться опорою государственнаго кредита для личныхъ своихъ спекулятивныхъ цѣлей. Государственнымъ кредитомъ должны пользоваться всецѣло всѣ граждане государства вообще и этотъ государственный кредитъ не долженъ давать кому либо, или какому нибудь частному банку своей санкцiи, или своего грифа, или какой либо другой опоры, или, въ особенности, привиллегiи, доставляющей или умножающей силу частныхъ операцiй. — Между тѣмъ извѣстно, что главная сила плутократiи въ западной Европѣ заключается въ ея правѣ выпускать чрезъ санкцiю правительства свои процентные и безпроцентные денежные знаки и снабжать чрезъ такую санкцiю своимъ кредитомъ нуждающихся за произвольные, иногда обременительные и затрудняющiе народную дѣятельность проценты; а такъ какъ такой кредитъ долженъ быть не собственностiю плутократiи, но общимъ недѣлимымъ гражданскимъ достоянiемъ, которымъ всякiй гражданинъ долженъ пользоваться, какъ главнымъ и необходимымъ пособiемъ своей хозяйственной дѣятельности, то правильнаго результата отъ такого кредита и выпуска денежныхъ знаковъ достигать можно тогда, когда съ одной стороны ни банки и никто въ государствѣ, кромѣ его самого, не будетъ выпускать независимо какъ процентные, такъ и безпроцентные денежные знаки и никто не будетъ получать отъ государства эти денежнне знаки иначе, какъ въ ссуду подъ залоги, или вѣрныя ручательства, а также когда съ другой стороны и банки, опирающiеся на государственномъ кредитѣ, т. е. выдающiе ссуды получаемыми въ ссуду же отъ государства денежными знаками, не будутъ произвольно возвышать платимые заемщиками проценты, выше опредѣленной нормы, необременительной для народной дѣятельности.

А. Шиповъ.

(Окончанiе будетъ).

______

ВѢНСКIЯ ЗАМѢТКИ.

(изъ портфеля туриста).

(Окончанiе).

V.

Да, господа энтузiасты нѣмецкой честности и чести, не путешествуйте нынче по Германiи, въ особенности не заглядывайте въ Вѣну, если не хотите, чтобы энтузiазмъ вашъ охладѣлъ и остылъ. Одинъ изъ такихъ энтузiастовъ, на замѣчанiе мое о прогрессивномъ развращенiи нѣмецкихъ нравовъ замѣтилъ что нѣмцы обязаны этимъ по преимуществу русскимъ и привелъ въ доказательство Дрезденъ, гдѣ, по его словамъ, нынче нельзя стало жить по милости прислуги, развратившейся, будто бы, именно съ тѣхъ поръ, какъ стали тамъ во множествѣ селиться pyсcкie, т. е. съ конца пятидесятыхъ годовъ. При всей обидной для насъ рѣзкости этого сужденiя, нельзя не признать, что въ немъ есть своя доля правды... Не то чтобы pуccкie дѣйствительно развращали прислугу, или учили ее воровству, мотовству, пьянству, то–есть всѣмъ тѣмъ порокамъ, за которые потомъ имъ же самимъ приходится расплачиваться собственнымъ покоемъ и своимъ добромъ, — совсѣмъ нѣтъ! Но они часто безсознательно, невольно поощряютъ людей къ этимъ порокамъ вслѣдствiе самой своей доброты, а чаще всего вслѣдствiе своей барской лѣни, безпечности, неумѣнья или нехотѣнья заняться повѣркою счетовъ — что, какъ извѣстно, встарину вмѣнялось даже въ особенную добродѣтель. Разумѣется, прислуга, замѣтивъ, что баринъ заплатилъ одинъ разъ неправильный счетъ, не прочитавъ и не провѣривъ его, сдѣлаетъ такой же счетъ и въ другой разъ, и наконецъ приписывать въ счетахъ войдетъ у нея въ привычку. Напротивъ, стоитъ только осадить хорошенько такого рода попытку на первый разъ, въ другой она уже едва–ли повторится.

Въ этомъ отношенiи я имѣлъ блистательный случай убѣдиться собственнымъ опытомъ, не далѣе какъ тѣмъ же лѣтомъ, нѣсколько мѣсяцевъ тому назадъ. Въ одной изъ вѣнскихъ гостиницъ, гдѣ я провелъ, нѣсколько дней, подали мнѣ ужасающiй недѣльный счетъ, когда еще не прошло и полныхъ пяти сутокъ, какъ я поселился тамъ. Я призвалъ оберъ–кельнера, доказалъ ему ясно настоящiй день моего прiѣзда въ гостинницу — показанный въ счетѣ не правильно, а именно двумя днями ранѣе, исправилъ другiя надбавки и приписки и черезъ два дня потомъ мнѣ принесли этотъ счетъ совершенно исправленный, честный, настоящiй. Но у насъ, у русскихъ, повторяю, былъ какой–то своего рода гóноръ — бросать деньгами за–границею, какъ говорится, зря, куда и какъ ни попало; въ тоже время считалось особеннымъ гòноромъ не платить своихъ долговъ. И не считалось постыднымъ переходить прямо изъ Пале–Рояля въ Клиши. Впрочемъ, во всякомъ случаѣ несправедливо было бы обвинять однихъ русскихъ путешественниковъ въ дурномъ влiянiи на нѣмецкiе нравы. Всѣ путешественники виноваты въ этомъ случаѣ болѣе или менѣе, — виноваты именно вслѣдствiе самаго своего наплыва, вносящаго быстро особаго рода легкую цивилизацiю, вытѣсняющую прежнюю патрiархальную простоту. Во всѣ времена и повсюду живущiе на большой проѣзжей дорогѣ развитѣе и вмѣстѣ съ тѣмъ плутоватѣе, чѣмъ живущiе въ глуши; и какъ скоро измѣняется во всемъ, особливо же въ нравахъ своихъ жителей, глушь, чуть только пройдетъ по ней проѣзжая дорога! Не одна Австрiя или Германiя потерпели отъ наплыва путешественниковъ: посмотрите на Швейцаpiю, эту страну патрiархальную по преимуществу, эту страну–идиллiю, какою описывалъ ее въ своихъ поэтическихъ произведенiяхъ Геснеръ и какою въ дѣйствительности видѣлъ ее еще нашъ Карамзинъ. У этихъ «добродушныхъ" швейцарцевъ, какъ любилъ называть ихъ въ письмахъ своихъ незабвенный русскiй путешественникъ 1789 года, у которыхъ въ то время открытъ былъ путешественникамъ входъ въ каждый садъ — ѣшь плодовъ сколько хочешь, только съ собой не бери, — у этихъ самыхъ добродушныхъ швейцарцевъ попробуй–ка попросить хоть яблоко: не получишь даромъ и стакана воды. Да и за деньги–то въ иную гостинницу, въ этой странѣ равенства и свободы, впустятъ не прежде какѣ оглядѣвши путешественника съ ногъ до головы, разсмотрѣвши какое на немъ платье и бѣлье и прочее — однимъ словомъ, испытавши, достоинъ–ли онъ сидѣть рядомъ съ какою нибудь самозванною леди, нажившею себѣ миллiоны на иголкахъ и булавкахъ Манчестера.

Да, глядя на современную цивилизацiю — на прославляемый столь многими прогрессъ, не разъ приходится вспоминать мудрую басню Крылова «Червонецъ"!.. Но нигдѣ мнѣ такъ часто эта басня не приходила на мысль, какъ именно въ Вѣнѣ... Вѣнскiй народъ дѣйствительно въ настоящее время можно уподобить червонцу, который, будучи долгое время тертъ и вылощенъ до совершенства, много выигралъ въ блескѣ, за то потерялъ въ вѣсѣ, т. е. въ достоинствѣ. Внутреннее благосостоянiе и благонравie Вѣны далеко не соотвѣтствуетъ ея наружному блестящему преуспѣянiю. Послѣднее, напротивъ того, уменьшается пропорцiонально тому, какъ увеличивается первое... и такъ, не слѣдуетъ очень плѣняться этимъ наружнымъ блескомъ, помня русскую пословицу, что не все то золото, что блеститъ. А кого слишкомъ плѣняетъ этотъ блескъ — тотъ пусть посмотритъ, какъ говорится, и на другую обратную сторону медали... Эта другая сторона — изнанка выглядываетъ тѣмъ мрачнѣе, чѣмъ ярче блещетъ позолотой лицевая сторона...

Съ прискорбiемъ должно сказать (со словъ самихъ же вѣнскихъ жителей), что порокъ здѣсь быстро проникаетъ во всѣ классы общества. Парижскiе нравы переселяются съ береговъ Сены на берега Дуная, по мѣрѣ того какъ сама Вѣна своими пocтройками, удовольствiями, развитiемъ промышленности и торговли становится все болѣе и болѣе похожею на Парижъ. Многiе, смущаясь этимъ роковымъ сходствомъ, начинаютъ крѣпко побаиваться, чтобы и Вѣну, также не постигла судьба Парижа. Для такого рода опасенiй въ свою очередь найдется много данныхъ. Начать, напр., съ высшихъ слоевъ общества. Австрiйская аристократiя, считавшая себя — не знаю почему именно первою въ Европѣ, отличавшаяся — всегда особенною гордостью, — нынѣ вдругъ сошла съ своего пьедестала, на которомъ столь гордо держалась въ продолженiи нѣсколькихъ вѣковъ. Неравные по происхожденiю браки — такъ называемые «мезальянсы", которыхъ особенно упорно избегали доселѣ австрiйскiе аристократы, нынче сдѣлались особенно въ модѣ. Только слѣдуетъ при этомъ замѣтить, что такого рода неравные браки никогда не совершаются вслѣдствiе сердечнаго увлеченiя, а всегда вслѣдствiе денежнаго разсчета. Австрiйскiе «апостолическiе" князья нынче очень часто женятся на богатыхъ еврейкахъ, отцы которыхъ владѣютъ, наилучшими изъ новопостроенныхъ въ Вѣнѣ домовъ и всесильно властвуютъ на вѣнской биржѣ. Не даромъ говорятъ, что въ наше прогрессивное время человѣчество на всѣхъ ступеняхъ очищается отъ предразсудковъ, которымъ поклонялось встарину: остается изо всѣхъ поклоненiй одно только — деньгамъ... Но за то это одно становится постоянно все сильнѣе и сильнѣе и проникаетъ даже и туда, гдѣ прежде о немъ и не знали. Деньги, деньги и деньги — вотъ девизъ нашего вѣка... Этотъ девизъ въ современной Вѣнѣ видѣнъ еще яснѣе нежели гдѣ нибудь. Вслѣдъ за высшими классами и среднiе, и низшiе заразились роскошью и подражанiемъ парижскимъ модамъ, и точно также быстро измѣнили прежнiй простой образъ жизни на другой, болѣе утонченный и пышный. А какъ для поддержанiя такого нужны средства, которыя, разумѣется, недостаточны у людей, поддерживающихъ свое существованiе трудомъ, большею частiю службой, то и злоупотребленiя австрiйскихъ чиновниковъ не искореняются, какъ въ другихъ странахъ, а возрастаютъ прогрессивно. Всѣмъ памятно еще впечатлѣнiе, произведенное на всю Еврону слѣдствiемъ надъ однимъ чиновникомъ вѣнскаго почтамта, въ теченiе нѣсколькихъ лѣтъ промышлявшаго склеиванiемъ почтовыхъ марокъ съ писемъ и перепродажей ихъ. И нынче пропажа писемъ, отправляемыхъ изъ Вѣны, случается нередко. Впрочемъ, злоупотребленiя почтовыхъ чиновниковъ здѣсь еще не самыя вопiющiя; по другимъ вѣдомствамъ бываютъ и покрупнѣе. Меня увѣряли многiе изъ здѣшнихъ жителей, хорошо знакомые съ ходомъ дѣлъ, что такимъ злоупотребленiямъ бываютъ не чужды иногда и сами министры. Чтò же сказать послѣ этого объ остальныхъ, о самыхъ низшихъ сферахъ? Парижскiе нравы, вмѣстѣ съ парижскими модами проникли, — увы! — и туда. Кухарки, горничныя, швеи и разныя другiя мастерицы и работницы — все это, отбросивъ прежнiй нацiональный костюмъ, который еще нѣсколько лѣтъ тому назадъ былъ въ большой чести, а не въ пренебреженiи, какъ нынѣ, наряжается въ модныя платья, съ тюниками поверхъ ихъ и съ огромными бантами назади... Шиньоны также не позабыты здѣшними щеголихами, а въ щеголихи нынче лѣзутъ всѣ. Послѣ этого удивительно–ли, что всѣ нынче здѣсь такъ жалуются на прислугу и что по вѣнскимъ улицамъ, бывало тихимъ и пустымъ уже въ 10 часовъ, а нынѣ шумнымъ и кипящимъ народомъ еще далеко за полночь, попадаются часто, начиная съ сумерекъ, а иногда даже и среди бѣла дня такiя встрѣчи, какими изобилуетъ въ часы вечера и ночи нашъ Невскiй проспектъ? Между рабочими все болѣе и болѣе усиливается пьянство, и недавно, при столкновенiи такой пьяной рабочей шайки въ одномъ изъ предмѣстiй Вѣны, высказались нѣкоторыми рабочими такiя рѣчи, которыя уже совершенно не пахнутъ нѣмецкимъ духомъ, а насквозь пропитаны духомъ парижской коммуны. Отъ такихъ рѣчей до петролеума одинъ только шагъ. Не даромъ многiе побаиваются за Вѣну и съ безпокойствомъ посматриваютъ на ея многочисленный рабочiй классъ.

VI.

Между многочисленными рабочими, которыми кипитъ отстраивающаяся на диво Вѣна, попадалось тѣмъ лѣтомъ, да и нынѣшнимъ лѣтомъ, какъ въ самой австрiйской столицѣ, такъ и въ ея окрестностяхъ, множество людей, которыхъ, даже не слышавъ ихъ языка, по одному ихъ наружному виду и по одеждѣ, сколько нибудь опытный глазъ отличить отъ мѣстнаго народонаселенiя и приметъ за иноземцевъ. Дѣйствительно — это итальянцы пришедшiе сюда на заработки. Такихъ пришельцевъ изъ Италiи, исключительно изъ ея сѣверной части, т. е. изъ Ломбардiи и Венецiанской Области, насчитываютъ здѣсь до пятнадцати тысячъ. Одна часть ихъ каменщики (Muratori) работаетъ на постройкахъ, во множествѣ совершающихся въ Вѣнѣ; главное же количество занято въ Пратерѣ надъ зданiемъ всемiрной выставки. Другiе, землекопы, трудятся за Пpaтеромъ надъ гигантской работой измѣненiя русла главнаго рукава Дуная, текущаго, какъ извѣстно, за Вѣной, но который хотятъ теперь провести прямо черезъ столицу. Третьи наконецъ работаютъ надъ проведенiемъ большаго водопровода, который близокъ уже къ окончанiю и долженъ доставлять воду въ Вѣну прямо съ горъ Зиммеринга (предпрiятiе весьма полезное, потому что столица Австрiи дѣйствительно страдаетъ недостаткомъ хорошей, вкусной воды). Я преимущественно посвящалъ тѣмъ лѣтомъ досуги свои ознакомленiю съ этими итальянцами, искалъ случаевъ cближeнiя съ ними, старался наблюдать, изучить ихъ бытъ и нравы и вынесъ изо всѣхъ моихъ изученiй и наблюденiй результаты самые утѣшительные. Итальянскiе рабочiе, во всѣхъ отношенiяхъ, прямая противоположность вѣнскимъ. Если сравнивать однихъ съ другими, то, при такомъ сравненiи, первые чрезвычайно много выигрываютъ, послѣднiе теряютъ. Сколько здѣшнiй нѣмецъ избалованъ, прихотливъ, привыченъ къ удовольствiямъ и къ удобствамъ жизни, столько же итальянецъ трезвъ, воздерженъ, закаленъ въ суровыхъ нуждахъ жизни. Посмотрите на его одежду: рубаха изъ суроваго холста, могущаго поспорить въ грубости съ сермягой; истасканный жакетъ и исподнее платье у кого какое попало; у инаго на головѣ кусокъ войлока, смятый на подобiе колпака, — вмѣсто шляпы, вмѣсто сапоговъ какiя–то сандалiи на ногахъ — вотъ и все. Весь скарбъ — я видалъ это у дорожныхъ, — привезенный такимъ рабочимъ изъ дому, заключается въ одномъ небольшомъ мѣшкѣ. А попробуйте–ка вы поговорить съ любымъ изъ этихъ оборванцевъ!.. Какъ велика въ нихъ развитость! какiя правильныя, высокiя понятiя о священнѣйшихъ обязанностяхъ человѣка, о чести, о трудѣ, о любви къ отечеству!. Не соскучишься проговорить часъ и даже нѣсколько часовъ съ любымъ такимъ итальянскимъ рабочимъ человѣкомъ, хотя бы даже и съ молодымъ, которому недостаетъ еще опытности и практическаго познанiя предметовъ, о которыхъ разсуждать, тѣмъ не менѣе онъ любитъ и судитъ о нихъ правильно и хорошо. Всего болѣе въ такихъ сужденiяхъ обыкновенно поражала меня эта здравость смысла и чистота чувства, съ какими рабочiе итальянцы относятся къ религiи. Между ними я не встрѣчалъ атеистовъ: напротивъ того, встрѣчалъ очень много въ высшей степени набожныхъ людей, усердно молящихся, посѣщающихъ церкви, но ни одного слѣпаго фанатика, смотрящаго на религiю такими глазами, какъ велятъ ieзуиты. Вcѣ эти люди, — сколькихъ по крайней мѣрѣ мнѣ случилось слышать, — при всей своей набожности и уваженiи: къ духовной власти папы, не сочувствуютъ бывшей его свѣтской власти и радуются прiобрѣтенiю Рима, довершившему единство Италiи. Самое это единство, которымъ они столь горды и счастливы и которое стоило имъ столькихъ пожертвованiй кровью и имуществомъ, и теперь еще горько отзывается на ихъ благосостоянiи. Непомѣрные налоги и, вслѣдствiе того, возвышенiе цѣнности на всѣ жизненныя потребности — вотъ первые плоды итальянскаго единства для бѣдныхъ рабочихъ. Но они не жалуются и не ропщутъ, а терпѣливо выносятъ трудности настоящаго положенiя; и напрасно увѣряютъ австрiйцы, будто жители Ломбардiи и Венецiанской Области жалѣютъ о прежнихъ временахъ и желали бы возвратиться опять подъ державу Габсбурговъ. Не далѣе какъ тѣмъ же лѣтомъ, я имѣлъ случай посѣтить эти земли и какъ очевидѣцъ могу засвидѣтельствовать, что въ такихъ австрiйскихъ увѣренiяхъ нѣтъ нисколько правды. Въ томъ–то и есть политическiй смыслъ итальянскаго народа, въ томъ и есть его гражданская доблесть, что онъ способенъ на патрiотическiя пожертвованiя, которыя могли бы украсить собою лучшiя страницы исторiи и которыя становятся все болѣе и болѣе рѣдки въ новѣйшiя времена... Щедрый на такiя пожертвованiя итальянецъ гордо, безропотно переноситъ настоящiя свои тягости и лишенiя и въ молчанiи уповаетъ на лучшiя времена... Одинъ только разъ, въ частыя мои бесѣды съ итальянскими рабочими, и въ Австрiи и въ самой Италiи, я встрѣтилъ одного человѣка, убитаго горемъ и чрезмѣрной нуждою: онъ пришелъ на заработки въ Австрiю съ двумя малолѣтними сыновьями и нигдѣ не находилъ себѣ работы. Этотъ бѣднякъ громко жаловался на положенiе рабочаго класса въ Италiи, на дороговизну жизни, на тягость налоговъ, на безпечность правительства... Я старался его утѣшить, сколько могъ, выставлялъ трудности настоящаго положенiя, какъ неминуемое слѣдствiе прошедшаго, указывалъ на недалекое свѣтлое будущее... «Да, синьоръ", — сказалъ мнѣ, онъ на это со вздохомъ, — «богатому можно терпѣливо ожидать лучшаго будущаго, а бѣдному, живущемъ трудомъ изо дня въ день, довольно три дня не имѣть работы, чтобы съ голоду умереть!" Но и въ нечуждыхъ отчаянiя рѣчахъ этого труженика–горемыки не было и тѣни того буйнаго неудовольствiя, которое производятъ частыя стачки рабочихъ въ другихъ странахъ. Новая пропаганда, распространяемая лондонскимъ интернацiоналомъ, менѣе всего имѣла успѣха, или, лучше сказать, вовсе не имѣла успеха въ Италiи. Самъ Мадзини въ этомъ случаѣ отвѣчалъ отъ имени итальянскихъ рабочихъ языкомъ, который долженъ былъ показаться необычайно умѣреннымъ въ устахъ революцiонера. У итальянскихъ рабочихъ, съ которыми мнѣ такъ часто приходилось бесѣдовать нынѣшнимъ лѣтомъ, умѣренность жизни соотвѣтствуетъ вполнѣ умѣренности и скромности ихъ сужденiй и желанiй и выставляется еще ярче въ виду излишествъ, какимъ предаются въ Авcтpiи рабочiе изъ нѣмцевъ; хлѣбъ — вотъ ежедневная пища итальянскаго рабочаго; вода — его питье. Этою провизiею довольствуются и старые, и молодые, и даже дѣти (между рабочими много дѣтей). «Неужели и эта крошка работаетъ тоже съ вами?" сказалъ я разъ въ компанiи итальянскихъ рабочихъ, указывая на одного мальчика, почти малолѣтка, находившагося между ними. «Долженъ работать, коли хочетъ хлѣбъ есть", сурово замѣтилъ на это его отецъ. При такой умѣренности и трезвости, эти люди не падки на чужое угощенiе; иностранецъ долженъ подумать прежде чѣмъ угостить ихъ. Я разъ поставилъ такой компанiи бутылку вина и насилу могъ отдѣлаться не принять и отъ нихъ вина, которое они хотѣли въ свою очередь, выставить въ отплату. Это не то, что нѣмцы, изъ которыхъ всякiй радъ обобрать иностранца и не упустить случая попировать на дармовщинку. А между тѣмъ, это люди со вкусами утонченными и развитыми отъ природы, изъ среды этихъ тюдей вышли многiе первостепенные генiи, составляющiе честь и отраду человѣчества. Первая звѣзда современной музыки — знаменитый маэстро Верди — сынъ мельника... Кто знаетъ? можетъ быть и между ними скрывается тоже какой нибудь генiй, часто думалъ я, глядючи на этихъ оборвышей малолѣтокъ, апатично грызущихъ свой трудовой хлѣбъ. Замѣчательна въ этомъ случаѣ разница между сѣверными итальянцами и южными. Послѣднiе рѣзко отстали по степени образованности и нравственности отъ первыхъ, хотя одарены способностями и вкусомъ въ искусствахъ наравнѣ съ ними. Но главный общiй порокъ — лѣнь, рѣдко кому изъ нихъ даетъ возможность развиться дарованiямъ природымъ. Вмѣсто того, чтобы работать, какъ собратья ихъ, пьемонтцы, ломбардцы, венецiанцы и тосканцы, другiе италiянцы, особливо же римляне и неаполитанцы, предпочитаютъ добывать себѣ хлѣбъ нищенскимъ попрошайничествомъ, шатаньемъ по большимъ городамъ и чаще всего воровствомъ, гдѣ придется.

Тѣмъ же лѣтомъ, гуляя разъ въ окрестностяхъ Феслау, гдѣ особенно много работаетъ итальянцевъ надъ водопроводомъ Зиммеринга, я встрѣтилъ шайку странствующихъ пиффераръ (волынщиковъ), которыхъ по костюму сейчасъ же призналъ за неаполитанцевъ. Дѣйствительно, они оказались изъ окрестностей Неаполя. То были два отца — мужчины среднихъ лѣтъ въ полномъ цвѣтѣ силъ и здоровья: каждый изъ нихъ имѣлъ при себѣ сына; одинъ юношу лѣтъ 16–ти, другой мальчика лѣтъ 10–ти. Они, какъ водится, попросили у меня милостыни, горько жалуясь на безпомощное свое положенiе на чужой сторонѣ. Я выразилъ имъ сожалѣнiе свое насчетъ того, что они и сами теряютъ напрасно время, которое могли бы употребить несравненно съ большею пользой, да и дѣтей своихъ развращаютъ и губятъ, таская за собою, вмѣсто того, чтобы обучать ихъ какимъ нибудь ремесламъ. Чтó же бы, думали вы, они отвѣчали мнѣ на это? Они не могутъ здѣсь работать, потому что не знаютъ нѣмецкаго языка! Я указалъ имъ на 15,000 ихъ собратiй, здѣсь, работающихъ и точно также не знающихъ по нѣмецки. Возраженiе мое осталось безъ отвѣта.

VII.

Мнѣ случалось очень часто слышать въ Австрiи, что прекрасныя качества жителей верхней Италiи — ломбардцевъ и венецiанцевъ — заимствованы ими отъ австрiйцевъ, и что въ этомъ отношенiи, подобно какъ и во многихъ другихъ, владычество Австрiи было для Италiи полезно, благодѣтельно, желанно. Понятно такое патрiотическое самоувлеченiе со стороны австрiйцевъ; но иностранцу увлекаться тѣмъ же было бы непозволительно. Не господство нѣмцевъ развило въ верхней Италiи такiя добродѣтели, какъ, напримѣръ, трудолюбiе, честность, стремленiе къ порядку, которые у многихъ почему–то слывутъ доселѣ по преимуществу нѣмецкими, тогда какъ они въ сущности общечеловѣческiя и свойственны равно всякому достаточно развитому обществу, всякому политически зрѣлому народу. Не господство нѣмцевъ, а множество историческихъ причинъ въ совокупности своей подѣйствовали на развитiе племенъ, населяющихъ верхнюю Италiю, даровитыхъ отъ природы и знаменитыхъ своею культурою еще во времена римлянъ Титъ Ливiй, Виргилiй, Плинiй были уроженцами верхней Италiи. Въ среднiе вѣка тамъ жили Данте, Петрарка и другiе знаменитости ученыя и литературныя. Самыя условiя географическiя, въ какiя поставлены области, составлявшiя послѣ вѣнскаго конгресса владѣнiя австрiйскiя въ Италiи, болѣе всего, конечно, содѣйствовали ихъ развитiю моральному и интеллектуальному. Плодороднѣйшiя въ цѣлой Европѣ равнины, орошаемыя судоходными рѣками, находятся въ Ломбардiи; тамъ же, у подножiя Альпъ, красуются первыя по красотѣ своей озера, живописнѣйшiе берега которыхъ еще во времена Плинiя служили лѣтнею отрадою образованнѣйшимъ изъ римлянъ, и нынѣ красуются, усѣянные великолѣпными виллами, принадлежащими цвѣту европейскаго общества, а въ томъ числѣ нѣсколькимъ лицамъ изъ царствующихъ домовъ. Эти озера, вмѣстѣ съ судоходными рѣками, каковы По, Эчь и Тессина, служили долгое время путемъ сообщенiя Италiи съ центромъ Европы. Это былъ одинъ изъ главнѣйншхъ транзитныхъ путей, вмѣстѣ съ другими горными путями черезъ Альпы. Кромѣ того, съ двухъ сторонъ верхняя Италiя опирается на два моря — Средиземное и Адрiатическое, на коихъ главнѣйшiе порты — Генуя съ одной стороны, и Венецiя — съ другой, открываютъ ей непосредственно прямые пути сообщенiя какъ съ отдаленнымъ западомъ, такъ и съ сопредѣльнымъ востокомъ. Эти же самые два города — Генуя и Венецiя, разросшiеся, съ зависящими oтъ нихъ владѣнiями, въ широкiя республики и морально болѣе всего влiяли на верхнюю Италiю, вслѣдствiе историческихъ судебъ своихъ. Широкое развитiе политической свободы, полнѣйшая эмансипацiя изъ подъ клерикальной власти, подъ гнетомъ которой стонала вся Италiя въ среднie вѣка и даже до позднѣйшихъ временъ, отсутствiе инквизицiи и другихъ вредно влiяющихъ на развитiе общества монашескихъ учрежденiй — все это въ совокупности не осталось безъ влiянiя, кромѣ самихъ генуэзцевъ и венецiанцевъ, и на другiя населяющiя верхнюю Италiю племена. Они уже поступили подъ владычество австрiйцевъ развитыми, и скорѣе можетъ быть потеряли въ своемъ развитiи отъ этого владычества, чѣмъ выиграли отъ него. По крайней мѣрѣ несомнѣнно то, что австрiйцы въ Италiи сильно употребляли подкупъ, какъ средство утвержденiя своей власти и раздавали мѣста не по достоинствамъ лицъ, а по степени сочувствiя ихъ къ орлу габсбургскаго дома. Мало того, всякiй развратъ покровительствовался австрiйцами, имѣвшими въ виду одно только — чѣмъ нибудь занимать и тѣшить народъ, не только не допускать его заниматься политикой. Общественная безопасность въ верхней Италiи при австрiйцахъ далеко не была такъ велика, какъ теперь: полицiя въ ихъ времена, хотя и не въ такой степени, какъ при Бурбонахъ въ Неаполѣ, однако все же покровительствовала мошенникамъ и ворамъ, могущимъ при удобныхъ случаяхъ, въ свою очередь, быть ей полезными: за то она съ неутомимою дѣятельностью и неумолимою строгостью розыскивала преступниковъ политическихъ. Пepвымъ дѣлoмъ итальянцевъ, по сверженiи съ себя иноземнаго ига, было, разумѣется, возвратить къ ихъ должностямъ всѣхъ удаленныхъ отъ нихъ по видамъ политическимъ. Черезъ это сразу явился на поприщѣ общественной дѣятельности огромный контингентъ дѣятелей опытныхъ и полезныхъ, и въ то же время способныхъ заняться улучшенiемъ общественной безопасности. Послѣдняя цѣль была очень скоро достигнута образованiемъ нацiональной гвардiи изъ среды самихъ же гражданъ. Въ Венецiи, въ 1866 г., по отбытiи австрiйскихъ начальствъ и до прибытiя итальянскихъ, эта нацiональная гвардiя замѣняла собою всякую власть, — другой въ городѣ не было никакой, — и дѣйствовала столь успѣшно, что послѣ первой ночи, въ которую произведено было ею нѣсколъко арестовъ злонамѣренныхъ людей, послѣдующiя ночи прошли для Венецiи болѣе мирно и безопасно, чѣмъ когда–либо въ самые лучшiе, спокойные дни австрiйскаго владычества. Что австрiйцы старались удержать всѣми способами, какъ говорится, per fas et nefas, это владычество за собою, вещь весьма понятная: изъ всѣхъ провинцiй, вошедшихъ со времени вѣнскаго конгресса въ составъ габсбургской монархiи, Италiя была самая лучшая во всѣхъ отношенiяхъ. Это былъ, по истинѣ, драгоцѣннѣйшiй перлъ въ вѣнцѣ австрiйскаго императора: только что выпалъ онъ, какъ и самый этотъ вѣнецъ сталъ расшатываться и быстро терять вслѣдъ одно за другимъ много изъ своихъ сокровищъ, составлявшихъ его славу, достоянiе и украшенiе встарину.

VIII.

Дѣйствительно, съ первой же итальянской кампанiи 1859 года, отнявшей у нея, вслѣдъ за пораженiемъ подъ Манджентой и Сольферино, всю Ломбардiю до границъ Венецiанской Области, габсбургско–лотарингская династiя принуждена была выступить совсѣмъ на новый для нея путь либеральныхъ уступокъ, на путь, который совсѣмъ былъ не въ характерѣ личностей и не въ преданiяхъ этого дома. Изъ строго абсолютивной монархической державы, какою съ самаго основанiя своего она просуществовала нѣсколько вѣковъ, Австрiя сдѣлалась державою либерально–конституцiонною. Но самая конституцiя ея, выработанная не постепенно, вытекшая не изъ правильнаго развитiя, а мгновенно порожденная вслѣдствiе толчка, полученнаго отъ внѣшнихъ политическихъ событiй, сохранила на себѣ слѣды бурнаго переворота.

Когда же черезъ нѣсколько лѣтъ потомъ (1866) новый грозный ударъ, пришедшiй со стороны Пруссiи, лишилъ Австрiю обладанiя оставшимися еще въ Италiи землями, а именно: Венецiанской Области и сверхъ того еще лишилъ ее всякаго влiянiя на дѣла Германiи, тогда, вслѣдствiе этого новаго, произведеннаго внѣшними coбытiями переворота, совершился новый переворотъ и въ австрiйской конституцiи. Она распалась на двое (согласно новому, сдѣланному по проекту принявшаго тогда высшее управленiе дѣлами бывшаго саксонскаго министра графа Бейста раздѣленiю всего государства на двѣ половины — Цислейтинiю и Транслейтанiю т. е. земель лежащихъ по ею сторону и земель лежащихъ по ту сторону Лейты) собственно на австрiйскую и на венгерскую; и самая имперiя Габсбурговъ получила новое наименоваме Австро–Венгерскаго государства. Впрочемъ и новая конституцiя, при всемъ широкомъ объемѣ либеральныхъ началъ, отъ которыхъ она создалася, далеко не уравняла всѣхъ находившихся подъ ея сѣнью племенъ. Въ такъ называемой Цислейтанiи получили надо всѣми другими гегемонiю и пользовались исключительнами правами нѣмцы; въ Транслейтанiи венгерцы. Послѣднее явленiе было въ особенности поразительно. Народы, пребывавшiе всегда вѣрными австрiйскому престолу, недоумѣвали и не постигали какимъ образомъ можно было даровать такiя широкiя права и гегемонiю надъ прочими племенами венгерцамъ, которыхъ кровавое возмущенiе грозило было положить преждевременный конецъ австрiйской монархiи еще въ 1848 году. Еще болѣе увеличилось всеобщее изумленiе, когда въ спискѣ новыхъ венгерскихъ министровъ прочитали имена нѣсколькихъ лицъ, которыя по суду 1819 года приговорены были къ смертной казни, отъ которой спаслись только бѣгствомъ; но портреты ихъ бали повѣшены на висѣлицахъ подлѣ труповъ несчастныхъ ихъ товарищей и братiй. Такая крутая перемѣна въ политикѣ австрiйскаго правительства, конечно, не могла не удивить и за границей лицъ не посвященныхъ въ тайны этой политики, но для знакомыхъ съ тайнами ея тутъ не было ничего удивительнаго. Рѣзко измѣнились однѣ только формы; но духъ остался тотъ же, которымъ кабинетъ австрiйскiй руководствовался очень давно.

Такимъ–то, очень слабымъ но духу, а казавшимся крѣпкимъ единственно по формѣ, являлся многолѣтнiй союзъ Австрiи съ Poccieй. Со стороны Австрiи не было никогда никакой искренности въ этомъ союзѣ. Она, правда, старалась оберегать свои отношенiя къ Россiи, но единственно потому что эти отношенiя доставляли ей, и притомъ совершенно даромъ, неистощимыя и неоцѣнимыя выгоды, которыя прiобрѣсть, иначе стоило бы ей много крови и денегъ. Первою очевидною выгодою такого рода было совершенное послѣ перваго раздѣла Польши пpioбpѣтенiе Галицiи... этой богатѣйшей и плодоноснѣйшей изъ областей бывшей Рѣчи Посполитой: Россiя тратила въ Польшѣ Огромныя суммы денегъ и проливала тамъ потоками кровь своихъ храбрыхъ воиновъ, а Австрiя отъ этого получила себѣ земли бывшiя искони русскими и донынѣ въ устахъ своего населенiя слывущiя подъ однимъ общимъ именемъ: Червонная Русь.

Затѣмъ, долгое время отстаивавшая русскими штыками свое существованiе противъ французовъ при Наполеонѣ I, по уничтоженiи этого, столько лѣтъ Европу давившаго колосса, сокрушеннаго наконецъ русскою силою, Австрiя болѣе всѣхъ другихъ союзныхъ державъ обогатилась прiобрѣтенiями территорiальными, денежными и всякими другими. Два вѣнскiе и прочiе бывшie при Александрѣ I конгрессы, собиравшiеся всѣ — за исключенiемъ ахенскаго — въ предѣлахъ Австрiи, послѣдовательно обогащавшiеся ея населенiе и поправлявшiе или отъ природы бѣдные, или предшествовавшими войнами раззоренные края, служили постоянно къ возвышенiю ея благодаря содѣйствiю Pocciи. Наконецъ, это же содѣйствiе, при преемникѣ Александра Благословеннаго — императорѣ Николаѣ I — спасло Австрiю отъ конечной погибели уничтоженiемъ венгерскаго бунта въ 1849 г. Извѣстно какою черною неблагодарностiю, не далѣе какъ черезъ пять лѣтъ послѣ того, заплатила Австрiя Росciи. По словамъ самого устраивавшаго тогда все это черное дѣло (враждебный Россiи союзъ съ Францiей)^*) такая неблагодарность должна была удивить миръ. Немедленно послѣ парижскаго мира, а особенно же послѣ первой итальянской кампанiи, давшей очень горько почувствовать Австрiи отчужденiе отъ Pocciи, австрiйцы стали вновь добиваться возстановленiя столько разъ и такъ безстыдно ими же самими разрушеннаго русскаго союза. Они до такой степени привыкли къ русскимъ услугамъ, что вслѣдъ затѣмъ стали смотрѣть на нихъ какъ на нѣчто неотъемлемое, должное, хотя и неизвѣстно почему. Пишущiй эти строки пораженъ былъ однажды замѣчанiемъ, сдѣланнымъ эрцгерцогинею Софiею, съ которой случайно встретился въ одномъ обществѣ: «Et vous n'êtes pas venus á notre secours cette fois–ci", простодушно сказала, говоря о только что кончавшейся прусской войнѣ, герцогиня одной изъ нашихъ соотечественницъ, обращая оригинальное свое замѣчанiе въ лицѣ ея вообще къ русскимъ.

IX.

Отчего же, принимая заслуги Россiи и даже постоянно разсчитывая на нихъ, вслѣдствiе многолѣтней привычки, Австрiя никогда не хотѣла искренно сблизиться съ Poccieй? Чтó возбуждало въ ея правителяхъ непрiязненное чувство къ русскимъ? Не столько политическое соперничество, возникшее послѣ преобладающаго со временъ Александра I влiянiя Pocciи на дѣла Европы, сколько тайная зависть и подозрительность въ сочуствiи многочисленныхъ славянскихъ племенъ, издавна тянущихъ къ Россiи. Эта зависть въ первый разъ очень рѣзко высказалась въ положенiи какое принялъ австрiйскiй дворъ въ отношенiяхъ своихъ къ русской великой княгинѣ Александрѣ Павловнѣ — супругѣ эрцгерцога венгерскаго Паладина — встрѣченной cъ необыкновеннымъ восторгомъ всѣмъ славянскимъ, въ особенности же русскимъ (русины) населенiемъ Венгрiи и съумѣвшей поддержать этотъ восторгъ своими рѣдкими добродѣтелями, блистательно украшавшими ея кратковременную, рано пресѣкшуюся жизнь. Черезъ нѣсколько лѣтъ потомъ — во времена самыхъ лучшихъ отношенiй Австрiи къ Pocciи, эта же ревнивая зависть проявилась при другомъ случаѣ; это было въ 1821 г., на конгрессѣ въ Лайбахѣ, когда содержавшie тамъ караулъ баталiоны, составленные исключительно изъ славянъ, преимущественно же изъ пограничныхъ кроатовъ, — за неимѣнiемъ въ Лайбахѣ православной церкви, къ которой по исповѣданiю они принадлежали, говѣли и праздновали пасху въ походной церкви, устроенной въ жилищѣ Императора Александра, гдѣ и христосовались съ русскимъ Императоромъ. Этотъ обрядъ пасхальнаго цалованья, неизвѣстнаго у католиковъ, надѣлалъ тогда много шуму и чрезвычайно взволновалъ Меттерниха. Наконецъ, въ 1849 году, во время пребыванiя русскихъ войскъ въ Вeнгрiи, — ласковое, вполнѣ братское обращенiе съ ними русиновъ, говорящихъ почти однимъ съ нами языкомъ, было весьма не по сердцу австрiйскому правительству. — Сами русины, не только не принимавшiе, не смотря на всевозможныя подстрекательства, никакого участiя въ мятежѣ, но помогавшiе австрiйцамъ въ усмиренiи венгровъ, были очень плохо награждены за свою вѣрность престолу. Вы хвастаете своею вѣрностью — говорилъ черезъ нѣсколько лѣтъ послѣ того австрiйскiй министръ тоже одному государственному человѣку изъ русиновъ, пришедшему къ нему просить расширенiя правъ для своихъ земляковъ — «вы хвастаете своею вѣрностью, да, неоспоримо, вы вели себя превосходно во время венгерского мятежа. Но, знаете–ли, что для насъ мятежный венгерецъ гораздо лучше преданного русского". Слова многознаментельныя въ устахъ того, кто въ 1854 году рѣшилъ австрiйскiй кабинетъ къ неблагодарности, долженствовавшей удивить свѣтъ, по его же собственному признанiю!... Да, у австрiйскаго кабинета издавна было пугавшее мнительное воображенiе его страшилище–привидѣнiе — это славянское!.... Нельзя не признать, что въ послѣднiе годы это долго воображаемое страшилище выказало въ дѣйствительности нѣкоторые грозные признаки, по крайней мѣрѣ энергически заявило о своемъ существованiи. Въ числѣ такого рода заявленiй особенно рѣзко выдались мѣстные сеймы славянскiе въ предѣлахъ Венгрiи, — постоянно протестующее противъ гегемонiи венгерцевъ — и положенiе, принятое всѣмъ славянскимъ населенiемъ Богемiи, упорно требующимъ для земли своей автономическихъ правъ. Никогда еще и нигдѣ можетъ быть антагонизмъ между нѣмцами и славянами не достигалъ такихъ громадныхъ размѣровъ, какъ нынѣ въ Богемiи. Впрочемъ этотъ антагонизмъ столько же можетъ быть прирожденный, сколько и развитый вслѣдствiе многовѣковыхъ историческихъ обстоятельствъ, всегда и вездѣ былъ болѣе или менѣе свойственъ обоимъ народамъ; только у славянъ, какъ отличающихся наиболѣе простодушiемъ и искренностью, — онъ высказывался откровеннѣе, прямѣе. Даже наиболѣе удалившееся во всѣхъ отношенiяхъ отъ племенныхъ началъ славянское племяполяки и тѣ высказывались во время оно когда еще у нихъ оставалось хоть сколько нибудь политическаго такта и здраваго смысла, такимъ образомъ: «и мы также славяне^*), происходящiе отъ единаго общаго славянскаго корня, поэтому намъ легче уступить русскимъ, чѣмъ нѣмцамъ". «Съ русскими мы еще можемъ какъ нибудь сойтися, а съ нѣмцами никогда". Ту же мысль, только гораздо проще, полнѣе и яснѣе высказываютъ въ наши дни чехи. И такъ, едва избавившись отъ безпокоившаго его члена, потерей его, (мы разумѣемъ Италiю) больной организмъ австрiйскаго государства, сложнаго изъ самыхъ противуположныхъ, часто враждебныхъ одинъ другому элементовъ страдаетъ уже отъ другаго... да впрочемъ и не отъ одного. Успокоить всѣ эти безпокойные члены, — умиротворить ихъ, привести въ желанную гармонiю между собою — есть дѣло превышающее человѣческую мудрость, чью бы то ни было, хотя бы самую генiальную. Однако же этому дѣлу стараются всячески способствовать постоянныя усилiя стоящихъ нынѣ во главѣ управленiя Австрiи политическихъ людей. Такiя усилiя чаще всего остаются въ результатахъ своихъ тщетными. Не только разнородныя племена, каковы напр. были итальянцы, а теперь остались венгерцы и славяне — относятся враждебно одни къ другимъ; но и сами единоплеменные нѣмцы и тѣ постоянно враждуютъ между собою. Такъ, тирольцы, отличавшiеся всегда непоколебимою вѣрностью и особенною преданностью къ габсбургскому дому — постоянно, хотя и тщетно, требуютъ для себя расширенiя автономическихъ правъ своихъ; но этому противятся нѣмцы провинцiй Австрiи и Моравiи. Подобныя столкновенiя — являющiяся какъ на провинцiальныхъ мѣстныхъ сеймикахъ, такъ и на всеобщемъ государственномъ сеймѣ (рейхсратѣ) чрезвычайно задерживаютъ дѣла австрiйской конституцiи и на всю государственную жизнь никогда столь могучей и обширной Имперiи Габсбурговъ — наслѣдiя всемiрной монархiи Карла V — накладываютъ особливую печать, которая многими принимается за признакъ скораго разложенiя.

Х.

Какъ же объяснить — спрашиваютъ нѣкоторые, — при такомъ видимомъ разложенiи государства, такое быстрое процвѣтанiе столицы? Австрiя несомнѣнно падаетъ, стоитъ только припомнить однѣ внѣшнiя потери, претерпѣнныя ею въ послѣднее десятилѣтiе. Между тѣмъ, въ это же самое досятилѣтiе, Вѣна распространилась и украсилась — словомъ сказать, видимо обогатилась... Явленiе дѣйствительно весьма замѣчательное, едва–ли не исключительное, — явленiе, на которомъ невольно остановится мыслящiй наблюдатель. Съ перваго же взгляда, впрочемъ, онъ убѣдится, что богатство Вѣны отнюдь не государственное и даже не австрiйское. Вѣна, прежде всего, благодаря своему географическому положенiю, созданному для нея желѣзными дорогами, — живетъ иностранцами. Но самое золото иностранцевъ мало достигаетъ до австрiйцевъ: оно все почти остается въ рукахъ евреевъ, во множествѣ привлекаемыхъ сюда житейскими выгодами изо всѣхъ странъ свѣта. Вѣна — это нынѣ сущая столица царства Израиля: куда ни пойдете, въ самомъ ли городѣ, въ окрестностяхъ ли его, вездѣ увидите, что самые лучшiе, красивѣйшiе дома принадлежатъ евреямъ. При перестройкѣ Вѣны, возникшей около десяти лѣтъ назадъ (изъ того, чтó по рѣшенiи срытiя бастiоновъ императоръ подарилъ находившуюся подъ ними землю города, за что городъ обязался: 1) на свой счетъ развести городской паркъ (Stadt Park) 2) построить театръ и 3) перестроить дворецъ) — первоначально нѣкоторые новые дома принадлежали и нѣкоторымъ членамъ австрiйской аристократiи, но потомъ они всѣ почти, за немногими исключенiями, перепроданы были евреямъ. Евреи не только что въ большинствѣ члены, но и полные хозяева вѣнскаго строительнаго общества — Baugesellscnaft, которое скупаетъ пустопорожнiя мѣста, воздвигаетъ на нихъ дома, которые потомъ перепродаетъ съ огромнымъ барышемъ въ чужiя руки. Евреи же владычествуютъ здѣсь на биржѣ, которой блестящее нынѣшнее положенiе отзывается такъ выгодно на австрiйскихъ бумагахъ и вообще на денежномъ курсѣ. Самый этотъ курсъ, нынѣ столь повышенный, есть ихъ спекуляцiя: онъ можетъ мгновенно понизиться опять, когда потребуютъ этого выгоды евреевъ–банкировъ. Такимъ образомъ блестящее состоянiе Вѣны, по которому многiе совершенно ошибочно думаютъ судить о всеобщемъ благосостоянiи Австрiи, есть не твердое, не положительное, а скорѣе призрачное, отвлеченное и къ нему вполнѣ можетъ быть примѣнима русская пословица: не все то золото, чтó блеститъ.

С. Н.

_____

ОТНОШЕНIЯ ИМПЕРАТОРА НИКОЛАЯ ПАВЛОВИЧА КЪ СЕВАСТОПОЛЮ.

(Изъ газеты «Русскiй Инвалидъ”).

Оборона Севастополя сдѣлалась уже предметомъ народныхъ и солдатскихъ чтенiй.

На ряду съ куликовской битвой, спасенiемъ Москвы въ 1612 году, Полтавой, Бородинымъ, она будетъ изъ поколѣнiя въ поколѣнiе воспитывать и укрѣплять духъ русскаго народа. Но образъ Севастополя и его главныхъ защитниковъ останется не полонъ, пока не выяснятся отношенiя къ нимъ верховнаго вождя и представителя всей тогдашней Россiи — Императора Николая Павловича.

Если оборона Севастополя возвысилась до героическaro подвига, то этому не мало содѣйствовали сила воли и величiе духа самого Императора Николая I. Онъ вдохновлялъ Севастополь, поддерживалъ его въ наиболѣе тяжкiя минуты и непоколебимостью своего характера съумѣлъ обратить и Севастополь въ неодолимую твердыню.

Свидѣтельствомъ неразрывной нравственной ихъ связи служитъ обширная собственноручная переписка покойнаго Государя съ главнокомандующими южною и крымскою армiями, княземъ Горчаковымъ и княземъ Меншиковымъ. Всѣхъ Его писемъ, относящихся къ севастопольской эпохѣ, болѣе 50–ти. Съ сентября по 22–е декабря 1854 года, они писаны изъ Гатчины, гдѣ оставался дворъ по случаю тяжкой болѣзни Императрицы Александры Феодоровны. Съ конца же декабря переписка продолжалась изъ Петербурга и прекратилась лишь за 8 дней до кончины Императора.

Политическая и собственно военная сторона этой переписки не подлежитъ еще исторической оцѣнкѣ. Поэтому и здѣсь, вмѣсто цѣльныхъ писемъ приводятся лишь очень немногiя изъ нихъ выписки. Но и онѣ совершенно достаточны, чтобы обозначить какъ общее отношенiе покойнаго Императора къ совершившемуся событiю, такъ и личныя Его свойства: безусловную вѣру въ Провидѣнiе, высокiй патрiотизмъ, прямоту, честность чувствъ и истинную любовь къ русскому солдату.

Не сопровождаемъ выписокъ никакими коментарiями; но чтобы было удобнѣе слѣдить за движенiями духа Императора, сохранимъ хронологическiй порядокъ писемъ.

______

Гатчино 12–го сентября 1854 года. (Первое письмо по полученiи отъ князя Меншикова извѣстiй объ Альминскомъ сраженiи).

«Буди воля Божiя; ты и твои подчиненные исполнили долгъ свой какъ смогли; больно неудачи, но еще больнѣе потери! Будемъ надѣяться на милость Божiю и не терять надежды на свѣтлые дни. Но довѣрiе Мое ни къ тебѣ, ни къ войскамъ не уменьшилось — авось, придетъ и наша очередь! Хорошимъ сему началомъ принимаю отлично придуманный тобой фланговый переходъ, которымъ ты вышелъ изъ отчаяннаго положенiя и очутился тамъ, гдѣ, признаюсь, полагалъ, что настоящее твое мѣсто, гдѣ сообщенiя твои свободны и съ подкрѣпленiями, исъ подвозами, тебѣ нужными; и чтò также весьма важно, откуда ты, въ свою очередь, угрожаешь флангу и даже тылу непрiятеля. Опасаюсь очень за Севастополь; достаточенъ–ли гарнизонъ будетъ противъ столь смѣлыхъ, предпрiимчивыхъ непрiятелей? долго–ли въ состоянiи будешь оборонять сѣверную сторону? Вотъ тяжелые вопросы, которые желалъ бы разрѣшить себѣ yспокоительно...

«Прошу тебя, пиши Мнѣ чаще; Мое положенiе самое трудное и тяжелое; Мнѣ нужны частыя извѣстiя, чтобы все сообразить и ко всему готовиться.

«Да благословитъ тебя Господь, и всѣ войска; скажи имъ, что Я по прежнему на нихъ надѣюсь и увѣренъ, что скоро Мнѣ вновь докажутъ, что упованiе Мое не напрасно. Пошли Мой поклонъ и благословенiе Корнилова и нашимъ храбрымъ морякамъ; ихъ положенiе Меня крайне озабочиваетъ. Богъ милостивъ, унывать мы не должны! Есть ли у тебя съ Севастополемъ какое–либо еще сообщенiе?....Обнимаю."

Того же 12–го сентября. «Сейчасъ я получилъ твое второе донесенiе, любезный Меншиковъ, отъ 6–го числа, и ты можешь легко себѣ вообразить, съ какимъ лихорадочнымъ нетерпѣнiемъ ожидаю послѣдствiй. Моя надежда на милость Божiю непоколебима, равно какъ довѣрiе къ тебѣ и храбрымъ и вѣрнымъ войскамъ, сухопутнымъ и морскимъ. Вѣрю и надѣюсь, что возможное каждымъ исполнено будетъ, и засимъ спокойно ожидаю, чтó Всевышнiй Промыслъ опредѣлитъ.

«Ожидаемый новый десантъ у Ѳеодосiи Меня заботитъ...

«Ежели Богъ опредѣлилъ, что намъ Севастополь не спасти, надѣюсь, что флотъ даромъ не оставишь и самъ истребишь... Тогда, экипажи снявъ, присоедини къ себѣ, и старайся или удержаться на южной сторонѣ, или пробиваться къ Симферополю...

«Да сохранитъ и подкрѣпитъ тебя Господь, а съ тобой и молодцовъ, тебѣ подчиненныхъ. Съ нами Богъ и буди Его святая воля.

«Всѣмъ нашимъ Мой поклонъ, отеческое благословенiе на предстоящiе подвиги и увѣренность въ общее усердiе. Богъ съ вами!"

20–го сентября. «Любезный Горчаковъ, ты снова предупредилъ, какъ видишь, желанiе Мое, рѣшась двинуть 10–ю и 11–ю дивизiи къ Одессѣ; нельзя было, кажется Мнѣ, лучше распорядиться, надѣюсь только, что ты велѣлъ 12–й дивизiи и резервной уланской, не останавливаясь въ Николаевѣ, поспѣшить на помощь къ Меншикову... Тѣмъ болѣе считаю cie необходимымъ, что время дорого... Одна надежда еще на спасенiе Севастополя — въ скорѣйшемъ подкрѣпленiи Меншикова, такъ, чтобы онъ могъ съ надеждой успѣть перейти въ наступленiе.....

«Надо благодарить Бога, что Меншикову удалось его трудное и отважное фланговое движенiе въ виду непрiятеля: дѣлаетъ честь ему и столько же войскамъ, что послѣ неудачнаго дѣла и огромной потери начальниковъ, офицеровъ и самихъ людей, могли движенiе совершить въ столь примѣрномъ порядкѣ. Повторяю, слава Богу! Теперь чтò бы ни было, но корпусъ Меншикова имѣетъ свободное отступленiе, еже ли не удастся даже спасти Севастополь. Признаюсь, Я предвидѣлъ гораздо худшее, то есть пропажу всего.....

«Непрiятель вторгся въ наши предѣлы, настало время всякому принести свою жерту на службу отечеству. Потому Я рѣшился послать Моихъ младшихъ двухъ сыновей къ тебѣ въ армiю. Желаю, чтобы они прежде состояли при тебѣ, чтобы ознакомиться съ своимъ ремесломъ. Отъ тебя зависѣть будетъ ихъ послать туда, гдѣ оно имъ въ пользу быть можетъ, и гдѣ ихъ присутствiе послужитъ и къ ободренiю войскъ. Поручая ихъ тебѣ, Я тебѣ даю высшее доказательство Моей дружбы и того уваженiя, которое питаю къ твоимъ благороднымъ, высокимъ чувствамъ, которыя цѣню въ тебѣ выше всего. Передай же ихъ и имъ, и пусть послужатъ со временемъ такъ, какъ ты.

«Богъ съ тобою, душевно обнимаю".

24–го сентября. «Сегодня, дошли до Меня два твоихъ донесенiя, любезный Меншиковъ: утромъ, отъ 16–го числа — изъ Татаръ–Кiой; пополудни — другое, отъ 18–го, изъ подъ Сѣвернаго укрѣпленiя. Слава Богу, что угрожавшая Севастополю опасность съ сѣверной стороны отстранена; но подлежитъ рѣшенiю, теперешнее положенiе не болѣе ли еще опасно городу, чѣмъ прежнее. Признаюсь, зная недостаточность обороны съ сухаго пути и слабость временныхъ укрѣпленiй, невольно не могу отстранить крайнихъ oпaceнiй. Вся надежда быть можетъ на одну милость Божiю, храбрость войскъ и искусное пользованiе тѣми удобствами къ оборонѣ, которыя представляетъ мѣстность. Сколько знаю и помню ее, возможность упорно обороняться существуетъ, и Я увѣренъ, что ничего упущено не будетъ....

«Поклонись всѣмъ; скажи, чтобы не унывали; намъ самъ Богъ защита!.. Чтó ни случись, будемъ уповать и вѣровать, и смиряться.

«Обнимаю душевно."

27–го сентября. «Вчера, поздно вечеромъ, получилъ Я твое донесенiе, любезный Меншиковъ, отъ 21–го, вечеромъ. Слава Богу, что покуда все шло благополучно; твой взглядъ на положенiе дѣлъ нахожу справедливымъ. Весь вопросъ въ томъ, удастся–ли, по милосердiю Божiю, долго защищать Севастополь при способахъ, которые на то имѣются? Желалъ бы спокойнымъ быть на этотъ счетъ, но признаюсь, что опасаюсь, чтобы, не смотря на всѣ усилiя и храбрость войскъ, способы атаки не одолѣли защиту.

«Дай Богъ, чтобы Я ошибался.”

...................

«Благодарю всѣхъ за усердiе; скажи нашимъ молодцамъ–морякамъ. что Я на нихъ надѣюсь на сушѣ, какъ на морѣ. Никому не унывать; надѣяться на милосердiе Божiе; помнить, что мы — русскiе, защищаемъ родимый край и вѣру нашу, я предаться съ покорностью волѣ Божiей. Да хранитъ тебя и васъ Вcѣxъ Господь. Молитвы Мои за васъ и наше правое дѣло, а душа Моя и всѣ мысли съ вами. Душевно обнимаю.

«Поклонись Горчакову и обними Корнилова. Чтó наши раненные; каково имъ; какъ призрѣны и гдѣ, и какъ обезопасилъ ихъ отъ бомбъ?"

27–го сентября. (Изъ письма къ кн. Горчакову).... «Завтра благословлю въ походъ Моихъ младшихъ сыновей; думаю, что они къ тебѣ явиться могутъ 3–го или 5–го октября. Будь имъ руководитель и сдѣлай изъ нихъ добрыхъ, вѣрныхъ служивыхъ, а за усерiе ихъ отвечаю. Не балуй ихъ, и говори имъ правду".

30–го сентября. «Вчера, вечеромъ, Я получилъ твое донесенiе отъ 24–го сентября, любезный Меншиковъ. Ты такъ скупъ на подробности, что Я никакъ не въ состоянiи судить объ настоящемъ положенiи твоемъ, ни обороны Севастополя....

«Ежели Богъ, по милосердiю, сохранитъ еще денъ восемь дѣла у Севастополя въ томъ же положенiи, Липранди съ прекрасной и надежной дивизiей будетъ у тебя, и тогда у тебя подъ рукой будетъ у Севастополя до 75–ти тысячъ человѣкъ. Будемъ молить Бога, чтобы удалось тебѣ употребить ихъ съ пользою и спасти Севастополь, флотъ и край. Не унывать никому, повторяю Я, доказать каждому, что мы тѣ же русскiе, которые отстояли Россiю въ 1812 году.

«Богъ съ вами и всѣмъ мой поклонъ и надежда. Обнимаю"

3–го октября. (Изъ письма къ кн. Меншикову)... «Газеты полны офицiальныхъ донесенiй про сраженiе при Альмѣ; тогда какъ отъ тебя, кромѣ 4–хъ строкъ и словесныхъ разсказовъ Грейга и Альбединскаго, Я ничего не получалъ. Требую подробнаго и правдиваго донесенiя; стыдно, что Я не въ состоянiи о сю пору ничего отвѣчать на всѣ эти реляцiи голосомъ истины: и здѣсь наше молчанiе никому, и справедливо, непонятно, а Мнѣ тягостно. Пора этому положить конецъ...

«Ничего не знаю про положенiе Квицинскаго и прочихъ нашихъ раненныхъ; пришли Мнѣ про всѣхъ свѣдѣнiе, и про нижнихъ чиновъ, сколько отъ ранъ умерло, сколько увѣчныхъ, сколько выздоравливающихъ и сколько выздоровѣвшихъ... Радъ, что гвардейскiе татары имѣли случай показать себя, и ты хорошо сдѣлалъ, что наградилъ. Всѣхъ ободряй, возбуждай и Я увѣренъ, что скоро меня обрадуютъ, добрыя вѣсти. Богъ съ тобой и съ вами.

«Поклонись Горчакову, Корнилову и Липранди, котораго тебѣ особенно рекомендую."

6–го октября. «Письмо твое отъ 30–го сентября Я получилъ вчера вечеромъ, любезный Горчаковъ; и сегодня утромъ прибылъ сынъ Меншикова отъ того же числа. Благодаря Бога, по 30–е число ничего еще серьознаго не произошло подъ Севастополемъ и потому, вѣроятно, посланные 12–я дивизiя, уланы и драгуны еще во–время могли прибыть. Не менѣе того Я съ тобой совершенно согласенъ, что нельзя еще ни за что ручаться...

«Ежели радъ, что холера не распространилась въ Измаилѣ, то жалѣю очень о смертности въ Кишиневѣ. Увѣренъ, что ты примешь всѣ возможныя мѣры, чтобы ее остановить. Много ли выздоровѣвшихъ изъ другихъ госпиталей и поступаетъ въ ряды? Какiя принялъ ты мѣры, чтобы каждыя прибывающiя части изъ госпиталя достигали своихъ командъ? Не придется–ли дальнихъ обращать въ ближайшiе резервы, дабы напрасно не утомлять дальними пересылками въ дурную пору.

«Богъ съ тобою, обнимаю душевно.

«Прошу за Меня обнять дѣтей".

7–го и 8–го октября. «Сынъ твой прибылъ вчера рано утромъ, любезный Меншиковъ, и передалъ мнѣ твои словесныя порученiя. Слава Богу, что по 30–е число ничего не произошло, и резервы могли къ тебѣ слѣдовать безпрепятственно. Свободное сообщенie обезпечиваетъ твое продовольствiе, подвозъ парковъ и дальнѣйшее подкрѣпленiе, ежели бы нужнымъ оказалось. Кажется, по словамъ твоего сына, что мысли наши сошлись касательно тебѣ предстоящихъ дѣйствiй... Постепенно наступать на непрiятеля, укрѣпляясь на удобныхъ мѣстахъ, устраняетъ опасность, которой мы подвергались бы при болѣе отважномъ образѣ дѣйствiй. Притомъ, молодое войско пристрѣливать, знакомить съ огнемъ, разохотить и беречь сколько можно, не утомляя, грѣя и кормя сколь можно лучше...

«Правда ли, что траншеи непрiятель роетъ паровой машиной? Сынъ твой говорилъ Мнѣ про новый снарядъ, которымъ стрѣляли съ моря по городу. Вели прислать сюда одинъ или два таковыхъ для подробнаго осмотра...

«Я разрѣшилъ твое представленiе о пepecеленiи прибрежныхъ татаръ, къ чему вели приступить, когда удобнымъ найдешь, но обращая должное вниманiе, чтобы мѣра сiя не обратилась въ гибель невиннымъ, т. е. женщинамъ и дѣтямъ, и не была бы поводомъ къ злоупотребленiямъ...

«Напиши Мнѣ, много ли раненныхъ и больныхъ выписывается?..

«Поклонись Горчакову, Корнилову и Липранди; войскамъ Мой поклонъ и увѣренность, что каждый свято исполнитъ долгъ свой, какъ надлежитъ православнымъ русскимъ, защищающимъ край родной и святую вѣру. Никому не унывать; съ нами Богъ!

«Душевно обнимаю.”

«Пришли Мнѣ одно англiйское ружье, того образца, что вновь заведены у нихъ, нарѣзныя".

10–го октября. «Благодарю Бога, что по 4–е число ничего дурнаго не произошло. Ты знаешь уже изъ увѣдомленiя Горчакова, что остальныя двѣ дивизiи 1–го корпуса слѣдуютъ къ тебѣ безостановочно и такимъ образомъ, любезный Меншиковъ, сдѣлано все, и смѣю сказать болѣе, чѣмъ почти можно было, чтобъ помочь тебѣ уничтожить замыслы вражьи. Остается молить Бога, чтобъ это послѣднее уже подкрѣпленiе достигло еще во–время, чтобы спасти Севастополь...

«Теперь долженъ тебѣ откровенно признаться. что, писавъ тебѣ уже не разъ про необходимость Мнѣ знать, чтó происходитъ, и прождавъ цѣлый мѣсяцъ подробнаго донесенiя о сраженiи при Альмѣ, Мнѣ крайне было странно и непрiятно вчера ничего подобнаго не получить отъ тебя, вопреки даннаго Мною тебѣ приказанiя... Ты Меня ставишь въ лицѣ Pocciи въ самое непрiятное положенiе, ибо всякiй знаетъ Мою откровенность и что не въ обычаѣ Моемъ скрывать истину, какъ бы ни была горька. Теперь же никто не понимаетъ причины Моего страннаго и никому не понятнаго молчанiя, тогда какъ всѣ иностранныя газеты полны самыхъ мелочныхъ подробностей всего, что происходило у непрiятелей и частью у насъ. Мы же молчимъ и даже не въ состоянiи отвѣчать на все это. Никто не подозрѣваетъ, что причиной сему то, что Я самъ отъ тебя ничего не знаю, какъ словесно. Сознайся, любезный Меншиковъ, что тутъ нѣтъ приличiя и что на тебя не похоже ставить Меня въ столь непрiятнoe положенiе. Итакъ, въ послѣднiй разъ прошу и приказываю тебѣ писать Мнѣ подробно все. Мнѣ одному подобаетъ рѣшить чтò подлежитъ тайнѣ или слѣдуетъ сдѣлать гласнымъ, а никому другому.

«Повторяю вопросъ Мой о раненныхъ, много–ли умерло, много–ли выздоровѣло и поступило во фронтъ, много–ли выздоравливающихъ, сколько увѣчныхъ? Пришли списки убитымъ и умершимъ штабъ– и оберъ–офицерамъ...

«Полушубки велѣлъ готовить для твоихъ войскъ. Корми вдоволь; давай двойныя чарки водки, коль нужно; ободряй, грѣй и береги войска; подымай въ нихъ духъ, объяви, что Я ими доволенъ и надѣюсь на всѣхъ.

«Обнимаю душевно".

11–го октября. (По полученiи донесенiя объ исходѣ первой бомбардировки). «Сейчасъ получилъ твои два донесенiя, любезный Меншиковъ, отъ 5–го и 6–го чиселъ. Слава Богу, слава героямъ, защитникамъ Севастополя! Первое покушенiе отбито со славой; будемъ надеяться на милость Божiю и впредь!

«Благодари всѣхъ и каждаго за то, что Мое довѣрiе оправдываютъ; Мнѣ ли не знать, чтó могутъ наши молодцы! Сухопутные и морскiе, соперники въ вѣрности долгу, въ христiанской храбрости и въ геройствѣ! Такъ искони было, такъ искони будетъ! Передай Мои слова съ Моей благодарностью, могу сказать отцовскою, потому что ихъ всѣхъ люблю какъ дорогихъ родныхъ дѣтей.

«Славная смерть нашего любезнаго, почтеннаго Корнилова Меня глубоко огорчила; миръ праху его! Вели положить рядомъ съ незабвеннымъ Лазаревымъ. Когда доживемъ до спокойныхъ временъ, поставимъ памятникъ на мѣстѣ, гдѣ убитъ; и бастiонъ называть по немъ''..

..... «Чисто непонятно Мнѣ, какъ батар. № 10–го могла уцѣлеть. Думаю, что командиръ ея заслужилъ Георгiя 4. Вели собрать при досугѣ думу, и опредѣли, кому справедливо дать; прислугѣ этой батареи дай по 3 руб. на человѣка, а прочимъ всѣмъ въ дѣлѣ бывшимъ по 2 руб. Да сверхъ тобой данныхъ кpecтовъ нижнимъ чинамъ, дай еще отъ Меня по 5 на батарею".

«Богъ съ вами, да хранитъ васъ Господь и да даетъ православнымъ побѣду надъ врагами"...

«На вѣки твой искренно доброжелательный".

14–го октября. «Благодарю, любезный Горчаковъ, за письмо твое 7–го октября. Я душевно радуюсь, что мысли наши столь часто сходятся до того, какъ бы мы съ тобою могли сговариваться."

..... «Раздѣляю взглядъ твой на образъ дѣйствiй, который избрать должно въ Крыму при теперешнихъ обстоятельствахъ"...

«Сегодня утромъ получилъ донесенiе Меншикова отъ 8–го на 9–е; осада продолжалась сильно, но безъ большихъ поврежденiй у насъ; съ моря новой аттаки не было; Меншиковъ ожидалъ скоро штурма и усилилъ гарнизонъ до 38,000, имѣя при себѣ до 25,000, кромѣ кавалерiи. Всѣ усилiя непрiятеля, какъ и предвидѣть должно, были обращены на слабѣйшую сторону. Меншиковъ полагалъ отстаиваться, не считая возможнымъ аттаковать до прихода 10–й и 11–й дивизiй. Онъ опасался недостатка въ снарядяхъ, при огромной ихъ тратѣ. Опасаюсь очень, чтобы приходъ сихъ двухъ дивизiй не былъ бы позденъ. Все зависитъ отъ усилiй непрiятеля и храбрости защищающихся войскъ въ случаѣ штурма, на которую Я смѣло надѣюсь, ежели ихъ вести будутъ умѣтъ. Невѣроятно, чтобы все не кончилось въ тѣ 23 или 25 дней, которые протечь должны въ мучительномъ ожиданiи прибытiя послѣдняго подкрѣпленiя. Одинъ Богъ милосердный можетъ насъ спасти отъ угрожающей крайней опасности Севастополю.

«Полагаю, что долгъ чести требуетъ, чтобы ты Моихъ рекрутъ^*) немедля отправилъ въ Крымъ, къ Меншикову, съ тѣмъ, чтобы они тамъ оставались при немъ до минованiя опасности, или до изгнанiя непрiятеля, потомъ же чтобъ воротились къ тебѣ. Ежели опасность есть, то не Моимъ, дѣтямъ удаляться отъ нея, а собой подавать примѣръ другимъ. И такъ, съ Богомъ вели имъ отправиться туда.

«Прощай, обнимаю душевно; да хранить тебя Господь.

«Обними Моихъ рекрутъ и благослови въ путь, и всѣмъ нашимъ поклонись".

14–го октября. «Рано утромъ, получилъ твое донеceнiе, отъ 8–го вечеромъ, любезный Меншиковъ. Вполнѣ одобряю твой взглядъ на твое положенiе. На авось ничего; идти на вѣрное. Полагаюсь совершенно на тебя, на усердiе и храбрость всѣхъ съ генераловъ и адмираловъ до солдатъ и матросовъ, и увѣренъ, что русскимъ героямъ невозможнаго нѣтъ и всякiй исполнитъ свой долгъ. Затѣмъ, чтó Богъ опредѣлитъ, тому и быть; безропотно покоримся Его волѣ. Не скрою Мое oпасенie, что искусно ведомая аттака съ огромными силами, не въ мѣру способамъ защиты, которую представляютъ наши временные окопы...

«Ежели опредѣлено свыше не спасти Севастополя, не терять духа, но собравъ остатки гарнизона, надо съ нимъ отступить къ прибывшимъ резервамъ и, строясь на удобной позицiи, не дать время укрыться въ Севастополѣ, но сейчасъ же стараться выбить непрiятеля...

«Сыновьямъ Николаю и Михаилу Моимъ дозволилъ Я ѣхать къ тебѣ; пусть присутствiе ихъ при тебѣ докажетъ войскамъ степень Моей довѣренности; пусть дѣти учатся дѣлить опасности ваши и примѣромъ свимъ служатъ одобренiемъ храбрымъ нашимъ сухопутнымъ и морскимъ молодцамъ, которымъ ихъ Я ввѣряю.

«Обнимаю отъ души; да хранитъ тебя и васъ всѣхъ милосердый Богъ.

«Сегодня отслужили мы панихиду по почтенномъ геpoѣ Корниловѣ и горько плакали. Царство ему небесное".

16–го октября. «Донесенiе твое отъ 11–го числа, любезный Меншиковъ, получилъ сегодня вечеромъ. Геройская оборона, столь успѣшно продолжающаяся и частные случаи молодечества изумительнаго Меня вохищаютъ; тѣмъ было бы Мнѣ горестнѣе, ежелибъ всѣ эти примѣры усилiя несравненныхъ нашихъ войскъ должны были кончиться тѣмъ, чтобъ мы бросили Севастополь, перейдя на сѣверную сторону.

«Когда дойдутъ 10 и 11–я дивизiи, надѣюсь, что ты во всякомъ случаѣ найдешь возможность нанесть ударъ непрiятелю, чтобы поддержать честь оружiя нашего.....

«Благодарю всѣхъ и каждаго за ихъ богатырскiй духъ, за ихъ вѣрную службу, и скажи всѣмъ, что одного жалѣю, что Я не съ вами, за то дѣти Мои среди васъ будутъ.

«Обнимаю oтъ души".

19–го октября (По полученiи извѣстiя о занятiи Чоргунской позицiи). «Слава Богу! слава тебѣ и сподвижникамъ твоимъ, слава героямъ богатырямъ нашимъ за прекрасное начало наступательныхъ дѣйствiй. Благодарю тебя, любезный Меншиковъ, что предугадалъ Мою волю, объявивъ Мое спасибо войскамъ молодцамъ; оно ими вполнѣ заслужено..... Не менѣе счастливитъ Меня геройская стойкость нашихъ несравненныхъ моряковъ, неустрашимыхъ защитниковъ Севастополя. Господь воздастъ имъ за всѣ ихъ доблестные подвиги, которымъ и примѣру еще не бывало. Я счастливъ, что зная Моихъ моряковъ черноморцевъ съ 1828 года, бывъ тогда очевидцемъ, что имъ никогда и ничего нѣтъ невозможнаго, былъ увѣренъ, что эти несравненные молодцы вновь себя покажутъ какими всегда были и на морѣ, и на сушѣ. Вели имъ сказать всѣмъ, что ихъ старый знакомый, всегда ихъ уважавшiй, ими гордится и всѣхъ отцовски благодаритъ, какъ Своихъ дорогихъ и любезныхъ дѣтей. Передай имъ эти слова въ приказѣ, а флигель–адьютанту князю Голицыну велѣлъ объѣхать всѣ экипажи съ Моимъ поклономъ и благодарностью.....

«Вѣроятно, дѣти Мои прибудутъ еще во время, чтобъ участвовать въ готовящемся; поручаю тебѣ ихъ, надѣюсь, что они покажутся достойными своего званiя; ввѣряю ихъ войскамъ, въ доказательство Моей любви и довѣренности; пусть ихъ присутствiе среди васъ замѣнитъ Меня.

«Да хранитъ васъ Господь Великосердый!

«Обнимаю тебя душевно; Мой искреннiй поклонъ всѣмъ. Липранди обними за Меня за славное начало.

«Поблагодари отъ Меня въ особенности сводный резервный уланскiй полкъ, столь молодецки обновившiй свою службу; значитъ дѣти пойдутъ по слѣдамъ отцовъ".

31–го октября. (Послѣ Инкермана). «Не унывать, любезный Меншиковъ, начальствуя севастопольскими героями, имѣя въ своемъ, распоряженiи 80 тыс. отличнаго войска, вновь доказавшаго, что нѣтъ ему невозможнаго, лишь бы вели ею какъ слѣдуетъ и куда должно; съ такими молодцами было бы стыдно и думать объ конечной неудачѣ! Скажи вновь всѣмъ, что Я ими доволенъ и благодарю за прямо–русскiй духъ, который надѣюсь никогда въ нихъ не измѣнится. Ежели удачи досель не было, какъ мы смѣли ожидать, то Богъ милостивъ, она быть еще можетъ...

«Бросить же Севастополь, покуда есть еще 80 тыс. въ немъ и подъ нимъ стоящихъ, еще живыхъ, было бы постыдно и помышлять; значило бы забыть долгъ, забыть стыдъ и не быть русскими, потому этого и быть не можетъ, и Я не допускаю сего даже и въ мысляхъ. Пасть съ честью, но не сдавать и не бросать.

«Больше не пишу, ибо не знаю, чтò и писать. Я счастливъ, что Богъ сохранилъ Моихъ двухъ рекрутъ и что они себя показали, кàкъ и долгъ, и званiе требовали. Кончаю чѣмъ началъ — не унывать никому, а тебѣ, вождю, менѣе всякаго другаго, ибо на тебя всѣ глаза, и твой примѣръ другихъ долженъ увлекать къ исполенiю долга до послѣдней крайности. Да хранитъ васъ Богъ.

«Душевно обнимаю".

2–го ноября (Изъ письма къ князю Меншикову)..... «Соображая, чтó быть можетъ, думаю, что отбивъ штурмъ, съ помощiю Божiею, надо готовиться сейчасъ же всѣми силами аттаковать....

«Пекись объ раненныхъ ради Бога и призри ихъ сколько можно.....

«Ободряй войска, говори съ ними Моимъ именемъ, благодари ихъ, чтобъ знали, что ты уважаешь ихъ заслуги и доводишь до Меня ихъ подвиги. Представляй скорѣе къ наградамъ отличившихся.

«Обнимаю.

«Ежели ты доволенъ Моими ребятами, то вруча имъ обоимъ Георгiевскiе кресты 4–й степени.

7–го ноября. «Донесенiе твое отъ 31–го октября дошло до Меня сегодня вечеромъ, любезный Меншиковъ. Слава Богу, что дурнаго покуда ничего не было. Съ большимъ удовольствiемъ слышу отъ тебя, что ты вполнѣ доволенъ духомъ войскъ, въ которомъ Мнѣ бы грѣшно было и когда либо усомниться. Желательно весьма, чтобъ явился удобный случай войску показать на дѣлѣ, чтò оно можетъ, когда храбрость его и ни съ чѣмъ несравненное усердiе будутъ употреблены удачнымъ образомъ.....

«Слава Богу, что наши раненные поправляются; не престану просить тебя все возможное дѣлать для ихъ успокоенiя.

«Съ радостiю читалъ Я твое лестное представленiе о Моихъ сыновьяхъ; Я счастливъ, какъ Отецъ, что они оправдываютъ Мои ожиданiя. Въ Моемъ послѣднемъ письмѣ. Я тебѣ разрѣшилъ уже украсить ихъ, ежели того достойными находишь. Но справедливо и другихъ отличившихся не забывать; прошу тебя, поторопись представить достойныхъ, которыхъ ты еще самъ не наградилъ по предоставленной тебѣ власти.

«Полагаю, что князь Горчаковъ не затруднится двинуть къ тебѣ, чтó еще можно, изъ Николаева. Но не забудь, что за этимъ уже ничего нѣтъ. Крайне жаль будетъ этотъ послѣднiй резервъ истощить, ибо онъ одинъ въ виду до лѣта для пополненiя твоихъ войскъ. Чтó же будетъ еще впереди — одинъ Богъ знаетъ.

«Какъ жаль, что нѣтъ случая твоей славной кавалерiи отличиться. Былъ бы случай, она бы чудеса надѣлала.

«Не унывай, крѣпись, ободряй всѣхъ своимъ примѣромъ и будемъ надѣяться на милость Божiю.

«Обнимаю".

14–го — 15–го ноября. «Донесенiе твое, отъ 6–го ноября, получилъ Я сегодня, утромъ, любезный Меншиковъ. Слава Богу! Оно гораздо утѣшительнѣе предшествовавшихъ. Надо благодарить Всевышняго за помощь, столь явно оказанную бывшей 2–го числа бурей; кажется, послѣдствiя были гораздо пагубнѣе для враговъ нашихъ, чѣмъ мы сами полагать могли; любопытно знать, что у нихъ происходило отъ Балаклавы до Херсонеса; вѣроятно, не дешевле обошлось тамъ, чѣмъ въ виду нашемъ. То уже хорошо, что гарнизонъ могъ хотя немного перевесть духъ, послѣ мѣсячной неутомимой бомбардировки...

«Пожалуй, не забудь представлять объ наградахъ; пора воздать по заслугамъ".

23–го ноября (Въ отвѣтъ на донесенiе князя Мeншикова отъ 15–ro ноября). «Съ удовольствiемъ вижу, что надежда твоя на сохраненiе Севастополя не исчезла, и что, по прежнему, геройскiй, молодецкiй духъ всѣхъ войскъ возрастаетъ въ мѣрѣ угрожающей опасности. Грѣшно бы Мнѣ было въ этомъ усомниться, но сердце бьется, читая разсказъ объ этомъ; хотѣлось бы къ вамъ летѣть и дѣлить участь общую, а не здѣсь томиться безпрестанными тревогами всѣхъ родовъ.

.................

«Благодарю тебя, что ты не упустилъ наградить главныхъ виновниковъ подвиговъ 24–го числа, нашихъ молодецкихъ солдатиковъ; не могъ безъ слезъ читать, чтó дѣти Мнѣ про нихъ пишутъ и Стюрдеръ разсказывалъ про матросовъ; чтó за богатыри! Награждай ихъ щедро и часто, они точно сего заслуживаютъ; да и объ офицерахъ желаю представленiя.

«Теперь чтó Богу угодно, будемъ смиренно ждать и покоримся Его святой волѣ, Богъ съ тобой и съ вами. Обнимаю".

27–го ноября. «Благодарю, любезный Меншиковъ, что поспѣшилъ Меня успокоить на счетъ крайнихъ Моихъ опасенiй объ недостаткѣ пороха; кажется, что теперь эта важная статья обезпечена. Надѣюсь, по твоимъ словамъ, что мы въ состоянiи будемъ не уступить непрiятельскому огню, ежелибъ возобновился съ прежней силой, чего весьма ожидаю. Изъ всего, что отъ тебя получаю, и того, что съ другихъ сторонъ доходитъ сюда, Я все болѣе убѣждаюсь, что планъ враговъ: выигрывать время, перетерпѣть, доколь не удвоятся ихъ силы всѣмъ, что безостановочно къ нимъ посылается, и до собранiя всѣхъ cпособовъ медлить, а потомъ возобновить, можетъ быть съ удвоенною яростью, и бомбардировку, а быть можетъ и атаку съ трехъ сторонъ...

«Очень важно сберечь сколько можно войска, т. е. кормить вдоволь, лишне не утомлять и прiютить, столь можно лучше и снабдя полушубками. Кoмплектованiе сколько можно буду стараться подвигать...

«Теперь долженъ обратиться къ другому и для Меня тяжелому дѣлу. Здоровье Жены до того разстроено, что Она не встаетъ съ кровати, слабость непомѣрна. Все это усилилось съ отъѣзда дѣтей. Отрадно было бы Ей ихъ обнять. Это возможнымъ нахожу только въ томъ случаѣ, ежели военныя дѣйствiя не возобновились дѣятельно и ежели не предвидится скоро рѣшительнаго дѣйствiя. Наконецъ, ежели и всего этого нѣтъ, влiянiе ихъ возвращенiя не произведетъ дурнаго впечатлѣнiя на духъ войскъ... Ежели всего этого нѣтъ, то дозволь имъ ѣхать къ намъ".

29–гo ноября. (Ему же)... «Считаю справедливымъ велѣть тебѣ объявить всѣмъ войскамъ, составяющимъ другой мѣсяцъ гарнизонъ Севастополя, какъ сухопутнымъ, такъ и морскимъ, что въ признательность за ихъ безпримѣрное мужество усердiе и труды въ теченiе сего времени, Я велѣлъ имъ зачесть каждый мѣсяцъ за годъ службы по всѣмъ правамъ и преимуществамъ. Они этого вполнѣ заслуживаютъ, и объяви это на 6–e декабря. Ты скупъ представлять объ наградахъ; прошу тебя, дай Мнѣ радость наградить достойныхъ.

«Отбитые штуцера хорошо бы раздать въ морскiе экипажи. Напиши Мнѣ, много ли раненныхъ возвратилось во фронтъ и сколько увѣчныхъ осталось, сколько умершихъ и сколько подающихъ надежду на выздоровленiе?"

5–го декабря: «Третьяго–дня, вечеромъ, Я получилъ твое донесенiе отъ 26–го ноября, любезный Меншиковъ. Съ удовольствiемъ Я утвердилъ всѣ твои представленiя о наградахъ; достойнымъ заслуженное; и прошу тебя представляй отличныхъ чаще, ибо когда же награждать, ежели не въ подобное время, и не повышать молодыхъ, обѣщающихъ офицеровъ, которымъ надо открыть ходъ...

... «Хорошо–ли наши стоятъ? тепло–ли, сыты–ли? доходитъ–ли фуражъ до кавалерiи? Чтò съ больными и раненными?"

С.–Петербургъ, 29–го декабря^*). «Напиши мнѣ, въ какой степени продовольствiе войскъ обезпечено и на долго–ли?

«Отчего драгунскiе полки вдругъ начали слабѣть? Достаетъ–ли фуража?"

5–го января... «Надѣюсь, что наши войска не терпятъ отъ нея (погоды), ибо мы зимы не боимся. Лишь бы удалось хорошо кормить и для того не щади ни трудовъ, ни издержекъ, дабы непремѣнно люди были сыты вдоволь. Прибавить можно водки; хорошо бы и сбитень завести, было бы изъ чего.

«Что съ больными и раненными, много–ли воротилось? Правда–ли, что появился тифусъ? Боюсь у союзниковъ чумы.

«При полученiи этого письма, дѣти будутъ у тебя, обними ихъ за Меня. Сакену и всѣмъ мой поклонъ. Да хранитъ васъ Господь. Душевно обнимаю".

20–го января... «Радуюсь, что часть твоихъ резервовъ пришла и пополнила нѣсколько ряды. Слава Богу, изъ колонiй пошли къ тебѣ слишкомъ 700 выздоровѣвшихъ генераловъ послѣ ранъ; это золото!"

24–го января... «Думаю съ тобою, что надо позаботиться съ порожними повозками отсылать больныхъ, тепло одѣтыхъ въ тулупы и покрытыхъ чѣмъ можно, въ дальнiе госпитали изъ ближнихъ, чтобы достало мѣста для раненныхъ въ случаѣ боя...

«Повторяю, не ожидаю отнюдь мира. Необходимо готовиться къ величайшимъ усилiямъ враговъ на Крымъ. Все, что можно направить къ тебѣ на усиленiе, уже послано или на походѣ. Съ прибытiемъ всего же будешь достаточно силенъ, чтобы отбить непрiятеля; въ этомъ Мнѣ порукою духъ войскъ и вождей; безсовѣстно, несправедливо было бъ Мнѣ въ томъ сомнѣваться, и мысли подобной во Мнѣ не бывало. Прошедшее доказываетъ Мнѣ, что Мои ожиданiя не напрасны. За симъ буди воля Божiя...

«Сейчасъ получилъ но телеграфу изъ Кieвa твое донесенiе, отъ 20–го января; слава Богу, что минера открыли, Мое предчувствiе сбылось.

«Надѣюсь, что наши минеры себя выкажутъ молодцами, думаю, что не надо терять время камуфлетомъ остановить работу... Вѣроятно, что не одной галлереей подвигаются, а навѣрное двумя. Славная практика для нашихъ молодцовъ минеръ, надѣюсь что себя покажутъ Мои товарищи, какими ихъ зналъ. Награждай щедро.

«Спасибо за новую удачную вылазку; прекрасно; продолжай ихъ мучить до поры до времени, а потомъ — съ Богомъ".

31–го января. ... «Продолжаютъ доходить сюда свѣдѣнiя, что союзники готовятся къ штурму, и вчера узнали, что, будто, послано 4 тысячи кирасъ, въ которыя одѣть хотятъ штурмующiя колонны; сообщаю какъ получилъ. Что–то мудрено, Мнѣ кажется, лѣзть на штурмъ въ подобномъ убранствѣ; да наши штыки съумѣютъ, и не смотря на кирасы, пересчитать имъ ребра!...

«Не медли наградами достойныхъ и старайся поддерживать этимъ духъ и соревнованiе всѣхъ. Увѣдомляй Меня чаще о происходящемъ; Я пробылъ опять 8 дней безъ всякихъ извѣстiй".

4–го февраля. «Спасибо нашимъ молодцамъ саперамъ и минерамъ. Старый ихъ товарищъ радуется душевно ихъ успѣхамъ. Непонятно Мнѣ, что французы не заложили усиленнаго горна; и, не смотря на успѣхъ, надо сугубо быть осторожными. Богъ видимо помогъ, что при занятiи воронки, подъ сильнымъ огнемъ, потери у насъ не было; это просто чудо!"

10–го февраля. «Послѣ долгаго ожиданiя. наконецъ прибылъ, послѣ обѣда, флигель–адъютантъ князь Оболенскiй. Душевно жалѣю о твоемъ нездоровьи, любезный Меншиковъ; надѣюсь, что Богъ, сподобитъ тебя совершенно оправиться. Успѣхъ минныхъ работъ Мнѣ очень прiятенъ; но надо продолжать быть осторожными и потому хвалю, что принялись за обезпеченiе лѣваго фаса 4–го бастiона...

«Кажется, въ Евпаторiи собрались точно довольно значительныя силы. Опасаюсь, чтобы Хрулевъ, при своей горячности, не предпринялъ того, чтó намъ дорого стоитъ будетъ, безъ ощутительной пользы: ибо продолжаю думать, что мы въ городѣ, ежели и удастся взять, не удержимся отъ огня съ моря Потеря наша будетъ навѣрно большая, а пользы немного. Казалось бы, вѣрнѣе ждатъ, чтобы омеръ–паша высунулся, и тогда его аттаковать во флангъ или тылъ. Исполнить это и легче, и гораздо вѣрнѣе; и ежели ловко сдѣлать, то можно будетъ его въ конецъ уничтожить нашею сильною конною артиллерiею и конницей, безъ большихъ потерь...

«Кажется по всему, что англичанамъ крайне худо; казалось бы, что атака на нихъ была бы легче другаго. Ежели французы ихъ вездѣ смѣнили, то они очень растянулись; не найдется–ли слабой точки куда можно бы было къ нимъ вломиться?

«Вотъ покуда и все. Обнимаю, Богъ съ тобою и съ вами.”

______

Это письмо было послѣднимъ, писаннымъ къ князю Меншикову собственноручно Императоромъ Николаемъ Павловичемъ. Неудача евпаторiйской рекогносцировки, которую Онъ предвидѣлъ, потрясла Его здоровье, и черезъ недѣлю Его не стало.

Но вдохновенный Имъ, Севастополь еще болѣе полугода отбивался отъ ожесточеннаго напора могущественныхъ враговъ, и среди неумолчнаго грома, обагряемый потоками крови, продолжаль стоять въ дыму и пламени, какъ величайшiй жертвенникъ, по истинѣ достойный и Царя, и Россiи!

***

_______

ЕЩЕ О ВЫСТАВКѢ МОДЕЛЕЙ НА ПАМЯТНИКЪ ПУШКИНУ.

Выставка моделей на памятникъ народному русскому поэту, повидимому, не особенно заинтересовала нашу публику. Прекрасная зала IV–го Отдѣленiя, гдѣ собраны были представленныя на конкурсъ модели, почти постоянно оставалась пустою, лишь изрѣдка оживляясь появленiемъ немногихъ записныхъ любителей искусства. Печать отнеслась къ дѣлу нѣсколько внимательнѣе и, въ отвѣтъ на вызовъ комитета, учрежденнагo для сооруженiя памятника, почти всѣ наши газеты поспѣшили помѣстить на страницахъ свои отзывы о представленныхъ моделяхъ. Высказанныя по этому предмету мнѣнiя, не смотря на различiе взглядовъ, убежденiй и эстетическаго вкуса писавшихъ, всѣ, однакожъ, сводятся къ тому, что за исключенiемъ трехъ–четырехъ проектовъ, остальныя модели просто никуда не годятся и способны дать каждому самое невысокое понятiе о современномъ состоянiи у насъ скульптуры. Нельзя не согласиться,что въ такихъ отзывахъ есть значительная доля правды, но приговоръ, тѣмъ не менѣе, кажется намъ ужъ черезчуръ строгимъ. Едвали при этомъ принимались въ соображенiе тѣ трудности, которыя предстояли художникамъ работавшимъ на конкурсъ. Поэтому, приступая къ разбору выставленныхъ моделей, мы считаемъ не лишнимъ предпослать нашимъ замѣткамъ нѣсколько общихъ замѣчанiй о томъ, чтó именно долженъ представлять памятникъ извѣстному поэту или вообще писателю и въ какой мѣрѣ, судя по существующимъ памятникамъ подобнаго рода, удалось искусству выполнить въ этомъ случаѣ свою задачу.

Памятникъ, или монументъ, воздвигаемый въ честь того или другаго великаго народнаго поэта, какъ показываетъ самое слово, имѣетъ цѣлью увѣковѣчить нагляднымъ образомъ память поэта и въ то же время служить для отдаленнаго потомства не только доказательствомъ уваженiя страны къ таланту и заслугамъ писателя, но и представить собою какъ бы апотеозу послѣдняго. Если разсматривать подобнаго рода сооруженiя съ этой точки зрѣнiя, то, строго говоря, памятникъ поэтy долженъ бы заключать въ себѣ не только возможно похожее изображенiе поэта, но вмѣстѣ и олицетворенiе самой поэзiи, съ указанiемъ въ то же время характеристики произведенiй писателя, значенiя его для данной страны и, наконецъ, мѣстa, занимаемаго имъ въ ряду другихъ писателей. Но, разумѣется, это не болѣе какъ прекрасный идеалъ, къ которому искусство должно стремиться всѣми силами, къ которому оно иногда можетъ болѣе или менѣе приближаться, но осуществить его вполнѣ едва–ли въ средствахъ скульптуры. Въ самомъ дѣлѣ, въ состоянiи ли искусство, имѣющее такiе ограниченные предѣлы, какъ ваянiе, выразить въ пластическихъ образахъ вполнѣ наглядно и осязательно всѣ характеристическiя черты, необходимыя для того, чтобы въ умѣ зрителя, при первомъ взглядѣ на памятникъ извѣстнаго поэта, тотчасъ сложилось ясное представленiе о его физической и нравственной личности. Сомнѣваемся въ этомъ. Исторiя искусствъ показываетъ намъ, что въ дѣйствительности желанiя скульпторовъ, которымъ выпадало на долю выполненiе монументовъ въ этомъ родѣ, были гораздо умѣренѣе и не шли такъ далеко. При производствѣ подобныхъ сооруженiй, художники обыкновенно ограничиваются изваянiемъ болѣе или менѣе похожей статуи или даже только бюста поэта, причемъ лицу его почти всегда стараются придать вдохновенное выраженiе, а для того, чтобы напомнить зрителю главнѣйшiя произведенiя писателя, прибѣгаютъ къ барельефамъ и побочнымъ фигурамъ. Въ такомъ случаѣ задача скульптора значительно упрощается и вся сводится къ тому, чтобы, вопервыхъ, при изображенiи того, кому посвящается памятникъ, не теряя сходства, нѣсколько идеализировать его наружность, то есть представить его лицо такимъ, какимъ оно бывало или могло быть въ тѣ свѣтлыя минуты, когда его озаряло вдохновенiе; во вторыхъ, придать изображенiю, если эта фигура во весь ростъ, исполненную достоинства и красивою въ скульптурномъ отношенiи позу, и въ третьихъ. выбравъ для барельефа и побочныхъ фигуръ такiя произведенiя писателя, въ коихъ всего полнѣе выразился его генiй, заимствовать изъ нихъ моменты, пригодные для осуществленiя въ пластикѣ, съ тѣмъ, чтобы выразить ихъ въ живыхъ и законченныхъ образахъ, понятныхъ съ перваго раза и не требующихъ коментарiевъ или длинныхъ объясненiй. Разумѣется, творческой фантазiи художника представляется широкiй просторъ до безконечности варьировать подобную тему, но, говоря вообще, чѣмъ болѣе въ памятникѣ единства и простоты, чѣмъ менѣе онъ развлекаетъ вниманiе зрителя въ разныя стороны, тѣмъ, безъ сомнѣнiя, онъ лучше. Художникъ никогда не долженъ упускать изъ виду, что аксессуарные предметы и побочныя фигуры, какъ бы они хороши ни были сами по себѣ, должны служить лишь средствомъ для лучшей характеристики того лица, кому воздвигается памятникъ. Вообще слишкомъ сложная композицiя въ памятникахъ и монументахъ, главная часть которыхъ состоитъ изъ одиночной портретной статуи, по нашему мнѣнiю, неумѣстна и не соотвѣтствуетъ своей цѣли. Поэтому мы никакъ не принадлежимъ къ партизанамъ памятниковъ, обставленнымъ со всѣхъ сторонъ отдѣльно стоящими фигурами, съ изображнiемъ разныхъ эпизодовъ изъ сочиненiй даннаго писателя. Подобнаго рода композицiя, разсчитанная на чисто живописные эффекты, только напрасно пестритъ монументъ и лишаетъ его той строгости и величавой простоты, которыя должны составлять главное достоинство скульптурныхъ сооруженiй. Притомъ такiя побочныя фигуры почти всегда или совсѣмъ убиваютъ фигуру того, кому онѣ должны бы служить лишь поясненiемъ, или же отвлекаютъ oтъ нея вниманiе и мѣшаютъ сосредоточиться на главномъ. Художнику въ такихъ случаяхъ представляется неблагодарная дилемма: если онъ выполнитъ побочныя фигуры особенно тщательно, то этимъ онъ непремѣнно повредитъ значенiю главной фигуры, заключающей въ себѣ весь смыслъ монумента; если же онъ вздумаетъ ограничиться лишь эскизнымъ исполненiемъ, то тогда онъ рискуетъ не угодить зрителю и, кромѣ того, чтò гораздо важнѣе, очутиться въ ярямомъ противорѣчiи съ однимъ изъ основныхъ правилъ искусства, требующихъ, чтобы то, чтò находится ближе къ зрителю, было выполнено оконченнѣе, нежели то, что удалено отъ него. Другое дѣло грандiозныя монументальныя сооруженiя, въ которыхъ важнѣйшую часть монумента составляетъ, положимъ, конная статуя. Тамъ главная фигура, уже по самому положенiю своему, до такой степени примируетъ въ изваянiи, что ей нечего бояться второстепенныхъ фигуръ. Почти всѣ извѣстные намъ въ Европѣ памятники, воздвигнутые для увѣковѣченiя генiя писателей, состоятъ по большей части изъ одиночной портретной статуи, поставленной на пьедесталъ, украшенный барельефами или горельефами.

До какой степени вообще трудно достиженiе художественной красоты и индивидуальнаго значенiя въ памятникахъ, воздвигаемыхъ въ честь извѣстныхъ писателей, можно судить изъ того, что ни одинъ изъ величайшихъ поэтовъ всѣхъ временъ и наукъ: ни Шекспиръ, ни Байронъ, ни Дантъ, ни Гете, ни Шиллеръ, никто изъ нихъ не имѣетъ еще вполнѣ достойнаго ихъ имени монумента, несмотря на то, что за выполненiе подобныхъ памятниковъ нерѣдко брались такiя хдожественныя знаменитости, какъ Торвальдсенъ, Канова, Шванталеръ, Христiанъ Раухъ, Тикъ, Ритчель и другiе. Въ послѣднее время, еще недавно послѣдовало открытiе памятниковъ: Гёте въ Мюнхенѣ, работы мюнхенскаго профессора Виднмана (открытъ 28 августа 1869 г.), и Шиллеру, въ Берлинѣ, работы даровитаго берлинскаго скульптора Рейнгольда Бегаса (открытъ 10 ноября 1871 г.), но оба, они не могутъ быть признаны вполнѣ удовлетворительными, хотя въ монументѣ Шиллеру есть весьма недурныя частности, какъ напримѣръ статуя поэзiи.

Изъ того, чтó мы сказали, между прочимъ, видно, что въ виду трудностей, представляемыхъ созданiемъ памятниковъ, въ родѣ того, на сооруженiе которого открытъ у насъ конкурсъ IV Отдѣленiемъ, не cлѣдуетъ быть черезчуръ строгимъ и придирчивымъ при разборѣ выставленныхъ проектовъ. Этимъ мы и намѣрены руководствоваться въ настоящей замѣткѣ, помня старую истину, что la critique est aisée, mais l`art est difficile.

Для того, чтобы по возможности облегчить читателю обзоръ выставки, мы раздѣлимъ выставленныя модели на три разряда, причемъ къ первому отнесемъ наиболѣе простые по композицiи проекты, состоящiе всего изъ одной фигуры поэта, съ cooтвѣтственными барельефами на пьедесталѣ; второй paзрядъ составлятъ модели, представляющiя двѣ и три фигуры, не считая барельефовъ, и наконецъ въ третiй войдутъ модели болѣ сложной композицiи, состоящiя изъ пяти и бoлѣe отдѣльныхъ фигуръ.

Къ первому разряду должны быть отнесены всего четыре модели, отмѣченныя нумерами 1, 4, 7 и 8.

№ 1. Плохо вылѣпленная, безвкусно задрапированная и притомъ выпачкання фигурка поэта имѣетъ необыкновенно жалкiй видъ. Постаментъ, на который поставлена эта фигурка, утвержденъ на симметрически расположенныхъ огромныхъ книгахъ, которыя какъ–то плохо вяжутся съ крайне малымъ, по cpaвненiю съ фигурою, пьедесталомъ. Въ общемъ — неумѣлость, страшное безвкусiе и необыкновенная бѣдность творческой фантазiи.

№ 4. Идея пьедестала поражаетъ своею нелѣпостью. Забывъ средства и границы своего искусства, художникъ задался неблагодарною мыслью передать пластически слова поэта, которыми тотъ такъ удачно очертилъ обширность Россiи:" Отъ Перми до Тавриды, отъ финскихъ хладныхъ скалъ до пламенной Колхиды". Художникъ очевидно не знаетъ, что далеко не все можно передать въ скульптурѣ, чтó намъ нравится въ поэтическомъ произведенiи. Посмотримъ какъ взялся онъ за осуществленiе приведеннаго стиха Пушкина. Съ перваго взгляда вы видите только тяжелую, неуклюжую и неровную массу гипса, которая производитъ своею формою самое невыгодное впечатленiе. Всматриваясь ближе, можно, хотя и съ трудомъ различить справа уродливо нагроможденныя какiя–то глыбы, которыя должны изображать «финскiя хладныя скалы", а налѣво, на противоположной сторонѣ, — нѣсколько жиденькихъ пирамидальныхъ тополей, — это и есть «пламенная Колхида". Воображаемъ, какъ удивительно хороши были бы эти тополи, если бы ихъ сдѣлать въ предположенную художникомъ величину изъ мрамора или изъ гранита! Вокругъ горы или холма, долженствующихъ выражать неизмеримость Россiи, вьется народная тропа, которая, по словамъ поэта, не заростетъ къ его памятнику. Далѣе идетъ уже такая символика, что и понять трудно. Если вѣрить объясненiю, предлагаемому услужливымъ художникамъ, то гора, представляющая Pocciю, покоится на кругломъ постаментѣ, въ видѣ гигантскаго кольца, изображающаго собою ни болѣе ни менѣе какъ вѣчность. Это еще впрочемъ не все. Возлѣ тропы, говоритъ авторъ этой фантастической нелѣпицы, бьетъ «ключъ народной поэзiи", а шероховатости, видныя на тропѣ, суть «корни языка, хранящiеся въ народной рѣчи". Тутъ есть очевiдная путаница понятiй. По объясненiю самого же автора, это лишь тропа къ памятнику, а теперь вдругъ она превращается въ народную рѣчь, изъ которой прорываются наружу корни языка... Наверху такъ неудачно придуманнаго пьедестала стоитъ Пушкинъ. Въ опущенной правой рукѣ поэта перо, а лѣвою онъ прижимаетъ къ сердцу вѣнокъ, сплетенный художникомъ изъ цвѣтовъ русской флоры: колокольчиковъ, ландышей, незабудокъ и васильковъ, перевитыхъ берестою, на которой надпись: «Россiя — Пушкину". Фигура поэта была бы недурна по исполненiю и по сходству, еслибы только была менѣе вытянута и не отличалась такою принужденностiю, но за то мотивъ прижиманiя къ сердцу вѣнка, хотя бы даже и съ нацiональною берестою, никуда не годится. Авторъ этой модели, судя по всему, долженъ быть еще очень молодой человѣкъ и мы серьозно рекомендуемъ ему чтенiе извѣстнаго сочиненiя Лсссинга: «Лаокоонъ, или о границахъ живописи и поэзiи"^*).

№ 7. Пушкинъ изображенъ сидящимъ на одной изъ каменныхъ скамеекъ набережной. Сбоку ни къ селу, ни къ городу изображенiе, по объясненiю автора, лежащаго, а намъ кажется правильнѣе было бы сказать павшаго Пегаса, если принять въ соображенiе его несчастную позу. Поэтъ имѣетъ видъ человѣка едва начинающаго оправляться послѣ тяжкой болѣзни. Вообще фигура не лишена карикатурнаго оттѣнка. Въ набросанной на ней драпировкѣ покрайней мѣрѣ двадцать пудовъ вѣсу, до такой степени она кажется тяжелою и грубою. Пьедесталъ отличается порядочнымъ безвкусiемъ и несоблюденiемъ пропорцiй.

№ 8. Пушкинъ изображенъ стоящимъ въ раздумьи, опершись одною ногою на камень. Это положительно одна изъ лучшихъ статуй Пушкина. Авторъ модели извѣстенъ публикѣ по большой cтатуѣ поэта, выставленной въ академiи. Но художникъ сдѣлалъ въ своемъ эскизѣ нѣсколько весьма счастливыхъ измѣненiй: драпировка приняла видъ болѣе мягкiй и безъискусственный, лицо поэта, грустное и полное мысли, съ глазами устремленными вдаль, получило больше сходства, тa непрiятная горизонтальная складка на лбу, которая такъ непрiятно поражала въ большой статуѣ, сгладилась и исчезла. Позволяемъ себѣ сдѣлать только одно замѣчанiе: намъ кажется, что лѣвая ногa поэта слишкомъ отставлена впередъ. Маленькое измѣненiе въ этомъ отношенiи придало бы всей фигурѣ еще больше простоты и благородства.

Въ одной изъ газетъ кѣмъ–то было замѣчено, что мягкая шляпа, данная художникомъ въ руки поэтa, есть явный анахронизмъ, такъ какъ въ то время, когда жилъ Пушкинъ, такихъ шляпъ не было въ употребленiи. Это совершенно справедливо, но мы не ставимъ этого въ вину художнику, во первыхъ потому, что въ настоящемъ случаѣ шляпа эта не играетъ особенно видной роли въ статуѣ и очень гармонически сливается съ общимъ очеркомъ фигуры, а во вторыхъ при употребленiи нашихъ въ высшей степени неблагодарныхъ въ скульптурномъ отношенiи костюмовъ, скульпторъ заботливо долженъ избѣгать всего, чтó носитъ на себѣ характеръ случайнаго, условнаго или слишкомъ отзывается требованiями капризной современной моды. Въ этомъ отношенiи безобразная высокая и нѣсколько съуженная кверху, цилиндрической формы шляпа, какiя носили въ Петербургѣ въ тридцатыхъ годахъ, была бы, по нашему мнѣнiю, гораздо неумѣстнѣе въ рукахъ Пушкина, хотя, можетъ быть, и болѣе удовлетворяла бы условiямъ времени, когда жилъ нашъ поэтъ.

Къ сожалѣнiю, на сколько въ разсматриваемой модели удачна фигура Пушкина, на столько неудаченъ и некрасивъ пьедесталъ. Въ высшей степени неуклюжiй и лишенный всякихъ пропорцiй. Къ довершенiю всего художнику пришла въ голову не совсѣмъ счастливая мысль выкрасить ею темною, почти черною краскою и при этомъ еще позолотить барельефы. Ни дать ни взять надгробный памятникъ. О барельефахъ также трудно сказать что нибудь хорошее: во первыхъ, они намѣчены ужъ черезчуръ небрежно, а во вторыхъ по самому своему содержанiю, заимствованному изъ «Каменнаго Гостя" и изъ «Фауста", они едва–ли идутъ къ Пушкину. Съ именами «Фауста" и «Донъ Жуана" неразлучно соединено представленiе о Гёте, Мольерѣ и Моцартѣ, но никакъ не о нашемъ русскомъ поэтѣ, и хотя «Каменный Гость" въ ряду другихъ произведенiй Пушкина, безспорно, занимаетъ одно изъ самыхъ высокихъ мѣстъ, тѣмъ не менѣе выборъ мотива изъ него для барельефа на памятникъ русскому народному поэту кажется намъ совершенно неудачнымъ.

Къ категорiи моделей, состоящихъ изъ двухъ и трехъ фигуръ, принадлежатъ № 5 (три фигуры), 9 (тоже три фигуры) и № 14 и № 15 (по двѣ фигуры).

Первымъ по порядку долженъ быть разсмотрѣнъ № 5, отмѣчѣнный девизомъ: «у каждаго барона своя фантазiя". Не знаемъ, баронъ ли художникъ или нѣтъ, но что у него своя фантазiя, хотя и не изъ особенно творческихъ, въ этомъ, судя по модели, не можетъ быть никакого сомнѣнiя. На верху, на пьедесталѣ, довольно безвкусно аранжированномъ, въ самой казенной позѣ стоитъ фигура, неимѣющая ни малѣйшаго сходства съ Пушкинымъ. Это какой–то чиновникъ изъ семинаристовъ, но никакъ не вдохновенный поэтъ. Ниже, почти у подножiя пьедестала, видны двѣ жиденькiя плохо вылѣпленныя фигуры — мужичокъ въ рубахѣ и русская баба въ обтянутомъ сарафанѣ. Первый неловко потянулся, чтобы украсить лавровымъ вѣнкомъ начертанную на пьедесталѣ красными буквами надпись: «Пушкину — Россiя", а баба, судя по неудачной позѣ, какъ будто желаетъ помешать ему въ этомъ. Очевидно у художника была другая мысль и, если хотитѣ, мысль недурная^*), но неумѣлость исполненiя помѣшала ему выразить то, что роилось въ головѣ его, и оттого модель вышла лишенною всякаго смысла. Техника въ искусствѣ великое дѣло, потому что только она даетъ художнику возможность выразить мысль свою ясно и понятно для каждаго.

№ 9. Фигура поэта нѣсколько испорчена неловко накинутою драпировкою, придающею статуѣ тяжелый и громоздкiй видъ. Ниже, у довольно красиво задуманнаго пьедестала, двѣ большихъ фигуры: съ лицевой стороны — мyзa поэзiи, съ противуположной — «Борисъ Годуновъ". Какая была мысль у художника сдѣлать изъ этихъ двухъ совершенно различныхъ не только по значенiю своему, но и по характеру исполненiя статуй панданы рѣшительно непонятно. Но лѣпка ихъ показываетъ и вкусъ, и опытную руку. Трактованная нѣсколько въ античномъ стилѣ муза поэзiи, въ видѣ карiатиды, за исключенiемъ лица, весьма недурна и задрапирована легко и изящно. Приданная ей художникомъ неподвижность нисколько не портитъ впечатлѣнiя и отчасти даже соотвѣтствуетъ архитектурному строенiю монумента. Статуя «Бориса", по прекрасному исполненiю, еще гораздо выше музы. Это превосходный типъ русскаго здороваго дѣтины, одного изъ тѣхъ, о которыхъ говорятъ, что у нихъ въ плечахъ сажень косая, а въ кулакѣ пять пудовъ вѣсу. Но мы рѣшительно не понимаемъ, отчего художнику вздумалось дать этой типичной фигурѣ имя Бориса Годунова. Историческаго сходства съ умнымъ и хитрымъ Борисомъ мы не находимъ въ ней, и, за исключенiемъ парчеваго кафтана, нѣтъ въ этой статуѣ ничего царскаго ни въ выраженiи, ни въ позѣ. Но, повторяемъ, статуя очень хороша, не смотря на неудачно придуманное названiе. Въ модели есть еще барельефы, но они такъ мало замечательны, что можно и не упоминать объ нихъ.

№ 14. Пушкинъ изображенъ сидящимъ въ чрезвычайно простой и натуральной позѣ. Лицо замѣчательно по прекрасной экспрессiи. Онъ какъ будто прислушивается къ чему–то, а выше, нѣсколько наклонившись къ нему, помѣстилась крылатая муза поэзiи, играющая на лирѣ. Мысль очень счастливая, хотя и не совсѣмъ новая, но исполненiе весьма некрасиво съ точки зрѣнiя скульптурнаго изваянiя. Художнику очевидно хотѣлось изобразить музу летающею, какъ–бы носящеюся надъ головою поэта, но это ему положительно не удалось. Во–первыхъ муза приподнята слишкомъ высоко, что нарушаетъ гармонiю всей группы, а во–вторыхъ самая поза ея очень неудачна и выломана. При томъ, чтобы какъ нибудь укрѣпить эту музу на томъ мѣстѣ, куда взгромоздилъ ее художникъ, ему ничего болѣе не оставалось какъ прибѣгнуть къ обилiю драпировокъ. Вслѣдствiе этого муза оказалась надѣленною такимъ длиннымъ шлейфомъ, что ей можетъ позавидовать любая нынѣшняя щеголиха. Въ общемъ, не смотря на поэтичность замысла, на хорошо задуманную главную фигуру и на значительную степень совершенства техники, модель лишена серьознаго художественнаго значенiя, и нетрудно понять, что указанные нами недостатки, въ случаѣ исполненiя памятника въ большихъ размѣрахъ, сдѣлаются еще болѣе замѣтными. Даже теперь, при сравнительно маломъ масштабѣ, есть много точекъ, съ которыхъ фигура музы, причесанная à la chinoise, представляется весьма некрасивою.

Несравненно проще, удачнѣе во всѣхъ отношенiяхъ превосходно задуманная а очень хорошо выполненная модель подъ № 15.

Пьедесталъ составляетъ чтó–то въ родѣ скалы, едва отесанной въ видѣ усѣченнаго обелиска, по которой вьется гирлянда. Наверху, въ чрезвычайно красивой, хотя и нелишенной нѣсколько театральнаго оттѣнка позѣ, стоитъ Пушкинъ, съ сложенными на груди руками. Не смотря на то, что поэту придано отчасти совершенно несвойственное его характеру мрачное выраженiе, это самая похожая изъ всѣхъ статуй Пушкина и уже ради одного этого ей слѣдуетъ отдать предпочтенiе передъ всѣми другими. Правда, лицо нѣсколько идеализированно, но въ благоразумной идеализацiи именно и заключается художественное значенiе портрета. Драпировка плаща расположена просто и со вкусомъ. Почти на половинѣ высоты обелиска, на уступѣ, помѣщена грацiозная фигура музы поэзiи. Она вылѣплена съ большимъ знанiемъ дѣла и обнаруживаетъ въ авторѣ много вкуса и замѣчательный талантъ. Къ сожалѣнiю, намъ не вполнѣ ясна мысль художника, чтó именно хотѣлъ онъ выразить положенiемъ рукъ этой фигуры. Въ одной рукѣ, въ лѣвой, муза держитъ лиру и — надо отдать справедливость художнику, — держитъ ее крѣпко и ловко, но вовсе не такъ, впрочемъ, какъ слѣдовало бы держать ее во время игры. Чѣмъ же объяснить тогда мотивъ приподнятой кверху правой руки? За исключенiемъ этой недомолвки, которая, безъ сомнѣнiя, легко можетъ быть исправлена, весь проектъ такъ построенъ, такъ богатъ чисто скульптурными кpacoтaми и проникнутъ такимъ поэтическимъ чувствомъ, что невольно влечетъ къ себѣ зрителя. Мы находимъ въ немъ одинъ только недостатокъ, — именно, что онъ не совсѣмъ удобенъ для постановки на открытомъ со всѣхъ сторонъ мѣстѣ, въ родѣ того, какое предназначено для монумента Пушкину въ концѣ Тверскаго бульвара, въ Москвѣ, такъ какъ задняя сторона модели слишкомъ бѣдна и вовсе не представляетъ и красивыхъ линiй.

Теперь переходимъ къ разсмотрѣнiю моделей наиболѣе сложной композицiи. Сюда относятся семь проектовъ, подъ нумерами: 2, 3, 6, 10, 11, 12 и 13.

№ 2. Статуя Пушкина нелѣпа до смѣшнаго. Это какой–то уморительный орангутангъ, съ исполинскою курчавою головою, во что бы то ни стало желающiй придать себѣ серьезное выраженiе. Немногимъ лучше и поставленныя вокругъ пьедестала группы, представляющiя различные моменты изъ сочиненiй Пушкина; особенно насъ поразила зевающая во весь ротъ фигура Григорiя, въ rpyппѣ, заимствованной изъ «Бориса Годунова". Нѣсколько пригляднѣе группы изъ «Капитанской Дочки" и изъ «Русалки". Барельефы, помѣщенные въ нижней части пьедестала, недурны и показываютъ въ художникѣ и способность къ композицiи, и даже значительную степень техники, хотя и трактованы въ слишкомъ живописномъ стилѣ. Трудно повѣрить, чтобы одна и таже рука дѣлала и эти барельефы, и невозможную фигуру поэта.

№ 3. представляетъ собою такое соединенiе безобpaзiя и самой наивной нелѣпости, что мы не рѣшаемся разбирать этотъ проектъ, можемъ только выразить наше удивленiе къ снисходительности комитета, допустившаго на выставку модель, въ которой, вмѣсто человѣческихъ фигуръ, представлены какiя–то селедки. Помѣщенiе этого удивительного произведенiя въ ряду другихъ моделей, какъ ни плохи нѣкоторыя изъ нихъ, просто оскорбительно и для нашихъ скульпторовъ, и для публики.

№ 6. На довольно красивомъ пьедесталѣ стоитъ Пушкинъ въ театральной позѣ, повидимому, что–то декламирующiй и размахивающiй рукою. Художнику, неизвѣстно почему, вздумалось нарядить бѣднаго поэта чуть не въ шубу и въ теплые сапоги. Очевидно, такой костюмъ очень стѣсняетъ поэта и онъ рѣшительно не знаетъ, чтó ему дѣлать съ увѣсистою лирою, которою снабдилъ его на всякiй случай художникъ. Въ общемъ фигура вышла очень комична. Пo бокамъ пьедестала, съ трехъ сторонъ, довольно сложныя группы, съ изображенiемъ, если вѣрить автору, генiя военнаго эпоса, генiя драматической и дидактической поэзiи и, наконецъ, генiя идиллической поэзiи. Чтó хотѣлъ выразить художникъ этими мудреными генiями, полагаемъ, не объяснить и семидесяти толковникамъ. Замѣтимъ только, что всѣ эти группы трактованы въ живописномъ стилѣ, безъ яснаго понятiя о законахъ скульптуры: художникъ силился вылѣпить то, что, по свойству своему, можетъ быть изображено только кистью, — отсюда сбивчивость композицiи, бѣдность красивыхъ линiй и наклонность къ излишнему драматическому движенiю. Боясь утомить вниманiе читателя, мы не будемъ разбирать подробно этихъ очень небрежно вылѣпленныхъ группъ, обличающихъ весьма неопытную руку. Въ нихъ, за исключенiемъ одного мальчика литаврщика, въ группѣ, изображающей военный эпосъ, вообще мало хорошаго. Можно еще, пожалуй, отмѣтить, что въ группѣ, которая представляетъ идиллическую поэзiю, идиллiя чуть–ли не доведена до крайности, такъ какъ послѣдняя съ правой стороны фигура группы своею наивною, беззастѣнчивою позою чрезвычайно напоминаетъ знаменитый фонтанъ въ Брюсселѣ, извѣстный подъ нескромнымъ названiемъ Manneken–pis.

№ 10. Пушкинъ сидитъ на какомъ–то курульскомъ креслѣ. Въ одной рукѣ онъ держитъ перо, другою, что–то ловитъ въ воздухѣ. На колѣняхъ у него раскрытая книга. Кругомъ тоже разбросаны книги. Фигура поэта лишена естественности и ровно ничего не выражаетъ. Немного ниже, съ лѣвой стороны, муза исторiи, записывающая въ длинный списокъ названiя произведнiй Пушкина; съ правой, какъ pendant ей, поэзiя, подающая поэту лиру, украшенную вѣнкомъ. Первая фигура очень недурна и по выраженiю, и по своей позѣ, хотя ей, очевидно, нѣсколько тѣсно и узко сидѣть тамъ, гдѣ посадилъ ее художникъ, но фигура направо совсѣмъ неудачна. Изъ четырехъ группъ, стоящихъ по угламъ нижней части пьедестала, удовлетворительнѣе другихъ группа изъ «Кавказскаго Плѣнника", если не по исполненiю и не по взаимному положенiю обѣихъ фигуръ, то, по крайней мѣрѣ, по выбору момента. Остальныя группы плохи. Какъ неграцiозна эта Татьяна, очевидно, страдающая чахоткою; какъ неизящно и, пожалуй, даже неприлично посажена художникомъ на колѣна Руслана массивная Людмила! Въ этомъ памятникѣ есть еще и четыре барельефа. Лучшiе изъ нихъ — «Арапъ Петра Великаго" и «Капитанская дочка"; но за то что за безобразiе эта толстая и неуклюжая баба, долженствующая изображать собою пушкинскую «Русалку"! Курьознѣe всего четвертый барельефъ, заимствованный изъ «Пиковой дамы". Онъ особенно замѣчателенъ тѣмъ, что въ немъ главная роль принадлежитъ не пиковой дамѣ и даже не игроку, а кошкѣ, которая, вѣроятно, испугавшись привидѣнiя, приняла преуморительную позу.

№ 11. Модель претендуетъ на оригинальность и даже на нацiнальный стиль, но изъ этого ровно ничего не вышло. Фигура, въ воображенiи художника представляющая Пушкина, изображена въ сидячей позѣ, съ высоко приподнятою кверху головою. По угламъ пьедестала, сдѣланнаго, какъ сказано въ объясненiи, въ характерѣ московской архитектуры, посажены четыре крылатыя богини — это «покровительницы литературнаго искусства", гласитъ объясненiе. Всѣ онѣ, точно также какъ и поэтъ, которому онѣ покровительствуютъ, ужасно дерутъ головы кверху, всѣ сидятъ одинаково чинно и съ строгимъ соблюденiемъ симметрiи. Это бы еще, пожалуй, не бѣда: извѣстная доля симметрiи въ скульптурныхъ изваянiяхъ монументальнаго характера иногда вовсе не портитъ дѣла, но у художника разбираемой модели все это оказывается какъ–то монотонно, скучно. Составляющая часть пьедестала крыша, на подобiе черепичной, въ чемъ собственно, надо полагать, и выражается «московскiй характеръ скульптуры", только непрiятно пестритъ модель, нисколько ее не украшая. Равнымъ образомъ не могутъ украсить ее и картонные фонари, ради вящаго эффекта поставленные художникомъ впереди памятника.

№ 12. Одинъ изъ лучшихъ проектовъ всей выставки. Впрочемъ фигура Пушкина, который изображенъ стоящимъ, опершись на какой–то обломокъ архитектурнаго памятника, не можетъ быть признана вполнѣ удачною: вопервыхъ, она нѣсколько тяжела, а вовторыхъ, самая поза, приданная ей художникомъ, несмотря на свою натуральность, имѣетъ слишкомъ ужъ будничный характеръ, неумѣстный въ монументальномъ изваянiи. Вокругъ пьедестала, довольно оригинально задуманнаго въ византiйскомъ стилѣ, хотя и не вполнѣ выдержаннаго въ цѣломъ, на усѣченныхъ углахъ, расположены группы, каждая изъ двухъ фигуръ, на мотивы, заимствованные изъ «Цыганъ", «Полтавы", «Евгенiя Онѣгина” и «Бориса Годунова". Въ отношенiи исполненiя, группа изъ «Цыганъ", безспорно, лучшая по экспрессiи, хотя при этомъ не можемъ не замѣтить, что «Цыгане" вовсе не принадлежатъ къ числу тѣхъ произведенiй Пушкина, которыя утвердили за нимъ славу народнаго русскаго поэта. Весьма недурна также группа изъ поэмы «Полтава". Лицо Мазепы типично и характерно, а въ движенiи Марiи очень хорошо почувствована задушевность обращенiя ея къ суровому гетману. Изъ «Евгенiя Онѣгина" художникъ взялъ сцену объясненiя въ саду, послѣ полученiя письма. Намъ особенно понравилась прелестная мечтательная фигура Татьяны, которая, слушая какъ проповѣдывалъ Евгенiй, въ смущенiи машинально чертитъ что–то зонтикомъ по песку дорожки. Это положительно самая поэтическая Татьяна изъ всѣхъ разнообразныхъ Татьянъ, въ такомъ обилiи представляемыхъ выставкою. Бѣднѣе остальныхъ по содержанiю и по экспрессiи группа — царевичъ Ѳеодоръ, показывающiй отцу «чертежъ земли московской". На обломкѣ, о который облокотился Пушкинъ, есть еще два весьма недурные барельефа, помѣщенные, впрочемъ, какъ намъ показалось, не совсѣмъ на мѣстѣ. Съ одной стороны, во всю величину камня, изображена задумчивая муза поэзiи съ лирою въ рукахъ, съ другой — старуха няня, разсказывающая мальчику Пушкину народныя сказки. Обѣ фигуры, не смотря на эскизность исполненiя, полны выраженiя, и можно только пожалѣть, что художникъ не придумалъ для нихъ болѣе виднаго мѣста. Остается прибавить, что, для приданiая памятнику большаго эффекта, побочныя группы, но нашему мнѣнiю, слѣдовало бы поднять нисколько выше, иначе недостаетъ надлежащей связи между ними и главною фигурою.

Наконецъ, послѣднiй № 13, по общему расположенiю напоминаетъ предыдущiй нумеръ, но задуманъ гораздо богаче и стройнѣе собственно въ архитектурномъ отношенiи. Фигура Пушкина совершенно таже, что и въ модели подъ № 15. Это обстоятельство служитъ указанiемъ, что оба проекта принадлежатъ одному и тому же художнику. Но и безъ этого, близкое родство какъ этихъ двухъ проектовъ, такъ и модели съ изображенiемъ музы, склонившейся надъ поэтомъ (№ 14) ясно сказывается и въ одинакихъ прiемахъ исполненiя и въ замѣчательномъ совершенствѣ техники. Авторъ ихъ — вполнѣ мастеръ своего дѣла, въ этомъ надо отдать ему полную справедливость. Всѣ фигуры его отличаются превосходною лѣпкою, красивымъ рисункомъ и зачѣчательною экспрессiею. Къ сожалѣнiю, имъ недостаетъ одного — строгости стиля. Первая изъ четырехъ группъ, стоящихъ по угламъ красиваго пьедестала пирамидальной формы, изображаетъ извѣстную сцену изъ «Бориса Годунова" въ кельѣ Чудова монастыря. Пименъ говоритъ Григорiю:

«Въ часы

Свободные отъ подвиговъ духовныхъ,

Описывай, не мудрствуя лукаво,

Все чему свидѣтель въ жизни будешь» и. т. д.

Фигура Пимена очень ловко посажена и чрезвычайно красива въ скульптурномъ отношенiи, но и жестъ его, и выраженiе лица слишкомъ энергичны и нисколько не соотвѣтствуютъ тѣмъ полнымъ спокойствiя и почти отцовскаго наставленiя словамъ, съ которыми онъ обращается къ Григорiю. Мотивъ слѣдующей группы, направо, заимствованъ изъ «Полтавы". Здѣсь особенно замѣчательна по своей правдивой и естественной позѣ припавшая къ ногамъ Мазепы Мapiя которая, «нѣжными очами глядитъ на старца своего". Но засимъ Мазепа, одѣтый въ какой–то странный костюмъ, положительно неудаченъ и ничего не выражаетъ; группа изъ сказки «О Рыбакѣ и Рыбкѣ" обращаетъ на себя вниманiе по странному разладу въ стилѣ исполненiя обѣихъ фигуръ: между тѣмъ какъ фигура рыбака отзывается чѣмъ–то классическимъ и скорѣе напоминаетъ собою (весьма некстати, впрочемъ) миѳологическаго Нептуна, чѣмъ обыкновеннаго русскаго крестьянина, старуха, напротивъ того, по своему вульгарному лицу и по тривiальности своей позы, болѣе была бы на мѣстѣ въ какомъ–нибудь карикатурномъ листкѣ, чѣмъ въ монументальномъ изваянiи. Наконецъ, послѣдняя группа изображаетъ сцену изъ «Евгенiя Онѣгина". Это самая слабая изъ четырехъ, хотя нѣкотырая аксессуары, (напримѣръ, сюртукъ на Онѣгинѣ), намѣчены бойкою и искусною и бойкою рукою... Особенно не удалась художнику Татьяна, которая слишкомъ крупна и дебела для поэтической героини Онѣгина. Замѣчанiе наше, сдѣланное по поводу № 12, о необходимости сблизить, для большей связи, побочныя группы съ фигурою Пушкина, отчасти приложимо и къ этой модели.

Оканчивая нашъ разборъ представленныхъ на конкурсъ моделей на памятникъ Пушкину, мы теперь должны, такъ сказать, подвести итогъ всему сказанному и сдѣлать окончательный выводъ. Передъ нами неизбѣжный вопросъ, которому же изъ выставленныхъ проектовъ должна быть присуждена пальма первенства?

Въ настоящей замѣткѣ мы старались, по мѣрѣ силъ, высказать наше безпристрастное мнѣнiе о моделяхъ и заботливо указывали на все то хорошее, чтò намъ удалось найдти въ нихъ, но, признаемся, мы были бы въ большомъ затрудненiи высказаться безусловно и рѣшительно въ пользу которой либо изъ означенныхъ моделей, особенно если смотрѣть на модели съ точки зрѣнiя большей или меньшей пригодности ихъ для исполненiя, на предназначенномъ мѣстѣ, въ надлежащихъ размѣрахъ, потому что, строго говоря, ни одна изъ нихъ не удовлетворяетъ вполнѣ всѣмъ условiямъ памятника, достойнаго имени любимаго народнаго русскаго поэта. Скорѣе всего, кажется, можно было бы остановиться на № 15, какъ на самомъ художественномъ и поэтическомъ изъ всѣхъ находящихся на выставкѣ проектовъ, тѣмъ болѣе, что техническая обработка его убѣждаетъ насъ въ томъ, что автору его по силамъ будетъ исполненiе памятника и въ большихъ размѣрахъ, но и этотъ проектъ, предварительно исполненiя его, непремѣнно потребовалъ бы нѣкоторыхъ существенныхъ измѣненiй, преимущественно обусловливаемыхъ мѣстомъ, выбраннымъ для памятника. Очень можетъ быть, что комитетъ, учрежденный для сооруженiя памятника Пушкину и отъ котораго будетъ зависѣть рѣшенiе вопроса, совсѣмъ не признаетъ возможнымъ присудить первую премiю ни одному изъ представленныхъ проектовъ. Это его дѣло, и врядъ–ли въ такомъ случаѣ кто нибудь рѣшится упрекнуть его въ чрезмерной строгости, но было бы, по нашему мнѣнiю, очень несправедливо со стороны комитета показать себя слишкомъ скупымъ въ присужденiи второстепенныхъ премiй, какъ законнаго вознагражденiя наиболѣе отличившимся художникамъ за потраченные ими трудъ и время. Въ этомъ отношенiи, кромѣ уже названнаго нами нумера 15, имѣютъ также несомнѣнное право на вниманiе комитета модели отмеченные №№ 8, 12, 13 и 14.

Ignoto.

_______

КРИТИКА И БИБЛIОГРАФIЯ.

А. С. Пушкинъ. — Матерiалы для его бiографiи и оцѣнки произведенiй — П. В. Анненкова. — Съ приложенiемъ рисунковъ: модели памятника, мѣста погребенiя и снимковъ съ почерковъ и рисунковъ поэта. — Изданiе 2–е. — Цѣна 2 руб. 50 коп. — С.–Петербургъ 1873 г. — Изданiе товарищества «Общественная польза».

Книга эта — прекрасная; и предметъ такой, что долженъ интересовать всякаго, кто только читаетъ книги, — и обработанъ этотъ предметъ съ пониманiемъ и любовью. А между тѣмъ книга возбуждаетъ величайшую досаду и наводитъ на грустныя размышленiя. Когда вы думаете, читатель, написана эта книга? — Около двадцати лѣтъ назадъ! Она составляетъ дословную перепечатку тѣхъ матерiаловъ для бiографiи, которые занимали весь первый томъ знаменитаго Анненковскаго изданiя Пушкина; а этотъ томъ явился въ 1855 году, но былъ уже вполнѣ напечатанъ въ 1854 году, какъ видно изъ помѣтки цензора, подписавшагося подъ нимъ 22 октября 1854 года. Вотъ чтò значитъ изданiе 2–е, выставленное на книжкѣ; очень жаль, что при этомъ не поставлено крупными буквами: печатано безъ перемѣнъ съ изданiя 1854 года. Такъ дѣлается при очень хорошихъ изданiяхъ очень хорошихъ книгъ.

Кой–какiя перемѣны впрочемъ есть; именно, въ заглавiи прежде просто стояло: матерiалы для бiографiи, а теперь прибавлено: и оцѣнки его произведенiй. Кромѣ того книга разбита на главы и къ каждой главѣ сдѣлано подробное оглавленiе. Кромѣ того, вмѣсто прекраснаго уткинскаго портрета Пушкина, бывшаго при первомъ изданiи, приложены двѣ преплохiя картинки, — неизвѣстно кѣмъ сдѣланныя; одна изображаетъ модель памятника, которая находится въ Лицеѣ и о которой всякiй скажетъ, что по ней не слѣдуетъ дѣлать памятника; другая картина — могила Пушкина — была бы интересна, если–бы не была чрезвычайно плоха и не изображала почти однихъ деревьевъ.

Вотъ и всѣ перемѣны; а между тѣмъ подумайте, читатель, — двадцать лѣтъ! Глядя на эту книгу, невольно скажешь: хорошъ у насъ прогрессъ! Хорошо наше книгодѣлiе! Хороши авторы и издатели! Понятно, отчего ни почтенный авторъ, ни почтенные издатели не рѣшились сдѣлать хоть какого–нибудь предисловiя, объясняющаго поводъ и благое намѣренiе изданiя этой книги. Мы позволяемъ себѣ догадываться, что изданiе сдѣлано по причинѣ поднявшихся толковъ и хлопотъ о памятникѣ Пушкину, вслѣдствiе которыхъ многiе вѣроятно пожелаютъ узнать, чтó это было за человѣкъ и почему это ему ставятъ памятникъ? Но при всей похвальности своихъ намѣренiй, и авторъ и издатели принуждены бы были въ первой строкѣ своего предисловiя объявить, что они печатаютъ безъ перемѣнъ книгу о Пушкинѣ, написанную двадцать лѣтъ назадъ, то есть объявить фактъ, для котораго, по нашему мнѣнiю, нѣтъ извиненiй. И вотъ почему сохранено скромнѣйшее молчанiе.

Двадцать лѣтъ! Когда эта книга писалась, еще господствовала самая строгая цензура и многихъ очень простыхъ вещей нельзя было высказывать въ печати; кромѣ того были живы многiя лица, были живы многiе интересы, которыхъ невозможно было затрогивать. Слѣдовательно новое изданiе могло бы сказать намъ множества новаго.

Да многое съ тѣхъ поръ уже и сказано другими; литература, касающаяся бiографiи Пушкина, уже очень обширна и растетъ съ каждымъ годомъ. Особенно о дуэли Пушкина и о времени его пребыванiя на Югѣ Россiи мы имѣемъ очень обильныя печатныя свѣдѣнiя. Укажемъ хоть на «Русскiй Архивъ”, который съ особеннымъ усердiемъ и пониманiемъ, дѣлающимъ ему величайшую честь, печаталъ все, чтò находилъ любопытнаго для памяти Пушкина. Какъ бы интересно было, какъ бы благодарны были читатели, еслибы всѣ эти разбросанныя свѣдѣнiя были приведены въ порядокъ и связно изложены!

Въ заглавiи новаго изданiя прибавлено: и для оцѣнки его произведенiй. Но и для оцѣнки вѣроятно чтó–нибудь сдѣлано же въ теченiе этихъ двадцати лѣтъ. Или ничего? Толки о Пушкинѣ шли и идутъ безпрерывно и въ журналахъ и съ профессорскихъ каѳедръ. Очень возможно, конечно, что многiе почтенные люди взглянутъ на всѣ эти двадцати–лѣтнiе толки какъ на весьма малосодержательную болтовню и готовы будутъ даже похвалить нашего автора за то, что онъ не обратилъ на нихъ вниманiя. Таково ужъ свойство нашей литературы и вообще умственной жизни, что она легко возбуждаетъ пренебреженiе къ себѣ. Мы однако же смотримъ на дѣло нѣсколько иначе; мы думаемъ, что среди дѣйствительнаго пустословiя появились въ нашей бѣдной литературѣ и такiе взгляды на Пушкина, которые значительно превышаютъ точку зрѣнiя нашего автора. Вообще, къ Пушкину, въ теченiе этихъ двадцати лѣтъ, прикидывалось множество мѣрокъ; онъ подвергался всякимъ взглядамъ, всякимъ нападенiямъ, которыя иногда лучше похвалы, и толкованiямъ, которыя иногда хуже нападенiй. Положимъ, что во всемъ этомъ нашъ авторъ не нашелъ ничего для пополненiя и расширенiя своей оцѣнки; все–таки изъ двадцати лѣтъ толковъ выяснился результатъ, который много говоритъ о значенiи Пушкина. Этотъ результатъ — высота Пушкина надъ всею нашею литературою. Изъ всѣхъ испытанiй, изъ всякого треволненiй мнѣнiй и разныхъ прогрессовъ, изъ тумана, которымъ время застилаетъ все прошлое, образъ поэта выходитъ неуязвимымъ, не только не потускнѣвшимъ, а сiяющимъ все больше и больше. О многихъ нашихъ славахъ можно сказать:

Свѣтила прежнiя блѣднѣютъ, догарая,

но свѣтило Пушкина разгаряется все ярче и ярче; блескъ его все больше и больше затмѣваетъ блескъ другихъ свѣтилъ. Мы думаемъ, что современемъ этотъ результатъ станетъ еще очевиднѣе, что значенiе Пушкина будетъ долго возрастать, что это свѣтило вѣчное, а не временное. Пройдетъ много лѣтъ, и все–таки будущiй либеральный риторъ, развязно доказавши, что мракъ и дикiя похоти составляли все содержанiе прошлой русской литературы, съ тайнымъ озлобленiемъ запнется передъ образомъ поэта, котораго всепобѣдная красота осталась все также неотразима, какъ была.

Такъ мы думаемъ; но..... мы чувствуемъ, что уже излагаемъ мнѣнiя, которыя, конечно, совершенно понятны для автора разбираемой книги, но которыя для многихъ покажутся и непонятными и невѣрными. Пониманiе Пушкина находится въ великомъ упадкѣ въ наше время. Нельзя сказать, чтобы подписка на памятникъ шла очень блистательно и быстро. Наши журналы, кромѣ нѣсколькихъ вѣскихъ словъ, сказанныхъ «Московскими Вѣдомостями”, встрѣтили это дѣло глухимъ молчанiемъ; они не нашли здѣсь повода поговорить о Пушкинѣ, не сочли возможнымъ сдѣлать изъ этого самый крошечный современный вопросъ, и хоть на минуту отвлечь вниманiе читателей отъ болѣе важныхъ предметовъ.

Когда мы все это вспомнили, и сообразили многое другое, то нашъ взглядъ на книгу П. В. Анненкова невольно перемѣнился. Какъ знать? — можетъ быть общее равнодушiе къ Пушкину составляетъ главную причину, почему эта книга является передъ нами нимало не переработанною. Съ другой стороны, зачѣмъ же намъ новые труды о Пушкинѣ, когда и старые составляютъ для большинства публики совершенную новость? Не только въ двадцать, а даже въ пять лѣтъ наша публика забываетъ то, чтó говорилось и дѣлалось. Для множества лицъ, для которыхъ Пушкинъ никогда не былъ предметомъ изученiя, которыя въ силу прогресса, или въ силу невѣжества, были совершенно равнодушны къ поэту, книга г. Анненкова, проникнутая истинною любовью и пониманiемъ многихъ сторонъ величайшаго явленiя нашей литературы, есть настоящее сокровище, поучительна въ высочайшей степени. Пожелаемъ же ей всякаго успѣха.

_____

Природа. Популярный естественно–историческiй сборникъ. Книга I. Съ 8 таблицами и многими политипажами въ текстѣ. Москва, 1873.

Какъ видно, въ Москвѣ уже есть свои преданiя по части занятiй естественными науками. Великолѣпная книга, которая лежитъ передъ нами, посвящена памяти Карла Францовича Рулье, знаменитаго московскаго профессора зоологiи, который десятки лѣтъ восхищалъ слушателей своими воодушевленными лекцiями и былъ вездѣ, куда только по окончанiи курса попадали питомцы московскаго университета. Издатели «Природы", С. Усовъ и Л. Сабанѣевъ, цѣнятъ память Рулье такъ высоко, что посвящаютъ ему свое изданiе; но этого мало: въ предисловiи они говорятъ, что ихъ сборникъ будетъ возобновленiемъ и продолженiемъ «Вѣстника Естественныхъ Наукъ", журнала, который выходитъ подъ редакцiею Рулье съ 1854 года, и прекратился въ 1860 году, нѣсколько лѣтъ спустя послѣ смерти первоначальнаго редактора. Журналъ этотъ имѣлъ прекрасный успѣхъ и до сихъ поръ пользуется уваженiемъ всѣхъ интересующихся естественными науками.

И такъ появленiе «Природы" показываетъ что дѣятельность Рулье имѣла въ себѣ нѣчто очень плодотворное, что его любовь къ наукѣ и глубокое воодушевленiе научными идеями не исчезли безъ слѣда, а передались другимъ и породили ему подражателей и преемниковъ. Такой фактъ очень отраденъ; ибо русская наука обыкновенно не имѣетъ никакой исторiи, не представляетъ преемства и связи. До сихъ поръ дѣло шло такимъ порядкомъ: посылались за границу или готовились дома молодые люди, предназначавшiеся въ профессора; за границею изъ лекцiй, а дома изъ новѣйшихъ книжекъ эти молодые люди съ русской бойкостiю почерпали иногда очень недурной запасъ ученой мудрости. Но сдѣлавшись профессорами, они обыкновенно успокоивались нѣсколько отъ трудовъ, не очень прилежно слѣдили за наукой и почти не занимались учеными работами, такимъ образомъ выходило, что новое поколѣнiе юношей, серьезно предававшихся наукѣ, находило въ своихъ профессорахъ людей отсталыхъ, не могло довольствоваться ихъ преподаванiемъ, и снова принуждено было браться за новѣйшiя книги или ѣхать въ иностранные университеты. Такъ что новые профессора не были въ настоящемъ смыслѣ слова учениками старыхъ, а были или самоучками, или учениками заграничныхъ профессоровъ. Понятно, что изъ подобнаго порядка не могло выйти никакой исторiи, никакого самобытнаго развитiя и роста идей, и что еслибы этотъ порядокъ продолжался и впередъ, то мы въ отношенiи къ наукѣ были бы все въ томъ же положенiи, какъ и въ первый разъ, когда русскiе юноши поѣхали учиться заграницу. Вотъ почему нельзя не радоваться, когда находимъ преемственную связь между русскими учеными, когда у насъ возникаютъ наконецъ научныя преданiя.

О «Природѣ" мы скажемъ пока то, что всего прежде нужно знать читателямъ. Объ ученомъ достоинствѣ статей разумѣется нечего и говорить: за него вполнѣ ручаются имена издателей и сотрудниковъ, большею частью принадлежащихъ къ составу записныхъ ученыхъ. Но скажемъ о составѣ сборника. Издатели говорятъ въ предисловiи, что хотя ихъ изданiе, подобно «Вѣстнику Естественныхъ наукъ", предназначается для большинства публики, но что они намѣрены придать ему «нѣсколько болѣе серьозный характеръ" и вообще избѣгать «доведенной до крайности популярности". Такой взглядъ на дѣло насъ тоже порадовалъ. Истинному ученому ясно, что умышленная популяризацiя науки почти никогда не даетъ хорошихъ результатовъ и составляетъ фальшивый родъ писанiя, при которомъ пишущiй гонится за двумя цѣлями и обыкновенно не достигаетъ ни одной. Есть въ каждой наукѣ области, которыхъ нельзя популяризовать, которыя доступны только серьозному изученiю; поэтому не нужно обманывать читателей подборомъ легкихъ предметовъ и общихъ положенiй, не нужно внушать имъ увѣренность, что онъ, не трудясь, не учившись, могутъ дѣйствительно познакомиться съ наукой. Понятiя ложныя, неполныя, фантастически преувеличенныя и искаженныя — вотъ обыкновенный плодъ науки, лишенной людьми неприготовленнымъ, неспособнымъ къ строгости и ясности мысли.

Но есть въ наукахъ предметы, которые, такъ сказать, сами напрашиваются на популяризацiю, для которыхъ популярное изложенiе будетъ дѣломъ естественнымъ, а не искусственнымъ. Таковы какiе нибудь важные результаты, истины такого огромнаго изложенiя, что ученые невольно стремятся объявить во всеуслышанiе, проповѣдывать всѣмъ и каждому. Таковы также нѣкоторыя элементарныя части наукъ, которыя могутъ быть хорошо усвоены безъ этаго, ихъ нарочнаго упрощенiя и безъ изученiя этой науки. И въ томъ и въ другомъ случаѣ читатели или слушатели не вводятся ни въ какое заблужденiе, такъ какъ имъ не предлагаютъ цѣлой науки, а лишь части, которыя должны увлечь ихъ къ изученiю цѣлаго.

Въ этомъ отношенiи мы должны сказать, что «Природа" составлена прекрасно. По астрономiи мы здесь находимъ Публичныя лекцiи Ѳ. А. Бредыхина; онѣ посвящены физической астрономiи, то–есть именно тѣ части этой науки, которая и наиболѣе доступна ихзъ популярнаго изложенiя, и наиболѣе занимательна. По геологiи помѣщена Поѣздка къ волканамъ Италiи (Г. А. Траутшольда), живой разсказъ о томъ, какъ авторъ осматривалъ Везувiй спустя два мѣсяца послѣ послѣдняго изверженiя. По палеонтологiи — Сиватерiй (С. А. Усова); по зоологiи — Ceratodus (переводъ изъ А. Гюнтера), Секретарь (Д. Н. Анучина) и Носорогъ московскаго зоологическаго сада (С. А. Усова); эти четыре статьи, во–первыхъ, касаются животныхъ чрезвычайно интересныхъ, такъ сказать, необыкновенныхъ, во–вторыхъ, все это небольшiя монографiи, такой родъ ученыхъ сочиненiй, который всего удобнѣе для непосвященныхъ, такъ какъ вниманiе здѣсь сосредоточивается только на одномъ предметѣ, изслѣдуемомъ со всѣхъ сторонъ.

По зоологической географiи находимъ большую статью Н. А. Сиверцева — Аркары или горные бараны. Наконецъ, по ботаникѣ двѣ статьи А. Н. Петунникова — Прорастанiе и Тина. Онѣ одни въ цѣлой книгѣ имѣютъ исключительно популярный характеръ, но это совершенно идетъ къ ихъ содержанiю: въ нихъ излагается не какое нибудь ученiе, а главнымъ образомъ наставленiя, какъ дѣлать нѣкоторыя простыя наблюденiя надъ жизнью растенiй.

По внѣшнему виду «Природа", какъ мы уже сказали, великолѣпна; она далеко превосходитъ многiя изданiя, называемыя роскошными. Бумага, политипажи, печать — не оставляютъ желать ничего лучшаго. Восемь таблицъ, то–есть отдѣльныхъ картинокъ на всю страницу, превосходно сдѣланы и раскрашены; двѣ изъ нихъ — олеографическiя. Это изящество изданiя, по собственнымъ ихъ словамъ, «обратили слабое вниманiе", показываютъ, что сборникъ придастъ большую важность эстетическому пониманiю природы. Любить природу, любоваться ею, понимать и ея жизнь не однимъ умомъ, но и чувствомъ, — вотъ та сторона въ изученiи природы, которая наиболѣе всѣмъ доступна и которой никогда не должны упускать изъ виду натуралисты, несмотря на сухость своихъ изслѣдованiй. Въ красотѣ и безобразiи сущность открывается намъ ихъ глубокая внутренняя натура, открывается то, чего мы не найдемъ въ ихъ механическомъ строенiи и составѣ.

______

ПОЛИТИЧЕСКОЕ ОБОЗРѢНIЕ.

Въ то время когда цѣлый свѣтъ — не одна Европа — вчужѣ радовался преуспѣнiю Францiи, достигавшей, подъ руководствомъ генiальнаго, поставленнаго во главѣ ея управленiя мужа, въ короткiй срокъ предѣловъ несенiя тягостей послѣдней войны — предѣловъ, за которыми долженствовало немедленно произойти полное освобожденiе ея территорiи и слѣдовательно наступалъ перiодъ облегченiя, въ это самое время въ самой Францiи работалъ и ковалъ ковы противу благосостоянiя своего отечества свой собственный внутреннiй, домашнiй врагъ, который несравненно опаснѣе и страшнѣе всякаго врага иноземнаго. Этотъ врагъ — радикализмъ, воплощенный въ самомъ нацiональномъ собранiи посредствомъ депутатовъ, составляющихъ такъ называемую лѣвую сторону и имѣющiй верховнаго представителя своего и вождя въ лицѣ г. Гамбетты. Послѣднiй, какъ видно теперь, нисколько не думалъ оставить разъ избранную имъ роль: онъ только отстранялся отъ нея на столько, на сколько требовали этого повелительныя обстоятельства, но возвращался къ ней всякiй разъ, — какъ только обстоятельства позволяли... Въ этотъ разъ бывшiй турскiй диктаторъ явился вновь какъ ораторъ на поприщѣ политической дѣятельности въ Бельвилѣ, гдѣ обратился съ рѣчью къ избирателямъ, собравшимся для избранiя новаго депутата отъ города Парижа въ нацiональное собранiе. — Въ этой рѣчи ораторъ высказываетъ свое недовольство настоящимъ порядкомъ дѣлъ, требуетъ распущенiя нацiональнаго собранiя — старается, однимъ словомъ, доказать несостоятельность нынѣшней республики (черезъ это самое заявляя о необходимости другой, новой республики, на извѣстныхъ ему началахъ) и наконецъ выражаетъ порицанiе: стоящему до нынѣ во главѣ ея управленiя великому человѣку въ слѣдующихъ словахъ: «Здѣсь — въ настоящую минуту является глубокое заблужденiе знаменитаго человѣка, находящагося во главѣ власти. — Онъ воображаетъ, что можетъ перенести въ область избирательной борьбы поступки, способы, тысячу и одну хитрость, которыя такъ хорошо удаются ему за версальскими кулиссами^*). Онъ не хочетъ видѣть, что такое поведенiе послужитъ ему причиною паденiя, — которое ожидаетъ его, ибо мелочныя средства ничего не стоютъ въ нашей странѣ; ибо если Францiя чего требуетъ — такъ это уже никакъ не ловкости; въ чемъ она нуждается — такъ это никакъ уже ни въ тонкости, ни въ хитрости. Чего она хочетъ? Ясности, логики, простоты!" — Эти слова не требуютъ коментарiя: самые факты служатъ поясненiемъ къ нимъ. — Если Францiя хочетъ ясности, — такъ конечно уже не той, которая въ теченiи нѣсколькихъ ночей озаряла парижскiй небосклонъ отъ пожаровъ, производимыхъ сторонниками коммуны; если всякая нацiя, въ томъ числѣ и французская, должна стремиться въ правительственныхъ дѣлахъ къ логикѣ, то конечно не къ той, которую проповѣдуютъ покровительствуемые г. Гамбеттою коммунисты и соцiалисты и по смыслу которой бѣдные должны грабить богатыхъ; — если въ жизни всякаго народа желанна простота, то во всякомъ случаѣ не та, которой придерживаются радикалы и которая въ ихъ ученiи проповѣдывая истребленiе памятниковъ наукъ и искусствъ, стремится унизить человѣка до полудикой простоты, т. е. лишить его благъ религiи и просвѣщенiя и низвести до низкой степени существа остающагося при однихъ только грубыхъ животныхъ инстинктахъ. Что же касается уловокъ хитрости, тонкости и другихъ качествъ г. Тьера, благодаря которымъ онъ спасъ отечество отъ окончательнаго поглощенiя внутреннею анархiею и отъ совершеннаго погрома иноземнаго, — качествъ, съ помощiю которыхъ онъ достигъ того, что Францiя, всѣми оставленная и многими презираемая, стала вновь въ чести у чужихъ правительствъ и народовъ ближнихъ и дальнихъ — однимъ словомъ, что касается лично г. Тьера, то мы не сомнѣваемся что и при настоящихъ обстоятельствахъ этотъ знаменитый мужъ составляющiй не только честь и опору своей страны, — но красу и гордость своего вѣка, найдетъ въ собственномъ своемъ энергическомъ характерѣ довольно силы, чтобы утѣшиться и подкрѣпить себя, и съ прежнею энергiею служить отечеству, не смотря на всѣ козни своихъ безчисленныхъ враговъ. Въ пресловутой своей рѣчи г. Гамбетта еще косвеннымъ образомъ упрекаетъ г. Тьера за поддержку, которою тотъ пользовался отъ лѣвой стороны. Въ томъ же упрекаетъ его и правая сторона. Но при такихъ упрекахъ господа хулители Тьера забываютъ, что онъ вѣдь ищетъ союза и поддержки не лично для себя, не для собственныхъ своихъ выгодъ, а для общихъ выгодъ Францiи, для достиженiя которыхъ не считаетъ себя въ правѣ пренебрегать никакими средствами. Въ его положенiи вполнѣ примѣнима можетъ быть къ нему извѣстная французская поговорка. «Je prends mon bien partout oЬ je le trouve." Стыдно не ему, а тѣмъ, которые, поддерживая какую нибудь общеполезную правительственную мѣру или дѣйствiе, смотрятъ на такую поддержку не какъ на дѣло совѣсти, а какъ на личное одолженiе или уступку какому нибудь лицу, отъ котораго потомъ требуютъ за то вознагражденiя.

Рѣчь г. Гамбетты имѣла успѣхъ: въ Парижѣ избранъ депутатомъ не кандидатъ правительства г. Ремюзà, а радикальный кандидатъ г. Бародэ. Тѣмъ лучше! Этотъ случай безъ сомнѣнiя подастъ поводъ когда–нибудь г. Тьеру высказать еще полнѣе и откровеннѣе свои мысли насчетъ радикализма; и вмѣстѣ съ тѣмъ покажетъ всему свѣту, какiе элементы наполняютъ еще и въ настоящее время Парижъ!

С. Н.

______

ИЗЪ ТЕКУЩЕЙ ЖИЗНИ.

Въ то самое время, какъ наша печать чуть ли не въ сотый разъ разбирала скромный вопросъ о томъ, слѣдуетъ–ли или не слѣдуетъ дозволить открытiе драматическихъ и комическихъ представленiй и въ театрахъ въ посту — наша «каскадная" сцена (разрѣшившая этотъ вопросъ утвердительно давнымъ–давно) «превзошла самое себя", какъ говорили прежнiе театральные критики. Вотъ что пишетъ въ «С.–Петерб. Вѣд." одинъ изъ посѣтителей этой сцены. «Подъ тяжелымъ, давящимъ впечатлѣнiемъ возвратился я 30–го марта изъ театра Берга, въ бенефисъ г–жи Филиппо. Въ этотъ вечеръ тамъ дебютировала въ первый разъ новая артистка — Викторiя Филиппо. Представьте себѣ дѣвочку 10–12 лѣтъ, которую заставили выдѣлывать всѣ кунштюки, придуманные за послѣднее время французскою веселостью для возбужденiя самыхъ низменныхъ инстинктовъ — дѣвочку, которая съ нѣкоторымъ совершенствомъ, даже со всѣми подобающими тѣлодвиженiями и мимикой, исполняла одну изъ самыхъ отчаянныхъ шансонетокъ репертуара г–жи Альфонсины. Представьте себѣ нѣчто несравненно худшее еще — публику, ревущую отъ восторга, кричащую нѣсколько разъ bis, подносящую этому ребенку корзинки съ цвѣтами, букеты, ларчики съ дорогими подарками! Странно мнѣ показалось это поведенiе публики, и, думалось мнѣ, что или люди, входя въ это милое заведенiе, теряютъ всякое сознанiе своихъ поступковъ, или публика, переполнявшая этотъ театръ въ это представленiе, обладала уже слишкомъ утонченно–развратнымъ вкусомъ. Правда, раздавались и нѣкоторыя слабыя шиканья, но они вызывали еще болѣе усиленныя, дружныя рукоплесканiя и возгласы: «Какъ глупо шикать ребенку!"

Любопытнѣе всего — это то, что «С.–Петерб. Вѣд.", яростно возстававшiя противъ «Гражданина" за статьи, направленныя противъ театровъ Буффъ, Берга, и тому подобныхъ, — теперь уже не безъ явнаго сочувствiя помѣстили на своихъ столбцахъ это письмо посѣтителя, въ которомъ (письмѣ) дѣлается еще вотъ какой отзывъ о нашей публикѣ, «поощряющей и вызывающей образованiе такихъ девяти–лѣтнихъ талантовъ: «неужели такая бездна, такая громадная разница лежитъ между человѣкомъ, совершающимъ гнусное преступленiе надъ девяти–лѣтней дѣвочкой, котораго за это ссылаютъ въ каторжныя работы, и публикою, поощряющею и вызывающею образованiе такихъ девяти–лѣтнихъ талантовъ?"

Давно бы такъ!...

* ^* *

Корреспондентъ «Голоса" утверждаетъ, что «городъ Рязань взволнованъ (вѣроятно и вся губернiя) прiѣздомъ сенатора К. К. Петерса, «командированнаго по Высочайшему повелѣнiю для обревизованiя Рязанской губернiи — по поводу извѣстнаго дѣла о рязанской облавѣ на звѣрей и отчасти на людей.

______

«Русскiя Вѣдомости" передаютъ слѣдующiя подробности, касающiяся несчастнаго пастуха, умершаго въ заключенiи при пронскомъ полицейскомъ управленнi, куда онъ былъ посаженъ по «приговору" мироваго судьи «за самоуправство", совершенное имъ противъ лицъ бывшихъ на облавѣ. По жалобѣ жены умершаго, изъявившей подозрѣнiе въ насильственной смерти мужа, высшимъ прокурорскимъ надзоромъ рѣшено было приступить къ судебно–медицинскому изслѣдованiю трупа. Прибывшiе изъ Москвы врачи и присоединившiеся къ нимъ мѣстные представители прокурорской и слѣдственной власти, съ большими трудностями, добыли нѣкоторыя данныя для опредѣленiя могилы пастуха, который, какъ говорятъ, похороненъ былъ ночью. Когда разрыли указанную могилу — должны были разочароваться: стоялъ старый гробъ съ разложившимся трупомъ. Хотѣли уже снова засыпать могилу, какъ одному изъ экспертовъ показалась подозрительно–рыхлою земля въ сторонѣ могилы. Разрыли немного и увидѣли свѣжiй деревянный гробъ, поставленный подъ старый. Вскрыли крышку и передъ зрителями предсталъ пастухъ съ отпускною въ рукахъ. Имя пастуха было прописано въ отпускной. По вскрытiи оказался переломъ шести реберъ и острая бугорчатка мозга и легкихъ.

* ^* *

Въ прошломъ году надѣлало много тучу звѣрское убiйство, съ ужасными истязанiями, двухъ сыновей (11–ти и 13–ти лѣтъ) смоленской помѣщицы г–жа Толпыго «учителемъ”, какъ утверждали газеты, этихъ дѣтей Николаевымъ, мстившимъ за чтó–то матери своихъ жертвъ. Теперь изъ корреспонденцiи «Голоса" и извѣстiй другихъ газетъ оказывается, что этотъ «учитель" вовсе не учитель, а не кто иной, какъ «состоящiй во временномъ отпуску, лишенный всѣхъ особенныхъ, лично и по состоянiю присвоенныхъ правъ и преимуществъ, рядовой 4–го пѣхотнаго капорскаго полка, Николай Васильевъ Николаевъ (38 лѣтъ)". Процессъ въ смоленскомъ окружномъ судѣ по этому кровавому дѣлу длился съ 23 по 25 минувшаго марта и окончился тѣмъ, что этого самозваннаго «учителя" приговорили на 20 лѣтъ къ каторжной работѣ въ рудникахъ, — за то, «что онъ, не будучи одержимъ припадкомъ болѣзни, приведшей его въ умоизступленiе или совершенное безпамятство причинилъ: а) смерть Александру Толпыго, нанеся ему для этого нѣсколько ударовъ рѣжущимъ или тупымъ орудiемъ, и такое убiйство совершилъ съ заранѣе обдуманнымъ намѣренiемъ; б) Павлу Толпыго рядъ тѣлесныхъ мученiй и болей, обжогами, отъ принужденiя прыгать черезъ огонь, и поверхностными ранами (истязанiя эти имѣли послѣдствiемъ смерть Павла на другой же день); и в) намеренный поджогъ въ туже ночь обитаемаго имъ, Николаевымъ, и вышеупомянутыми двумя его учениками флигеля, отчего флигель и сгорѣлъ."

* ^* *

Въ «Бирж. Вѣд." изъ Одессы сообщаютъ, что тамъ недавно открыта фабрикацiя фальшивыхъ ассигнацiй. На этотъ разъ фабрикацiею занималась уже не шайка бездѣльниковъ, а цѣлое семейство (мѣщанское), переселившее въ Одессу. Прiобрѣтя въ предмѣстьѣ небольшой домикъ и обзаведясь хозяйствомъ, это семейство (мужъ, жена и три дочери), съ помощью дорогой и хорошо устроенной машины, начало поддѣлку ассигнацiй 25 и 50 рублеваго достоинства, преспокойно сбывая ихъ тутъ же — при посредствѣ агентовъ. Замѣчательно, что такая явная фабрикацiя открыта лишь благодаря случаю. Будучи въ гостяхъ у этого семейства, одна женщина жаловалась на безвыходное положенiе своего мужа, ненаходящаго должности. Хозяйка дома фабрикащiи денегъ, выслушавъ эти жалобы, простодушно предложила своей гостьѣ присоединиться къ нимъ и помогать имъ въ ихъ дѣлѣ. Предложенiе это однако испугало гостью: вернувшись, домой, она все разсказала мужу, а тотъ прокурору. Ну. а тамъ, конечно, дѣло уже легко дошло и до недавно преобразованной одесской полицiи...

* ^* *

Въ моршанскомъ уѣздѣ открытъ случай оскопленiя пятилѣтняго ребенка. Оскопленiю, по слухамъ, совершено дядей ребенка, — однимъ изъ скопцовъ, судимыхъ по плотицинскому дѣлу. По извѣстiямъ «Русскихъ Ведомостей", мѣстное сельское населенiе было до того встревожено этимъ случаемъ, что составило единогласный приговоръ о выселенiи всѣхъ скопцовъ изъ ихъ деревни. И препроводило этотъ приговоръ куда слѣдуетъ. — Производится слѣдствiе и уже арестовано до 40 человѣкъ.

* ^* *

Разнесшiеся, въ прошломъ году, со словъ «Судебнаго Вѣстника", слухи о подкупѣ присяжныхъ засѣдателей въ одномъ провинцiальномъ городѣ — подтверждаются. Изъ московской корреспонденцiи «Голоса" оказывается, что въ минувшемъ февралѣ московскою судебною палатою полученъ указъ сената о преданiи суду боровскихъ присяжныхъ засѣдателей (Калужской губ.) по обвиненiю въ лихоимствѣ. Изъ числа 36 человѣкѣ, привлеченныхъ къ слѣдствiю, предаются суду только двое: Дмитрiевъ и Жеребцовъ — оба боровскiе мѣщане. Изъ остальныхъ 34, освобожденныхъ отъ преслѣдованiя, противъ 9 сенатъ нашелъ–де «нѣкоторыя данныя, въ силу которыхъ они могутъ быть заподозрѣны въ лихоимствѣ; но изъ дѣла нельзя извлечь данныхъ, положительно убѣждающихъ въ ихъ виновности". — Первый изъ обвиняемыхъ (Дмитрiевъ) содержалъ въ Боровскѣ трактиръ, гдѣ и происходило угощенiе присяжныхъ родными и знакомыми подсудимыхъ. При этомъ онъ являлся посредникомъ между присяжными и тѣми лицами, которыя, съ помощью угощенiй, желали облегчить участь подсудимыхъ. Кромѣ того онъ, будучи уже въ числѣ присяжныхъ, посѣщалъ–де передъ засѣданiями острогъ, гдѣ бесѣдовалъ съ подсудимыми, которые просили его о смягченiи ихъ участи и т. д.

* ^* *

Если вѣрить одесскому корреспонденту «Биржи" — на нашемъ югѣ обнаружена слѣдующая поражающая исторiя. «Въ прошломъ году въ Таганрогѣ появились евреи, которые предлагали молодымъ женщинамъ весьма выгодныя мѣста въ Константинополѣ. Предложенiя были настолько заманчивы и не подлежали сомнѣнiю, что многiя дѣвицы изъ порядочныхъ семействъ вошли въ переговоры и заключили сдѣлки; причемъ оказывали имъ помощь, будто бы, нѣкоторыя оффицiальныя лица мелкаго плаванiя. Законтрактованныя отправлялись въ Константинополь и тамъ очутились кто въ гаремѣ, кто въ публичномъ домѣ. Обманутыя взбунтовались, дружно принялись за свое освобожденiе, для чего обратились къ русскому послу. Изъ Петербурга прислали особое лицо для изслѣдованiя этого дѣла. Пока арестовали секретаря одного оффицiальнаго лица; начальникъ хотѣлъ было подать въ отставку, но ему отказали, такъ какъ дѣло имѣетъ быть разобрано судомъ и только остановка за обманутыми, которыя ожидаются со дня на день изъ Константинополя." — Корреспондентъ прибавляетъ, что сбытъ русскихъ женщинъ на восточные рынки въ Одессѣ — явленiе довольно обыкновенное. И что «не разъ на пароходахъ останавливали аферистовъ" торгующихъ женщинами.

* ^* *

Недавно въ Брюсселѣ арестованы члены чрезвычайно курьезной ассоцiацiи извѣстной подъ именемъ «международнаго общества воровъ” (Assosiation intérnationale des voleurs). Ассоцiацiя эта, состоящая изъ людей всевозможныхъ нацiональностей, имѣетъ правильную организацiю, президента и администрацiю. У президента нашли уставъ, который опредѣляетъ кругъ и способъ дѣйствiй членовъ ассоцiацiи.

______

Въ виду приближающейся всемiрной выставки вѣнская полицiя получила изъ Лондона богатую коллекцiю фотографическихъ карточекъ болѣе извѣстныхъ англгйскихъ мазуриковъ или жуликовъ (по московскому) того и другаго пола, намѣревающихся посѣтить всемiрную выставку, которая, безъ сомнѣнiя, обѣщаетъ обильную добычу для поживы, при скопленiи иностранцевъ.

* ^* *

Въ иностранныхъ газетахъ передаютъ слѣдующiй анекдотъ, касающiйся «маленькаго, но необходимаго человѣка" для Францiи. Однажды Тьеръ, прогуливаясь, подошелъ къ солдатику, стоявшему гдѣ–то на часахъ и преспокойно уплетавшему свою порцiю. — Что, любезный, хорошо васъ кормятъ? спросилъ Тьеръ. — А тебѣ на что? ты навѣрно интендантскiй чиновникъ? — Бери повыше, отвѣчалъ Тьеръ. — А, такъ ты офицеръ? — Бери повыше. — Подполковникъ? — Повыше — Ну, такъ генералъ? — Повыше, повыше. — Ого! такъ ты маршалъ? — Еще повыше. — Неужто министръ? — Я президентъ — Тьеръ. — А–а! такъ ты тотъ самый Тьеръ, о которомъ всѣ кричатъ?! сказалъ удивленный солдатикъ. — Я. — А!! въ такомъ случаѣ, на подержи, мамочка, мою порцiю, а я сдѣлаю тебѣ честь...

* ^* *

«Моск. Вѣд.", со словъ французскихъ газетъ, разсказываютъ слѣдующiй анекдотъ о племянникѣ Мейербера. «По смерти послѣдняго, племянникъ его написалъ похоронный маршъ и просилъ покойнаго Россини послушать его. «Произведенiе ваше прекрасно, сказалъ ему послѣднiй, но лучше было бы, еслибъ умерли вы, и вашъ дядя написалъ похоронный маршъ".

* ^* *

Заграничныя газеты передаютъ интересныя извѣстiя «о пивной революцiи", которую нѣсколько дней тому назадъ подняли мирные франкфуртскiе нѣмцы. Вслѣдствiе вздорожанiя льда (прошлою зимою во Франкфуртѣ не было необходимыхъ для льда холодовъ), пивовары рѣшились воспользоваться минутой — увеличить цѣну на пиво. И увеличили на 12¹/₂ процентовъ. Коноводы же рабочаго люда, въ свою очередь, рѣшились воспользоваться удобнымъ моментомъ для своихъ цѣлей и стали усиливать раздраженiе между рабочими во Франкфурта и близлежащихъ фабричныхъ и промышленныхъ городахъ. Въ результатѣ произошло слѣдующее. Пo случаю какого–то праздника 21 апрѣля, во Франкфуртѣ собралось нѣсколько тысячъ рабочихъ. Къ двумъ пивовареннымъ заводамъ Рейтлингера подошла шайка въ нѣсколько сотъ человѣкъ и принялась ломать все, что только могло попасться подъ руку. Отсюда толпа отправилась къ заводу Швагера. Но здѣсь обдали ее кипяткомъ, выпустивъ паръ изъ какого–то котла. Говорятъ, что многiе были совершенно ошпарены. Появилась рота солдатъ и эта толпа была разсѣяна. — Другiя толпы разносили другiе заводы и всюду встрѣчали солдатъ градомъ камней. Солдаты стрѣляли прежде холостыми зарядами, а потомъ, когда это имъ прискучило, — настоящими. Убито болѣе 30 человѣкъ и очень много ранено. Конечно, не обошлось, подобно нашимъ одесскимъ и харьковскимъ баталiямъ, и безъ совсѣмъ невинныхъ жертвъ. Такъ убили одну ни въ чемъ неповинную старушку съ ребенкомъ и др. Пиво, говорятъ, буквально лилось рѣкою по улицамъ, отъ разбитыхъ пивныхъ бочекъ. — Разнесено всего 16 заводовъ, разграблены: башмачный магазинъ, домъ полицейскаго агента и банкирская контора. Убытки простираются до 50,000 гульденовъ. — Арестовано около 150 человѣкъ. Ранены одинъ офицеръ и нѣсколько солдатъ, одинъ полицейскiй чиновникъ и три городовыхъ.

* ^* *

«Донскiя Вѣдомости" передаютъ, что въ концѣ прошлаго года, на хуторѣ Новогеоргiевской станицы, случилось трагическое происшествiе: 54–лѣтняя женщина звѣрски убила своею мужа — изъ ревности къ жене своего сына. Конечно, подобный фактъ тому кто слѣдитъ за нашею уголовною хроникою — едва–ли покажется особенною рѣдкостью. Непривлекательныя до крайности картины «семейнаго счастья" въ нашемъ «простомъ" или, какъ прежде говаривали, «подломъ" народѣ не рѣдки... Но такая рѣдкостная картина, какую рисуетъ Дарья Наумова въ своемъ неподдѣльномъ по простотѣ разсказѣ передъ властями — заставитъ не одного читателя глубоко и глубоко призадуматься...

«Я убила своего мужа", такъ начала свой разсказъ Дарья Наумова, жена урядника. «Мнѣ вѣдь уже 54 года, да трое дѣтей у насъ: старшему сыну 36 лѣтъ. Женили мы его на Аксиньѣ; кàкъ я тогда не хотѣла, брать ее за сына, но мой покойникъ настоялъ; видно — она ему еще и тогда понравилась. Онъ сталъ жить съ ней. Все это я видѣла. Наконецъ мои родители сами убѣдились въ этомъ; каждый день они увѣщевали мужа исправиться, а онъ въ свою очередь каждый день билъ меня, и такъ–то вотъ, годъ за годомъ, проходила моя каторжная жизнь. Проводили мы сына на службу и снохѣ Аксиньѣ пришла полная волюшка. Одинъ разъ мужъ меня сильно избилъ, я не вытерпѣла и пошла въ станицу жаловаться. Послѣ того уже не рѣшилась идти домой: меня пугали новые побои и я отправилась въ х. В., гдѣ нанялась и прожила въ работницахъ двѣ недѣли. Но скоро мужъ съ свекоромъ прiѣхали зa мною верхами, взяли меня, привязали бичевой на шею и такъ вели всю дорогу верстъ 15. По хутору же мужъ погонялъ меня плетью и я бѣжала за ними, какъ собака; чтò было со мной въ то время, я не помню; послѣ, при одномъ воспоминанiи, что со мною, съ матерью взрослыхъ дѣтей, такъ обходились, я готова была умереть отъ стыда. На другой же день мужъ взялъ меня въ поле, гдѣ мы прожили съ Петрова до Покрова. День я работала, а на ночь мужъ приковывалъ меня въ телѣгѣ на цѣпь, утромъ же сѣкъ розгами. Такъ прошли еще два года, въ которые я не видѣла ни одного яснаго дня, а отъ слезъ глаза у меня стали плохо видѣть. Я снова пошла въ станицу жаловаться на мужа; хоть судья насъ и помирилъ, но ссоры, побои чрезъ сноху опять повторялись каждый день. Родители наши, чтобы прекратить эту семейную вражду, отдѣлили отъ насъ Аксинью на особое хозяйство. Но не долго на душѣ моей было легко: первое время мужъ мой видался съ Аксиньей за углами, а какъ только проводили сына опять на службу, то онъ рѣдко ночевалъ дома, и по нѣсколько разъ бывалъ у нея на день. Осталась у насъ одна родительница, старуха 80 лѣтъ, но её онъ не слушался. Съ порожними руками онъ не могъ показаться къ снохѣ, а всегда носилъ ей изъ дома хлѣбъ и проч. Одинъ разъ, когда мужъ съ Аксиньей уѣхали въ станицу, я пошла въ домъ снохи за своимъ самоваромъ, но внуки мои меня вытолкали. Убитая горемъ, я побрела за хуторъ и тамъ рѣшила попросить свата, чтобы онъ прiѣхалъ и уговорилъ моего мужа. «Было–бы изъ чего хлопотать?" сказалъ сватъ. Я достала и отдала 5 руб. и взяла съ него обѣщанiе прiѣхать къ намъ на другой день, а сама пошла домой, гдѣ мужъ, только что воротившiйся съ богомолья вмѣстѣ съ снохою, опять избилъ меня. Пришла ночь. Мужъ мой легъ спать на кровати такъ, что мнѣ мѣста тамъ не было и я кое–какъ примостилась на сундукѣ, но заснуть не могла; встала, затопила печь, вошла къ мужу и стала ему говорить: «ты большую волю далъ внукамъ, нынче они меня выгнали!" Но въ отвѣтъ получила: «чертъ тебя не носи!" Тутъ закипѣло мое сердце и я стала думать: «Господи! когда же я не буду виновата?" Въ это–то время и пришло мнѣ въ голову покончить съ нимъ разъ навсегда: «если не я его, такъ онъ меня убьетъ", думала я. Лучше не жить, чѣмъ такъ мучиться. Упала я передъ образами на колѣни и долго молилась. Затѣмъ принесла топоръ, подослала рѣдно около кровати, зажгла свѣчу и посмотрѣда на мужа; онъ лежалъ вверхъ лицомъ и крѣпко спалъ. Я потушила огонь и перекрестившись ударила его обухомъ въ лобъ, онъ простоналъ; я ударила еще и еще... въ припадкѣ бѣшенства бросилась на него и начала душить. Наконецъ вижу, что онъ уже давно мертвый, встала — зажгла огонь, разбудила дѣтей и во всемъ призналась имъ. Дѣти начали плакать и укорять меня. Я говорила имъ: «все равно, отца теперь вы не поднимете, пожалѣйте меня". Они помогли мнѣ вынести убитаго въ амбаръ, замкнули его, тамъ онъ пробылъ до другой ночи. Прiѣхалъ, наконецъ, и сватъ, но опоздалъ; я начала просить его скрыть мое преступленiе. Сначала онъ не повѣрилъ и долго не соглашался, но потомъ помогъ намъ отвезти убитаго ко двору снохи; тамъ же я бросила его шапку и башмаки. Утромъ пошли опросы, допросы, обыски; подозрѣнiя на меня не было: полъ въ домѣ я хорошо смыла, топоръ обгорѣлъ въ печкѣ, рѣдно въ озеро спрятала, а полсть зарыла въ хлѣву въ навозѣ. Прiѣхалъ атаманъ; тутъ ужъ я, чтобы облегчить свою душу, все ему разсказала. Такая вотъ была моя горькая жизнь. Вѣрно на роду мнѣ такъ написано”.

* ^* *

Казалось бы, что ревизоровскiе типы на Руси, если не совсѣмъ перевелись въ наше время, то по крайней мѣрѣ стали чрезвычайною рѣдкостью. Но нынѣшняя родная дѣйствительность разубѣждаетъ насъ въ этомъ. Не пройдетъ двухъ–трехъ мѣсяцевъ безъ того, чтобы изъ нашихъ блаженныхъ «провинцiй" не доходили въ печать слухи въ родѣ того, что въ такомъ–то тюремномъ замкѣ произведена была строгая ревизiя прiѣзжимъ изъ Петербурга важнымъ чиновникомъ, оказавшимся однако потомъ крестьяниномъ, бывшимъ арестантомъ того же самаго замка, или: что какое то «важное (со звѣздою на груди) лицо" прiѣxaлo въ губернскiй городъ (кажется Ярославль) на ревизiю, было приглашено въ домъ городскаго головы на жительство вмѣсто гостинницы, взяло у головы якобы на покрытiе издержекъ 3,000 руб., а взамѣнъ того оставило головѣ какой то весьма лестный рескриптъ — и поминай какъ звали... Лучшимъ подтвержденiемъ того, какiе, въ нѣкоторыхъ нашихъ провинцiяхъ, патрiархальные нравы — моршанская исторiя. По словамъ «Соврем. Изв.", въ Моршанскѣ, на дняхъ начато слѣдствiе о томъ, что почтовые чиновники распечатывали частныя письма, читали ихъ и потомъ отсылали въ конвертахъ собственнаго издѣлiя. Письмо это они передавали заинтересованнымъ въ нихъ лицамъ и такимъ образомъ «многихъ моршанскихъ друзей превратили во враговъ".

* ^* *

Корреспондентъ газеты «Современность" пишетъ, что общество города Волчанска, Харьковской губ., занято толками по поводу ревизiи сдѣланной народнымъ школамъ Волчанскаго уѣзда инспекторомъ народныхъ училищъ, г. Ж–вымъ, и по поводу обнаружившагося, при ревизiи, доѣзжаго конька этого г. инспектора. «Дѣло въ томъ, говоритъ корреспондентъ, что г. Ж–въ, между разговорами со своими знакомыми и въ присутствiи постороннихъ лицъ, допустилъ неумѣстную выходку, — хвастаясь, будто онъ уполномоченъ мѣстнымъ преосвященнымъ нерадивыхъ къ школамъ священниковъ смѣщать на худшiя мѣста. «Это, величаво добавилъ всесильный г. инспекторъ, мой конекъ доѣзжать священниковъ".

* ^* *

Подвиги частныхъ адвокатовъ, при существующей у насъ, въ настоящее время, неограниченной свободѣ ихъ профессiи, подчасъ получаютъ громкую извѣстность.

Какъ–то не такъ давно газеты сообщали, что, во время засѣданiя временнаго отдѣленiя новгородскаго окружнаго суда въ Валдаѣ, по одному довольно важному уголовному дѣлу, защитникъ подсудимаго, выбранный изъ мѣстныхъ чиновниковъ–докъ въ юриспруденцiи, отличился такимъ образомъ. Когда послѣ обвинительной рѣчи прокурора предсѣдатель обратился къ нему и сказалъ: «г–нъ защитникъ, теперь ваше слово" — этотъ законовѣдъ, застегнувшись на всѣ пуговицы вицъ–мундира (онъ былъ въ вицъ–мундирѣ своего вѣдомства), сказалъ робкимъ голосомъ слѣдующее: «я, ваше превосходительство, совершенно согласенъ во всемъ съ мнѣнiемъ ихъ превосходительства — г–на прокурора".

* ^* *

Теперь «Одесскiй Вѣстникъ" сообщаетъ о слѣдующей курьезной рѣчи одного адвоката, практикующаго при кишеневскомъ окружномъ судѣ. Обвинялся нѣкiй Iоська Л. въ укрывательствѣ краденаго со взломомъ. Адвокатъ В. пересыпалъ свою длинную рѣчь фразами въ родѣ: «другiя иностранныя державы, опередившiя насъ своимъ развитiемъ въ кодексахъ своихъ"... «Законы иностранныхъ государствъ" и т. п. И закончилъ ее слѣдующимъ образомъ. Прiосанившись послѣ продолжительной паузы, онъ произнесъ: «если вы, господа присяжные, обвините клiента моего Iоську Л., то уподобитесь iудеямъ, несправедливо обвинившимъ Господа нашего Iисуса Христа. — Iоська Л. однако признанъ былъ присяжными виновнымъ и осужденъ судомъ на годъ въ тюрьму, хотя въ числѣ присяжныхъ былъ лишь одинъ чиновникъ и 11 поселянъ.

* ^* *

Но несравнененъ вотъ какой пассажъ, приключившiйся съ однимъ адвокатомъ–юношей въ о–скомъ окружномъ судѣ, какъ намъ сообщаютъ. Одному юному человѣку, неокончившему курса образованiя, протежировалъ, по праву родства, мѣстный прокуроръ. Чтобы дать ходъ импровизованному юристу, прокуроръ посовѣтовалъ ему зарекомендовать себя передъ судомъ дебютомъ въ качествѣ защитника. Во время засѣданiя юный защитникъ, въ присутствiи своихъ знакомыхъ, въ томъ числѣ и женскаго персонала, преважно рылся въ своихъ бумагахъ и что–то отмѣчaлъ въ нихъ карандашемъ. Начался допросъ свидѣтелей. Товарищъ прокурора сталъ предъявлять противъ нѣкоторыхъ изъ нихъ отводы. Защитникъ сообразилъ, что и ему слѣдуетъ кое–кого отвести. И заявилъ предсѣдателю, что онъ проситъ «устранить отъ свидѣтельства куму потерпѣвшаго лица". Услышавъ такое странное требованiе, предсѣдатель обратился къ нему со словами: «а позвольте узнать, на основанiи какого закона вы предъявляете такой отводъ?" На что нашъ защитникъ, замѣтивъ смѣхъ въ публикѣ, растерявшись и указывая на сидѣвшаго возлѣ него священника, проговорилъ: «это я такъ... это мнѣ батюшка шепнулъ"...

* ^* *

Если похожденiя нашихъ адвокатовъ, выбираемыхъ однимъ лицомъ для веденiя дѣла, часто бываютъ по истинѣ забавны, то едва–ли не болѣе забавны бываютъ иногда похожденiя мировыхъ судей, избираемыхъ самимъ обществомъ, заслужившихъ, стало быть, нѣкотораго рода гражданскую честь...

Вотъ, напримѣръ, какой казусъ разсказывается «Судебнымъ Вѣстникомъ" изъ недавней мировой практики. Когда одинъ провинцiальный мировой судья писалъ постановленiе по гражданскому дѣлу, повѣренный по этому дѣлу отлучился изъ «мировой камеры". «Гдѣ повѣpeнный?" спрашиваетъ судья. — Вышелъ, отвѣчаютъ ему. «А, вышелъ"... Затѣмъ судья написалъ постановленiе, пригласилъ публику встать и прочелъ приблизительно слѣдующее: имѣя въ виду, что повѣренный К., въ виду всей публики присутствующей въ моей камерѣ, не испросивъ позволенiя моего, вышелъ и неизвѣстно куда отлучился, чѣмъ нарушилъ правила благопристойности предписанныя 67 cт. Учр. Суд. Уст. и 145 cт. Уст. Гражд. Суд., постановилъ: подвернуть его штрафу въ размѣрѣ трехъ рублей и приступить къ заочному разбирательству настоящаго дѣла. — Повѣренный же К. подалъ послѣ этого прошенiе судьи о выдачи копiи съ рѣшенiя, причемъ выразился такимъ образомъ: «для принесенiя жалобы первому департаменту(?!) правительствующаго сената о преслѣдованiи вашего высокородiя за неправильныя и стѣснительныя дѣйствiя относительно вѣрителя моего К. необходимо мнѣ имѣть копiи съ"... Судья нашелъ въ выраженiяхъ «за неправильныя и стѣснительныя дѣйствiя"— клевету и передалъ дѣло прокурору для возбужденiя уголовнаго преслѣдованiя за такую клевету. Прокуроръ, вѣроятно, какъ нибудь не смѣкнулъ въ чемъ дѣло или же по ошибкѣ, передалъ дѣло судебному слѣдователю для производства слѣдствiя по обвиненiю несчастнаго К., «въ клеветѣ" и, говорятъ, этотъ послѣднiй былъ уже допрашиваемъ на слѣдствiи въ качествѣ обвиняемаго...

_____

ОТЪ РЕДАКЦIИ.

Редакцiя честь имѣетъ увѣдомить г. профессора Нильскаго, что она получила письмо его для напечатанiя въ «Гражданинѣ" и напечатаетъ непремѣнно въ слѣдующемъ нумерѣ.

______

ОБЪЯВЛЕНIЯ.

ВЫШЕЛЪ И ПРОДАЕТСЯ

«КУРСЪ НОВОЙ ИСТОРIИ”.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ.

Сочиненiе Сергѣя Соловьева [автора «Исторiи Россiи”].

Цѣна 1 р. 25 к.

ИСТОРIЯ ЦЕРКВИ

ОТЪ РОЖДЕСТВА ГОСПОДА НАШЕГО IИСУСА ХРИСТА ДО НАШИХЪ ДНЕЙ,

НАПИСАННАЯ

ПО ПОДЛИННЫМЪ И ДОСТОВѢРНЫМЪ ПАМЯТНИКАМЪ

ДОКТОРОМЪ БОГОСЛОВIЯ

СВЯЩЕННИКОМЪ ВЛАДИМIРОМЪ ГЕТТЭ.

ПЕРЕВОДЪ СЪ ФРАНЦУЗСКАГО.

Томъ первый продается у всѣхъ книгопродавцевъ, а въ типографiи морскаго министерства отпускается съ уступкою не менѣе 5 экземпляровъ.

Томъ второй печатается и поступитъ въ продажу въ маѣ.

Вышелъ и поступилъ въ продажу романъ «БѢСЫ” Ѳедора Достоевскаго, въ трехъ частяхъ. Цѣна 3 р. 50. Иногороднiе подписчики «Гражданина”, желающiе получитъ этотъ романъ, адресуются прямо въ редакцiю, и за пересылку ничего не платятъ.

Вышло полное собранiе стихотворенiй А. Н. Майкова, великолѣпное изданiе въ 3 томахъ. Цѣна 4 р. 50 к. за ней три тома, за пересылку платятъ особо.

Продается у всѣхъ книгопродавцевъ С.–Петербурга и въ Москвѣ у Соловьева и Глазунова.

Типографiя А. Траншеля, Невскiй пр. д. № 45. Редакторъ–Издатель Ѳ. М. Достоевскiй.

---

^*) Правда, я молодъ, но для высокихъ душъ

Не нужно ждать годовъ чтобы проявлять свою цѣну.

^*)— Здравствуйте, милый князь, вы застаете меня въ должности министра иностранныхъ дѣлъ.

— Въ такомъ случаѣ я бы не желалъ принадлежать къ этому министерству!

— Прелестно. Господи, какъ газеты скучны, я бы желала видѣть маленькую войну или маленькую революцiю, а не то, право, заснуть можно.

— Лишь бы только не у насъ, а то пожалуй.

^**)— О, Боже мы несчастные, покинутые небомъ и землею, мы даже не умѣли бы быть революцiонерами.

— Тѣмъ лучше, графиня.

— Tѣмъ лучше для моего мужа, который терпѣть не можетъ революцiонеровъ; но для насъ, признаюсь, тѣмъ xyже, ибо, чѣмъ больше я живу и старѣюсь, тѣмъ больше я сомнѣваюсь въ нашей способности быть политическою нацiею. Вы не моего мнѣнiя?

— Какъ бы вамъ сказать, я сомнѣваюсъ, и не сомнѣваюсь.

— А я, я положительно сомнѣваюсъ. Дайте мнѣ Бисмарка, хотя бы одного, даже маленькаго, лишь бы онъ былъ русскiй, и я перестану сомнѣваться.

— Какъ кстати, я именно для того къ вамъ и прiѣхалъ, чтобы просить у васъ протекцiи для маленькаго Бисмарка.

— Нѣтъ, это черезчуръ: какъ, вы думаете, что маленькiй Бисмаркъ нуждался бы въ протекцiи женщины, чтобы сдѣлаться Бисмаркомъ; нѣтъ, сознайтесь, что вы опростоволосились и потопили нашего протеже.

— Каждая страна имѣетъ свои нравы, любезная графиня.

— Ужасна та страна, гдѣ такiе нравы мoгутъ существовать. Ну, а кто же этотъ маленькiй Бисмаркъ!

— Мой племянникъ.

— Обезьяниновь?..... Да вѣдь онъ мальчишка?

— Не совсѣмъ: онъ умный человѣкъ, и очень преданъ правительству.

— Я не вѣрю ужъ ни въ людей преданныхъ правительству, ни въ умныхъ людей. Скажите лучше, что онъ человѣкъ съѣдаемый честолюбiемъ. Ну и чего же онъ хочетъ: быть министромъ?..

— Пока все дѣло заключается въ томъ, чтобы ему доставить мѣсто директора у князя Александра...

— Только, — и я должна интриговать....

— Только маленькое слово протекцiи.

^*)— Да, но прежде чѣмъ сказать это слово я должна его видѣть, этого Бисмарка; я что то смутно его помню, тому назадъ три года.. Онъ красивый малый кажется, и большой кутила.

— Не болѣе чѣмъ Бисмаркъ въ годы моего племянника, онъ не совсѣмъ высоко добродѣтельный мужъ, но... во всякомъ случаѣ сегодня же онъ будетъ имѣть честь къ вамъ явиться.

^*) Смотр. № 46 «Русскаго Мiра».

^*) Министра князя Шварценберга.

^*) См «Послѣднiе годы Рѣчи Посполитой» — ученый и въ высшей степени: замѣчательный трудъ г. Костомарова.

^*) Великихъ Князей Николая и Михаила Николаевичей.

^*) Эта и всѣ послѣдующiя выписки изъ писемъ къ князю Меншикову.

^*) На русскiй языкъ переведено Эдельсономъ.

^*) Группа эта по идеѣ несколько напоминаетъ эскизъ памятника Пушкина покойнаго Пименова, гдѣ такъ хороша удивительно типичная и полная энергiи фигура русскаго мужичка, топоромъ и долотомъ вырубающаго на памятникѣ надпись — «Россiя — Пушкину».

^*) Слова эти возбуждаютъ смѣхъ и одобренiе со стороны слушателей.