№ 30 1873 23 Iюля

ГРАЖДАНИНЪ

ГАЗЕТА–ЖУРНАЛЪ ПОЛИТИЧЕСКIЙ И ЛИТЕРАТУРНЫЙ.

Журналъ «Гражданинъ” выходитъ по понедѣльникамъ.

Редакцiя (Невскiй проспектъ, 77, кв. № 8) открыта для личныхъ объясненiй отъ 12 до 3 ч. дня ежедневно, кромѣ дней праздничныхъ.

Рукописи доставляются исключительно въ редакцiю; непринятыя статьи возвращаются только по личному требованiю и сохраняются три мѣсяца; принятыя, въ случаѣ необходимости, подлежатъ сокращенiю.

Подписка принимается: въ С.–Петербургѣ, въ главной конторѣ «Гражданина” при книжномъ магазинѣ А. Ѳ. Базунова; въ Москвѣ, въ книжномъ магазинѣ И. Г. Соловьева; въ Кiевѣ, въ книжномъ магазинѣ Гинтера и Малецкаго; въ Одессѣ у Мосягина и К°. Иногородные адресуютъ: въ Редакцiю «Гражданина”, въ С.–Петербургъ.

Подписная цѣна:

За годъ, безъ доставки ..7 р. съ доставкой и пересылк. 8 р.

« полгода « « ..4 » « « ....5 »

« треть года. « « ..3 » « « ....4 »

(На другiе сроки подписка не принимается. Служащiе пользуются разсрочкою чрезъ гг. казначеевъ).

Отдѣльные №№ продаются по 20 коп.

ГОДЪ Редакцiя: С.–Петербургъ, Невскiй пр. 77. ВТОРОЙ

СОДЕРЖАНIЕ: По поводу помолвки Ея Императорскаго Высочества Великой Княжны Марiи Александровны съ Его Королевскимъ Высочествомъ Принцемъ Альфредомъ Великобританскимъ. О государственномъ долгѣ II. Шторха. Письма вольнодумца IV. Разсказъ о томъ какъ и почему мужички назвали одного барина глупенькимъ. — V. Второй образчикъ нигилиста въ деревнѣ. Монологъ и дiалоги. Гражданскiя похороны. Финалъ. Что такое крестьянинъ? Контрасты. Человѣкъ о двухъ головахъ. Опытъ объясненiя этого феноменa. Крестьянинъ–работникъ, крестьянинъ–человѣкъ. Прекрасное и ужасное. Ночная бабочка и свѣча какъ образъ объясняющiй свободу нашего крестьянина. Характеристика двухъ личностей крестьянина фактами. Чѣмъ пока все держится? О... — Мгновенiя. 6. Родина. Стих. В. Н. Д. — Лотерейный билетъ. (Окончанiе). К–oва. — Критика и библiографiя. Двадцати–семи недѣльное общее образованie. (Юнкерскiя училища, историческое обозрѣнiе ихъ развитiя и дѣятельности. Гeн.–мaiоpa Бобровскаго) Евгенiя Бѣлова. — Изъ текущей жизни. — Некрологъ. — Объявленiе.

ПО ПОВОДУ ПОМОЛВКИ ЕЯ ИМПЕРАТОРСКАГО ВЫСОЧЕСТВА ВЕЛИКОЙ КНЯЖНЫ МАРIИ АЛЕКСАНДРОВНЫ СЪ ЕГО КОРОЛЕВСКИМЪ ВЫСОЧЕСТВОМЪ ПРИНЦЕМЪ АЛЬФРЕДОМЪ ВЕЛИКОБРИТАНСКИМЪ.

Напечатанная въ «Правительственномъ Вѣстникѣ” телеграмма изъ Югенгейма отъ 29 минувшаго iюня (11 iюля) о послѣдовавшей того числа помолвкѣ Ея Императорскаго Высочества Великой Княжны Марiи Александровны съ Его Королевскимъ Высочествомъ Принцемъ Альфредомъ Великобританскимъ, безъ сомнѣнiя встрѣчена на всемъ обширномъ пространствѣ земли русской съ единодушнымъ радостнымъ привѣтствiемъ.

Августѣйшая дочь нашего Государя Императора изъявила согласiе раздѣлить свою судьбу съ сыномъ Ея Величества Королевы Великобританской Викторiи, — королевы одной изъ самыхъ цивилизованныхъ и могущественныхъ нацiй.

Высоконарѣченный женихъ нашей Великой Княжны Марiи Александровны, Его Королевское Высочество принцъ Альфредъ–Эрнестъ–Альбертъ, герцогъ Эдинбургскiй, герцогъ Саксонскiй, графъ Кентскiй и Ольстерскiй, Принцъ Саксенъ–Кобургъ–Готскiй, второй сынъ Королевы Викторiи, родился 6 августа 1844 года. Съ самыхъ раннихъ лѣтъ Онъ посвятилъ себя морской службѣ. Въ 1857 году Принцъ поступилъ мичманомъ, какъ сообщаетъ «Кронштадтскiй Вѣстникъ”, на винтовой фрегатъ «Эрюалсъ”; командовалъ послѣ того винтовымъ фрегатомъ «Галатея”, на которомъ и совершилъ впослѣдствiи кругосвѣтное путешествiе, оконченное весною 1871 года; въ вышеупомянутомъ году поступилъ на винтовой 86–ти пушечный корабль «Сентъ–Джоржъ”.

Принцъ имѣлъ уже случай болѣе или менѣе познакомиться съ отечествомъ Августѣйшей своей Невѣсты. На кораблѣ «Сентъ–Джоржъ” въ сопровожденiи 17–ти пушечнаго корвета, «Чентиклиръ”, Онъ посѣтилъ, между прочимъ, Россiю и Кронштадтъ. Корабль «Сентъ–Джоржъ” и корветъ «Чентиклиръ” прибыли въ Кронштадтъ 27 iюля и вышли изъ Кронштадта 4–го августа. Почти все пребыванiе у насъ Его Королевское Высочество провелъ на берегу гостемъ Государя Императора въ Царскомъ–Селѣ, въ Петергофѣ и въ Красномъ–Селѣ. При его Высочествѣ былъ назначенъ состоять въ то время свиты Его Императорскаго Величества генералъ–маiоръ С. А. Грейгъ. Офицеры англiйскаго корабля и корвета очень сблизились съ нашими, и въ послѣднiе дни пребыванiя ихъ главнымъ командиромъ порта, вице–адмираломъ Ѳ. М. Новосильскимъ, былъ данъ большой обѣдъ, къ которому были приглашены до 45–ти человѣкъ офицеровъ съ англiйскихъ судовъ. Кромѣ того наши гардемарины, сблизившись съ мичманами корабля и корвета, давали имъ отъ себя дружескiй обѣдъ, къ которому были приглашены всѣ офицеры съ обоихъ судовъ англiйскаго флота. 1–го августа Государь Императоръ изволилъ посѣтить англiйскiя суда на большомъ рейдѣ. На кораблѣ «Сентъ–Джоржъ” Принцъ Алфредъ жилъ вмѣстѣ съ другими мичманами и имѣлъ такую же койку и такой же мичманскiй сундучокъ, какъ и всѣ прочiе мичманы корабля. Посѣщенiе принца и судовъ небольшаго отряда, на которомъ Онъ находился, оставило памятное впечатлѣнiе въ Кронштадтѣ.

Прошлою весною Принцъ Альфредъ, какъ извѣстно, гостилъ нѣкоторое время у Ея Императорскаго Величества нашей Государыни Императрицы, проживавшей съ Августѣйшею своею дочерью въ Сорренто. 28–го минувшаго iюня (10–го iюля) Принцъ поѣхалъ изъ Дувра въ Остенде, а оттуда въ Югенгеймъ, гдѣ и получилъ согласiе Великой Княжны Марiи Александровны на свое предложенiе.

Въ настоящее время Царственный Женихъ состоитъ въ чинѣ капитана англiйскаго флота. Весьма вѣроятно что когда нибудь новымъ отечествомъ Августѣйшей четы будетъ Германiя, такъ какъ Принцъ Альфредъ призванъ быть наслѣдникомъ герцога Саксенъ–Кобургъ–Готскаго.

Принцъ въ цвѣтѣ лѣтъ. Молва приписываетъ Жениху нашей молодой Царственной Невѣсты много хорошаго, какъ данныя для будущаго счастья высокой четы!

Съ своей стороны привѣтствуя радостное событiе, мы искренно желаемъ чтобы эти данныя создали прочное счастье будущей Принцессы Эдинбургской. Любовь Россiи, взлелѣявшая Ея дѣтскiя и юныя лѣта, проводитъ Ее до береговъ Великобританской земли. И вручая Великобританскому народу единственную дочь Русскаго Государя, скажетъ этому народу: любите и храните какъ любилъ и какъ хранилъ Ее народъ Русскiй, и пусть будетъ Она счастлива въ Англiи, какъ была счастлива въ Россiи!

Въ то самое время какъ радостная вѣсть разносилась по русской землѣ, англiйская нацiя, посредствомъ своей всемогущей печати, самымъ живѣйшимъ образомъ привѣтствовала, по поводу этой вѣсти, царственную чету и всю королевскую семью. Англiйскiй же флотъ въ Портсмутѣ праздновалъ обрученiе Герцога Эдинбургскаго съ Великой Княжной Марiей Александровной. Всѣ корабли украшены были флагами, и цвѣта Англiи и Россiи развѣвались на вершинахъ мачтъ. При этомъ былъ произведенъ 21 пушечный выстрѣлъ.

Главные органы англiйской печати, безъ различiя направленiй, какъ будто на перерывъ, въ одинъ тонъ, спѣшатъ громко высказать самую сердечную радость по поводу этой вѣсти, называютъ помолвку счастливѣйшимъ событiемъ настоящаго времени, шлютъ наилучшiя пожеланiя для истиннаго счастья будущей царственной четы и выражаютъ полную увѣренность что вмѣстѣ съ ними, органами печати, читатели ихъ и весь Великобританскiй народъ раздѣляетъ высказываемыя ими чувства и пожеланiя.

Такъ, напримѣръ, наиболѣе извѣстная у насъ англiйская газета и, — не въ обиду будь сказано другимъ органамъ англiйской печати, — одна изъ наиболѣе солидныхъ газетъ «Times”, между прочимъ, высказываетъ по поводу событiя приблизительно слѣдующее: «Въ настоящее время еще преждевременно взвѣшивать всѣ послѣдствiя родственнаго союза Англiи съ одною изъ великихъ и самыхъ могущественныхъ европейскихъ державъ. Но важно то, что основанiемъ предстоящему царственному родственному союзу служитъ взаимная склонность жениха и невѣсты...

«Въ своей брачной жизни Королева представила народу образецъ всего того, чѣмъ нужно быть въ семейной жизни, и имѣла счастье видѣть что пятеро изъ девяти ея дѣтей вступили въ бракъ по взаимному влеченiю... Герцогу Эдинбургскому 29 лѣтъ, а онъ уже превосходно заявилъ себя на избранномъ имъ поприщѣ (in the full vigour of a not undistinguished career). Служба его въ нацiональномъ флотѣ стяжала хорошую репутацiю и доставила увѣренность ему въ своихъ силахъ. Онъ наслѣдовалъ отъ отца своего значительный артистическiй талантъ; и можетъ служить украшенiемъ занимаемаго имъ положенiя, равно какъ и образцовымъ исполнителемъ своихъ обязанностей. Нужно считать предзнаменованiемъ его будущаго счастья то, что онъ, вдобавокъ ко всему этому, имѣлъ особенное счастье снискать расположенiе Великой Княжны, которая, по своему положенiю — выше всякой другой принцессы въ Европѣ. Единственная дочь русскаго Императора — это такая невѣста, искать руки которой любой государь почелъ бы себѣ за высокую честь (is a bride to whose hand any Sovereign mignt have been proud to aspire)... Царственная невѣста можетъ быть вполнѣ увѣрена въ самомъ хорошемъ и самомъ сердечномъ прiемѣ на нашихъ берегахъ. Мы уже находимся въ тѣсномъ родственномъ союзѣ съ русскимъ царствующимъ домомъ. А благодаря присутствiю между нами Наслѣдника Цесаревича и супруги его Цесаревны, мы еще живѣе привели себѣ на память что будущiе Государи англiйскiй и русскiй — зятья. Когда братъ Принца Уэльскаго сочетается бракомъ съ сестрою Цесаревича, родственный союзъ обоихъ царствующихъ домовъ станетъ самымъ тѣснымъ... Обѣ нацiи и оба царствующiе дома связаны дружескими отношенiями, которыя не могъ нарушить и короткiй перерывъ 20 лѣтъ тому назадъ... Великая Княжна — мы надѣемся — поставитъ главною цѣлью своей будущей жизни занять первенствующее положенiе въ англiйскомъ обществѣ и способствовать благосостоянiю усыновленныхъ ею соотечественниковъ. Царственный Принцъ и его супруга не нашли бы ни въ какой другой странѣ столько благопрiятныхъ обстоятельствъ для того чтобы быть полезными своимъ влiянiемъ на общество, и нигдѣ такiя ихъ услуги не были бы принимаемы съ такой горячею благодарностью, какъ въ Англiи... Изъ всего того что мы знаемъ о характерѣ Великой Княжны, мы имѣемъ основанiе радоваться что второй сынъ Королевы нашелъ себѣ такую подругу, которая будетъ какъ отрадою, такъ и путеводительницею въ его жизни.”

Даже тѣ англiйскiя газеты, которыя не такъ еще давно не совсѣмъ дружелюбно относились къ Россiи по поводу нашихъ дѣлъ въ Средней Азiи, нисколько не уступаютъ другимъ органамъ печати въ изъявленiи самыхъ теплыхъ чувствъ и хорошихъ пожеланiй царственной четѣ. Такъ, напримѣръ, «Morning Post”, между прочимъ, замѣчаетъ что родство царствующихъ домовъ несомнѣнно сблизитъ еще тѣснѣе дворы лондонскiй и петербургскiй и еще болѣе укрѣпитъ дружественное между ними согласiе... «Мы съ своей стороны отъ души желаемъ царственной четѣ счастья, какъ только можетъ этого желать нацiя, гордящаяся своею Королевою, которая уже столько лѣтъ руководитъ судьбами нацiи, и которая такъ нѣжно заботится о возможномъ счастьи своихъ царственныхъ дѣтей, — истинныхъ дѣтей Англiи... Бракосочетанiе, безъ сомнѣнiя, будетъ въ Петербургѣ, послѣ того какъ исполнены будутъ всѣ предварительныя формальности... Вопросъ о брачныхъ приготовленiяхъ поступитъ на рѣшенiе парламента. Мы надѣемся что всѣ предложенiя правительства по поводу этого вопроса съ особенною готовностью будутъ утверждены палатою общинъ^*)”.

Всѣ англiйскiя газеты, рядомъ съ вышеупомянутыми сочувственными привѣтствiями и пожеланiями царственной четѣ, въ одинъ тонъ, однако, спѣшатъ оговориться, что предстоящее бракосочетанiе, конечно, не можетъ–де измѣнить отношенiй англичанъ къ намъ въ области политики, потому что, будто бы, уже безвозвратно прошли тѣ времена, когда родство царствующихъ домовъ имѣло влiянiе на политическiя судьбы народовъ, царствующiе дома которыхъ вступаютъ между собою въ родство. Замѣтимъ, мимоходомъ отъ себя что это справедливо, но не безусловно. Дѣло въ томъ что едва–ли когда нибудь и были такiя времена, когда бы родство царственныхъ членовъ имѣло безусловное значенiе; ибо если въ исторiи встрѣчаются такiе факты, что родство царствующихъ домовъ сближало народы и упрочивало дружескiя между ними отношенiя, то, кажется, нѣтъ особеннаго недостатка и въ фактахъ противоположныхъ. Но никакъ нельзя отрицать что, въ большинствѣ случаевъ, родство царствующихъ домовъ можетъ имѣть самое благотворное влiянiе и на политическiя отношенiя народовъ. Всѣмъ извѣстно что въ сферѣ политики и въ наше время иногда лишнее слово, пустой капризъ или мелочное самолюбiе, или даже простыя интриги лицъ, которыхъ избранники народовъ удостоиваютъ своего высокаго довѣрiя, — имѣютъ рѣшительное влiянiе на самыя кровавыя столкновенiя народовъ, часто непитающихъ другъ къ другу ничего, кромѣ симпатiи... Родство царствующихъ домовъ, привязанности и непосредственныя сношенiя между собою царственныхъ членовъ, безъ сомнѣнiя, часто могутъ устранять всѣ такiя затрудненiя и предотвращать народныя бѣдствiя, которыя могутъ быть накликаемы всякаго рода честолюбцами, ибо въ таковыхъ на политическомъ поприщѣ никогда не было недостатка...

На основанiи этого да позволено намъ будетъ выразить прiятную надежду что предстоящее бракосочетанiе на столько заставитъ англiйское и наше общество покороче познакомиться между собою, что вполнѣ разсѣетъ въ первомъ накопившiяся издавна предубѣжденiя противъ нашей нацiональной политики, угрожающей будто–бы Остъ–Индскимъ владѣнiямъ англичанъ, — предубѣжденiя, вызывающiя всегда улыбку у всякаго мыслящаго русскаго. Впрочемъ хорошiе плоды разсматриваемаго нами событiя уже можно предвидѣть изъ того, что англiйская печать успѣла значительно измѣнить свой недавнiй недовѣрчивый къ намъ тонъ и стала обсуждать хивинскiй и отчасти персидскiй^*) вопросы, (если только можно считать персидскимъ вопросомъ заявленiе нѣкоторыхъ слишкомъ горячихъ головъ относительно мнимыхъ нашихъ покушенiй на персидскую монархiю), гораздо болѣе хладнокровно и безпристрастно...

Такъ, изъ той же статьи «Times”, которую мы выше привели въ сокращенiи, уже видно, что въ англiйскомъ обществѣ признаютъ и за Россiею такое же право на цивилизаторскую миссiю на востокѣ, какъ и за Англiею, признаютъ что одну и туже задачу должна имѣть и Россiя и Англiя и что, наконецъ, пора изгладить всѣ остатки недовѣрiя между этими двумя державами.

Тоже самое подтверждается и рѣчью Гладстона въ палатѣ общинъ (отъ 17–го (29) iюля), въ которой онъ сказалъ: «Недавно еще народъ Англiи, вслѣдствiе особенныхъ обстоятельствъ, считалъ Россiю враждебнымъ для себя государствомъ, но надобно надѣяться, что новый союзъ повлечетъ за собою полное измѣненiе въ настроенiи народа Англiи”.

Дѣлясь съ нашими читателями всѣми этими извѣстiями, мы еще разъ раздѣлимъ съ ними и радость и пожеланiя счастья Августѣйшей Дочери нашего Государя!

«Times” сообщаетъ что Королева Викторiя прибудетъ въ январѣ будущаго года въ Петербургъ на бракосочетанiе Принца Альфреда съ Ея Императорскимъ Высочествомъ Великою Княжною Марiею Александровною.

_______

О ГОСУДАРСТВЕННОМЪ ДОЛГѢ^*).

II.

Мы видѣли, изъ предыдущей статьи, что сверхъ подготовленныхъ внутреннихъ финансовыхъ средствъ для проведенiя политическихъ и военныхъ намѣренiй императрицы, необходимы были внѣшнiе займы, при содѣйствiи коихъ русское войско и флотъ побили турокъ при Качулѣ, сожгли турецкiй флотъ при Чесмѣ, вступили въ Мингрелiю, присоединили, 25 iюля 1772 года, Бѣлоруссiю къ Имперiи, а въ 1774 году заключили столь славный для Россiи миръ при Кучукъ Кайнарджи, передавшiй Крымскiй полуостровъ во владѣнiе Россiи, вознаградивъ ей вмѣстѣ съ тѣмъ расходы войны.

Теперь, приступая вновь къ изложенiю хода aмстердамскихъ негоцiацiй, мы должны возвратиться къ 1771 году, въ которомъ комитетъ уполномоченныхъ по внѣшнимъ займамъ, по полученiи отъ нашего посланника въ Гагѣ, князя Дмитрiя Голицына, извѣщенiя о безплодномъ его старанiи негоцировать хотя одну облигацiю 1769 годa, сталъ принимать предложенiя разныхъ лицъ объ открытiи займа въ Голландiи. Но какъ эти предложенiя ограничивались скромными суммами и дѣлались людьми мало способными для серьозныхъ операцiй, то комитетъ призналъ необходимымъ отклонить ихъ услуги.

Наконецъ, 26 iюня 1772 года, на слѣдующiй день по присоединенiи къ Россiи бѣлорусскихъ губернiй, банкиры де–Сметъ извѣстили комитетъ что они, вслѣдствiе измѣнившихся обстоятельствъ, приступили опять къ негоцiацiи и по окончанiи оной откроютъ тотчасъ новый заемъ въ 2,500,000 гульденовъ. По послѣдовавшему на это соизволенiю императрицы, въ 1773 году, отправлены были въ Амстердамъ, 15 мая, три вновь заготовленныя облигацiи въ 150,000 гульд. каждая, которыя въ томъ же году вполнѣ разнегоцированы.

Желая поощрить старанiя банкировъ и вмѣстѣ съ тѣмъ наградить ихъ, императрица произвела ихъ въ потомственное баронское званiе, за которое они выразили глубочайшую преданность императрицѣ.

Въ 1774 году препровождены были вновь двѣ облигацiи въ Амстердамъ, въ 500,000 гульд. каждая, реализованныя довольно быстро.

Съ наступленiемъ мирнаго времени и по возвращенiи войска изъ Турцiи, высочайшимъ рескриптомъ, отъ 12 ноября 1775 года, поручено было князю Вяземскому оставшуюся неупотребленною часть военнаго капитала присоединить къ поступающей отъ Турцiи условленной контрибуцiи, въ 4,500,000 руб., съ тѣмъ, чтобы деньги, переводимыя векселями изъ Константинополя въ Амстердамъ, непосредственно употреблены были на уплату тамошнихъ займовъ, подобно тому, какъ уплаченъ былъ генуэзскiй заемъ изъ контрибуцiонныхъ суммъ. Такимъ образомъ, пpiобрѣвъ посредствомъ займовъ въ Голландiи и Италiи наличныя средства, безъ которыхъ не могли быть достигнуты предначертанныя политическiя цѣли, императрица, по приведенiи къ благополучному исходу этихъ цѣлей, озаботилась тотчасъ объ уплатѣ составившагося долга средствами добытыми отъ побѣжденной страны. И такъ, послѣ погашенiя большей части долга, Россiи достались, такъ сказать, даромъ новыя ея прiобрѣтенiя и выгодныя условiя турецкаго трактата, ибо потраченная на это сумма была ей возвращена. А какъ въ то время безъ предварительнаго «плана” ни одна важная мѣра не проводилась, то князь Александръ Вяземскiй и составилъ такой планъ погашенiя внѣшняго долга, для приведенiя въ исполненiе коего отпущенъ былъ, въ августѣ мѣcяцѣ 1776 года, изъ ассигнацiоннаго банка, одинъ миллiонъ рублей ассигнацiями. На первый взглядъ этотъ отпускъ миллiона покажется несогласнымъ съ уплатою долга, но изъ рескрипта на имя посланника нашего въ Константинополѣ, князя Репнина, отъ 11 iюля 1775 года, узнаемъ что суммы, поступившiя по контрибуцiи «для способствованiя въ вексельномъ курсѣ”, отчасти обращены были, въ Цареградѣ же, на покупку червонцевъ, высланныхъ въ Россiю, между тѣмъ какъ прочiя суммы переводились векселями на Амстердамъ. Слѣдовательно ассигнованный изъ ассигнацiоннаго банка миллiонъ замѣненъ былъ золотою монетою. При сказанномъ рескриптѣ приложено было собственноручное письмо, отъ того же числа, на французскомъ языкѣ, адресованное также на имя князя Репнина, въ которомъ императрица, между прочимъ, говоритъ что князю извѣстна соблюденная въ ея царствованiе акуратность въ платежахъ, доведенная до небывалой степени исправности, которая столь много способствовала къ упроченiю кредита Россiи и къ изумленiю иностранцевъ. «Я должна голландцамъ, пишетъ императрица, довольно значительную сумму и очень дорожу поддержанiемъ нашего кредита, чтобы не внести слѣдующую къ платежу часть при самомъ окончанiи войны безъ всякой отсрочки, что послужитъ къ новому удивленiю. Я назначила на погашенiе этого долга деньги, имѣющiя остаться отъ суммъ выплаченныхъ Портою”. Рескриптомъ отъ 9 августа 1775 года, императрица возлагаетъ на князя Репнина заботу о неогласкѣ поступавшей контрибуцiи, такъ какъ Порта «обнадежена нами въ содержанiи ея взноса въ секретѣ”. Подоспѣвшее только что извѣстiе о низверженiи верховнаго визиря и о назначенiи ему преемника, продолжаетъ Екатерина II, «потребуетъ вашей прозорливости и вашего патрiотическаго усердiя, съ тѣмъ чтобы дѣйствовать примѣняясь къ извѣстнымъ вамъ намѣренiямъ нашимъ, въ истинномъ интересѣ отечества, по содержанiю данной вамъ инструкцiи”.

Кромѣ извѣстной намъ уплаты генуэзскаго долга, приступлено было также къ погашенiю облигацiй голландскаго долга. Такъ какъ тамошней публикѣ обѣщано было извѣстить ее за три мѣсяца до погашенiя, то по распоряженiю комитета уполномоченныхъ по внѣшнимъ займамъ, банкиры де–Сметъ, 13 февраля 1776 года, произвели въ присутствiи нотаpiуca и свидѣтелей тиражъ слѣдующихъ къ уплатѣ облигацiй, выплата коихъ совершена 15 мая, а въ ноябрѣ того же года опубликованъ еще былъ тиражъ облигацiй на 3 мил. гульденовъ, платежъ которыхъ послѣдовалъ 1 февраля 1777 года. Эта полезная мѣра подняла стоимость нашихъ облигацiй на амстердамской биржѣ до 105 за 100 гульденовъ.

Придворный банкиръ баронъ Фридрихсъ, 17 августа 1777 года, подалъ комитету уполномоченныхъ записку, въ коей, напоминая сроки наступленiя платежа по 16 облигацiямъ на 8 мил. гульденовъ, предлагаетъ облигацiи срочныя на cрокъ 1779 года, на сумму трехъ миллiоновъ гульденовъ, отсрочить на 10 лѣтъ и вмѣстѣ съ тѣмъ обратить изъ пятипроцентныхъ въ четырехпроцентныя облигацiи и при этомъ уменьшить выдаваемую единовременную «банкирскую провизiю”. Остальныя же затѣмъ облигацiи уплатить въ срокъ ихъ истеченiя. По мнѣнiю Фридрихса, «эта пролонгацiя для всякихъ непредвидимыхъ случаевъ нужна и весьма славна, ибо при нынѣшнихъ критическихъ обстоятельствахъ вся Европа съ удивленiемъ узнаетъ объ умножающемся кредитѣ ея величества въ Голландiи, превосходящемъ тамъ кредитъ англiйскаго и французскаго дворовъ”. Комитетъ, находя эту операцiю выгодною, испросилъ, для приведенiя ея въ исполненiе, высочайшее разрѣшенiе и получивъ его заготовилъ четырехпроцентныя облигацiи для вымѣна ихъ на пятипроцентныя, владѣльцы коихъ почти всѣ согласились обмѣнять прежнiя свои облигацiи на новыя, а непожелавшимъ этого выплачены были причитающiяся имъ суммы деньгами. Но какъ три изъ этихъ облигацiй заложены были въ Голландiи за 960,000 гульденовъ, то они выкуплены были средствами кабинета императрицы.

Указомъ отъ 15 февраля 1780 г. правительствующiй сенатъ поставленъ былъ въ извѣстность о занятiи вновь 2 мил. гульденовъ из 4% на 10 лѣтъ. Изъ этой суммы тотчасъ же переведены были въ Варшаву 329.615 гульд., не включая 324.321 руб., употребленные въ томъ же году на содержанiе нашего войска въ Польшѣ и Литвѣ. Но вскорѣ оказалось что политическiя обстоятельства требовали значительно большей суммы и комитетъ принялся негоцировать 3 мил. гульденовъ.

Банкиры де–Сметъ представили что собрать такую сумму трудно и расходно; но получивъ извѣщенiе комитета о несогласiи его платить болѣе 4% по купонамъ займа и не давать болѣе 6% единовременнаго вознагражденiя за трудъ банкирамъ, согласились (7 марта 1780 г.) на предложенныя имъ кондицiи и формально обязались приступить немедленно къ займу, хотя, какъ они объясняли, денежныя обстоятельства Голландiи и неизвѣстность приметъ ли она участiе въ войнѣ, усложняли и затрудняли реализацiю займа.

Между тѣмъ князь Голицынъ донесъ отъ 14 марта что онъ узналъ о намѣренiи генеральныхъ штатовъ «прибѣгнуть къ ея величеству съ просьбою присоединиться съ нею для покровительства коммерцiи, а какъ объ этомъ въ Амстердамѣ уже провѣдали, то нашъ кредитъ, по письмамъ корреспондентовъ, весьма возвышается”.

Въ 1782 году политическiя и военныя обстоятельства Россiи были въ сильномъ оживленiи; но такъ какъ проводить политическiя и военныя намѣренiя нельзя было безъ наличныхъ денежныхъ средствъ, то занятъ былъ миллiонъ гульденовъ изъ 4¹/₂%, сверхъ перевода 5% облигацiй на 2.500.000 гульд. въ 4% облигацiи.

Эти займы были, въ сущности, въ сравненiи съ займами настоящего времени, весьма незначительны, но въ ту пору 6 мил. гульд. составляли уже большой заемъ. Предки наши достигали, слѣдовательно, малыми средствами большихъ результатовъ, тогда какъ въ новѣйшее время тратятся огромнѣйшiя средства для достиженiя и малыхъ успѣховъ.

По причинѣ вновь начавшейся турецкой войны, велѣно было, 17 октября 1782 года, приступить къ заключенiю новаго займa на 6 мил. гульд., но нельзя было собрать болѣе 3.500.000 гульд., какъ мы это показали; въ слѣдующемъ году поступили въ счетъ этого займа еще 1.500.000 гульд., и въ 1784 г. еще 500.000 гульденовъ, остальная же облигацiя возвращена была обратно въ комитетъ, такъ какъ для дальнѣйшаго производства негоцiацiи не было надежды по совершенному недостатку денегъ въ Голландiи, дѣлавшему безплодными всѣ старанiя банкировъ де–Сметъ.

Трудное время въ финансовомъ смыслѣ представлялъ 1782 годъ. Внѣшнiй заемъ состоялся немного болѣе половины ожидаемой суммы, а государственные доходы безсильны были покрыть сверхъсмѣтныя нужды страны. Чтó было дѣлать при полномъ разгарѣ военныхъ дѣйствiй, какъ не прибѣгнуть къ выпуску ассигнацiй, коихъ выпущено было 3 февраля на 2 мил. рублей и 23 августа на 3 мил. рублей. По соображенiямъ, сдѣланнымъ въ исходѣ года, оказалось что на необходимыя нужды требовалось 12.384.841 рублей, въ то время какъ остатокъ отъ смѣтныхъ назначенiй не превышалъ 3.181.234 рублей, слѣдовательно недоставало на неизбѣжные расходы 9.203.607 руб. Во вниманiе такого положенiя государственнаго казначейства и опасаясь нарощенiя государственнаго долга, императрица рѣшилась, согласно докладу особой коммиссiи, уравнять и возвысить подушные и разные другiе сборы до 9 мил. рублей.

Такъ какъ денежныя и политическiя обстоятельства Голландiи приняли совершенно невыгодный оборотъ, то вниманiе комитета обращено было на Англiю, которая, распространяя все болѣe и болѣе свою торговлю, стала прiобрѣтать огромныя средства и была вполнѣ въ состоянiи ссужать заемщиковъ деньгами на выгодныхъ для нихъ условiяхъ. Но сдѣланныя въ этомъ смыслѣ попытки въ Великобританiи доказали большое неудобство заключенiя тамъ займовъ.

Война Россiи съ Турцiей вредила успеху займа въ 1784 году, но тотчасъ по полученiи извѣстiй о заключенiи мира нашлись въ Голландiи охотники, желавшiе подписаться на русскiй заемъ.

Государственные доходы превышали значительно ординарные расходы Имперiи, но не могли удовлетворять вполнѣ чрезвычайнымъ нуждамъ военной политики.

Намъ извѣстно, что съ 1783 года усилены были ежегодныя поступленiя дохода посредствомъ уравненiя и возвышенiя податныхъ сборовъ; въ 1784 году принята была въ томъ же смыслѣ противоположная мѣра уменьшенiя государственнаго расхода чрезъ уплату долга. Планъ о способѣ уплаты долга, выработанный княземъ Вяземскимъ, показываетъ что въ 1783 году положено было по смѣтѣ на экстраординарные расходы 9.260.000 руб., а употреблено 12.864.000 руб., слѣдовательно болѣе на 3.604.000 р. Въ 1784 году было въ остаткѣ доходовъ 15.536.550 р., изъ коихъ назначено чрезвычайныхъ расходовъ 14.014.036 руб., но при надлежащей бережливости, по сдѣланнымъ приблизительнымъ исчисленiямъ, ожидался остатокъ 3.707.311 рублей. Также по предварительнымъ соображенiямъ смѣты 1785 года, приходъ остаточныхъ въ казначействахъ опредѣлялся вновь въ 15 536.550 руб., а расходъ изъ этой суммы въ 12.864.000 pуб., такъ что могло остаться свободныхъ суммъ 2.672.550 руб. Эти свободныя суммы, по мнѣнiю князя Вяземскаго, необходимо было употребить на погашенiе долга, для освобожденiя отъ него.

Въ то время внѣшнiй долгъ заключался въ 34 облигацiяхъ на сумму 17 мил. гульденовъ, составлявшихъ по курсу дня 9.189.189 руб. 18 коп., коимъ сроки платежа приближались. Платежъ ежегодныхъ расходовъ по этому долгу составлялъ около 400.000 р., включая въ него переводъ суммъ изъ Россiи въ Голландiю. Такъ какъ однако эти переводы могли производиться только при выгодныхъ курсахъ, то въ ожиданiи оныхъ нужно было всегда имѣть въ готовности средства, тѣмъ болѣе что не во всякое время можно было имѣть на биржѣ векселей. «Въ разсужденiе сего, говорится въ планѣ, не благоугодно ли будетъ дать указъ, чтобы на платежъ помянутаго долга откладывались ежегодно потребныя суммы напередъ изъ государственныхъ доходовъ, не употребляя ихъ никуда въ расходъ”. Но какъ при переводѣ такихъ суммъ курсъ можетъ «унизиться”, то на сей случай полагаются къ отчисленiю деньги, по низкому курсу 35 штиверовъ за рубль. Такимъ образомъ понадобится: въ 1784 и 1785 годахъ на 3.500.000 гульд., или 2.000.000 руб.; въ 1786 по 1791 годъ, въ каждомъ 2 мил. гульд., или 1.142.857 р. — 6.857.142 р.; въ 1792 году на 1.500.000 гульд. 857.144 р., итого 9.714.286 pуб. Со всей этой суммы платится процентовъ 697.500 гульд. составляющихъ по курсу 37 штиверовъ, или 377.027 руб. Эти проценты, какъ расходъ по переводу денегъ за промѣнъ ихъ и банкирскую коммиссiю, слѣдуетъ отнести на тѣ же общiе государственные доходы «сколько ихъ потребуется”, оставляя заграницею, какъ и нынѣ, тамъ состоящiе 1.335.818 гульд., а равно переводимыя изъ Константинополя деньги на «необходимыя случайныя надобности”. Этотъ планъ погашенiя государственнаго долга устроился высочайшаго утвержденiя 18 мая 1784 года, и приведенъ былъ тотчасъ въ исполненiе. Въ теченiе 1784 года уплачено: по 7 облигацiямъ 3.500.000 гульд., въ 1785 году 3.500.000 гульд., въ 1786 году 2.000.000 гульд., всего 9.000.000 гульд. Въ 1787 году предполагалось также уплатить часть долга и нужная на то сумма 1.142.857 руб. переведена была уже въ началѣ ноября 1786 года въ Амстердамъ, но уплата эта не послѣдовала за начатiемъ войны. Въ 1786 году опубликованъ былъ манифестъ отъ 28 iюня, важнаго финансоваго и экономическаго значенiя, по силѣ коего разрѣшенъ выпускъ изъ ассигнацiоннаго банка 55 мил. pублей ассигнацiями новаго образца, распредѣленныхъ слѣдующимъ образомъ: для обмѣна невымѣненныхъ прежнихъ ассигнацiй 5.000.000 pуб., для отпуска въ кабинетъ ея величества 4.000.000 руб., для займа дворянству 17.500.000, для займа городамъ 11.000.000, на случай крайней надобности казначейству 2.500.000, въ запасъ для внезапной войны 15.000.000 р., итого 55.000.000 руб. Эта послѣдняя сумма предсказывала уже нѣкоторымъ образомъ войну. Выпускъ ассигнацiй на всю эту сумму, не смотря на то, что онъ былъ весьма значителенъ и много способствовалъ къ пониженiю курса ассигнацiй, не былъ безусловный. Манифестъ полагалъ уплатить эту пущенную въ народъ массу ассигнацiй, принявшихъ вполнѣ характеръ государственнаго долга, въ теченie 10 лѣтъ, раздачею въ ссуды изъ 5% интереса и 1% погашенiя, чрезъ вновь учрежденный заемный банкъ. Долгъ присутственныхъ мѣстъ ассигнацiонному банку составлялъ, къ 7 января 1785 года, 25.588.125 руб. Погасить его не было никакой возможности, не смотря на принятую, со времени учрежденiя этого банка, подобную срочную систему погашенiя. Этотъ долгъ, вмѣстѣ съ выпускомъ ассигнацiй 1786 года, возросъ свыше 80 мил. руб. Къ уплатѣ его, по правиламъ манифеста, было мало надежды, тѣмъ болѣе, что всѣ остатки расходовъ употреблялись на достиженiе политическихъ цѣлей, столь полезныхъ Россiи по ихъ послѣдствiямъ.

Приводя всѣ эти обстоятельства, мы должны отдать справедливость князю Вяземскому, возстававшему противъ этого крупнаго выпуска ассигнацiй и противъ способа погашенiя онаго. На поданную имъ записку по сему предмету императрица собственноручно пишетъ отъ 30 мая 1786 года: «не могу сказать ничего рѣшительно, потому что не видала еще окончанiя работы по сему дѣлу производимой. Когда же поднесутъ мнѣ всѣ бумаги къ оному относящiяся, тогда рѣшусь тѣмъ, что Богъ на мысль мою положитъ”.

При подписанiи манифеста императрица, слѣдовательно, не согласилась съ мнѣнiемъ князя Вяземскаго, но, признавая его ycердie и имѣя къ нему полное довѣрiе, поручила ему исполненiе манифеста, состоявшагося 28 iюня 1786 года, въ двадцатилѣтнюю годовщину ея царствованiя. Въ рескриптѣ отъ того же числа она излагала подробно выгоды, которыхъ ожидала отъ этой мѣры и надежный способъ уплаты взятыхъ ассигнацiй по истеченiи 10 лѣтъ.

Шторхъ.

(Продолженiе будетъ).

_______

ПИСЬМА ВОЛЬНОДУМЦА.

IV.

Разсказъ о томъ какъ и почему мужички назвали одного барина глупенькимъ.

Читатели помнятъ что я обязался передавать въ моихъ письмахъ факты каковы они суть въ дѣйствительности; факты эти или нахожу самъ въ деревенской жизни, или узнаю объ нихъ изъ источниковъ безусловно достовѣрныхъ.

На дняхъ узналъ о фактѣ замѣчательномъ и, по моему, стоющемъ вниманiя, прежде всего потому что фактъ этотъ истинный.

Помните ли вы, читатель, то блаженное время, когда романъ Чернышевскаго «Что дѣлать?” (скучнѣйшая, по моему, вещь) сводилъ съ ума извѣстную часть нашего мыслящаго общества. Мнѣ разсказывали что прежде чѣмъ выпустить въ свѣтъ этотъ романъ, цензурное начальство собрало всѣхъ своихъ представителей и обсуждало in corpore вопросъ: «дозволить или не дозволить романъ: «Что дѣлать”? Мнѣнiе «дозволить” взяло верхъ, при чемъ главный аргументъ въ пользу дозволенiя этого романа былъ тотъ, что «произведенie это слишкомъ бездарно, чтобы произвесть какое бы то ни было впечатлѣнiе на общество”; «просто читать не будутъ”, говорили судьи–цензоры этого романа. Но эти господа, «comptaient sans leurs hotes”, какъ говорятъ французы; они думали что и все общество будетъ согласно съ ними и жестоко они ошиблись. Грустная дѣйствительность доказала что они мало знали разностепенность нашего общества, или вѣрнѣе люда (ибо еще вопросъ, есть ли у насъ въ строгомъ смыслѣ общество?) относительно умственнаго и нравственнаго его уровня. Оказалось что среди этого люда нашлось не мало такихъ грамотныхъ людей, которые нашли въ этомъ романѣ «Что дѣлать?” не только интересъ, но цѣлое, обаятельное и соблазнительное ученiе; романъ Чернышевскаго занялъ въ ихъ жизни то мѣсто, которое у крестьянъ имѣетъ евангелiе, и вотъ, по разнымъ угламъ Петербурга и провинцiи, стали образовываться сперва люди, а потомъ группы людей à lа «Что дѣлать?” Чернышевскаго.

Да, я начинаю замѣчать, приглядываясь то на право, то на лѣво къ окружающей меня жизни въ деревнѣ, что провинцiя имѣетъ также свою долю участiя въ такъ называемомъ прогрессѣ гуманности, изобрѣтаемомъ въ Петербургѣ. Надо ли пугаться, бить въ набатъ и кричать объ опасности революцiи въ Россiи?.. Нѣтъ, положительно нѣтъ, сто разъ, тысячу разъ нѣтъ! 3рѣлище пропаганды разныхъ чернышевщинъ и нигилятинъ въ провинцiи — это скорѣе смѣшной и веселый водевиль, чѣмъ грустное и опасное явленiе. Я каюсь въ своемъ заблужденiи: еще недавно я почти вѣрилъ въ дѣвственность провинцiи относительно петербургскаго либеральнаго сумбура; теперь не вѣрю въ ея дѣвственность, и публично исповѣдую свое заблужденiе. Но, скажетъ мнѣ читатель, неужели два–три факта могутъ измѣнить убѣжденiе о столь важномъ и серьозномъ вопросѣ; да притомъ еще въ одной какой–нибудь мѣстности?

Видите въ чемъ дѣло: фактъ который я вамъ сейчасъ разскажу — такого рода, что онъ заключаетъ въ себѣ цѣлую, такъ сказать, эпоху; въ ней мы имѣемъ дѣло не съ Иваномъ Ивановичемъ, а съ типомъ новаго нашего времени; на этотъ счетъ обмануться нельзя, это инстинктивно чувствуется; и вотъ почему ничто и никто меня не разубѣдитъ въ томъ, что я имѣю полное право на основанiи этого факта, хотя бы онъ былъ одинъ (но онъ не одинъ), измѣнить свое убѣжденiе.

Но главнаго я не измѣню ни за что! Какъ прежде, когда я странствовалъ по Россiи, такъ и теперь, я вижу ясно до какой стенени наглядно провинцiя обрисовываетъ всю уродливость всевозможныхъ нашихъ нигилистовъ; наглядность эта рисуется вмѣстѣ съ ихъ сумазбродствомъ, и куда бы они ни дѣвались, что бы ни говорили, какъ бы ни прикрывались масками, жизнь ихъ безпощадно выдаетъ и изобличаетъ непрактичными людьми, а непрактическiй человѣкъ въ провинцiи все равно что мертвый!

Но пора приступить къ дѣлу. Во дни оны, то–есть лѣтъ десять назадъ, числился неподалеку отсюда, верстахъ въ тридцати, помѣщикомъ молодой человѣкъ К...; отъ роду ему было тогда двадцать одинъ годъ. Постоянно былъ онъ изъ помѣщиковъ средней руки; имѣлъ до 500 надѣловъ въ своемъ имѣнiи; былъ холостъ; начиналъ курсъ въ университетѣ; тамъ, то–есть въ московскомъ университетѣ, учился коe–какъ; друженъ былъ только съ такъ называемыми «друзьями меньшей братiи” и въ бесѣдахъ съ ними учился не столько кого нибудь любить, сколько ненавидѣть всѣхъ и каждаго изъ привиллигированныхъ кастъ матушки Россiи. На эксплоатированie этой ненависти потреблялось среднимъ числомъ ⁹/₁₀ всего дня и всѣхъ умственныхъ и вообще духовныхъ его способностей; на любовь–же къ меньшей братiи, какъ у всѣхъ этихъ молодцовъ, оставалась ему только частичка изъ одной десятой дневнаго времени и духовныхъ силъ. Къ тому же, кромѣ времени и силъ, недоставало главнаго: положительныхъ образовъ и идеаловъ для любви къ этой меньшей братiи; оттого она нашему юному либералу–студенту являлась въ видѣ весьма смутныхъ представленiй о какихъ то страждущихъ лицахъ, лохмотьяхъ на одеждахъ; заморенныя худыя лица, стоны и слезы, какiя то цѣли, — вотъ что представлялось нашему герою при мысли о меньшей братiи; но все это являлось въ его фантазiи отдѣльными картинками, и онъ никакъ не могъ, какъ ни старался, изъ всѣхъ этихъ отдѣльныхъ представленiй составить что нибудь связное, цѣльное и живое; къ тому–же едва онъ начиналъ созидать себѣ типъ меньшей братiи, какъ являлся товарищъ–учитель и наводилъ фокусъ его духовнаго мiра на какого нибудь «аристократа” и вызывалъ изъ него еще и еще ненависти и ненависти.

Такъ проходили дни. Но въ одинъ изъ дней вдругъ лицо героя нашего просiяло; онъ не задумывается, не морщится какъ прежде; брови не стягиваются уже судорожно, зубы не стискиваются, гyбы не сжимаются, какъ бывало, чтобы выражать изъ себя хулу «кастѣ”, или улыбку насмѣшливой ненависти какому нибудь Лорду мipa сего; нѣтъ, лицо его точно освѣтилось какимъ то свѣтлымъ и полнымъ счастья новымъ солнцемъ; молодость заиграла на юномъ лицѣ, и оно точно послѣ грозы все ожило, все просвѣтилось. Явилась нужда говорить, говорить, все говорить; явилась потребность искать самыхъ симпатическихъ товарищей, положительныхъ, а не отрицательныхъ типовъ; и въ эти минуты, если бы подошелъ къ нему злой генiй съ пистолетомъ въ рукѣ, и сказалъ ему: «на, стрѣляйся, не стоитъ жить”, онъ бы такъ озлобился на этого генiя, что взялъ бы пистолетъ и имъ застрѣлилъ его самого, со словами: «лжешь, я жить хочу, жить, жить, и только жить”...

Но что–же случилось? Влюбился ли нашъ К... всею силою первой любви, удалось ли ему найти положительный идеалъ и увѣровать въ него всею силою своего сердца?

Нѣтъ. Онъ читалъ, или вѣрнѣе глоталъ, страницы романа Чернышевскаго: «Что дѣлать?” Одинъ изъ учителей–товарищей принесъ ему эту книгу, и давая ему ее сказалъ эти знаменательныя слова: «на тебѣ, буди не невѣренъ, но вѣренъ, вотъ тебѣ наше евангелiе”. Слова эти замѣтьте — означали какъ будто, что бывали минуты когда нашъ герой становился невѣренъ; да, бывали такiя минуты, онъ впадалъ въ раздумье, и послѣ всего, что слышалъ кругомъ себя отъ товарищей о любви къ меньшей братiи, теръ себѣ лобъ, и чувствуя какое то внутреннее безсилiе, не то въ мозгу, не то въ сердцѣ, спрашивалъ себя: «да что же это все значитъ? такъ ли все это я думаю, тò ли надо мнѣ думать, или не на ту дорогу я напалъ?”... Книга Чернышевскаго пришла въ одну изъ такихъ минутъ сомнѣнiя и унынiя!

Боже, какой чудный мiръ открылся предъ К... послѣ пятой страницы этого романа! На двадцатой онъ былъ такъ уже экзальтированъ, что съ безпокойствомъ спрашивалъ себя: «я ли это читаю, не другой–ли? можетъ быть я уже съума сошелъ, и наслажденiе мое есть сумасшествie?” Бѣдняга, онъ не зналъ что, увы, именно въ эти минуты онъ и сходилъ съ ума. Черезъ ночь книга была прочтена, или вѣрнѣе, проглочена.

Черезъ три дня К. бросилъ университетъ и летѣлъ въ свою деревню М. губернiи. Ежеминутно онъ задавалъ себѣ съ какимъ–то лихорадочнымъ порывомъ наслажденiя вопросъ: «что дѣлать?” и задавалъ его себѣ нарочно, потому что зналъ (и упивался этимъ сознанiемъ какъ водкою), что сейчасъ–же, въ мигъ, отвѣтитъ онъ, да, онъ самъ, а не кто другой: «Знаю, да, знаю что дѣлать! Вздоръ и пустяки эта эмансипацiя крестьянъ, эти реформы, соцiальныя и экономическiя; все это подлыя выдумки нашихъ крѣпостниковъ и аристократовъ. Я это докажу на дѣлѣ; свѣтъ во мнѣ теперь; я самъ мой разумъ и свѣтъ, я несу съ собою новую эмансипацiю, я буду самъ Христомъ, и все передо мною сокрушится... Радуйтесь, страждущiе братья, насталъ часъ вашего спасенiя, вашего равенства вашей свободы, вашего счастья! Приходите ко мнѣ, вы всѣ страждущiи и обремененные и я васъ успокою, васъ осчастливлю”... Вотъ что сто разъ, тысячу разъ говорилъ себѣ К... когда летѣлъ, не окончивши курса въ университетѣ, въ свое имѣнiе. Университетъ и его курсъ въ эти минуты казались ему какимъ то мизернѣйшимъ пятнышкомъ въ сравненiи съ громадою проектовъ, наполнявшихъ его горячую, его раскаленную мечтами голову, и онъ былъ счастливъ.

Въ деревнѣ, проѣзжая мимо церкви, онъ взглянулъ за ограду. Двѣ могилки стояли рядомъ. На сердцѣ что–то шевельнулось. Отецъ его и мать тамъ слегли рядышкомъ уже давно, когда К... было только лѣтъ двѣнадцать. «Ахъ”, подумалъ онъ, взглянувъ на могилы, «чтобы вамъ старикамъ встать да придти посмотрѣть чтò я везу съ собою въ то имѣнiе, гдѣ когда–то вы жили крѣпостниками, тиранами, деспотами; полюбовались бы вы сынкомъ вашимъ и досадно было бы вамъ, но чтò дѣлать, противъ силы современнаго разума вамъ старикамъ не идти”. Какъ нарочно вотъ и попъ прошелъ въ ту минуту какъ К... проѣзжалъ мимо церковной ограды. Попъ поклонился; К... поклонился тоже: они взглянули другъ на друга. Попъ спросилъ себя: «кто это?” А К... сказалъ про себя: «вотъ эти первые, гнуснѣйшiе тираны нашего народа”, и насладился при мысли скораго торжества своего ученiя надъ ученiемъ Христовымъ, котораго въ эту минуту попъ сей являлся ему представителемъ.

Черезъ три дня. Кругомъ барскаго дома толпа крестьянъ. Сходъ крестьянъ въ полномъ составѣ. Ходитъ по ней какая то странная, новая молва; всѣ о ней шепчутся, старики, молодые и среднихъ лѣтъ, бабы и дѣвки; всѣ здѣсь, и у всѣхъ на лицѣ написано не то страхъ, не то любопытство, не то нетерпѣливое ожиданiе чего–то необыкновеннаго.

«Новую волю привезъ баринъ изъ Москвы”, пустилъ въ народъ Васька, дворовый, умный и бойкiй парень, состоявшiй при домѣ; ему первому открылъ баринъ великую тайну своего пришествiя въ деревню, и онъ первый ее принялъ, ибо послѣ долгаго объясненiя этой тайны на словахъ, въ которыхъ онъ, Васька, ровно ничего не понялъ, послѣдовало отъ барина позволенiе этому Васькѣ дѣлать и жить какъ онъ хочетъ у него въ домѣ и брать у него, барина, все что ему угодно,” ибо все что мое, то и твое, мы всѣ равны”, сказалъ въ заключенiе баринъ; и это–то Васька понялъ уже такъ хорошо что въ тотъ–же день продалъ изъ скотнаго двора три коровы и закутилъ на вырученныя деньги съ своею любовницею Матрешкою.

Вышелъ баринъ. Одѣтъ онъ былъ по крестьянски. Мужики, увидѣвъ, перекрестились и сняли шапки. «Прошу надѣть шапки”, сказалъ баринъ, «мы всѣ равны, я такой–же человѣкъ какъ и вы”. Молодые накрылись; старики продолжали стоять безъ шапокъ.

За бариномъ вышли Васька въ барскомъ штатскомъ костюмѣ, съ большою позолоченною цѣпью на жилетѣ и съ часами, которые онъ взялъ у барина и постоянно вынималъ, чтобы видно было всѣмъ что часы его, — и прикащикъ по имѣнiю, кулакъ–крестьянинъ въ должности управляющаго, у котораго на лицѣ было написано то, что было въ умѣ: «баринъ самъ по себѣ, а я, братцы, самъ по себѣ; пускай себѣ толкуетъ что хочетъ, а мы по своему, значитъ, попользуемся.

Въ эти три дня баринъ К... почти не спалъ; онъ все обдумывалъ, и обдумывая совѣщался съ бурмистромъ–управляющимъ, какъ привести въ исполненiе проекты Чернышевскаго въ сельскомъ быту. На первыхъ совѣщанiяхъ Васька и управляющiй переглядывались, но все молчали, или говорили «слушаемъ съ”, а рѣшалъ, перерѣшалъ и объявлялъ свои рѣшенiя одинъ баринъ. Дальнѣйшiя рѣшенiя стали уже и ими обсуживаться, такъ какъ они маленько къ нимъ попривыкли.

Такихъ рѣшенiй было сдѣлано множество. Но всѣ они казались барину недовольно либеральными. Первое, напримѣръ, рѣшенiе было слѣдующее: раздѣлить все имѣнiе на равныя части, по числу крестьянъ и роздать ихъ крестьянамъ; себѣ, барину, оставить часть равную одной изъ крестьянскихъ. Проектъ этотъ разрушился потому, что и Васька, и бурмистръ смекнули что тогда отъ барина нечѣмъ будетъ поживиться, а потому и сказали ему что главное затрудненiе заключается въ невозможности опредѣлить количество душъ, при дѣтяхъ и подросткахъ. Другой проектъ: владѣть имѣнiемъ всѣмъ крестьянамъ артелью ближе подходилъ къ проекту Чернышевскаго, но на это бурмистръ замѣтилъ барину что такая артель произведетъ безпремѣнно бунтъ, и что неравно его, барина, да и бурмистра за одно сошлютъ за бунтъ этотъ въ Сибирь.

Когда бурмистръ началъ, такъ сказать, раскусывать своего барина, онъ чутьемъ мало по малу началъ брать въ толкъ что въ сущности онъ не то что помѣшанный, а дескать дуритъ и блажитъ и что дурью этою да блажью надо поскорѣе воспользоваться такъ, чтобы изъ всего этого не вышло скандала, а вышло бы только повыгоднѣе для него, бурмистра, — да поскорѣе, а не то, пожалуй, или самъ баринъ вздумаетъ отъ придури очнуться, или сосѣди какiе нибудь подоспѣютъ своего брата помѣщика образумить.

Все cie сообразивъ, бурмистръ составилъ свой планъ осчастливленiя крестьянъ села Б... и принесъ его готовымъ барину наканунѣ дня, назначеннаго для сходки. Планъ этотъ былъ очень простъ; въ немъ соблюдены были всѣ выгоды: и барину безобидно выходило, и мужичкамъ хорошо, да и ему, бурмистру, ничего, такъ–себѣ сподручно. Заключался онъ въ слѣдующемъ: во первыхъ, баловать мужичковъ такъ, чтобы уже черезъ–чуръ — не годится, говорилъ крестьянинъ–кулакъ; а во вторыхъ, чего съ ними возиться, дѣлежи дѣлать, да артели какiя–то устраивать; все это выходятъ вещи мудреныя, мужичкамъ не подъ стать. А по его, значитъ, разумѣнiю, коль ужь милости барина угодно чтобы мужичкамъ было хорошее житье, да притомъ безхлопотно, онъ, бурмистръ, предлагаетъ барину продать мужичкамъ имѣньице, маленько подешевле, значитъ, противъ цѣнъ, какiя въ околоткѣ есть, да денежки, какiя отъ мужичковъ будутъ слѣдовать, чуточку разсрочить, оно и выйдетъ все къ одному: у барина будутъ деньги, а крестьяне станутъ богаты и Бога станутъ молить о здравiи своего благодѣтеля.

Баринъ на это замѣтилъ бурмистру что онъ ни въ какихъ молитвахъ не нуждается, а дѣйствуетъ по собственному разуму, на что бурмистръ отвѣтилъ: «какъ будетъ угодно”. Въ заключенiе же всего бурмистровскаго проекта прибавилъ онъ маленькiй пунктикъ, по которому крестьяне могли бы, въ случаѣ если имъ это будетъ сподручнѣе, уполномочить его, бурмистра, вѣдаться во всемъ съ бариномъ, и на его, бурмистрово, имя составить купчую, дабы уже отъ него могли прiобрѣтать крестьяне, каждый сколько потребуетъ — себѣ земли; a онъ, бурмистръ, обязанъ уже барину вносить деньги за мужичковъ и съ нихъ потомъ уже сбирать.

Странное впечатлѣнiе произвело на барина предложенiе бурмистра; впечатлѣнiе это было непрiятное: на его горячую голову, пылавшую желанiемъ что–то совершить неизмѣримо большое для человѣчества, точно влили что–то холодное, и весь этотъ пылъ въ мигъ загасъ; практичностью запахло въ этомъ проектѣ бурмистра–кулака, и барину стало отъ нея гадко, противно; ничего не было въ ней общаго съ тѣмъ, что зашевелило всю его жизнь при чтенiи романа: «Что дѣлать”?

Баринъ выслушалъ однако бурмистра до конца и сказалъ ему въ отвѣтъ что завтра, ко времени сходки крестьянъ, онъ придумаетъ окончательное свое рѣшенiе.

Баринъ остался одинъ и вышелъ на балконъ. Передъ нимъ далеко растилались въ осеннемъ пейзажѣ поля. Оттуда неслись человѣческiе звуки. Звуки эти приносились отъ пашни и посѣвовъ. Птички допѣвали свои пѣсни; солнце уже заходило; близко кругомъ него слышались веселая гармоника въ рукахъ у Васьки, пѣсни двухъ дѣвокъ подъ тактъ гармоники, прерывавшiяся отъ времени до времени хохотомъ, а въ домѣ мертвая тишина, и посреди нея онъ одинъ, съ книгою Чернышевскаго, раскрытою на томъ мѣстѣ гдѣ прервалъ чтенiе бурмистръ, и больше ровно ничего... Въ это мгновенiе черезъ все существо барина–эмансипатоpa прошло что–то острое какъ ножъ: «ничто не измѣнилось ни на iоту здѣсь, кругомъ меня, съ тѣхъ поръ что я привезъ съ cобою, въ этой головѣ, такую громадину новыхъ мыслей; неужели всѣмъ неволя и рабство милы?” подумалъ онъ, и ему стало досадно на своe одиночество, на свое безсилiе. Этого безсилiя онъ еще не чувствовалъ; онъ не созналъ бы его, даже если бы почувствовалъ, но оно прокрадывалось въ него, и тѣмъ что онъ отталкивалъ отъ себя мысль о своемъ безсилiи, онъ, увы, доказывалъ что уже ощущалъ его... Проектовъ пятьдесятъ перебывало въ этотъ вечеръ въ его головѣ; но едва одинъ изъ нихъ начиналъ обрисовываться во что–то вещественное, какъ являлся образъ неумолимаго бурмистра, и разбивалъ этотъ проектъ то своею capкастическою улыбкою, то своею угрозою бунта и Сибири, и барину становилось опять гадко отъ вѣянья на него воздуха практичности.

Настало утро сходки. Пришелъ бурмистръ провѣдать барина. Баринъ ничего еще не рѣшилъ: полъ–ночи онъ писалъ начало новаго романа, въ подражанiе «Что дѣлать?”, а другую половину ночи отдалъ сну.

Появленiе бурмистра рѣшило дѣло мигомъ и безповоротно. Барину стало противно отъ фигуры мужика, выражавшей собою именно то, къ чему онъ стремился въ своихъ грёзахъ, т. е. благосостоянiе меньшей братiи, — но выражавшей это благосостоянiе такъ живо, такъ жирно, такъ пошло–практично, что достаточно было одного этого появленiя чтобы заставить его, барина, рѣшиться на предложенiе бурмистра, и этимъ все покончить, только бы поскорѣе съ этимъ грязнымъ практическимъ мiромъ развязаться.

Бурмистръ угадалъ дурное впечатлѣнiе, произведенное имъ на барина чутьемъ; а потому первымъ долгомъ почелъ вынуть изъ задняго кармана кафтана пачку денегъ и положилъ ее передъ бариномъ.

— Вотъ–съ вашей милости и задаточекъ; тутъ пять тысячъ цѣлковиковъ; остальныя–съ опосля, какъ подпишемъ–съ, значитъ; вашей милости по расчету придется получить–съ двадцать пять тысячъ.

Мгновенiе настало драматическое.

Пять тысячъ, двадцать пять тысячъ!.. Какъ, столь крупныя деньги дѣлались въ первый разъ его собcтвенными! — и въ одинъ мигъ образъ безконечно великой артели свободнаго труда, имъ основанной на эти деньги, мелькнулъ въ головѣ барина.

Пять тысячъ изъ кармана крестьянина, когда–то его крѣпостнаго, то есть одного изъ тѣхъ, о благѣ которыхъ онъ столько мечталъ, представляя ихъ себѣ въ рубищахъ и лохмотьяхъ... «Что же это значитъ, онъ меня грабилъ, онъ грабилъ другихъ?” мелькнула въ головѣ у барина вторая мысль, подъ влiянiемъ которой ему стало еще противнѣе глядѣть на бурмистра.

«Ахъ, а школа!” вдругъ мелькнула третья мысль въ головѣ барина, «я о ней и забылъ, вѣдь надо мнѣ устроить школу”. И баринъ, чтобы отвлечь себя отъ настоящаго, ухватился за мысль о школѣ, въ надеждѣ cпacти себя отъ когтей бурмистра: мыслью о школѣ онъ захотѣлъ paзрѣшить всѣ недоразумѣнiя, то есть остаться въ имѣнiи, ничего не продавать, и всецѣло отдать себя и доходы на школу. Но и тутъ не повезло. Кулакъ–крестьянинъ объяснилъ барину что школа ecть, въ сосѣдствѣ, и что школа эта очень хорошая, построена самимъ начальствомъ, и что крестьяне посылаютъ дѣтей своихъ въ эту школу потому охотно, что–де учитель имъ очень полюбился. Баринъ пришелъ въ бѣшенство когда узналъ что учитель — священникъ. «И здѣсь эти подлые тираны всему мѣшаютъ!” сказалъ онъ.

Тогда баринъ всталъ и быстрыми шагами вышелъ къ крестьянамъ на сходку. На сходкѣ онъ имъ объявилъ что прiѣхалъ въ имѣнiе устроить свои дѣла такъ, чтобы всѣмъ было такъ же хорошо, какъ и ему, что по его мнѣнiю всѣ должны быть одинаково богаты, что бѣдныхъ не должно быть вовсе, и что для этого онъ продаетъ свое имѣнiе имъ, крестьянамъ, на самыхъ выгодныхъ для нихъ условiяхъ, а на вырученныя деньги намѣренъ устроить свободную ассоцiацiю труда, и доказать крестьянамъ что и онъ хочетъ трудиться какъ трудятся всѣ мужики, и т. д. Баринъ поговорилъ съ четверть часа. Мужики ничего не поняли, но поблагодарили барина, и затѣмъ бурмистръ–кулакъ попросилъ у барина позволенiе объяснить крестьянамъ въ чемъ дѣло и устроить все дѣло полюбовно, но съ тѣмъ, чтобы баринъ на время оставилъ его наединѣ съ крестьянами. Баринъ удалился. Черезъ четверть часа бурмистръ пришелъ къ барину и объяснилъ ему что мужички все поняли и премного ему, барину, благодарны.

Черезъ мѣсяцъ все дѣло было покончено. Три четверти имѣнiя куплены были кулакомъ–бурмистромъ въ компанiи съ нѣсколькими другими кулаками крестьянами; послѣднюю четверть имѣнiя они уступили крестьянамъ не–кулакамъ, увѣривъ барина въ томъ, что все имѣнiе по ровнымъ частямъ раскупили крестьяне. Баринъ получилъ свои двадцать пять тысячъ. Но оказалось что одного лѣса кулакъ–бурмистръ продалъ на сорокъ двѣ тысячи, наличными деньгами.

Два мѣсяца спустя баринъ покупалъ мельницу гдѣ то вблизи своего имѣнiя, съ тѣмъ, чтобы устроить при ней ассоцiацiю свободнаго труда и сверхъ того образцовую школу. Купивъ мельницу, баринъ, одѣтый въ мужицкiй нарядъ, принялся вырабатывать проектъ aссоцiацiи; онъ хотѣлъ устроить артель и артелью держать мельницу, съ тѣмъ, чтобы въ эту артель входили мужчина и женщина на одинаковыхъ правахъ, безъ различiя замужняя ли эта женщина или дѣвка при родителяхъ; основное начало артели должно было быть полное общежитiе и равенство всѣхъ членовъ артели какъ относительно труда, такъ и выручки отъ работъ.

Приглашены были сосѣднiе крестьяне на сходку.

Собрались крестьяне.

Баринъ сталъ имъ развивать свои соображенiя.

Крестьяне молча слушали.

— Поняли вы? спросилъ баринъ, когда кончилъ свою рѣчь.

— Поняли–то поняли, только...

— Ну что–же — хотите?

— Хотимъ, отчего не хотѣть, только ужь ты, баринъ, насъ темныхъ людей извини, а точно ты, значитъ, выходишь изъ глупенькихъ, сказалъ одинъ изъ стариковъ.

— Какъ изъ глупенькихъ? спросилъ баринъ не безъ удивленiя.

— А такъ, значитъ, люди про тебя баили: вѣдь никакъ имѣнiе свое за безцѣнокъ продалъ, въ ограбленiе себя совсѣмъ далъ, да еще плутамъ, а нонѣ насъ учить уму–разуму хочешь; ну гдѣ тебѣ съ мельницею–то справиться! Полно, баринъ, не барское совсѣмъ дѣло, руки не тѣ у тебя, да и разумъ совсѣмъ не тотъ, ужь ты насъ извини, мы по крестьянству, значитъ, судимъ...

Барина взбѣсило не то, что его назвали глупенькимъ, а то, что его обвиняли въ барствѣ. Онъ отпустилъ крестьянъ, назвавъ ихъ себѣ въ утѣшенiе дураками.

Тѣмъ не менѣе онъ взялся за мельницу; но не зная дѣла, онъ нанялъ крестьянина для роли прикащика: артель устроить не удалось; но нанявъ прикащика, онъ объявилъ что молоть будутъ на этой мельницѣ за полъ–цѣны противъ остальныхъ мельницъ, а кто не можетъ заплатить, пускай тому даромъ мелютъ. Оказалось что даромъ стали молоть себѣ крестьяне богатые, вступившiе въ тайную ассоцiацiю съ прикащикомъ мельникомъ, а съ бѣдныхъ и средней руки крестьянъ они стали брать дороже противъ сосѣднихъ мельницъ, вслѣдствiе чего крестьяне перестали ходить на эту мельницу. Баринъ ничего про это не зналъ.

Черезъ мѣсяцъ дѣла пошли такъ плохо что пришлось мельницу продать. Ее купилъ братъ прикащика, но на самомъ дѣлѣ скупилъ ее самъ прикащикъ за три тысячи рублей. Школу закрыли, ибо за мѣсяцъ оказалось что ходило въ нее только трое дѣтей.

Получивъ три тысячи рублей за мельницу стоившую ему около двѣнадцати тысячъ со всѣми расходами, баринъ купилъ себѣ землю съ усадьбою, съ тѣмъ, чтобы на ней устроить ассоцiацiю свободныхъ хлѣбопашцевъ. Онъ сталъ искать охотниковъ поступить въ члены этой ассоцiацiи. Охотниковъ оказалось двое: одинъ выгнанный за воровство изъ волостныхъ писарей крестьянинъ, другой писецъ изъ полицейскаго управленiя ближайшаго города, бывшiй мелкопомѣстный помѣщикъ. Вошедши въ ассоцiацiю, они положили такъ: каждый изъ трехъ будетъ работать въ день столько–то, по ровной части, харчи будутъ общiя, и выручка за земледѣльческiй трудъ будетъ раздѣлена на три ровныя части. Дѣло началось. Черезъ недѣлю оказалось что баринъ работалъ за себя и за двоихъ своихъ сочленовъ; господа–же сочлены просыпались къ полудню, какъ разъ къ часу обѣда, а затѣмъ шли въ кабакъ и тамъ просиживали до вечера. Черезъ двѣ недѣли ассоцiацiя разрушилась; барину пришлось дать безсрочный отпускъ своимъ товарищамъ, ибо они его объѣдали, занимали у него денегъ, но работы никакой не производили. Нашлось двое новыхъ охотниковъ. Но дѣло пошло еще хуже. Отъ непривычки къ труду и усиленныхъ трудовъ баринъ захворалъ тифомъ; новые сочлены ассоцiацiи воспользовались этимъ обстоятельствомъ, обокрали барина какъ могли, увели лошадей и инструменты и скрылись. Баринъ выздоровѣлъ, но, увы, три недѣли его болѣзни привели хозяйство въ окончательный упадокъ; пришлось все закупать снова. Баринъ принялся работать одинъ; но одному не справиться; пришлось нанять двухъ рабочихъ. Рабочiе прiискались порядочные; но едва они поступили, баринъ сталъ имъ проповѣдывать начала либерализма и прогреса; рабочiе испугались и бросили барина. Вездѣ въ окрестностяхъ стало извѣстно что баринъ человѣкъ опасный, одержимый злымъ духомъ! Пришлось барину продать свою усадьбу и землю. Онъ продалъ и переѣхалъ въ другую губернiю.

Теперь ему тридцать два года; онъ три раза обзаводился землею и усадьбою; но всѣ три раза съ тѣми же неудачами: а деньги, послѣднiя деньги были издержаны. Теперь онъ, говорятъ, нанялся писцомъ въ одну земскую управу.

Но вотъ что замѣчательно. Оказалось что романъ «Что дѣлать?” у него былъ цѣлъ въ прошломъ еще году, и онъ утромъ и вечеромъ читалъ его по одной главѣ съ восторгомъ. Не далѣе какъ въ прошломъ году онъ съ тѣмъ же восторгомъ говорилъ о великой будущности свободныхъ ассоцiацiй въ Россiи, разумѣется понимая ихъ совершенно по своему.

Вездѣ–же гдѣ онъ жилъ, бѣдный К... слылъ подъ именемъ глупенькаго барина!

______

V.

Второй образчикъ нигилиста въ деревнѣ. — Монологъ и дiалоги. — Гражданскiя похороны. — Финалъ. — Что такое крестьянинъ? — Контрасты. — Человѣкъ о двухъ головахъ. — Опытъ объясненiя этого феномена. — Крестьянинъ–работникъ, крестьянинъ–человѣкъ. — Прекрасное и ужасное. — Ночная бабочка и свѣча какъ образъ объясняющiй свободу нашего крестьянина. — Характеристика двухъ личностей крестьянина фактами. — Чѣмъ пока все держится?

Только что отдохнулъ отъ впечатлѣнiй перваго нигилиста, съ которымъ имѣлъ честь познакомить читателя, какъ судьба натолкнула меня на второй экземпляръ этой странной семьи уродовъ нашего времени. Этотъ — нигилистъ другаго вида: ученый, женатый и молодой, чуть ли не съ золотою медалью, кончившiй курсъ наукъ въ Петровской академiи. Пора–бы этой Петровской академiи приняться просто за просто за поставку Россiи хорошихъ управляющихъ имѣнiями, съ душами, если не религiозными, (а хорошо было бы если бы призванные вращаться въ средѣ нашихъ мужичковъ управляющiе имѣнiями были религiозны), то, по крайней мѣрѣ, уважающими религiю! Но возвращаюсь къ моему нигилисту. Онъ поступилъ въ одно изъ сосѣднихъ имѣнiй управляющимъ и привезъ съ собою кучу философическихъ книгъ и молодую жену, стриженую по послѣдней модѣ, но только не такъ какъ Евгенiй Онѣгинъ: при первомъ знакомствѣ съ помѣщикомъ, которому предстояло имѣть съ нимъ дѣло, нашъ герой наговорилъ столько разныхъ ученыхъ идей, что помѣщикъ пришелъ если не въ восторгъ, то все же въ весьма сильное изумленiе. И агрономiю, и лѣсное хозяйство, и луговодство, и овцеводство, и сыроваренiе, и химiю, и все что только нужно было — все то отлично зналъ молодой агрономъ, по его словамъ разумѣется, и всѣ эти познанiя онъ выкладывалъ съ особеннымъ манеромъ, съ особымъ пискомъ. «Я успѣлъ осмотрѣть вашу экономiю и хотя капиталъ моихъ познанiй”, говорилъ онъ, «на столько значителенъ, что соотвѣтствуетъ поприщу дѣятельности болѣe широкому, если могу такъ выразиться, но я не прочь позаняться и у васъ, если только буду пользоваться безусловною свободою; это первое ycловie. У васъ тутъ есть нѣмцы, есть какiе–то преданные старички, остатки крѣпостнаго права, — все это мнѣ не по нутру; я предвижу столкновенiе между ними и мною, или, вѣрнѣе, между вами и мною по поводу ихъ воззрѣнiй на отношенiя свободнаго труда вообще къ личности землевладѣльца. Землевладѣлецъ по моимъ понятiямъ, и вообще по современнымъ понятiямъ науки, есть, такъ сказать, контролеръ въ своемъ имѣнiи, не болѣе и не менѣе; а собственно хозяинъ — есть управляющiй, разумѣется, когда его капиталъ науки и вообще его индивидуальность дѣлаютъ изъ него современнаго человѣка, въ абсолютномъ, такъ сказать, значенiи этого слова. Теперь вѣдь вообще, какъ вѣроятно вы изволите знать, вопросъ лѣснаго хозяйства становится на очереди самыхъ капитальныхъ, положительно можно сказать даже государственныхъ вопросовъ, ибо все теперь заключается въ опредѣленiи равноправности рабочаго и землевладѣльца”...

Помѣщикъ прервалъ своего управляющаго. На его мѣстѣ я бы немедленно раскланялся съ симъ политико–агрономистомъ, и попросилъ бы его искать себѣ болѣе широкое поприще для упражненiя его капитала знанiй, но помѣщикъ сказалъ себѣ: «отчего не попробовать каково выйдетъ?” затѣмъ объявилъ что какъ бы велики его знанiя ни были, но онъ все–таки желаетъ остаться чѣмъ былъ, хозяиномъ, а не контролеромъ своего имѣнiя, и требуетъ отъ управляющаго подчиненiя его приказанiямъ съ одной стороны, а съ другой стороны желалъ бы чтобы управляющiй не входилъ въ обсужденiе какихъ бы то ни было отношенiй его къ нѣмцамъ или старичкамъ, или къ кому бы то ни было. На это управляющiй замѣтилъ: «во всякомъ случаѣ я считаю себя обязаннымъ предупредить васъ, что по моему мнѣнiю нынѣшнiй способъ веденiя хозяйства у васъ не годенъ, и требуетъ радикальныхъ измѣненiй.

— То есть какъ радикальныхъ? спросилъ испуганный помѣщикъ.

— Радикальнымъ я называю такое измѣненiе хозяйства, которое можетъ потребовать довольно значительныхъ затратъ.

— Однако, въ какихъ размѣрахъ?

— Въ точности опредѣлить въ настоящее время довольно трудно, но вообще я вамъ долженъ замѣтить что въ нынѣшнее время мы смотримъ на веденiе сельскаго хозяйства иначе чѣмъ прежде.

— То есть кто это мы? спросилъ помѣщикъ.

— Мы, то есть нынѣшнiе ученые агрономы; затрату капитала для имѣнiя мы считаемъ такимъ условiемъ производительности этого имѣнiя, безъ котораго немыслима его доходность, какая бы то ни было. Я красть не намѣренъ, но я не признаю тоже возможнымъ управлять имѣнiемъ на мѣдные гроши, тѣмъ болѣе, что, какъ я уже вамъ сказалъ, въ вашемъ имѣнiи все надо начинать съ начала; вѣрно у васъ былъ управляющимъ какой нибудь нѣмецъ изъ агрономовъ–практиковъ, заключилъ презрительно агрономъ–нигилистъ.

Всѣ эти переговоры кончились тѣмъ что помѣщикъ, испуганный не на шутку такими претензiями своего новаго управляющаго, поручилъ ему имѣнiе съ условieмъ не вводить никакихъ капитальныхъ реформъ, а если ужь безъ таковыхъ ему никакъ нельзя обойтись, то помѣщикъ предоставилъ ему для таковой реформаторской дѣятельности одну часть хозяйства, а именно луговодство.

Прошли мѣсяцы и оказалось что не только онъ луговодство ни въ чемъ не измѣнилъ къ лучшему, но въ луговодствѣ не особенно много и смыслитъ.

Но за то не проходило дня чтобы этотъ ученый мужъ не изобрѣталъ повода вмѣшиваться во всѣ чужiя дѣла, придумывать ябеды то на одного, то на другаго, въ горячую рабочую пору читалъ журналъ «Дѣло”, а свое дѣло какъ будто забывалъ, крестьянамъ говорилъ «вы” и сажалъ за столъ въ знакъ равенства; они–же надъ нимъ подсмѣивались и считали его какимъ–то заморскимъ уроженцемъ, и въ концѣ концовъ изъ всей этой премудрости ничего не выходило другаго, какъ только то, что господинъ управляющiй акуратно бралъ свое жалованье и ничѣмъ другимъ своей экономической дѣятельности не проявлялъ.

Проявилъ онъ себя также съ другой стороны, съ той стороны, съ которой такъ любятъ эти господа пускать пыль въ глаза меньшей братiи, для спасенiя которой считаютъ себя призванными дѣйствовать: я разумѣю религiозную сторону. «Дай–ка покажу имъ какъ я отношусь къ религiи”, сказалъ онъ себѣ, и воспользовался для этого страстною недѣлею: людъ православный въ церковь, онъ, господинъ управляющiй, устроиваетъ у себя пирушку, и кого можетъ зоветъ на пиръ, говоря: «неужели и вы въ церковь ходите?” А въ великую пятницу, какъ разъ къ началу церковной службы пиръ устраивается monstre, съ аккомпанементомъ дикихъ пѣсенъ, пьянства и музыки. Люди смущаются, а онъ и madame l’intendante торжествуютъ — дескать показали себя! Но этого казалось имъ мало. Помните, читатели, исторiю лiонскихъ гражданскихъ погребенiй и пренiй по этому вопросу въ версальскомъ собранiи? Это было съ мѣсяцъ назадъ. Оказалось что въ Лiонѣ завелось цѣлое общество нигилистовъ, коего главная забота была устраивать процессiи «гражданскихъ похоронъ”, то есть погребенiй безъ участiя церкви; такъ какъ охотниковъ въ средѣ мирной лiонской буржуазiи хоронить своихъ семьянъ по собачьему находилось немного, то они, то есть нигилисты, покупали трупы въ больницахъ и у нищихъ, чтобы надъ ними совершать обряды гражданскаго погребенiя; въ число такихъ покойниковъ попадали трехъ–лѣтнiя дѣвочки! И что же бы вы думали — генiальная эта мысль пришла въ голову жителю нашей провинцiальной глуши рrорriо motu, прежде чѣмъ газеты заговорили о лiонскихъ скандалахъ! У нашего героя управляющаго умираетъ дочь. Отецъ и мать рѣшаютъ что похоронятъ ее гражданскимъ погребенiемъ и никакого попа знать и звать не хотятъ. Былъ у нихъ прiятель, русскiй купецъ, хорошiй и набожный человѣкъ: какъ узналъ онъ объ этомъ, съ нимъ чуть не сдѣлался ударъ отъ непониманiя чтó значитъ это проявленiе нигилизма, о которомъ въ первый разъ въ своей жизни ему приводилось услышать. Онъ начинаетъ убѣждать нигилиста, но убѣждать по своему: «грѣхъ–де, большой грѣхъ, ругаться надъ церковью”; а нигилистъ ему отвѣчаетъ по своему: «грѣховъ нѣтъ, да и церкви нѣтъ”. Прошу покорно согласить такого рода разнорѣчiя! Цѣлый день бился православный человѣкъ чтобы уломать нигилиста; но еще упорнѣе нигилиста оказалась madame la nihiliste: она и слышать не хочетъ о какихъ бы то ни было аргументахъ. Православный купецъ плачетъ, нигилистъ смѣется, нигилистка жена хохочетъ, а дѣвочка лежитъ себѣ въ комнатѣ, какъ умерла, бѣдняжка, неповинная въ происходящей кругомъ нея и изъ за нея распрѣ, а распря все усиливается. Но вотъ купчику удалось настоять на своемъ; одинъ доводъ взялъ верхъ: «узнаютъ не дай Богъ, и выйдетъ скверная исторiя”. Приходитъ священникъ. Когда онъ облачился и былъ готовъ начать служенiе, нигилистъ входитъ въ комнату: «только пожалуйста скорѣе”, говоритъ онъ священнику, «я терпѣть не могу этихъ комедiй!” Купчикъ просiялъ, ибо бѣдную дѣвочку все таки схоронили по христiански!

Но совокупность такихъ подвиговъ не могла пройти даромъ нашему нигилисту. Помѣщикъ объявилъ ему что долженъ ему отказать. Нигилистъ удивился.

— Это за что–же? спросилъ онъ.

— А за то что вы оскорбляете религiозныя чувства всей окружающей васъ среды, и за симъ производите соблазнъ!

Чтò, вы думаете, нигилистъ отвѣтилъ, любезный читатель? Вѣдь нашелся же!

— Что же, вы хотите чтобы я на краденыя деньги ставилъ пудовыя свѣчи вашимъ богородицамъ?!

Каковъ отвѣтецъ! Не выражаетъ ли онъ собою весь какъ есть строй мыслей, съ его непослѣдовательностью, нелогичностью и, съ позволенiя сказать, глупостью этихъ господъ! Въ заключенiе, когда пришлось прощаться, нигилистъ, гордо поднявъ голову, сказалъ: «во всякомъ случаѣ мое намѣренiе было уѣхать отсюда, ибо, повторяю, капиталъ моихъ познанiй и способностей не соотвѣтствуетъ размѣрамъ вашего хозяйства”! И это очень не дурно! Ну скажите послѣ этого, читатель, страшны ли господа нигилисты, когда ихъ злая судьба заноситъ въ провинцiальную глушь? Нѣтъ, право не страшны!

Но о нигилистахъ довольно!

Поговоримъ о крестьянахъ.

Не разъ я задавалъ себѣ вопросъ, который можетъ умному петербуржцу показаться страннымъ, но меня грѣшнаго весьма интересуетъ. Въ сущности, что такое нашъ крестьянинъ?

Нѣтъ существа болѣе любопытнаго для изученiя, а между тѣмъ какъ мало его изучали и изучаютъ! Прежде всего это любопытство въ сильной степени въ васъ возбуждается потому, что при сближенiи съ крестьяниномъ вы поражаетесь множествомъ контрастовъ въ чертахъ его духовнаго существа. Нѣтъ существа болѣе безобидно–добродушнаго, и въ тоже время нѣтъ существа болѣе подходящаго къ звѣрству чѣмъ онъ; никого такъ не легко обидѣть какъ его, а въ тоже время никто такъ не проведетъ умнѣйшаго изъ умныхъ и ловчайшаго изъ ловкихъ какъ онъ, нашъ православный мужичокъ. Никто не умѣетъ такъ страдать какъ онъ, но за то никто лучше его не умѣетъ и заставить страдать. Ума въ немъ гибель, такъ, порою онъ васъ просто съ ногъ сшибаетъ необыкновеннымъ проявленiемъ силы свѣтлaго и могучаго ума; а въ иную пору удивляешься наивности, тупости и ребяческой неразвитости этого ума! И то и другое вѣдь въ томъ–же человѣкѣ! Изъ вѣрующихъ нѣтъ болѣе вѣрующихъ какъ мужикъ; но въ тоже время онъ язычникъ, онъ идолопоклонникъ. Никто такъ не привязанъ къ семьѣ какъ русскiй крестьянинъ, а между тѣмъ никто такъ низко не ставитъ семейныя отношенiя, какъ тотъ–же крестьянинъ. Никто такъ на видъ не беззаботенъ и веселъ какъ онъ; ни въ комъ такъ мало не видать внутренней, психической работы, а посмотришь, никто своею думою не доходитъ до дна самой преисподней, такъ сказать, души и не избороздитъ всю ее вдоль и поперекъ, какъ тотъ–же крестьянинъ. При этихъ несомнѣнныхъ контрастахъ, часто встрѣчающихся въ томъ–же человѣкѣ, найдите–ка, изучите–ка крестьянина такъ, чтобы удовлетворительно отвѣтить на вопросъ: что такое крестьянинъ?!

Попытаемся уяснить себѣ эти контрасты, — на сколько хватить на то нашего умѣнья и пониманiя крестьянскаго быта.

Есть одно великое слово, или великое понятiе въ мiрѣ крестьянина, крестьянина великоросса, которое многое объясняетъ въ немъ непонятнаго и страннаго? Слово это — работникъ. Въ крестьянинѣ есть два существа: крестьянинъ–человѣкъ и крестьянинъ–работникъ. Приглядываясь близко къ деревенскому житью–бытью, — я какъ будто въ этомъ существѣ о двухъ головахъ нахожу себѣ объясненiе тѣхъ контрастовъ, о которыхъ упомянулъ выше и на которые каждый день натыкаюсь.

Чудное далъ Богъ зрѣлище въ нынѣшнее лѣто здѣшнему народу. Благодатью такъ и дышется, такъ и вѣется. Сѣнокосъ такой какого и старики не запомнятъ; по 700 пудовъ льна съ десятины; рожь уродилась богатѣйшая; дождя и солнышка, всего было въ мѣру; солнце свѣтитъ весело; пѣсни, крики, шумъ спѣшной суеты, ѣзда телѣгъ взадъ и впередъ, ночные сборы съ двухъ часовъ на покосы, и все скорѣе, скорѣе, дѣла много, а тутъ ужь и рожь выспѣла, пора и на жнитву, а то ляжетъ нива совсѣмъ. Вотъ сущность жизни въ деревнѣ здѣсь въ эту пору. Станьте–ка посреди вотъ этой–то жизни такъ, чтобы все видѣть, если можно, и все слышать и вы начнете многое изъ того, что бывало вы усвоивали себѣ несвязно, въ отрывкахъ и обрывкахъ, уяснять себѣ въ извѣстной разумной связи.

И прежде всего вы увидите ясно, что положительно въ крестьянинѣ два существа: человѣкъ и работникъ. Эти существа до того между собою кажутся различными, что когда крестьянинъ–работникъ проситъ для себя хлѣба, то крестьянинъ–человѣкъ даетъ ему камень, — увы, всего чаще, этотъ камень преобразуется въ водку. Но во всякомъ случаѣ въ крестьянскiй мiръ счастье пришло бы тогда, когда крестьянинъ–человѣкъ слился бы во едино съ крестьяниномъ–работникомъ. Слово это не фраза! О нѣтъ! Въ немъ заключается вся сущность будущности нашего народа. Мы дурно поняли эту двойственность существа въ самомъ крестьянинѣ во дни оны, когда мы были помѣщиками, а они нашими крестьянами, или скорѣе мы то и произвели это существо о двухъ головахъ въ лицѣ нашего крестьянина; а теперь вся будущность будетъ зависѣть отъ того: ясно или не ясно поймемъ мы на сколько двойственность этого существа вредна для развитiя нашего государства! Просвѣщенiе должно изгладить эту двойственность и слить человѣка съ работникомъ въ одно, — скажутъ мнѣ петербургскiе журналисты и мыслители. Знаю, почтенные собратья: я того же мнѣнiя, но Боже мой, вся бѣда въ томъ, что словечко это «просвѣщенiе” такъ громадно по своему внутреннему смыслу, такъ громадно, что страсть... а вамъ оно кажется стаканомъ воды: что выпить его, что просвѣтить народъ — все одно и тоже...

Я сказалъ что мы сдѣлали эту двойственность въ существѣ крестьянина, мы, то есть помѣщики. Мы запрягали работника къ сохѣ, мы человѣка какъ душу отдавали на волю Божiю, а какъ тѣло лелѣяли для той же сохи, это мы дѣлали вѣками. Что изъ этого вышло въ день когда великое слово свобода раздалось по крестьянскому мipy?

Крестьянинъ очутился у той же сохи; она измѣнила только названiе и вмѣсто помѣщичьей назвалась общественною или крестьянскою; но вмѣстѣ съ тѣмъ забота о крестьянскомъ тѣлѣ исчезла, ибо перешла изъ рукъ кое–какъ образованнаго помѣщика къ необразованному мужичку; а душа крестьянина по прежнему осталась отданною на волю Божiю. Не завидно было это положенiе, какъ бы поэтично ни было великое слово: «свобода”, и какъ бы ни старались наши поэты, литераторы, либералы и экономисты украсить его блестящею обстановкою литературныхъ образовъ.

Часто я бесѣдовалъ на своемъ вѣку съ крестьянами и, нерѣдко, признаюсь, меня удивляла слѣдующая странность: я никогда не могъ добиться опредѣленнаго понятiя при обозначенiи ими чѣмъ нынѣшнее ихъ положенiе рознится отъ прежняго; начнетъ онъ такъ, что, смотришь, выходитъ нынѣшнее положенiе куда какъ лучше, вдругъ еще слово, и выходитъ куда какъ хуже; и въ концѣ концовъ приходишь къ тому, что я уже говорилъ въ одномъ изъ предыдущихъ моихъ писемъ: въ сущности хорошаго только свобода, но и то...

Вотъ здѣсь то бѣдному мужичку жутко пришлось отъ того, что онъ былъ о двухъ головахъ, когда ему сказали: ты свободенъ. Прежде всего явиться долженъ былъ вопросъ: кто свободенъ? Я какъ работникъ, или я какъ человѣкъ? и явился этотъ вопросъ, который считаю роковымъ вопросомъ нашего настоящаго. «Какъ работникъ и какъ человѣкъ ты свободенъ”, отвѣчаютъ крестьянину. Прекрасно, но такъ ли на самомъ дѣлѣ?

Какъ работникъ, крестьянинъ могъ ли почувствовать себя свободнымъ въ большинствѣ имѣнiй, гдѣ помѣщики были просто себѣ добрые малые, на крестьянъ не налегали съ жестокостью, когда новое положенiе налагало на него обязанность кормить себя и семью безъ всякой сторонней помощи, затѣмъ платить оброкъ или выкупъ, затѣмъ всѣ подати и повинности, и наконецъ — нести оброки всѣхъ натуральныхъ повинностей, и опять безъ всякой уже сторонней помощи, и это при надѣлѣ землею, не дающемъ и трети того, что крестьянинъ долженъ платить въ годъ однѣми деньгами. При такихъ условiяхъ cвобода его какъ работника не была ли иллюзiею?

Но какъ человѣкъ не былъ ли крестьянинъ свободнѣе? бѣдный крестьянинъ! — надо спросить, былъ ли онъ человѣкомъ въ ту минуту когда дѣлался свободнымъ, ибо первое условiе для пользованiя свободою заключается въ томъ, чтобы быть человѣкомъ.

Почти вездѣ существо получавшее свободу и называвшееся крестьяниномъ имѣло отъ человѣка тѣло и душу; недоставало только бездѣлицы: первыхъ началъ просвѣщенiя. Тѣло получавшее свободу было изнуренное тѣло; душа получавшая свободу была душа въ потемкахъ; это не была душа ребенка; нѣтъ, то была полудикая душа, съ инстинктами добра и зла.

Что же получила эта душа въ минуту когда ее назвали свободною?

Немного: право дѣлать себѣ зло! Увы! потребности творить добро душа крестьянина не могла имѣть, ибо это–то и есть то прекрасное въ жизни человѣка, Божьяго созданiя, которое даетъ просвѣщенiе. Этотъ освобожденный крестьянинъ–работникъ, о душѣ котораго мы такъ мало заботились, явился въ день освобожденiя въ образѣ той ночной бабочки, которая летая въ комнатѣ повидимому свободна, но первый актъ ея свободы заключается въ томъ, что она налетаетъ на свѣчу и обжигаетъ себѣ, бѣдняжка, крылья.

Увы! зрѣлище этой ночной бабочки налетающей на свѣчку продолжается до сихъ поръ. И вѣдь какъ нарочно случилось такъ, что свѣча эта для бабочки приняла самый соблазнительный видъ и получила особенно заманчивую силу: свѣча эта была кабакъ съ одной стороны, а съ другой стороны — отсутствiе всякаго просвѣщеннаго начала въ крестьянскомъ самоуправленiи.

Послѣднее было чуть ли не большею ошибкою чѣмъ удешевленiе водки. Я вижу отсюда нахмуренныя фигуры и надутыя губы нашихъ либераловъ, готовыя меня обозвать «Вѣстью”, и приписать мнѣ намѣренiе проповѣдывать вотчинную полицiю, и т. д., но я спѣшу ихъ разочаровать. Совсѣмъ не это я разумѣлъ подъ словами: просвѣщенное начало въ крестьянскомъ самоуправленiи. Я пессимистъ насчетъ блага отъ помѣщиковъ какъ представителей какой бы то ни было полицiи: два вѣка они такъ плохо съ нею справлялись, что врядъ ли справились бы лучше съ нею и теперь. Нѣтъ, я называю величайшею ошибкою то, что при введенiи положенiя 19–го февраля не сдѣлано было того, о чемъ теперь мечтаютъ даже наши прогрессисты: всесословная волость и предоставленiе предсѣдательства на волостномъ судѣ образованному лицу, — напримѣръ, священнику или мировому посреднику, или мировому судьѣ, институтъ коего я ввелъ бы тогда, въ самую горячую пору взаимныхъ недоразумѣнiй въ деревенскомъ мipѣ.

Но ошибка была всѣми нами сдѣлана. Ночная бабочка начала летать по комнатѣ — и объ свѣчку жечь себѣ крылья. Это было ея право и она имъ пользовалась. Другими словами мы увидѣли крестьянина получающаго, подъ именемъ свободы, множество новыхъ обязанностей довольно тяжелыхъ и одно лишь право: право дѣлать себѣ зло; а изъ обязанностей, замѣтьте, ни одна не была нравственная; всѣ были исключительно матерiальныя.

Совокупность этихъ обязанностей матерiальныхъ сложила его личность какъ работника свободнаго, вмѣсто прежней личности работника крѣпостнаго, заключавшей въ себѣ совокупность точно такихъ же обязанностей матерiальныхъ, но только къ помѣщику.

Право же дѣлать себѣ зло сколько душѣ угодно была та свобода, которую крестьянинъ получалъ какъ человѣкъ, и съ которой онъ долженъ былъ начать свою новую жизнь. Двѣнадцать лѣтъ проходитъ, и, увы, зрѣлище, которое я вижу ежедневно кругомъ себя и передъ собою въ деревнѣ, убѣждаетъ меня что бремя матерiальныхъ обязанностей крестьянина какъ работника становится все тяжелѣе, а свободою въ видѣ права дѣлать себѣ зло онъ пользуется какъ нельзя больше! Еccе homo!

Все это теорiя, фраза, умствованiе или дѣйствительность?

Могу васъ увѣрить что все это дѣйствительность. И теперь понятно откуда эти контрасты въ крестьянинѣ, о которыхъ я заговорилъ выше. Какъ работникъ, Боже мой, что за гигантъ этотъ здѣшнiй крестьянинъ, гигантъ трудолюбiя, гигантъ энергiи, гигантъ терпѣнiя, гигантъ находчивости и практическаго ума, гигантъ твердой воли, гигантъ смиренiя, относительной честности и покорности волѣ Божiей!

Всѣ эти свойства работника суть наслѣдство крѣпостнаго права: онъ ихъ прiобрѣлъ въ тяжелой школѣ его гнета и ими спасаетъ себя, въ нынѣшнемъ положенiи своемъ свободномъ, отъ того раззоренiя, которому неминуемо подвергся бы, если бы не имѣя въ себѣ личности работника, отдѣльной отъ личности человѣка, ему приходилось справляться съ платежами, съ семейными раздѣлами, съ безпомощностью санитарною, съ обществомъ и его крѣпостнымъ правомъ, съ волостью и ея гнетомъ въ видѣ старшины, писаря, судей, и наконецъ съ кабакомъ!

Но, увы, тотъ же крестьянинъ, какъ только отходитъ отъ сохи и косы и является просто человѣкомъ, гражданиномъ, внезапно поражаетъ васъ своимъ превращенiемъ изъ гиганта въ пигмея; цѣлые часы отдававшiеся труду посвящаются кабаку; энергiи точно простылъ и слѣдъ, мальчишка справится съ этою волею, вчера еще твердою; надуетъ его всякiй, споитъ его всякiй; онъ дѣлается или тираномъ своей семьи, или жертвою деспотизма своей бабы, и ничто не освѣщаетъ и не облагораживаетъ эту печальную картину человѣка, такъ недавно сiявшаго передъ вами свѣтомъ могучей и здоровой личности!

Да! это другой человѣкъ входитъ въ избу. И много, много страннаго творитъ онъ въ избѣ, этотъ другой человѣкъ. Казалось онъ любилъ и уважалъ свою женку, когда восемьнадцати лѣтъ женился, и веселый выходилъ съ нею въ поле на работу; увы, онъ любилъ въ ней работницу и женился на работницѣ; какъ человѣкъ, возвратясь съ работы, онъ ее побъетъ немилосердно, если опоздаетъ она дать ему обѣдъ; зима придетъ, онъ ее бросаетъ и въ Петербургѣ или въ Москвѣ наслаждается всѣми прелестями неженатаго человѣка; онъ больше еще сдѣлаетъ: заболѣетъ эта жена такъ, что ей не по силамъ быть работницею, онъ жену отрываетъ отъ дѣтей и посылаетъ обратно къ ея родителямъ, какъ ненужный товаръ: «дескать она у меня ужь не работница, Богъ съ нею совсѣмъ”. И жена плачетъ, рыдаетъ, умоляетъ не отсылать домой: «выслужила я тебѣ, дѣтей прижила, работниковъ дала, не гони, Христа ради!” Все ни по чемъ: жену въ телѣгу и везетъ ее обратно! А съ дѣтьми что дѣлаетъ этотъ крестьянинъ, страшно подумать, не то что увидѣть: въ рабочую пору вы скажете про мужика что онъ тигръ, извергъ, а онъ просто себѣ крестьянинъ–работникъ. Дитя упало съ воза сѣна и сломало себѣ ногу; пока не минетъ пора сѣнокоса проходятъ дни, дитя кричитъ, мучится ужасно, молитъ объ облегченiи; ничего не дѣйствуетъ. Отецъ и мать глухи, слѣпы и неумолимы; сѣнокосъ кончился, понесутъ ребенка къ какому нибудь фельдшеру; смотришь, уже поздно, нога срослась, или приходится ломать вновь, или присудить ребенку быть вѣчно искалѣченнымъ. А сколько ребятъ въ рабочую пору умираетъ только потому что заболѣваютъ въ эту пору и никто не смѣетъ и пальцемъ двинуть чтобы проявить зaботу объ этихъ дѣтяхъ. Я было въ ужасъ приходилъ отъ всѣхъ этихъ фактовъ, — а ихъ здѣсь десятки и сотни, — но и я сдѣлался снисходительнымъ къ бѣдному крестьянину какъ къ человѣку, постигнувъ что такое онъ какъ работникъ. Да, какъ работникъ вѣдь онъ правъ, онъ долженъ сказать: пусть дѣти мучатся и мрутъ, пусть жену берутъ ея родители, когда она больна; ибо помоги онъ дитяти въ рабочую пору, подумай онъ только о немъ, похлопочи объ облегченiи его недуга, рабочiй день пропалъ; а знаете что такое рабочiй день, напримѣръ сѣнокосный? Это на деньги рубликовъ 10; а знаете ли что такое рубликовъ 10? Это треть годоваго бюджета крестьянина–работника. И такъ если бы въ рабочiй день крестьянинъ–работникъ обратился бы въ крестьянина–человѣка, онъ нанесъ бы своему хозяйству такой ущербъ, послѣдствiемъ коего было–бы, буквально, его раззоренiе! Жизнь крестьянина–работника — это механизмъ фабрики: какой нибудь винтъ, или большой рычагъ, все равно, испортится — и весь механизмъ останавливается, а остановка всего механизма — это громадный убытокъ.

Поглядишь на paботѣ какимъ молодцомъ глядитъ крестьянинъ: экая силища, экое мужество, скажете вы; а минула рабочая пора, посмотрите–ка чего только не боится это силище: старосты боится, старосты глупаго, старосты неуклюжаго и неповоротливаго; старшина въ баранiй pогъ свернетъ это силище; какъ листъ дрожитъ передъ нимъ этотъ крестъянинъ, которому за часъ передъ этимъ было море по колѣно, пока въ рукѣ была коса, или стоялъ онъ за сохою. И вѣдь какъ ловко за то староста его обсчитаетъ, кабатчикъ обсчитаетъ, писаришка надуетъ, и въ какiя небылицы заставитъ повѣрить. Досадно становится, сердишься, изъ себя выходишь, говоришь крестьянину: «да гдѣ же умъ твой, пойми, тебя надуваютъ!” — ничего не понимаетъ; стоитъ себѣ вытаращивъ глаза, точно молнiя его пришибла. А за день передъ этимъ, когда тотъ же крестьянинъ рядился съ прикащикомъ господскаго имѣнiя насчетъ сѣнокоса, и рядился какъ работникъ, — ой, ой, ой какъ онъ его, прикащика, надулъ, — любо просто! То была одна голова, а это — другая!

А потолкуешь съ крестьяниномъ на работѣ о погодѣ или о ведрѣ — что слово, то непремѣнно Богъ: «какъ Богу угодно, какъ Господь дастъ.” Побьетъ градъ его полосу — какое чудное смиренiе, какая твердая вѣра и святая покорность волѣ Божiей! Такъ вѣритъ крестьянинъ–работникъ, и онъ христiанинъ этотъ работникъ. А когда въ годину холеры, прежде чѣмъ выйти на работу, онъ одѣнется въ бѣлую pyбaxy, пойдетъ въ церковь и причастится, а потомъ и въ поле, работать или ждать смерти, «какъ Богу будетъ угодно”, — развѣ это не зрѣлище первыхъ дней христiанства на землѣ? А дома — эти побои женѣ, эта разгульная жизнь, эта слѣпая вѣра въ лѣшаго, въ кликушъ, въ знахарей, въ купалу, это лѣсокрадство, это равнодушiе къ дѣтямъ, это бросанiе на печку слѣпаго старика отца или параличной старухи бабушки, — развѣ это не нравы дикарей, язычниковъ, идолопоклонниковъ?

Страшная жизнь, страшная личность! А между тѣмъ такова эта жизнь, такова личность крестьянина: постоянная смѣсь самаго высокаго и прекраснаго съ самымъ низкимъ и безобразнымъ, гдѣ не знаешь съ чего начать, чтобы помочь горю, жгучему и тяжелому горю.

Да, это незнанiе съ чего начать, чтобы начать водворенiе въ этомъ бытѣ дѣйствительнаго освобожденiя отъ крѣпостной зависимости, которая доселѣ царствуетъ во всей своей силѣ, только подъ другими именами чѣмъ прежде, — это незнанiе съ чего начать, говорю я — непостижимо тяжелое ощущенiе для людей видящихъ близко жизнь крестьянина, понимающихъ кое–что изъ этой жизни и любящихъ этого крестьянина искренно, правдиво и горячо!

Одно несомнѣнно: оставлять и оставаться въ этомъ положенiи долго нельзя. Все пока держится еще старымъ порядкомъ: крестьянинъ–работникъ сильнѣе крестьянина–человѣка, и все кажется идетъ благополучно; но въ день когда крестьянинъ–человѣкъ заразитъ крестьянина–работника своими недугами, признаюсь, — я бы не желалъ быть въ живыхъ въ это время!

О.....

_______

МГНОВЕНIЯ.

6. Родина (съ сербскаго).

Тихая родина — мать терпѣливая,

Вся–то измучилась ты, молчаливая.

Я бы хотѣлъ зарыдать надъ тобой —

Только не плачется... Скорбная, бѣдная,

Вижу тебя я, страдалица блѣдная,

Съ кроткой и чистой душой.

* ^* *

Давитъ работа тебя непосильная,

Словно плита надъ тобою могильная,

Тьма вѣковая лежитъ.

Точно осенней вьюгòй занесенная

Пѣсня твоя — эта скорбь затаенная —

Медленно, тихо звучитъ...

* ^* *

Въ самой любви своей вѣчно страдавшая,

Родина — ты словно женщина павшая

Ходишь по чуждымъ рукамъ.

И, какъ она, за позоръ и глумленiя —

Ты не осмѣлишься кинуть презрѣнiя

Наглымъ своимъ палачамъ.

* ^* *

Пой, моя родина, — пѣсни печальныя,

Пусть отзываются степи имъ дальнiя,

Гдѣ подъ курганомъ давно

Дремлетъ до времени воля бывалая,

Пѣсня родимая, сила удалая,

Будущей славы зерно!..

1873. В. Н. Д.

_______

ЛОТЕРЕЙНЫЙ БИЛЕТЪ.

IX.

Между тѣмъ Ѳедоръ Петровичъ, поговоривъ немного съ гостьями, отправился въ другую комнату и затѣмъ вернулся оттуда съ небольшимъ подносомъ въ одной рукѣ, на которомъ были двѣ рюмки съ наливкою, и съ тарелкою пирожнаго въ другой.

— Позвольте предложить вамъ, обратился онъ къ гостьямъ.

— Что это? кажется вино? напрасно безпокоитесь; вѣдь вы знаете что я не пью никакого вина, замѣтила Кромская.

— Да это самое слабенькое, настоящее дамское; кстати и согрѣетесь, у насъ–же не очень–то тепло...

Татьяна Ильинишна взяла рюмку, ея примѣру послѣдовала и Дарья Ивановна.

— Какая теперь стоитъ прекрасная погода, началъ Мѣлкинъ; — и день–то замѣтно прибавился, да и ночи такiя лунныя.

— Время дѣйствительно очень прiятное, подтвердила Глазина.

— Вотъ–то, я думаю, будетъ народу на горахъ, продолжалъ Ѳедоръ Петровичъ, — если и на масляницѣ простоитъ такая же погода.

— Я, право, не знаю что тамъ находятъ интереснаго, замѣтила Кромская, — я уже давно не бывала на этихъ гуляньяхъ.

— Это правда–съ, отозвалась Дарья Ивановна, — хорошаго тамъ ничего нѣтъ; ну, да вѣдь это больше для простаго народа дѣлается.

— Что же это, Татьяна Ильинишна, перебилъ Мѣлкинъ, вы почти и не дотронулись до рюмочки; или можетъ быть наливка не хороша?

— Нѣтъ, вино хорошо, только вдругъ я не могу.

— Такъ по крайней мѣрѣ пирожнаго скушайте.

— Да вы не безпокойтесь, я безъ церемонiи.

При послѣднихъ словахъ Кромской въ дверяхъ показалась Ульяновна съ шоколадомъ, а вслѣдъ за ней Мѣлкина съ бисквитами.

Ульяновна поднесла шоколадъ сначала къ Татьянѣ Ильинишнѣ, потомъ къ Дарьѣ Ивановнѣ и Ѳедору Петровичу.

— Что это у васъ сегодня? спросила Кромская, — не имянины–ли чьи–нибудь?.. впрочемъ что же это я? вѣдь день вашего ангела, кажется, 23 апрѣля, обратилась она къ Мѣлкиной, а вашего, Ѳедоръ Петровичъ, 19 сентября? или ужь не рожденiе ли кого–нибудь изъ васъ...

— Если хотите, такъ и рожденье, отвѣтила Мѣлкина.

— Чье–же? спросила Глазина.

— Обоихъ вмѣстѣ.

Гостьи посмотрѣли съ изумленiемъ на Мѣлкину.

— Я васъ не понимаю, Александра Никитишна, замѣтила Кромская, — или это какая–нибудь загадка?

— Нѣтъ, сегоднишнiй день дѣйствительно можно считать нашимъ днемъ рожденiя для лучшей жизни, такъ какъ до сихъ поръ мы только маялись, а теперь можно надѣяться что все пойдетъ по другому.

Отвѣтъ Мѣлкиной не давалъ болѣе мѣста сомнѣнiямъ... Какъ Кромская, такъ и Глазина видѣли что слухи, дошедшiе до нихъ, были справедливы, но имъ этого еще было недостаточно; онѣ желали теперь слышать отъ самой Александры Никитишны какiя именно достались имъ деньги.

— Ужь извините меня, прервала Мѣлкину Дарья Ивановна, я все не могу взять въ толкъ: почему вы думаете что судьба ваша перемѣнится именно съ нынѣшняго дня?

— Изволите–ли видѣть, вмѣшался Ѳедоръ Петровичъ, — сегодня мы извѣстились что чрезъ какiе–нибудь дней пять мы будемъ имѣть преизрядный капиталецъ.

— Вы говорите капиталецъ? переспросила Татьяна Ильинишна.

— Да–съ, отвѣтилъ Мѣлкинъ, небольшой, конечно, тысячъ въ двадцать...

Слова Ѳедора Петровича произвели необыкновенный эффектъ, хотя, необходимо замѣтить, ими особенно поражена была Глазина, такъ какъ по дошедшимъ до нея слухамъ полученная Мѣлкиными сумма составляла всего только двѣ тысячи рублей. Кромская хотя также была очень удивлена словами Мѣлкина, однако не въ такой степени какъ Глазина: она надѣялась услышать о болѣе значительной суммѣ.

«Двадцать тысячъ все же не тридцать”, утѣшала она себя; «разница на цѣлыхъ десять тысячъ, а это не бездѣлица...”

— Откуда же это вамъ такая благодать? обратилacь Татьяна Ильинишна къ Мѣлкиной.

— Да вотъ вздумали мы какъ–то съ Ѳедоромъ Петровичемъ попытать счастья въ лотереѣ. — Признаться я потомъ жалѣла что взяли билетъ, а вдругъ оказывается что нумеръ–то нашего билета былъ изъ счастливыхъ.

— Можно видѣть билетикъ? спросила Кромская.

— Съ удовольствiемъ, отвѣчала Мѣлкина и вслѣдъ затѣмъ сходила въ спальню за билетомъ и таблицею розыгрыша.

Кромская внимательно осмотрѣла то и другое и, возвращая ихъ Мѣлкиной, начала поздравлять какъ ee, такъ и Ѳедора Петровича съ выпавшимъ на ихъ долю счастьемъ.

— Я всегда была увѣрена, говорила она, — что судьба наградитъ васъ за ваше терпѣнье, ну, и вотъ теперь моя увѣренность оправдалась... очень рада, очень рада.

Съ такими же поздравленiями обратилась къ Мѣлкинымъ и нѣсколько оправившаяся отъ изумленiя Дарья Ивановна.

Прошло еще минутъ съ двадцать, въ теченiе которыхъ гостьи не переставали на перерывъ восхвалять Александру Никитишну, и Татьяна Ильинишна начала собираться домой. Какъ ни удерживали ее Мѣлкины, она уже болѣе не оставалась...

— Я лучше побываю у васъ въ другое время, отвѣтила Кромская, а сегодня право нельзя, при всемъ моемъ желанiи. Только я обѣщаюсь быть у васъ съ условiемъ, чтобы и вы навѣстили меня, да поскорѣе. Вскорѣ Кромская отправилась домой, вслѣдъ за нею ушла и Дарья Ивановна.

______

— Каковы? обратилась Мѣлкина къ мужу, когда ушла Глазина, — успѣли уже пронюхать; и какая вдругъ перемѣна съ ними сдѣлалась!.. Видишь, пришла вдругъ охота спровѣдать насъ; экiя, подумаешь, заботливыя!

— Это еще, можно сказать, ничего не видя, замѣтилъ Ѳедоръ Петровичъ, — а что будетъ потомъ? чего добраго къ намъ соблаговолитъ пожаловать и само высокоблагородiе.

— Вотъ что значатъ денежки! пояснила Александра Никитишна.

— Охъ, негодныя! проговорилъ смѣясь Ѳедоръ Петровичъ; — все значатъ и безъ нихъ куда какъ плохо...

— Сколько теперь, я думаю, разговору–то идетъ про насъ по Пескамъ! вѣдь здѣсь такая милая сторонушка что чуть только случится у кого что–нибудь, такъ ужь объ этомъ протрубятъ по всѣмъ закоулкамъ и переулкамъ; лишнiй разъ чихнешь, такъ и то бѣда.

— Пускай поговорятъ, если имъ это нравится; только бы насъ поменьше безпокоили, а то теперь пожалуй отбою не будетъ отъ посѣтителей.

Вопреки опасенiямъ Ѳедора Петровича, ихъ никто уже не безпокоилъ въ этотъ вечеръ и они могли вдоволь наговориться и надѣлать множество предположенiй.

Было уже далеко за полночь, а супруги все еще болтали и почти только подъ утро улеглись спать.

X.

Татьяна Ильинишна, при возвращенiи домой, была встрѣчена Петромъ Аѳанасьевичемъ.

— Что хорошаго? началъ онъ.

— Мѣлкинъ дѣйствительно выигралъ, начала Кромская.

— Чѣмъ же ты убѣдилась?

— Мнѣ показывали билетъ и таблицу розыгрыша.

— Ну, а какъ тебя приняли?

— Мѣлкины обрадовались какъ нельзя болѣе моему приходу, я же съ своей стороны старалась быть съ ними какъ только могла любезнѣе; одно не хорошо: встрѣтила тамъ Глазину...

— Какъ же великъ выигрышъ на самомъ–то дѣлѣ?

— Слухи–то не оправдались: Ѳедоръ Петровичъ выигралъ только сто двадцать...

— Неужели рублей? перебилъ почти съ испугомъ Кромской.

— Какое рублей, стоило бы объ этомъ говорить; выигралъ онъ все же порядочно: сто двадцать билетовъ внутреннего займа, — конечно это не тридцать тысячъ.

Кромской вздохнулъ свободнѣе.

— Ну, проговорилъ онъ, — разница не особенно велика, одно дpyгaго стоитъ... Экъ, еслибы билетики эти да въ хорошiя руки! Ахъ!..

Остальную часть вечера онъ провелъ въ кабинетѣ и что–то обдумывалъ.

— Да, это будетъ лучше, рѣшилъ онъ наконецъ, — я устрою его повышенiе; благо у насъ есть вакансiя... должность будетъ недурна для него: и мѣсто выше и жалованье хорошее... а между тѣмъ станетъ онъ обязаннымъ мнѣ.. и это, разумѣется, сблизитъ насъ, ну а тамъ... да тамъ мы уже обдѣлаемъ наши дѣлишки! заключилъ Петръ Аѳанасьевичъ.

XI.

На другой день послѣ описаннаго вечера Мѣлкины проснулись довольно поздно, такъ что часы пробили девять, а они только что еще вставали...

— Однако заспались же сегодня, замѣтилъ Ѳедоръ Петровичъ, этакъ я, пожалуй, и въ должность опоздаю.

— Есть о чемъ говорить! разъ то можно и опоздать, не важное дѣло, возразила Александра Никитишна; да, по моему, не худо было бы если бы ты сегодня и вовсе не ходилъ въ департаментъ.

— А что скажетъ Николай Егорычъ?

— Николай Егорычъ, поди–ка, еще до сихъ поръ не можетъ опомниться, вмѣстѣ со своею супругою, отъ вчерашней новости.

— Все же какъ–то неловко.

— Ничего, ловко. Скажешь что нездоровъ былъ; повѣрь никто и не замѣтитъ тебѣ; теперь что ни дѣлай, все съ рукъ сойдетъ...

— Развѣ ужь и въ самомъ дѣлѣ не ходить?

— Разумѣется, а послѣ, немного погодя, прогуляемся вмѣстѣ; пройдемся по Знаменской, да по Итальянской, можетъ и квартирка попадется, кстати и посмотримъ.

— Что же? ты думаешь ужь переѣзжать? спросилъ съ изумленiемъ Ѳедоръ Петровичъ.

— Кавъ же можно переѣзжать не получивши денегъ? мы только посмотримъ, чтобы имѣть квартиру на примѣтѣ; мнѣ куда бы какъ не хотѣлось долго оставаться здѣсь.

Ѳедоръ Петровичъ разумѣется былъ согласенъ.

— Стало быть остаешься? обратилась къ нему Александра Никитишна.

— Да что станешь дѣлать съ тобою? такъ и быть останусь.

Сдѣлавъ необходимыя распоряженiя и снабдивъ Ульяновну надлежащею инструкцiею, Александра Никитишна начала снаряжаться въ путь.

Погода какъ нельзя болѣе благопрiятствовала прогулкѣ, да и самая прогулка была весьма удачна: отыскана была квартира, которая чрезвычайно понравилась Мѣлкинымъ и по мѣсту, и по расположенiю комнатъ; наконецъ и цѣна была не особенно велика, такъ по крайней мѣрѣ находила Александра Никитишна: всего только пятьсотъ рублей съ небольшимъ; къ довершенiю ея удовольствiя даже и задатокъ требовался небольшой, который и былъ немедленно уплаченъ, и Мѣлкины сдѣлались хозяевами новой квартиры. Покончивъ съ квартирою супруги продолжали пpогyлку, побывали въ Гоcтиномъ, гдѣ прицѣнивались къ мебели и сдѣлали даже, въ одномъ изъ модныхъ магазиновъ, выборъ кой–какихъ вещей, обѣщаясь зайти за ними въ самомъ непродолжительномъ времени.

— Ну, теперь можно и домой, замѣтила Александра Никитишна.

— Да, не мѣшало бы, отозвался Ѳедоръ Петровичъ, пожалуй часа два уже гуляемъ.

— По крайней мѣрѣ не даромъ, самое главное можно сказать устроили.

Мѣлкины отправились домой, гдѣ уже застали кой–кого изъ знакомыхъ. Опять распросы, опять поздравленiя и всякiя пожеланiя. Между тѣмъ наступилъ часъ обѣда, и Александра Никитишна пригласила гостей остаться. Вечеромъ прибавилось еще нѣсколько человѣкъ, въ томъ числѣ и нѣкоторые изъ сослуживцевъ Ѳедора Петровича, тоже успѣвшiе узнать о выигрышѣ.

Ульяновнѣ опять пришлось хлопотать, и когда одна изъ знакомыхъ, встрѣтившаяся съ нею на улицѣ, спросила ее какъ теперь у Мѣлкиныхъ, она отвѣчала: да что имъ дѣлается; веселятся, гостей и не сосчитаешь; пиръ съ утра до ночи.

XII.

Поздно кончился пиръ у Мѣлкиныхъ, но, не смотря на это, Ѳедоръ Петровичъ не рѣшился остаться дома и на второй день, и хотя съ трудомъ, однако отправился въ департаментъ. Почти вслѣдъ за его уходомъ, Александра Никитишна получила отъ Кромской письмо, въ которомъ та поздравляла ее съ назначенiемъ Ѳедора Петровича на «видную” должность, съ большимъ жалованьемъ, при чемъ замѣтила что это устроилъ ея мужъ, который давно уже хлопоталъ о повышенiи Ѳедора Петровича. «Я очень рада, писала далѣе Кромская, что и мы могли сдѣлать для васъ что нибудь; объ одномъ только жалѣю что намъ не представлялось возможности сдѣлать этого ранѣе. Впрочемъ увѣрена, сказано было въ заключенiи, что вы никогда не сомнѣвались въ постоянной дружбѣ, которую я питала къ вамъ съ самаго моего дѣтства”.

ХIII.

Мѣлкинъ хотя и вышелъ изъ дому позже обыкновеннаго, явился однако въ департаментъ довольно рано, такъ какъ путешествiе свое онъ совершилъ на этотъ разъ на довольно хорошемъ извощикѣ.

Въ департаментѣ собрались еще немногiе и Ѳедоръ Петровичъ надѣялся пройти на свое мѣсто никѣмъ незамѣченнымъ и избавиться отъ неизбѣжныхъ вопросовъ о выигрышѣ; «a тамъ”, думалъ онъ, «какъ прiѣдетъ начальство, распрашивать будетъ некогда”. Но расчеты оказались невѣрными: едва только онъ расположился начать свои занятiя, какъ къ нему стали собираться нѣкоторые изъ сослуживцевъ.

— Здравствуйте, счастливчикъ! заговорилъ одинъ, вотъ что значитъ счастье, уже успѣлъ и загордиться: идетъ мимо и будто не видитъ.

— Я тоже, началъ другой, кланяюсь ему, а онъ и вниманiя не обращаетъ, такъ и прошелъ.

— Что вы господа? обратился къ нимъ Ѳедоръ Петровичъ; вотъ ужъ я–то не способенъ измѣниться и какимъ былъ прежде, такимъ и останусь навсегда; да наконецъ, съ чего это мнѣ и измѣняться–то?

— Ужь будто и не изъ чего?

Подошелъ одинъ изъ чиновниковъ, служившихъ вмѣстѣ съ Мѣлкинымъ въ архивѣ и объявилъ ему что вчера его спрашивалъ директоръ.

Это извѣстiе очень обезпокоило Мѣлкина. Онъ началъ распрашивать.

— Кажется, понадобилось какое то старое дѣло, разъяснилъ чиновникъ.

— А Николай Егорычъ развѣ не былъ?

— Уходилъ куда–то въ то время.

— Вѣдь вотъ поди! проговорилъ Ѳедоръ Петровичъ, въ кои–то вѣки случилось что не пришелъ, такъ тутъ–то и понадобился.

— Что же васъ задержало? спросилъ начавшiй разговоръ.

— Немного прихворнулъ, объяснилъ Мѣлкинъ.

— Ужь не съ радости–ли? вотъ нашли время хворать!

— Съ какой же радости–то, Алексѣй Михайловичъ, что вы, Господь съ вами! стыдился Мѣлкинъ.

— Ну, перестаньте, Ѳедоръ Петровичъ!

— Что же я перестану?

— А тридцать–то тысячъ?!

— Вотъ тебѣ и на! еще и денегъ то не видалъ, а ужь и проценты наросли.

— Не въ этомъ дѣло, развѣ не правда что выиграли?

— Кто же говоритъ что не правда; только трезвонить–то раньше времени нѣтъ резону, особенно когда деньги еще не въ рукахъ.

— Въ рукахъ или нѣтъ, а вспрыски вѣдь дѣлали же?

— Прiѣхалъ наконецъ и директоръ.

Ѳедоръ Петровичъ былъ самъ не свой; но безпокойство его увеличилось еще болѣе, когда явился курьеръ и объявилъ ему что его проситъ генералъ. «Ну, да впрочемъ, если уже слишкомъ начнетъ распекать, такъ не прежняя пора: можно и службу бросить”, рѣшилъ, замирая отъ cтpaxa, помощникъ архиварiуса.

Но какъ ни ободрялъ онъ себя, однако, когда взялся за ручку дверей директорскаго кабинета, то будто мурашки пробѣжали у него по тѣлу.

— Была не была! подумалъ Ѳедоръ Петровичъ.

Онъ оставался у директора около десяти минутъ и вышелъ изъ кабинета съ сiяющимъ лицомъ: ему было объявлено о назначенiи его «завѣдывающимъ журнальною частiю”.

XIV.

Никогда, казалось, для Мѣлкина утро не шло такъ долго, какъ въ этотъ день: такъ бы и полетѣлъ возвѣстить Александрѣ Никитишнѣ о случившемся, а тутъ, какъ нарочно, стрѣлки на часахъ подвигались съ такою медленностiю, что казалось и вѣкъ не дождаться четырехъ часовъ. Но вотъ наконецъ пробило четыре и директоръ уѣхалъ. Ѳедоръ Петровичъ понесся въ 9–ю улицу.

— Ну, Сашура, сказалъ онъ, войдя въ комнату, не было ни гроша и вдругъ алтынъ: и деньги, и должность и дорога!

— Дорога? прервала его Александра Никитишна, это еще куда?

— Да должно быть къ генеральству, отвѣтилъ Мѣлкинъ.

— Къ какому генеральству?

— Ну да вѣрно къ тому, что помнишь, сама же говорила: «а тамъ, можетъ и генераломъ будешь”.

— Такъ бы и говорилъ, а то про какую–то дорогу... Вотъ теперь и самъ видишь, правду ли я говорила, что съ деньгами до всего дойдешь... На новую должность назначили?

— А ты откуда знаешь?

— Я еще пожалуй прежде тебя узнала.

— Отъ кого же?

— Отъ Татьяны Ильинишны.

— Неужели? развѣ ты у нее была?

— Быть не была, а письмо получить удостоилась.

Вечеръ Мѣлкины провели у Кромскихъ, отправиться къ которымъ нашла наконецъ необходимымъ Александра Никитишна, чтобы поблагодарить Петра Аѳанасьевича за услугу.

— Хотя услуга его и не особенно дорога для насъ въ настоящее время, замѣтила она, однако все–таки не слѣдуетъ ужь очень ими пренебрегать; можетъ быть еще и пригодится, вѣдь директоръ по его дудочкѣ пляшетъ.

Петръ Аѳанасьевичъ былъ очень любезенъ, много говорилъ съ Ѳедоромъ Петровичемъ, но о выигрышѣ не было и помину.

По возвращенiи отъ Кромскихъ Александра Никитишна строго замѣтила мужу:

— Не мѣшало бы тебѣ справиться скоро ли будетъ раздача выигрышей; а то вѣдь деньги идутъ какъ вода, изъ жалованья осталось менѣе пятнадцати рублей; если не выдадутъ скоро выигрыша, то что будемъ дѣлать?

— Завтра непремѣнно узнаю все обстоятельно, отвѣтилъ Ѳедоръ Петровичъ.

XV.

Ночью на него, почему–то напала безсонница и долго онъ ворочался въ постели... — «А что если я не выигралъ?” пришло вдругъ ему въ голову, ни съ того ни съ сего, и при этомъ всего обдало холодомъ.

— Нѣтъ, это пустяки! ободрялъ себя Мѣлкинъ; — ошибки быть не можетъ!.. Охъ, какъ это ужасно!.. хоть бы утро скорѣе пришло, тамъ бы ужь одинъ конецъ... узнать и — одинъ конецъ!

Подъ утро Ѳедоръ Петровичъ заснулъ, но сонъ его былъ непродолжителенъ: онъ увидѣлъ что–то страшное во снѣ и проснулся, и опять начали приходить ему въ голову мысли одна другой тревожнѣе... Вотъ наконецъ послышался бой часовъ: четыре, пять, шесть!.. «Развѣ встать?” подумалъ Мѣлкинъ, и только что хотѣлъ исполнить свое намѣренiе, какъ проснулась и Александра Никитишна...

— Что это? ты кажется вставать? спросила она.

— Да не знаю что–то не спится...

— Полежи еще, можетъ и заснешь...

— И засыпать–то теперь не время: мнѣ надо сегодня быть пораньше въ департаментѣ.

— Это ни свѣтъ–то ни заря?

— Не сейчасъ же пойду, а все–таки и приготовиться необходимо; не забудь, у меня новая должность...

— Стало быть ты теперь будешь уходить еще раньше чѣмъ прежде? вотъ тебѣ и радуйся! прежде хоть причина была: кромѣ мѣста въ департаментѣ ничего не было, а тутъ съ деньгами еще хуже...

— Можетъ потомъ и не понадобится уходить слишкомъ рано, а вначалѣ все же слѣдуетъ завести порядокъ: вѣдь у меня теперь будутъ и помощники, и чиновники, такъ надо въ первое время примѣръ показать.

— Какъ хочешь, а по моему начальнику слѣдуетъ прiѣзжать именно позже, а то чѣмъ же ты отъ нихъ отличишься? а если и младшiе начнутъ ходить поздно, такъ ты съ нихъ взыщи...

XVI.

Ѳедоръ Петровичъ началъ одѣваться и не дождавшись даже и десяти часовъ, отправился въ департаментъ, гдѣ и занялся отправленiемъ новыхъ своихъ обязанностей.

Такъ прошли два часа и Мѣлкинъ забылъ, казалось, и выигрышъ и предстоящую «новую жизнь”, однимъ словомъ все, кромѣ возложеннаго на него начальствованiя журнальною частiю. Ему именно все хотѣлось объ чемъ то забыть и въ чемъ то успокоиться.

Въ это время къ нему подошелъ Николай Егоровичъ Глазинъ съ таблицею розыгрыша.

— У васъ на какую лотерею взятъ билетъ? обратился онъ къ Ѳедору Петровичу.

Тотъ назвалъ лотерею.

— А нумеръ билета какой?

Мѣлкинъ назвалъ и нумеръ.

— Что это? такого нумера какъ будто и нѣтъ?

— Не можетъ быть.

— Посмотрите сами.

Ѳедоръ Петровичъ взялъ принесенную таблицу розыгрышей и внимательно пересмотрѣлъ ее...

— Какъ же вы говорите что нѣтъ, а это же какой нумеръ?

— Да это тринадцать тысячъ двѣсти семьдесятъ восьмой, а вѣдь у васъ тринадцать тысячъ двѣсти семьдесятъ шестой, замѣтилъ Глазинъ.

Ѳедоръ Петровичъ опять взялъ таблицу, снова пересмотрѣлъ ее и на этотъ разъ убѣдился что въ ней билета за нумеромъ тринадцать тысячъ двѣсти семьдесятъ шестымъ не значилось...

— У васъ должно быть какая–нибудь другая, отвѣтилъ онъ возвращая таблицу.

— Вы свою–то покажите, возразилъ архиварiусъ.

— А вотъ извольте.

Мѣлкинъ вынулъ изъ кармана купленную имъ таблицу и передалъ Глазину.

— Вотъ у васъ такъ дѣйствительно какая–то другая, протянулъ Николай Егоровичъ.

Къ разговаривающимъ подошли и другiе чиновники.

— Въ чемъ дѣло? вмѣшался одинъ изъ подошедшихъ.

— Да вотъ у Ѳедора Петровича, пояснилъ Глазинъ, — оказался Ѳедотъ да не тотъ.

Мѣлкинъ вскочилъ даже съ мѣста.

— Что вы говорите пустяки–то! развѣ я не могу отличить настоящую таблицу?! я и купилъ–то ее въ тотъ самый день, какъ только вышла.

— А давно купили?

— Да во вторникъ.

— Ну, а настоящая–то таблица, вотъ эта, сегодня только и вышла, ваша же печаталась гдѣ нибудь въ другомъ мѣстѣ... Такъ и есть, проговорилъ Глазинъ, вотъ видите надпись?

— Такъ развѣ не все равно гдѣ печатано? Экой вздоръ!..

— Разумѣется не все равно, въ моей напримѣръ таблицѣ уже не можетъ быть ошибки.

— Ну да вѣдь это только вы такъ говорите...

Ѳедоръ Петровичъ задыхался и леденѣлъ на мѣстѣ.

— Ну а что если и въ самомъ дѣлѣ моя таблица не настоящая? все думалъ онъ про себя.

Чтобы не дать окружающимъ замѣтить своего волненiя, онъ старался казаться погруженнымъ въ свои занятiя; однако въ дѣйствительности ему ничего не шло на умъ и въ глазахъ его вертѣлись какiе то круги. Просидѣвъ такимъ образомъ съ полчаса, онъ наконецъ не вытерпѣлъ и, сказавъ одному изъ своихъ помощниковъ что ему необходимо сходить не на долго по дѣламъ, полетѣлъ отыскивать помѣщенiе выставки лотереи. Выставка оказалась въ Большой Морской. Здѣсь ему прежде всего бросился въ глаза большой листъ висѣвшiй на стѣнѣ, на которомъ значились какiе–то нумера; это были нумера билетовъ, на которые пали главныe выигрыши. Мѣлкинъ не нашелъ между ними нумера своего билета; онъ отправился далѣе и, замѣтивъ въ первой комнатѣ на особомъ столѣ печатныя таблицы, взялъ одну изъ нихъ; это были таблицы выигрышей.

Но и тутъ Ѳедоръ Петровичъ нумера своего билета не нашелъ.

— Что это вы разсматриваете? очутился подлѣ Мѣлкина какой–то отдаленный знакомый его, котораго онъ едва зналъ по фамилiи.

Мѣлкинъ поднялъ голову и, не отвѣчая на вопросъ, направился было къ выходу. Знакомый загородилъ дорогу.

— Вотъ что значитъ счастье, ужь и смотрѣть не хочетъ.

— Счастье?... проговорилъ безсознательно Ѳедоръ Петровичъ...

— А то какъ же иначе, возразилъ прiятель, вѣдь васъ, кажется, можно поздравить съ выигрышемъ и съ порядочнымъ?

— Да, отвѣчалъ Мѣлкинъ... выигралъ.

— И всего только на одинъ билетъ?

— Да... На одинъ билетъ.

— Вотъ и видно что въ сорочкѣ родились, а я такъ десять билетовъ бралъ и хоть бы чтó! Сколько же выиграли?..

— Извините меня, перебилъ Ѳедоръ Петровичъ, мнѣ некогда! и какъ ужаленный бросился на лѣстницу и затѣмъ на улицу... Голова его кружилась, передъ нимъ все было какъ въ туманѣ, и онъ то и дѣло наталкивался то на того, то на другаго изъ прохожихъ. Около часа бродилъ онъ такимъ образомъ по Морской, переходя, безъ всякой цѣли, съ одной стороны улицы на другую.

Гдѣ–то пробило пять часовъ. Медлить болѣе было нельзя и Ѳедоръ Петровичъ направился къ Пескамъ... Вотъ онъ уже и у дома; но лишь только подошелъ къ воротамъ, его какъ–будто что–то оттолкнуло отъ нихъ и онъ прошелъ далѣе...

XVII.

Вѣсть объ ошибкѣ Мѣлкина разнеслась еще быстрѣе чѣмъ вѣсть о выигрышѣ; такъ что скоро почти всѣ знакомые его знали уже объ ней.

Татьяна Ильинишна узнала новость отъ мужа, который прiѣхалъ изъ департамента крайне недовольнымъ.

— Знаешь ли, обратился онъ къ женѣ, вѣдь Мѣлкинъ–то сыгралъ отличную комедiю!

— Какую тамъ еще комедiю? спросила Татьяна Ильинишна.

— Вѣдь выигрышъ–то его не болѣе какъ пуфъ!

— Какъ такъ?!..

— Да такъ... не только двадцати тысячъ, а даже и полушки не выигралъ!

— Откуда ты узналъ?...

— А вотъ полюбуйся; я привезъ таблицу розыгрыша.

— Я же видѣла таблицу у Мѣлкиныхъ?

— Въ томъ–то и дѣло что слѣдовало смотрѣть по этой, а не по той.

— Та–то какая же?

— Такая, что ничего не значитъ!

— Ну, нечего сказать, дѣйствительно сыгралъ комедiю!.. впрочемъ, что же: все–таки въ выигрышѣ: не деньги, такъ мѣсто...

— Промахнулся я; вѣкъ этого не забуду!.. только вѣдь дѣло не совсѣмъ испорчено: онъ назначенъ на новую должность временно... не выигралъ, такъ и утвержденъ не будетъ!

XVIII.

Давно уже смерклось, а Ѳедоръ Петровичъ все еще не возвращался домой. Александрою Никитишною начало овладѣвать сильное безпокойство... Пpошло еще полчаса и въ сѣняхъ кто–то тихо постучался. Ульяновна отворила дверь и въ переднюю вошелъ, едва слышно, злополучный обладатель лотерейнаго билета. Снявъ шинель и калоши, онъ побрелъ въ комнату, гдѣ и былъ встрѣченъ женою.

— Что это тебя не было такъ долго? начала Александра Никитишна.

— Да дѣла было много...

— Вотъ тебѣ и на! и ушелъ–то рано, да и возвратился поздно... ну ужь должность, нечего сказать, есть чѣмъ похвастать. А объ лотерѣе справлялся?

— Справлялся.

— Такъ что же ты ничего не говоришь? когда же за деньгами?

«Должно быть никогда”, подумалъ Мѣлкинъ.

— Вѣдь вотъ пришла охота мучить, замѣтила Александра Никитишна и засмѣялась... ничего–то не добьешся отъ него...

— Да теперь пока еще нельзя получить, отвѣтилъ Ѳедоръ Петровичъ на удачу.

— Отчего нельзя?

— У нихъ... тамъ... вышло что–то...

— У кого это у нихъ? и что же это такое могло выйти? спросила съ удивленiемъ Александра Никитишна, взглянувъ на мужа, который всячески избѣгалъ ея взглядовъ... Да что это дѣлается съ тобою? и говоришь–то ты такъ, что ничего не поймешь, да и выглядишь какимъ–то страннымъ?..

Ѳедоръ Петровичъ промямлилъ что онъ страшно усталъ и все разскажетъ послѣ, только немного погодя...

— Да о чемъ же тамъ еще разсказывать?..

— Видишь что, вышла какая–то новая таблица...

— Это въ лотерѣе–то?

— Да.

— Какая тамъ еще таблица? разъ вышла, значитъ и кончено.

— Да это новая.

— Совсѣмъ не надо; разъ вышла, значитъ и нечего выходить.

— Въ новую–то, должно быть, не всѣ нумера вошли.

— Намъ–то что же за дѣло лишь бы нашъ–то билетъ...

— Въ томъ–то и дѣло, что...

Александра Никшишна взглянула какъ–то особенно на мужа и нѣсколько времени оставалась безмолвною...

— Ты не пугайся, можетъ быть еще дѣло и обойдется, попробовалъ успокоить Мѣлкинъ.

— Такъ что же это?!.. стало быть мы не выиграли? проговорила испуганнымъ шопотомъ Александра Никитишна.

— Успокойся, Сашура, повторяю тебѣ что, можетъ быть, все устроится опять благополучно, и мы опять...

— Да ты лучше прямо говори: да или нѣтъ?

Ѳедоръ Петровичъ промолчалъ.

— Стало быть нѣтъ?!..

Александра Никитишна задрожала и упала на диванъ. Напрасно Ѳедоръ Петровичъ и Ульяновна старались успокоить ее; усилiя ихъ не имѣли успѣха, и къ ночи у ней обнаружились признаки горячки...

Ко–въ.

_______

КРИТИКА И БИБЛIОГРАФIЯ.

Двадцати семи недѣльное общее образованiе Юнкерскiя училища, историческое обозрѣнie ихъ развитiя и дѣятельности. Генералъ–мaiоpa Бобровскаго.

Учрежденiе юнкерскихъ училищъ вызвано настоятельною необходимостiю дать хоть какое–нибудь общее и спецiальное образованiе массѣ молодыхъ людей, поступающихъ въ армiю, нигдѣ неучившихся или нигдѣ не кончившихъ курса въ учебныхъ заведенiяхъ. Это учрежденiе вызвало между прочимъ такое возраженiе, что общее образованiе не можетъ и не должно лежать на обязанности военнаго министерства. Возраженiе это a priori совершенно справедливо; потому что такою обязанностiю военное министерство беретъ на себя лишнее бремя и вмѣстѣ съ тѣмъ усложняетъ задачу юнкерскихъ училищъ, которыя въ краткiй двухъ–годовой курсъ, собственно же 54–хъ недѣльный, должны дать юнкерамъ и общее и спецiальное образованiе. Но на практикѣ выходитъ не то: всякiй знаетъ, что масса полуграмотныхъ людей стремится въ военную службу и потому на самомъ обществѣ, для котораго должны быть дороги интересы государства, на министерствѣ народнаго просвѣщенiя лежитъ обязанность снять съ военнаго министерства излишнюю обузу, т. е. заботу объ общемъ образованiи молодыхъ людей, поступающихъ въ юнкера. Конечно, забота и отвѣтственность объ организацiи армiи, ея духѣ и настроенiи лежатъ исключительно на военномъ министерствѣ; но все, что облегчаетъ хорошую организацiю армiи, что подготовляетъ оную, все это не можетъ лежать исключительно на обязанности военнаго министерства. Общество и другiя отрасли государственнаго управленiя должны принять въ этомъ дѣятельное, непосредственное участiе.

Предоставленное исключительно своимъ средствамъ и силамъ въ дѣлѣ образованiя молодыхъ людей, поступающихъ въ армiю, военное министерство необходимо должно было исполнить это дѣло въ торопяхъ, что называется на скорую руку: въ короткiй срокъ юнкерскiя училища, какъ сказали мы, должны дать юнкерамъ и общее и спецiальное образованiе и разумѣется то и другое неизбѣжно должны терять отъ этой совмѣстности. И разумѣется при этомъ бóльшая потеря приходится на долю общаго образованiя.

Изъ 54–хъ недѣльнаго курса въ юнкерскихъ училищахъ на долю общаго образованiя приходится 27 учебныхъ недѣль; а между тѣмъ въ училища вступаютъ юноши весьма мало подготовленные или почти совсѣмъ неподготовленные. Чему же они могутъ выучиться въ такой короткiй срокъ? Большое число уроковъ русскаго языка (6 разъ), математики (5 разъ), исторiи и географiи (по 5–ти разъ), дѣлу не поможетъ; ибо въ продолженiи 27 недѣльнаго общаго образованiя преподаванiе пойдетъ, кaкъ говорится, на почтовыхъ. Мало приготовленный ученикъ (несмотря на его возрастъ) ни на чемъ не можетъ сосредоточиться, установиться, ему нѣтъ времени усвоить себѣ вполнѣ выученное имъ; ибо его непрерывно гонятъ впередъ и впередъ. При такой гоньбѣ къ концу 27–й недѣли у него все должно обратиться въ хаосъ.

Скажутъ, что здѣсь дѣло идетъ о самыхъ главныхъ, элементарныхъ свѣдѣнiяхъ. Правда; но тѣмъ болѣе, по нашему мнѣнiю, излишняя торопливость должна повредить дѣлу образованiя, потому что этому будетъ способствовать и самый возрастъ молодыхъ людей, умственно облѣнившихся. Затруднительность дѣла, даже скажемъ болѣе — безнадежность, невольно высказываются и во мнѣнiяхъ коммиссiй и училищъ, приводимыхъ авторомъ. Такъ одни находятъ нужнымъ совсѣмъ выкинуть исторiю изъ курса, другiе предполагаютъ ограничить курсъ русской истоpieй до единодержавiя Петра I. Особенно вытекали большiя затрудненiя относительно исторiи: видѣли, что безъ знанiя общей исторiи невполнѣ понимается и русская; но при чрезмерной краткости курса не знали что и дѣлать. Курсы исторiи и географiи, говорится въ протоколѣ одной изъ коммиссiй, по необходимости надобно ограничить изученiемъ фактовъ и явленiй преимущественно своего отечества. Какъ ни желательно въ молодыхъ людяхъ видѣть пониманiе судьбы всего мiра; но отъ изученiя всеобщей исторiи въ полномъ, систематическомъ видѣ необходимо отказаться; ибо юнкерскiя училища не могутъ дать полнаго, всесторонняго образованiя”. Странно, разумѣется, чтобы не сказать болѣе, и толковать объ изученiи всеобщей исторiи въ полномъ, систематическомъ видѣ и о всестороннемъ развитiи въ продолженiи 27–ми недѣльнаго курса, когда «всѣ отзывы и мнѣнiя (коммиссiй и училищъ) главнымъ образомъ направлены противъ обширности курса исторiи”. Въ разныхъ видахъ такiе отзывы и мнѣнiя повторялись коммиссiями безпрерывно. «Необходимо, говоритъ другая коммиссiя, ограничить курсъ исторiи основательнымъ изученiемъ судьбы своего отечества; ибо недостатокъ знанiя послѣдней не вознаграждается даже и хорошимъ знанiемъ всеобщей исторiи”. Дѣло идетъ не о вознагражденiи; а о томъ, что пониманiе русской исторiи, сколько нибудь разумное, не можетъ быть отчетливо безъ знанiя хотя главнѣйшихъ фактовъ исторiи всемiрной, въ чемъ и сознается далѣе вышеприведенная коммисiя или совѣтъ одного изъ юнкерскихъ училищъ. «Но, говорится далѣе, чтобы преподаванiе русской исторiи было осмыслено и лучше принято (т. е. понято?) обучающимися, надобно ихъ предварительно ознакомить (обязательно) съ исторической этнографiей мiра до появленiя словянъ”. Любопытно было бы взглянуть на эту историческую этнографiю мiра до появленiя словянъ! Любопытно знать, подумали ли господа, выразившiе такое мнѣнiе, сколько времени изъ 27–ми недѣльнаго курса удѣлится на эту пышную историческую этнографiю? 10–ть недѣль? Но что же останется собственно для русской исторiи? А если менѣе, если три, четыре, пять недѣль, то начавши съ индусовъ и египтянъ, задѣвши на пути ассирiянъ, вавилонянъ, финикiянъ, персовъ, грековъ, римлянъ, дѣло сведется къ простому введенiю, въ которомъ перечислятся съ краткой характеристикой историческiе народы древняго мipa. Такъ бы и слѣдовало говорить, громкiя же слова при бѣдности дѣла ведутъ только къ пустому самообольщенiю. Но положимъ найдется преподаватель, который, въ рѣзкихъ и сжатыхъ чертахъ, съумѣетъ сдѣлать живой обзоръ народовъ древняго мipa; что же изъ этого выйдетъ? Для пониманiя такого обзора потребуется подготовка, какой у юнкеровъ не имѣется. Послѣ разныхъ толковъ пришли наконецъ къ убѣжденiю, которое выразилось скромнымъ желанiемъ, чтобы написанъ былъ учебникъ русской исторiи, въ которомъ бы всемiрныя событiя излагались на столько, на сколько усвоенiе ихъ необходимо для болѣе яснаго пониманiя исторiи своего отечества. Для этого, говоритъ генералъ Бобровскiй, приходилось остановиться на учебникѣ г. Иловайскаго. Мы не знаемъ, о которомъ изъ многочисленныхъ учебниковъ г. Иловайскаго идетъ здѣсь рѣчь; но если рѣчь идетъ о краткомъ курсѣ Иловайскаго, въ которомъ событiя всемiрной исторiи разсказаны рядомъ съ событiями русской исторiи, то и хорошо относительно сдѣлали, что остановились на этомъ учебникѣ, онъ какъ разъ годился бы для юнкерскихъ училищъ; но и онъ вполнѣ не можетъ быть усвоенъ въ продолженiе 27–ми недѣльнаго курса!

И въ мнѣнiяхъ самого генерала Бобровскаго и въ мнѣнiяхъ другихъ, имъ приведенныхъ, поражаетъ какая–то неясность, сбивчивость въ педагогическихъ понятiяхъ. «Необходимо въ русскихъ офицерахъ укоренять нацiональныя чувства и, сообразно этому, должно направить все общее образованiе, обративъ серьозное вниманiе на преподаванiе русскаго языка, русской исторiи и географiи Россiи, съ которыми каждый юнкеръ долженъ ознакомиться вполнѣ, на сколько позволяетъ время”. Вполнѣ на сколько дозволяетъ время, то есть 27–ми недѣльный курсъ! Говоря о развитiи народнаго чувства посредствомъ русской исторiи, авторъ выражается невполнѣ точно: народное чувство, основа патрiотизма, присуще каждому человѣку, а слѣдовательно и русскому человѣку. Дѣло преподаванiя русской исторiи, между прочимъ, состоитъ только въ томъ, чтобы, вызвавъ наружу присущее каждому человѣку народное чувство, освѣтить его, дать ему сознательное, осмысленное направленiе, и напрасно думаетъ авгоръ, что этому содѣйствуетъ одна только русская исторiя. За ней остается въ этомъ дѣлѣ главная, первенствующая роль; но, по справедливому замѣчанiю одного педагогическаго журнала, всеобщая исторiя также этому содѣйствуетъ. Патрiотизмъ греческiй, римскiй возбуждаетъ въ русскомъ юношѣ не греческiй или римскiй патрiотизмъ, а русскiй. Мысль не нова; но у насъ она высказана печатно едва ли не въ первый разъ. Юноша увлекается патрiотизмомъ Ѳeмистокла, Децiя Муса, Леонида, въ немъ возбуждается сочувствiе къ грекамъ и римлянамъ; но это сочувствiе, овладѣвъ душою юноши, превращается въ ней въ свой нацiональный патрiотизмъ: превращенiе это совершается посредствомъ усвоенiя великихъ чувствъ, одушевлявшихъ названныхъ нами историческихъ дѣятелей. Исторiя, кромѣ научнаго значенiя, имѣетъ и значенiе нравственно воспитательное, въ смыслѣ общественномъ, политическомъ... Есть педагоги, которые отвергаютъ такое нравственно–воспитательное значенiе исторiи, находя его будто–бы несовмѣстнымъ съ научнымъ характеромъ исторiи! Исторiя не можетъ (не превратясь въ древности или въ такъ называемую историческую этнографiю), не можетъ ограничиться описанiемъ только внутренняго быта, только состоянiя просвѣщенiя у того или другаго народа; ибо исторiя есть движенiе, жизнь, развитiе, въ ней люди живутъ передъ нашими глазами и передъ нашими глазами дѣйствуютъ. Говоря о той или другой сторонѣ внутренняго быта, исторiя должна выяснить какимъ образомъ эта сторона достигла той или другой степени развитiя. Выяснить же это можно только коснувшись жизни и дѣятельности людей не въ одной какой либо сферѣ дѣятельности, придется коснуться и такъ называемыхъ внѣшнихъ фактовъ. И эта жизнь и эти дѣйствiя отдѣльныхъ историческихъ дѣятелей и историческихъ народовъ непосредственно дѣйствуютъ на воображенie и на чувство воспрiимчивой ко всему доброму юности, если только воображенiе и чувство не испорчены пошленькимъ, грошовымъ реализмомъ. Результаты же этой жизни и этихъ дѣйствiй, предметъ общихъ выводовъ, дѣйствуютъ исключительно на умъ. Таково двойное влiянiе изученiя исторiи... Разумѣется всякое преднамѣренное нравоученiе, тенденцiозныя группировки фактовъ портятъ только дѣло, опошляя величайшую изъ нaукъ.

Возвращаясь къ юнкерскимъ училищамъ или лучше сказать къ книгѣ генерала Бобровскаго, мы замѣчаемъ ту же сбивчивость педагогическихъ понятiй и относительно другихъ предметовъ Такъ на стр. 132 говорится: «въ младшемъ классѣ средоточiемъ образованiя служитъ русскiй языкъ, на основательное изученiе котораго полагается обратить возможно тщательное вниманiе, чтобы научающiеся научились не только излагать свои мысли ясно и правильно, какъ изустно, такъ и письменно, но и понимать читаемое, умѣть передать изучаемое”. Что это такое? Если обучающiеся молодые люди умѣютъ излагать свои мысли ясно и правильно, какъ изустно, такъ и письменно, то, конечно, они уже понимаютъ читаемое и съумѣютъ передать изучаемое! Далѣе по тому же поводу:

«Необходимо возможно болѣе расширять кругъ практическихъ письменныхъ работъ и чтенiй, не отрывковъ по хрестоматiямъ, а цѣлыхъ произведенiй наиболѣе поучительныхъ, преимущественно изъ сферы военнаго быта и наиболѣе извѣстныхъ по своему литературному значенiю, дабы для нихъ не были чужды, по содержанiю, произведенiя наиболѣе знаменитыхъ русскихъ литературныхъ классиковъ“. Сколько же цѣлыхъ наиболѣе поучительныхъ произведенiй предполагается прочесть въ 27 недѣль, «дабы для юнкеровъ не были чужды, по содержанiю, произведенiя наиболѣе знаменитыхъ русскихъ литературныхъ (!) классиковъ”? Брать преимущественно сочиненiя изъ сферы военнаго быта. Хорошо, но что же это значитъ? Что разумѣется здѣсь подъ военнымъ бытомъ? Произведенiя, въ которыхъ дѣйствуютъ военные? Но въ такомъ случаѣ «Герой нашего времени” Лермонтова будетъ романомъ изъ военнаго быта, ибо Печоринъ, Максимъ Максимычъ — офицеры, Грушницкiй — юнкеръ; а между тѣмъ никто не скажетъ чтобы здѣсь дѣло шло о военномъ бытѣ. Въ «Бульбѣ” Гоголя, въ «Полтавѣ” Пушкина нѣтъ дѣйствующихъ лицъ изъ юнкеровъ и офицеровъ, но оба произведенiя проникнуты возвышеннымъ патрiотизмомъ и запечатлѣны суровою энергiею воинственной борьбы. Наши дѣйствительно классическiе писатели: Грибоѣдовъ, Пушкинъ, Лермонтовъ, Гоголь, Тургеневъ и другiе не подойдутъ подъ эту мѣрку, ибо произведенiя ихъ не касаются собственно военнаго быта, но общеобразовательное ихъ значенiе даже въ смыслѣ развитiя высокаго патрiотизма неоспоримо. Но, что особенно поражаетъ въ вышеприведенномъ мѣстѣ, это педагогическое высокомѣрiе, это требованiе чтенiй не отрывковъ по хрестоматiямъ, а цѣлыхъ произведенiй наиболѣе поучительныхъ! Какое пренебреженiе къ хрестоматiямъ! Неужели составители вышеозначеннаго мнѣнiя серьозно думаютъ, что прекрасныя хрестоматiи Галахова и Филонова непригодны для юнкеровъ ничего почти не читавшихъ? Юнкеръ, имѣя постоянно подъ руками хрестоматiи Галахова или Филонова, перелистывая ихъ въ свободные часы, познакомится хоть въ отрывкахъ со многими произведенiями, которыхъ вполнѣ онъ не прочтетъ, можетъ быть, никогда, но понятiе о которыхъ нехудо имѣть каждому образованному человѣку. Нельзя требовать чтобы всѣ прочли «Потерянный Рай” Мильтона или «Мессiaду” Клопштока или «Луизiаду” Камоэнса, но не худо имѣть объ нихъ хоть общее понятiе. Но кромѣ того, прочтя отрывокъ изъ того или другаго писателя, изъ Пушкина или Лермонтова, онъ захочетъ самъ (а это важно) познакомиться съ ихъ произведенiями вполнѣ, а лучшiя мѣста, собранныя въ хрестоматiяхъ, часто перелистывая, пожалуй, заучитъ и наизусть! Мноrie педагоги находятъ что хрестоматiи даютъ–де поверхностный взглядъ! Эти глубокiе люди не хотятъ понимать что хрестоматiи, во–первыхъ, есть первоначальныя ступени къ знакомству съ важнѣйшими литературными произведенiями, а во–вторыхъ, замѣняя до нѣкоторой степени курсъ исторiи литературы, знакомятъ и съ второстепенными произведенiями, и съ тѣми, которыя имѣютъ только историческое значенiе! Полное знакомство съ послѣдними произведенiями — дѣло спецiалистовъ, пониманiе же значенiя ихъ и содержанiя обязательно почти и для образованнаго человѣка. Мнимая глубина сводится къ величайшей односторонности и крайней узкости взгляда!

Но самою большею поверхностностiю отличается взглядъ на преподаванiе Закона Божiя. «Для развитiя надлежащихъ понятiй о нравственныхъ обязанностяхъ человѣка вообще и русскаго офицера въ особенности, независимо отъ дисциплинарныхъ мѣръ, лучшее средство, наиболѣе дѣйствительное, многiе находили въ основательномъ преподаванiи христiанскихъ правилъ.” Многiе находили въ военно–учебныхъ коммиссiяхъ, что независимо отъ дисциплинарныхъ мѣръ и пр. «Многiе находили”! Вѣроятно авторъ не далъ себѣ отчета въ словахъ, которыя онъ написалъ, ибо въ противномъ случаѣ онъ серьознѣе выразился бы о значенiи религiознаго образованiя и подумалъ бы что его слова должны будутъ поразить многихъ изумленiемъ. Какъ многiе находили что религiозное образованiе дѣйствительнѣе дисциплинарныхъ мѣръ? Развѣ были голоса противъ? Развѣ объ этомъ слѣдовало говорить? Развѣ не слѣдовало съ этого и дѣло начать? Да притомъ и самое выраженie «основательное преподаванiе христiанскихъ правилъ” весьма неопредѣленно и допускаетъ какiя угодно толкованiя. Христiанскiя правила могутъ быть чтимы и чтутся и не–христiанами, но отъ уваженiя къ христiанскимъ правиламъ до вѣры, до религiозности еще далеко. Вслѣдъ за этими словами авторъ приводить слова полковника Клугина: «Должное разумѣнie религiозныхъ истинъ для русскаго офицера необходимо и въ другомъ еще отношенiи: русскiй солдатъ религiозенъ, весьма многiе изъ солдатъ имѣютъ достаточныя религiозныя понятiя, поэтому было бы весьма неудобно, если бы въ этомъ отношенiи офицеръ оказался слабѣе подчиненнаго ему солдата.“ Это было бы хуже чѣмъ «вecьмa неудобно”; но дѣло не въ этомъ, а въ томъ что тутъ оказывается, между прочимъ, весьма неправильный взглядъ на религiозность солдата. Дѣло не въ достаточныхъ религiозныхъ понятiяхъ солдата, а въ его живой вѣрѣ, которую онъ выноситъ изъ дому. Чтобы понять эту живую вѣру нужно вспомнить то спокойствiе, которое только и дается живою вѣрою, то спокойствiе, съ которымъ русскiй крестьянинъ умираетъ, безгранично вѣруя въ будущую жизнь. Эту живую вѣру солдатъ несетъ и на царскую службу, и на поле битвы, умирая за святую Русь съ тѣмъ же спокойствiемъ и съ тою же живою вѣрою въ будущую жизнь, съ которою его отцы и дѣды умирали среди своихъ семействъ. Поэтому для русскаго офицера мало отвлеченныхъ христiанскихъ правилъ, мало должнаго разумѣнiя христiанскихъ истинъ, ему необходимо пониманiе той живой вѣры русскаго солдата, о которой мы говорили. Русскiй солдатъ и отъ иновѣрца требуетъ уваженiя къ православiю, къ уставамъ церкви, онъ, какъ и всякiй русскiй человѣкъ, уважаетъ иновѣрца, если онъ исполняетъ обряды своей вѣры, онъ уважаетъ религiозность и въ иновѣрцѣ. Конечно, въ религiозныхъ вѣрованiяхъ нашего простолюдина вообще, слѣдовательно и солдата, есть наросты, къ чистымъ религiознымъ вѣрованiямъ примѣшиваются суевѣрiя; но чтобы снять эти наросты, отстранить суевѣрiя, нужно большое пониманiе дѣла. Иначе съ наростами можете задѣть и живое мясо, т. е. живыя вѣрованiя, задѣть же можно нетолько словами; но и своимъ отношенiемъ къ религiи. Все это должно быть выяснено молодому человѣку, готовящемуся въ офицеры; это особенно необходимо при охватившей всѣхъ страсти (самой по себѣ весьма благородной) къ поученiямъ меньшей братiи.

При такомъ поверхностномъ взглядѣ на значенiе религiознаго образованiя и непониманiи значенiя и силы религiознаго элемента въ русской армiи, какимъ образомъ можно направить науки «къ разсѣянiю множества ложныхъ взглядовъ и нелѣпыхъ убѣжденiй, вносимыхъ въ заведенiя извнѣ”, по словамъ автора? Жалобы въ этомъ родѣ встрѣчаются и въ другомъ мѣстѣ: «При тѣхъ, къ сожалѣнiю, извращенныхъ понятiяхъ, съ какими вольноопредѣляющiеся поступаютъ въ училища, преподаванiе Закона Божiя не можетъ ограничиться однѣми бесѣдами законоучителя, безъ соотвѣтственнаго изученiя читаемаго въ курсѣ”. Если подъ извращенными понятiями разумѣются атеистическiя идеи, то соотвѣтственное изученiе читаемаго въ курсѣ дѣлу не поможетъ; для этого необходимы живыя бесѣды учащихся и притомъ откровенныя съ законоучителемъ, ибо живое слово дѣйствуетъ гораздо сильнѣе мертваго изученiя катехизиса, которое тогда только дѣлается живымъ, когда изучается подъ впечатлѣнiемъ живой вѣры. Но кромѣ того, это частое повторенiе жалобъ на занесенiе извращенныхъ понятiй извнѣ не можетъ снять отвѣтственности съ юнкерскихъ или другихъ училищъ. Для этого и существуютъ начальства чтобы разумными мѣрами противодѣйствовать дурнымъ влiянiямъ извнѣ.

Но какъ бы то ни было, настоятельная потребность въ образованныхъ офицерахъ такъ велика, что число юнкерскихъ училищъ съ 64 по 70 годъ возросло съ 4 до 16. Не смотря на бѣдность подготовки поступающихъ въ училища, не смотря на краткость обще–образовательнаго и спецiальнаго курса, авторъ вотъ что говоритъ о юнкерскихъ училищахъ: «Въ законоположенiяхъ нашей училищной системы положенiе о юнкерскихъ училищахъ прiбрѣло весьма важное значенiе для войскъ армiи: оно устраняло (но устранило–ли?) прежнiй печальный способъ комплектованiя пѣхотныхъ и кавалерiйскихъ частей офицерами изъ значительной массы неподготовленныхъ молодыхъ людей, которыя, состоя на службѣ, получили право подготовляться въ училищахъ, какъ теоретически, такъ и практически, къ исполненiю будущихъ строевыхъ обязанностей офицеровъ”. До какой степени молодые люди, поступавшie въ юнкера, мало приготовлены къ ученiю, даже по бѣдной программѣ юнкерскихъ училищъ, показываетъ то обстоятельство, что 30–ть процентовъ изъ поступившихъ, въ продолженiи семилѣтняго срока, должны были до срока оставить училища. Авторъ называетъ это печальное явленiе отпаденiемъ непроизводительнаго элемента и признается, что только строгiе экзамены могли бы уменьшить этотъ непроизводительный элементъ. Но, вслѣдъ за этимъ признанiемъ, говоритъ, что неудобно обращаться къ большимъ строгостямъ при прiемномъ экзаменѣ, пока не наполнены будутъ всѣ училища. Но что же за нужда наполнять училища непроизводительнымъ элементомъ? Вѣдь, по собственнымъ же словамъ автора, этотъ непроизводительный элементъ стоитъ денегъ. «Отъ значительной разницы между числомъ обучающихся въ началѣ и въ концѣ курса, при слабой предварительной подготовкѣ, стоимость образованiя офицеровъ за два года всегда была выше опредѣленной нормы: она уменьшится только съ развитiемъ первоначальной подготовки и съ прекращенiемъ добровольнаго выхода вслѣдствiе всеобщей воинской повинности” (стp. 102). Но пока что будетъ, а степень подготовки зависитъ и отъ требованiя, разумѣется въ извѣстномъ объемѣ.

Слабость же подготовки обнаруживается и тѣмъ, что успѣхи младшаго класса (т. е. обще–образовательнаго) были далеко ниже успѣховъ старшаго класса, въ которомъ преподаются науки спецiальныя. Въ одномъ училищѣ въ старшемъ классѣ оказалось изъ 84 человѣкъ неуспѣшныхъ только 8; въ младшемъ же цѣлая треть учащихся.

Кромѣ слабой подготовки, эта малоспѣшность зависѣла, безъ сомнѣнiя, и отъ того, что юнкера болѣе придаютъ значенiя спецiальному своему образованiю, чѣмъ общему. «Болѣе развитые юнкера старшаго класса, говоритъ авторъ, ближе видѣли свою цѣль въ изученiи военныхъ предметовъ, въ которыхъ находили примѣненiе къ предстоящей сферѣ (своей дѣятельности?)”. Таковы результаты соединенiя общаго и спецiальнаго образованiя въ юнкерскихъ училищахъ.

Дѣло самого общества, вкупѣ съ министерствомъ народнаго просвѣщенiя, помочь военному министерству выйти изъ затруднительнаго положенiя и позаботиться снабдить apмiю молодыми людьми, наиболѣе подготовленными. Цѣль эта вовсе не недостижима, да и достиженiе оной можетъ стоить не очень дорого:

Изъ поступающихъ въ юнкера до 80 процентовъ принадлежатъ къ дворянскому сословiю. Почему же не вызвать дворянство, вкупѣ съ городскимъ сословiемъ, которому принадлежатъ остальные 20 пpоц., къ небольшому пожертвованiю? Недорого бы стоило при нѣкоторыхъ гимназiяхъ устроить двухъ–годовые приготовительные курсы для молодыхъ людей, нигдѣ не кончившихъ курса, но желающихъ поступить въ военную службу. Такихъ курсовъ, въ которые бы поступали молодые люди отъ 15 до 18 и даже 20–ти лѣтъ, потребовалось бы не болѣе 20 на всю Россiю; двѣ, три губернiи могли бы содержать сообща такiе курсы. Стоили бы они три, четыре тысячи, не болѣе. Подготовляя слегка и къ военной спецiальности, на первомъ планѣ они должны бы поставить общее образованiе. Въ два годa могъ бы быть пройденъ основательно курсъ уѣзднаго училища, даже съ добавленiемъ.

Осмѣлимся предложить приблизительный планъ такихъ курсовъ:

Въ первый годъ: З. Божiй — 2 раза, русс. языкъ — 5 разъ, математика — 5 paзъ, исторiя всеобщая и русская — 4 раза (всеобщая до Людовика XIV, русская до Петра I по вышеозначенному руководству Иловайскаго), географiя — 4 раза (всеобщая), черченie и чистописанiе по 4 раза. За 28 уроковъ годовыхъ по 60 руб. за годовой урокъ, 1,680 руб.

Во второй годъ: З. Божiй (2), русс. языкъ (4), математика (6), исторiя и русская географiя (по 4), черчнie и рисованiе по 1–му за 22 урока 1,320 руб., итого за уроки годовыхъ курсовъ 3,000 р. въ годъ. Кромѣ того въ первый годъ обязательна гимнастика; во второй, съ вакацiи, кромѣ того, и маршировка. Воспитанники могли бы быть и своекоштные и стипендiаты. Курсы эти могли бы состоять въ вѣдомствѣ мѣстнаго директора. Ученики 2–го года, выдержавшiе экзаменъ въ присутствiи директора и мѣстнаго cтаршаго военнаго офицера, въ началѣ мая могли бы кончить экзамены и разсылаться по полкамъ, въ которыхъ могли бы пробыть требуемые уставомъ три мѣсяца до поступленiя въ юнкерскiя училища. Въ эти курсы могутъ быть посылаемы и унтеръ–офицеры, поступившiе на службу по рекрутскому набору и назначенные къ производству въ офицеры. Въ юнкера поступали бы молодые люди, знающiе основательно грамматику, ариѳметику и алгебру, до уравненiй 1–й степени включительно, съ геометрiей, имѣющiе довольно основательныя свѣдѣнiя изъ исторiи и географiи и нѣкоторую подготовку къ военной спецiальности. Юнкерскiя же училища могли бы исключительно посвятить свое время на спецiальное образованiе и добавить курсъ математики, съ прибавленiемъ физики.

Евгенiй Бѣловъ.

19 iюля 1873 года.

_______

ИЗЪ ТЕКУЩЕЙ ЖИЗНИ.

NB. Прежде чѣмъ продолжать хронику текущей жизни, считаемъ долгомъ поправить одну свою обмолвку. Въ прошедшей статьѣ («Гражданинъ” № 28 стр. 792) было упомянуто о происшедшемъ, будто бы, столкновенiи между «Моск. Вѣд.“ и «Русскимъ Мiромъ” по вопросу о самоубiйствахъ. Между тѣмъ въ дѣйствительности это столкновенiе было у «Моск. Вѣд.” — не съ «Русскимъ Мiромъ”, а съ газетой «Современныя Извѣстiя”. Это, повторяемъ, обмолвка, сдѣланная по разсѣянности и потому еще, что самаго текста, содержащаго столкновенiе двухъ газетъ, прочтеннаго нами ранѣе, при составленiи статьи уже не было у насъ подъ глазами. Просимъ извиненiя у «Русскаго Мipa”, что напрасно впутали его въ чужое дѣло.

______

Въ Петербургѣ (на Петербургской сторонѣ, на берегу Большой Невки, близь Петровскихъ казармъ) недавно возникла первая въ Россiи частная обсерваторiя, принaдлежащая дѣйст. статск. совѣтн. Ивану Ѳeдоpовичy Базилевскому. Въ 5 и 6 выпускахъ «Журнала Русскаго Химическаго Общества и Физическаго Общества при Императорскомъ С.–Петербургскомъ Университетѣ” напечатаны протоколы трехъ послѣднихъ засѣданiй физическаго общества, изъ которыхъ узнаемъ слѣдующее. Физическое общество, предпринимая, по плану предсѣдателя своего Ѳ. Ѳ. Петрушевскаго, физическое изслѣдованiе поверхности луны, обратилось письменно къ Ив. Ѳед. Базилевскому съ предложенiемъ «ввести въ кругъ дѣятельности его обсерваторiи всѣ вопросы, касающiеся упомянутаго изслѣдованiя”, — такъ какъ Ѳ. Ѳ. Петрушевскiй, излагая обществу свой планъ изслѣдованiя, находилъ средства обсерваторiи г. Базилевскаго (т. е. собственно рефракторъ, которымъ она обладаетъ) достаточными для предпринимаемыхъ работъ. Г. Базилевскiй, принявъ предложенiе общества, извѣстилъ объ этомъ предсѣдателя письмомъ, въ которомъ между прочимъ сказалъ: «это приглашенiе тѣмъ отраднѣе для меня, что новорожденное дитя мое, при самомъ появленiи его на свѣтъ, нашло уже себѣ, даже при жизни моей, опору въ высоко–просвѣщенномъ и образованномъ мipѣ. Надѣюсь, что при указанiи мнѣ членами общества разныхъ приспособленiй, нужныхъ для работъ ихъ, и при моей готовности слѣдоватъ этимъ указанiямъ и выполнять ихъ, обсерваторiя моя будетъ поставлена въ наилучшiя условiя для дѣятельности общества, чему впослѣдствiи будутъ, какъ я увѣренъ, споспѣшествовать и дѣти мои съ ихъ потомствомъ. Къ письму своему г. Базилевскiй приложилъ два банковыхъ билета на 2,000 руб., прося общество «принять лепту эту въ основанiе будущаго неприкосновеннаго капитала обсерваторiи, охранять оный и распоряжаться процентами съ него по благоизволенiю и усмотрѣнiю общества”. Выслушавъ этотъ отвѣтъ г. Базилевскаго, физическое общество избрало его своимъ первымъ почетнымъ членомъ. На увѣдомленiе объ избранiи И. Ѳ. Базилевскiй опять отвѣтилъ письмомъ, въ которомъ, благодаря общество за сдѣланную ему честь, выразился такъ: «При упованiи на помощь Божiю, я льщу себя надеждою что частная обсерваторiя, — съ устройствомъ въ ней физическаго кабинета, химической лабораторiи и фотографичecкой камеры, — находясь въ самомъ городѣ и слѣдовательно будучи, по сподручности своей, доступною для всѣхъ ищущихъ свѣта и просвѣщенiя, — можетъ оказать наукѣ такiя услуги, какихъ въ настоящее время нельзя ни опредѣлить, ни даже предвидѣть”. И къ этому письму сдѣлано приложенiе въ 500 руб., съ просьбою, чтобы общество приняло ихъ для своихъ потребностей.

Мы разсказали эту недавнюю исторiю сближенiя только что возникшей впервые на Руси частной обсерваторiи съ физическимъ обществомъ при с.–петербургскомъ университетѣ — не потому, чтобы дерзали взять на себя опредѣленiе важности, для науки и жизни, изслѣдованiя поверхности луны, а для того, чтобы пригласить читателей раздѣлить съ нами то чувство удовольствiя, которое внушаетъ мысль, что не оскудѣла еще русская земля людьми, приносящими отъ избытковъ своихъ «на благое просвѣщенiе”^*) такiя лепты, какъ устройство обсерваторiи, удовлетворяющей серьознымъ научнымъ работамъ.

______

Такъ какъ уже съ первой строки мы вошли въ кругъ интересовъ науки, то, не выходя изъ этого круга и уступая собственному очень сильному желанiю, обращаемъ вниманiе читателей на одну любопытную археологическую новость: А. Н. Поповъ недавно издалъ найденное имъ сочиненiе Посошкова: «Завѣщанiе отеческое къ сыну”... Образъ этого Ивана, или, какъ онъ самъ себя называлъ, Ивашки Посошкова, рисуется нашему воображенiю въ какомъ–то обаятельномъ величiи съ той самой поры какъ, благодаря М. П. Погодину, вышла изъ тьмы и пыли сто двадцати–лѣтняго забвенiя едва не пропавшая для потомства «Книга о скудости и богатствѣ”, вмѣстѣ съ замогильною рѣчью ея автора и вѣстью о его мрачной судьбѣ. Трудно выразить что за тяжелое впечатлѣнiе производила тогда эта вырытая изъ глубины архивовъ, какъ изъ темной могилы, вѣсть о погибшемъ великомъ мыслителѣ! Какъ грустно звучала, надрывая душу, эта послѣдняя мольба: «да не явится имя мое ненавистливымъ и завистливымъ людямъ, паче–же ябедникамъ и обидчикамъ, и любителямъ неправды”, — съ которою прибѣгалъ Посошковъ къ Петру Первому, не предчувствуя близкой кончины своего могучаго покровителя, но предчувствуя бѣду, если «явится имя его!” Оно явилось, и — кандалы, крѣпость, могила, вырытая руками служителей тайной канцелярiи у церкви Самсонiя–Страннопрiимца... И могилы этой нѣтъ, и она забыта, и исчезли всякiя слѣды ея; — остались только вѣчно нетлѣнныя, свѣтлыя мысли, кипѣвшiя ключомъ въ многодумной, многообъемлющей головѣ русскаго крестьянина, — мысли, которыя судьба гонительница на сто–двадцать лѣтъ положила подъ спудъ, чтобы не дать несчастному творцу ихъ довлеющей ему, можетъ быть, мiровой славы! Вотъ почему намъ дорогъ всякiй новый фактъ объ Иванѣ Посошковѣ, всякое вновь найденное его слово. Хотѣлось–бы, чтобъ имя его сдѣлалось на Руси обще–извѣстнымъ, популярнымъ, однимъ изъ предметовъ нашей народной гордости!.. О послѣдне–изданномъ теперь сочиненiи его высказались компетентные судьи — М. П. Погодинъ и профессоръ К. Бестужевъ–Рюминъ. Послѣднiй назвалъ это изданiе «новымъ драгоцѣннымъ матерiаломъ”, а объ издателѣ, А. Н. Поповѣ, по его настоящему и предшествовавшимъ трудамъ, отозвался, что «едва–ли есть ученая литература, которая не гордилась–бы такимъ ученымъ”.

______

А что касается до отзыва г. Погодина, то тутъ вышла исторiя, подтверждающая давно извѣстное изрѣченiе: отъ величественнаго до смѣшнаго одинъ шагъ... Подумаешь право, чего не случится въ жизни съ человѣкомъ! Увлечется иной похотливымъ желанiемъ наискать въ обществѣ и литературѣ какъ можно побольше курьозовъ, да вдругъ, обмолвившись, и вставитъ въ число таковыхъ, вопреки cвоeму xотѣнiю самого себя. Г. Погодинъ назвалъ изданiе А. Н. Попова прекраснымъ ученымъ трудомъ (а отзыва г. Бестужева–Рюмина тогда еще не было въ печати). А! Погодинъ, Михайло Петровичъ! подумалъ искатель курьозовъ, — прищелкнуть старика, это входитъ въ нашу программу! И вотъ въ концѣ перваго же своего фельетона, какъ–бы pour la bonne bouche, бойкимъ перомъ начерталъ:

«Г. Погодинъ называетъ это простое изданiе «прекраснымъ ученымъ трудомъ”, «капитальнымъ (sic) трудомъ” и восклицаетъ: «Понимающiе дѣло читатели могутъ судить, сколько труда потребовало переписать рукопись и продержать корректуру!” И такъ, всѣ писаря, имѣющiе прекрасный почеркъ, и всѣ корректоры, добросовѣстно исполняющiе свою обязанность, могутъ считаться теперь «Прекрасными учеными” и требоватъ отъ г. Погодина ученыхъ дипломовъ... Очень прiятно!”

Бѣдный! ошущаетъ прiятность, наивно признаваясь въ невѣдѣнiи того, что чтенiе и переписка древнихъ рукописей недоступна не только обыкновеннымъ писарямъ, хотя бы и имѣющимъ прекрасный почеркъ, но, — какъ оказывается, недоступна и иному фельетонисту, хотя бы и стоящему, по грамотности, выше всѣхъ существующихъ писарей... М. П. Погодинъ не даромъ заговорилъ съ «понимающими дѣло” читателями. Ну, не проболтайся собиратель курьозовъ такимъ концомъ фельетона, — и его, можетъ быть, долго считали–бы понимающимъ дѣло... Да! что дѣлать! Всякому надлежитъ памятовать пословицу: «слово — не птица: вылетитъ — не поймаешь”.

______

И зачѣмъ, скажите ради Бога, пускаются люди въ мало знакомую и трудно изучаемую мѣстность, безъ руководителя, съ опасностью — если не жизни, то чести, на поиски за такою относительно недорогою добычею, какъ курьозы? Вѣдь ихъ много и поблизости, совсѣмъ подъ руками, въ простой, обыденной и низменной жизни. Да нѣтъ! намъ все подальше да поглубже! — Удаль! страсть къ приключенiямъ... Ну, и ломайте себѣ головы! Между тѣмъ курьозовъ совершенно безопасно добываемыхъ — сколько угодно, и смѣшныхъ, и страшныхъ. Вотъ хоть–бы напримѣръ г. надворный совѣтникъ А. Титовъ и его жена... Г. Титовъ просилъ окружный судъ возвратить ему, для совмѣстнаго жительства, удалившуюся отъ него жену. Судъ уважилъ просьбу cyпрyга, и вскорѣ судебный приставъ привелъ ему жену; а г. Титовъ на другой день опять ее упустилъ, да опять въ судъ съ просьбой... Какъ–бы вы думали, о чемъ? Указать ему способы, т. е. научить его, какъ удерживать жену, чтобы она больше не уходила? Ну, судъ затруднился: сами, говоритъ, потрудитесь придумать. Г. Титовъ — апелляцiонную жалобу въ судебную палату; но и судебная палата не нашла возможнымъ помочь супружескому горю. Какъ потомъ поступилъ г. Титовъ, достигъ–ли «совмѣстнаго жительства” неизвѣстно. И жаль г. Титова, и смѣшно!

Или вотъ еще — тоже судъ, и тоже въ нѣкоторомъ родѣ по семейной части. Судился въ елецкомъ окружномъ судѣ купецъ Петръ Александровичъ Петровъ, отвѣтчикъ, съ мѣщанкою Александрою Петровною Фроловой — истицей, по поводу незаконнаго сожитiя, имѣвшаго слѣдствiемъ рожденiе двухъ дѣтей. Истица добивалась для себя и дѣтей отъ ихъ родителя ежемѣсячнаго содержанiя. На судѣ были свидѣтели и свидѣтельницы. Послѣднiя видимо клонились въ пользу Александры Петровны на счетъ ея вѣрности Петру Александровичу; а изъ свидѣтелей нашелся нѣкто Федоринъ, который болтнулъ что Александру Петровну «онъ часто возилъ къ инженерамъ желѣзной дороги Ласкину и Былинскому” и что будто бы ее «можно было вытребовать когда угодно”. Какъ бы то ни было, но судъ приговорилъ: Петра Александровича и Александру Петровну подвергнуть церковному покаянiю и обязать перваго выдавать на содержанiе послѣдней и ея дѣтей по 25 р. въ мѣсяцъ... Это бы еще ничего, и не особенно курьозно; но любопытно впечатлѣнiе, произведенное на елецкую публику рѣшенiемъ суда. Оно, по словамъ «Русск. Вѣдомостей”, выразилось въ краткихъ восклицанiяхъ: «много теперь нашего брата, купцовъ, потащутъ въ судъ за эти самыя дѣла”... Скажите! кто бы могъ подумать!

Но бываютъ такiя семейныя дѣла и отношенiя, которыя, будучи курьозными, производятъ уже не смѣхъ, а совсѣмъ другiя чувства. Читали ли вы въ № 176 «С.–Петерб. Вѣд.” корреспонденцiю изъ Москвы о разбиравшемся въ московскомъ окружномъ судѣ дѣлѣ по жалобѣ вдовы мѣщанки Аграфены Крупенниковой на оскорбившихъ ее сыновей Ивана и Андрея? Любопытно то, что Аграфена Крупенникова жаловалась на обоихъ сыновей, а на судѣ явились: Иванъ — подсудимымъ, а Андрей — его защитникомъ. Характерно и содержанiе частной жалобы старухи Крупенниковой. Послѣ смерти ея мужа, оставшееся имущество, въ томъ числѣ два дома, отдано было мировымъ судьей въ распоряженiе ея, какъ опекунши надъ двумя малолѣтними дѣтьми. Въ одномъ изъ домовъ жила она съ этими малолѣтними, а другой былъ въ арендномъ содержанiи у сына Ивана. Вдругъ Иванъ чрезъ повѣреннаго своего, брата Андрея, предъявилъ у мироваго судьи искъ объ очищенiи занимаемой матерью квартиры. Мировой, заочнымъ рѣшенiемъ, постановилъ удовлетворить искъ; рѣшенie вошло въ законную силу, и вотъ... «явились, пишетъ Аграфена Крупенникова, въ квартиру мою судебный приставъ Любимцевъ, съ помощникомъ квартальнаго надзирателя хамовнической части, тремя понятыми и городовымъ, и приказалъ мнѣ немедленно очистить квартиру, не соглашаясь ни на какую отсрочку; при чемъ означенныя дѣти мои, Иванъ и Андрей, требовали отъ пристава, чтобъ онъ гналъ насъ изъ квартиры, не давая ни часу. Затѣмъ сынъ Иванъ взялъ кирпичъ, замахивался имъ на меня, говоря «убью!” но былъ остановленъ отъ удара жилицей Елизаветой Григорьевой, почему скрежеталъ только зубами и ругалъ скверными словами, а немного спустя ударилъ два раза по лицу, вытолкалъ меня изъ дому; а другой сынъ, Андрей, ругалъ меня вѣдьмой, и за тѣмъ оба кричали, что повыкидаютъ все имущество. Всѣ бывшiе только смотрѣли, и дерзость сыновей дошла до того, что Иванъ закричалъ на меня: «Взять вотъ четверымъ большой камень, да тебя, стараго чорта, придавить имъ на смерть”.

Жалоба на судѣ подтвердилась, не исключая, кажется, и скрежета зубовъ, и послѣдовалъ приговоръ обвинительный — конечно надъ единственнымъ подсудимымъ Иваномъ Крупенниковымъ, приговореннымъ къ заключенiю въ рабочемъ домѣ на одинъ годъ и восемь мѣсяцевъ; Андрей же Крупенниковъ, обозвавшiй мать свою вѣдьмой, такъ и остался въ благородной роли защитника брата. Да оно и понятно: Иванъ, видимо, поугловатѣе и попростоватѣе: онъ и кирпичемъ махаетъ, и на смерть большимъ камнемъ мать придавить желаетъ; значитъ — задору много, а толку мало; стало быть ему и въ рабочемъ домѣ посидѣть подобаетъ. А Андрей совсѣмъ другой человѣкъ; вотъ только словечко «вѣдьма” сорвалось у него; а то, надо полагать, онъ лишняго–то не проронитъ, — искусился, должно быть, въ житейскихъ треволненiяхъ. За то онъ и повѣренный своего брата, и защитникъ, и чуть не душа его. Такiе люди обыкновенно не могутъ обойтись безъ клiентовъ, что–бъ было кому, въ случаѣ надобности, отсидѣть въ рабочемъ, или другомъ подобномъ заведенiи.

______

Это семейный курьозъ, — возмутительный, а все–таки курьозъ. Но если–бъ кто пожелалъ образчика мрачнѣйшей семейной драмы, то и такой найдется въ нашей текущей жизни. Подобный образчикъ недавно открылся въ засѣданiи костромскаго окружнаго суда, происходившемъ въ г. Варнавинѣ. Разбиравшееся дѣло состояло въ томъ, что молодая женщина–крестьянка, черезъ два дня послѣ родовъ, стало быть еще больная, можетъ быть неподвижная, найдена вдругъ удавленною на заднемъ дворѣ ея дома. Семья этой погибшей состояла изъ мужа, свекрови и прiемной золовки, т. е. прiемной дочери свекрови. Открыто слѣдствiемъ, что мужъ былъ въ близкихъ отношенiяхъ съ своей прiемной сестрой, и эта сестра не могла выносить присутствiя въ семьѣ новаго лица, т. е. невѣстки; такiя же чувства къ этой несчастной невѣсткѣ питала и свекровь. Три трагическiя лица — мужъ, свекровь и золовка — привлечены къ отвѣтственности; они не признали себя виновными до конца, но уличены, обвинены присяжными и приговорены къ ссылкѣ въ каторжныя работы (мужъ на 15, свекровь на 10, золовка на 7 лѣтъ). Въ число уликъ было приведено то обстоятельство, что трупъ погибшей женщины найденъ въ 15–ти саженяхъ отъ постели, на которой она, больная, лежала; а такого пространства сама она, по слабости, пройти не могла. Но выше упомянуто, что трупъ найденъ на заднемъ дворѣ; — гдѣ же это помѣщалась постель бѣдной родильницы?.. Какъ жаль, что корреспондентъ, сообщившiй этотъ уголовный процессъ, не передалъ характеристики преступниковъ и ихъ жертвы!

______

Конечно, такiя страшно–трагическiя явленiя относительно рѣдки; смѣшнаго въ нашей жизни больше, — и слава Богу! Надъ смѣшнымъ можете смѣяться, но только тѣмъ «добрымъ смѣхомъ”, которымъ «засмѣяться можетъ одна глубоко–добрая душа”. Это совсѣмъ не тотъ сухой, холодный, напряженный смѣхъ, который вырывается изъ желчно–стиснутыхъ устъ иного сатирика нашихъ дней. Большая разница между ними: тотъ добрый смѣхъ только возвышаетъ смѣющагося надъ смѣшнымъ предметомъ, нашептывая ему тихое желанiе поднять этотъ предметъ до себя; а этотъ напряженный смѣхъ — презрителенъ, равнодушенъ, безучастенъ; онъ играетъ предметомъ осмѣянiя, точь въ точь какъ кошка попавшеюся въ ея лапы мышью. Такимъ смѣхомъ не можетъ смѣяться глубоко–добрая душа. Правда, могутъ быть въ жизни предметы достойные и такого безнадежно–отталкивающаго смѣха, но вѣдь они такъ–же немногочисленны, какъ и трагическiя явленiя; а все прочее — «мелочи, опутавшiя нашу жизнь”, не стоющiя ни стиснутыхъ устъ, ни мрачно–сдвинутыхъ бровей; для нихъ довольно одного добраго, незлобнаго, освѣжающаго смѣха...

Прiѣхалъ ревизоръ въ какое–то училище нижегоpодскaго земства (это разсказывается въ «Русскихъ Вѣдомостяхъ”), — ревизоръ очень строгiй, начальствующiй... Экзаменъ изъ Закона Божiя. Ученикъ старшаго отдѣленiя отвѣчаетъ: «Принявъ на себя естество и тѣло человѣческое, — сдѣлался человѣкомъ, не переставая быть Богомъ...”

— О комъ ты говоришь? спрашиваетъ ревизоръ.

— Объ Iисусѣ Христѣ.

— А сколько было душъ у Христа?

Ученикъ молчитъ и искоса поглядываетъ на священника.

— Вы вѣрно, батюшка, не объясняли имъ этого? обращается ревизоръ къ священнику.

— Я говорилъ имъ, отвѣчаетъ священникъ, что у Христа была одна душа, какъ и въ насъ, съ тою только разницею, что наша душа есть подобiе Божiе, а душа Христа есть самъ Богъ, какимъ мы и почитаемъ главу нашей церкви.

— Что вы, батюшка, говорите! восклицаетъ ревизоръ. Да вы проповѣдуете ересь!

— А какъ–же по вашему?

— По моему, у Христа были двѣ души: одна божеская, святая, а другая человѣческая — грѣховная.

— На чемъ–же вы это основываете?

— Что–съ? Да какъ вы смѣете мнѣ задавать подобные вопросы? Да я васъ однимъ почеркомъ пера уничтожу! проговорилъ ревизоръ, и проговорилъ такъ выразительно и эффектно, что всѣ ученики... расхохотались.

И, несомнѣнно, расхохотались они добрымъ смѣхомъ, изрекая имъ окончательный и наисправедливѣйшiй приговоръ ревизору.

Однако — неужели это правда?!

______

Некрологъ. 15 iюля, въ Царскомъ Селѣ, скончался Ѳедоръ Ивановичъ Тютчевъ, сильный и глубокiй русскiй поэтъ, одинъ изъ замѣчательнѣйшихъ и своеобразнѣйшихъ продолжателей Пушкинской эпохи. Съ горестью сообщая объ этой утратѣ нашимъ читателямъ, мы имѣемъ въ виду въ непродолжительномъ времени, въ отдѣльной статьѣ, по возможности оцѣнить поэтическую дѣятельность покойнаго поэта.

_______

ОБЪЯВЛЕНIЕ.

Поступилъ въ продажу II томъ русскаго перевода

ИСТОРIИ ЦЕРКВИ

ОТЪ РОЖДЕСТВА ГОСПОДА НАШЕГО IИСУСА ХРИСТА ДО НАШИХЪ ДНЕЙ,

НАПИСАННОЙ ПО ПОДЛИННЫМЪ И ДОСТОВѢРНЫМЪ ПАМЯТНИКАМЪ

Докторомъ Богословiя Священникомъ

Владимiромъ Геттэ.

СПБ. 1873. Тип. Морскаго Министерства. Цѣна II т. 2 руб. Цѣна I т. 1872 г. 2 р. 50 к.

Изъ типографiи отпускается гг. книгопродавцамъ не менѣе 5 экземпл. съ уступкою.

Содержанiе I тома. Вступленiе. Земная жизнь Христа Спасителя, Его Апостоловъ и дѣятельность мужей апостольскихъ: ихъ творенiя и начало гоненiй на христiанство.

Содержанiе II тома. Философiя исторiи, общiя соображенiя о первыхъ трехъ столѣтiяхъ эры христiанской. Дѣятельность церковныхъ писателей третьяго столѣтiя. Борьба ихъ съ гностикою и различными ересями. Гоненiя и мученичество. Торжество христiанства при царствованiи Константина Великаго. Учрежденiе отшельничества. Начало арiанства до перваго вселенскаго собора. Изложенiе богослуженiя Церкви и ея правилъ, которыми ясно доказывается что только одна Церковь Православная нисколько не отступила до нашихъ дней отъ ученiя и учрежденiй апостольскихъ.

Типографiя А. Траншеля, Невскiй пp. д. № 45. Редакторъ–Издатель Ѳ. М. Достоевскiй.

---

^*) Телеграфъ принесъ извѣстiе что въ палатѣ общинъ прочитано посланiе королевы Викторiи съ извѣщенiемъ о помолвкѣ ея сына съ Великою Княжною Марiею Александровною и съ предложенiемъ назначить Принцу Альфреду суммы на содержанiе его двора. На предложенiе перваго министра Гладстона въ палатѣ (отъ 17–го 29 iюля) увеличить ежегодное содержанiе, отпускаемое принцу Альфреду, съ 15,000 на 25,000 фунтовъ стерлинговъ — палата общинъ изъявила согласiе. А въ засѣданiи палаты лордовъ (тоже отъ 17–го (29) iюля) министръ иностранныхъ дѣлъ графъ Гренвилъ предложилъ составить адресъ Королевѣ, съ выраженiемъ въ немъ благодарности Ея Величеству за извѣщенiе палаты о помолвкѣ принца Альфреда съ Ея Императорскимъ Высочествомъ Великою Княжною Марiею Александровною, каковое предложенiе и было принято палатою единогласно.

^*) Извѣстная концессiя, данная на эксплуатацiю всѣхъ возможныхъ богатствъ Персiи, Шахомъ англо–нѣмецкому жиду (anglo–german Jew), какъ называютъ англiйскiя газеты барона Рейтера, не встрѣтила поддержки въ оффицiальныхъ сферахъ въ Англiи и вмѣстѣ съ тѣмъ замѣтенъ уже поворотъ въ англiйской печати относительно отношенiй Россiи къ Персидской монархiи, о чемъ еще такъ недавно говорились даже проповѣди въ англiйскихъ церквахъ...

^*) См. «Гражданинъ», № 29.

^*) Слова изъ надписи на зданiи бывшаго румянцовскаго музея въ Петербургѣ.