№ 5 1873 29 Янвapя

ГРАЖДАНИНЪ

ГАЗЕТА–ЖУРНАЛЪ ПОЛИТИЧЕСКIЙ И ЛИТЕРАТУРНЫЙ.

Журналъ «Гражданинъ” выходитъ по понедѣльникамъ.

Редакцiя (Невскiй проспектъ, 77, кв. № 8) открыта для личныхъ объясненiй отъ 2 до 4 ч. дня ежедневно, кромѣ дней праздничныхъ.

Рукописи доставляются исключительно въ редакцiю; непринятыя статьи возвращаются только по личному требованiю и сохраняются три мѣсяца; принятыя, въ случаѣ необходимости, подлежатъ сокращенiю.

Подписка принимается: въ С.–Петербургѣ, въ главной конторѣ «Гражданина” при книжномъ магазинѣ А. Ѳ. Базунова; въ Москвѣ, въ книжномъ магазинѣ И. Г. Соловьева; въ Кiевѣ, въ книжномъ магазинѣ Гинтера и Малецкаго; въ Одессѣ у Мосягина и К⁰. Иногородные адресуютъ: въ Редакцiю «Гражданина", въ С.–Петербургъ.

Подписная цѣна:

За годъ, безъ доставки ..7 р. съ доставкой и пересылк. 8 р.

« полгода « « ..4 » « « .....5 »

« треть года. « « ..3 » « « .....4 »

(На другiе сроки подписка не принимается. Служащiе пользуются разсрочкою чрезъ гг. казначеевъ).

Отдѣльные №№ продаются по 20 коп.

ГОДЪ ВТОРОЙ Редакцiя: С.–Петербургъ, Невскiй пр. 77.

СОДЕРЖАНIЕ: Объявленiя отъ редакцiи. — Областное обозрѣнiе. Новыя изданiя для изученiя Кавказа. Секта шалапутовъ. Штундисты въ Любомiркѣ. Обезпеченiе духовенства въ связи съ развитiемъ сектъ. Бугульминское духовенство правильно смотритъ на дѣло. Домашнее богослуженiе, народный языкъ и общее пѣнiе. Мнѣнiе пермскаго гласнаго о содержанiи духовенства на земскiй сборъ. Что однако изъ всего этого вытекаетъ? Вопросъ, на который нѣтъ пока отвѣта. — Политическое обозрѣнiе. — Изъ дорожныхъ замѣтокъ на сѣверѣ. Маргаритинская ярмарка. Зыряне и пустозерцы въ тундрахъ. Ярмарочные типы. На тяжелой работѣ. Въ залѣ военнaro суда. Ночная поѣздка за городъ. Русская пѣсня, — гдѣ ты? Cтapoe доброе время. — Обозрѣнiе торговли Pоссiи по европейской границѣ зa прошлый годъ (1872). — Oчеркъ дѣятельности московской думы 1863 года до настоящаго времени. — Стихотворенiе: Maй. П. Козлова. — Bъ вагонѣ. М. Погодина. — Фотографическiе снимки съ картинъ Императорскаго Эрмитажа. А. М. — Вѣсти со всего мiра: Пребыванiе Великаго Князя Алексiя Александровича въ Японiи. Раззоренье oтъ медвѣдей въ Иркутской губернiи. — Kиpгизскie депутаты въ С.–Петербургѣ. По вопросу объ единовѣрiи. О русскихъ эмигрантахъ. Добрыя вѣcти изъ кишиневской епархiи.

ОТЪ РЕДАКЦIИ.

Только что поступилъ въ продажу романъ «БѢСЫ” Ѳедора Достоевскаго, въ трехъ частяхъ. Цѣна 3 р. 50. Иногородные подписчики «Гражданина", желающiе получить этотъ романъ, адресуются прямо въ редакцiю, и за пересылку ничего не платятъ.

Вышло полное собранiе стихотворенiй А. Н. Майкова, великолѣпное изданiе въ 3 томахъ. Цѣна 4 р. 50 к. за всѣ три тома, за пересылку платятъ особо.

Продается у всѣхъ книгопродавцевъ С.–Петербурга и въ Москвѣ у Соловьева и Глазунова.

Подписчики «Гражданина", желающiе получить полное собранiе сочиненiй А. Н. Майкова, могутъ адресоваться въ редакцiю, и черезъ нее получить всѣ 3 тома за 4 р. съ пересылкою на счетъ редакцiи.

Цѣль изданiя журнала «ГРАЖДАНИНЪ" — знакомить со всѣми сторонами русской жизни.

Для облегченiя подписки на журналъ «ГРАЖДАНИНЪ" тѣмъ лицамъ, которыя затрудняются единовременно вносить годовую плату 8 руб., редакцiя признаетъ возможнымъ — для сельскаго и городскаго духовенства, для волостныхъ правленiй, а также для всѣхъ служащихъ (съ точнымъ обозначенiемъ мѣста ихъ службы) — допустить, въ случаѣ подписки на годъ, разсрочку на слѣдующихъ условiяхъ:

При подпискѣ вносится 2 р.

въ маѣ « 2 »

въ сентябрѣ « 2 »

въ ноябрѣ « 2 »

Подписка для иногородныхъ и съ разсрочкою принимается только въ редакцiи: въ С.–Петербургѣ, Невскiй пр., д. № 77, кв. № 8, куда и просятъ гг. подписчиковъ обращаться письменно.

Подписка: на годъ съ пересылкою 8 р., безъ перес. 7 р.

на полгода « 5 » « 4 »

на треть года « 4 » « 3 »

Разсрочка на вышеуказанныхъ условiяхъ въ платежѣ подписной суммы за годъ допускается также для лицъ живущихъ въ Петербургѣ, кто бы они ни были, но съ тѣмъ, чтобы о томъ ими было заявлено въ редакцiи лично (Невск. пр., д. № 77, кв. № 8).

________

Печатается и выйдетъ въ половинѣ февраля, въ отдѣльномъ изящномъ изданiи, русскiй переводъ новаго романа

«ЗА СКИПЕТРЫ И КОРОНЫ”

Соч. САМАРОВА, 4 тома.

Романъ этотъ появился на нѣмецкомъ языкѣ въ Германiи въ августѣ, а въ октябрѣ, не смотря на высокую цѣну (8 рублей), потребовалось уже второе его изданiе. Онъ представляетъ читателямъ рядъ картинъ великихъ событiй 1866 г., этого предвѣстника новѣйшей исторической эпохи, и разоблачаетъ двигавшiя ими глубоко–скрытыя нити и влiянiе ихъ на мiровой и общественный строй. Изображая наиболѣе выдающiеся моменты новѣйшей исторической драмы, выводя предъ читателями главныхъ дѣйствующихъ лицъ — императоровъ, министровъ и полководцевъ Европы, приподымая завѣсу закулисныхъ тайнъ новѣйшей политики и дипломатiи, авторъ даетъ ключъ къ уразумѣнiю послѣдующихъ трагическихъ столкновенiй, страшной катастрофы 1870–1871 годовъ и современныхъ народныхъ отношенiй.

Самаровъ — псевдонимъ высокопоставленнаго лица при одномъ изъ королевскихъ дворовъ, стоящаго близко у оффицiальныхъ тайниковъ и потому располагавшаго богатыми матерiалами для ознакомленiя съ ходомъ европейской политики и вѣрнаго изображенiя событiй. Обладая замѣчательнымъ талантомъ разскащика, авторъ, не выходя изъ рамокъ беллетристики, не измѣняетъ роли историка и, сохраняя вполнѣ объективное отношенiе ко всѣмъ разнообразнымъ элементамъ описываемой имъ колоссальной борьбы, представляетъ тѣмъ болѣе живую и достовѣрную ея панораму.

Русская публика, имѣющая всѣ поводы интересоваться этою борьбою, безъ сомнѣнiя отнесется къ этому новому произведенiю съ тѣмъ вниманiемъ, котораго оно вполнѣ заслуживаетъ.

Цѣна за 4 тома 3 р. 50., а съ пересылкою 4 руб.

(По выходѣ изданiя, съ 1 марта цѣна ему будетъ назначена 4 руб. 50 коп., а съ пересылкой 5 руб.).

Подписчики же «Гражданина", по соглашенiю редакцiи съ издателями романа «За скипетры и короны", могутъ получать его, до 1 марта, адресуясь прямо въ редакцiю «Гражданина", по пониженной цѣнѣ: 2 р. 50 к., а съ перес. 3 р.

__________

ОБЛАСТНОЕ ОБОЗРѢНIЕ.

Новыя изданiя для изученiя Кавказа. — Секта шaлапутовъ. — Штундисты въ Любомiркѣ. — Обезпеченiе духовенства въ связи съ развитiемъ сектъ. — Бугульминское духовенство правильно смотритъ на дѣло. — Домашнее богослуженiе, народный языкъ и общее пѣнiе. — Mнѣнiе пермскаго гласнаго o содержанiи духовенства на зeмскiй сборъ. — Что однако изъ всего этого вытекаетъ? — Вопросъ, на который нѣтъ пока отвѣта.

Начнемъ съ новостей. Кавказскiй край обогатился двумя новыми перiодическими изданiями: «Тифлисскимъ Вѣстникомъ", издаваемымъ въ Тифлиссѣ и «Кавказскими Епархiальными Вѣдомостями", издаваемыми въ Ставрополѣ. Первый вступаетъ въ жизнь съ огромными надеждами — быть правдивымъ органомъ мѣстной жизни. Онъ подсмѣивается надъ нѣкоторыми провинцiальными газетами, которыя, по недостатку мѣстныхъ матерiаловъ, преспокойно предаются размышленiямъ объ иностранной политикѣ. Всѣ эти совѣты Бисмарку, обличенья папы, Базена и т. п., которыя никогда не попадаютъ по адресу, дѣлаютъ–де насъ похожими на человѣка, который, озабочиваясь распланировкой сосѣдняго цвѣтника, свой собственный дѣлаетъ жертвой свободно гуляющихъ въ немъ животныхъ. «Вѣстникъ", разумѣется, намѣренъ заниматься усердно cвоимъ собственнымъ цвѣтникомъ, и полагаетъ, что въ мѣстной жизни онъ почерпнетъ совершенно достаточный запасъ матерiаловъ занимательныхъ и полезныхъ. Онъ надѣется, какъ органъ гласности, особенно служить процвѣтанiю выборныхъ учрежденiй и совершенно основательно замѣчаетъ, что, кромѣ лицъ злонамѣренныхъ, которымъ отсутствiе гласности на руку, вcѣ npoчie остаются отъ этого рѣшительно въ проигрышѣ, и лица, оказавшiяся достойными общественнаго довѣрiя, не могутъ быть отличены отъ такихъ, которыя совершенно безполезны и ничѣмъ не потрудились для общества. Намъ, разумѣется, интересно будетъ посмотрѣть кáкъ «Тифлисскiй Вѣстникъ" будетъ содѣйствовать установленiю, какъ онъ выражается, желательныхъ отношенiй между избирателями и избираемыми, о чемъ по первому № мы еще не могли получить никакаго опредѣленнаго понятiя, — да и едва ли бы хотя одна провинцiальная гaзeта взяла на себя, при подцензурномъ положенiи, столь смѣлую для провинцiи задачу.

«Кавказскiя Епархiальныя Вѣдомости" тоже посвящаютъ себя изученью потребностей обширной кавказской епapxiи, которая по пространству будетъ не менѣе Англiи, вдвое болѣе Португалiи и втрое будетъ противъ Греческаго Королевства съ населенiемъ самымъ разнообразнымъ въ вѣроисповѣдномъ отношенiи. Вотъ одинъ весьма интересный фактъ изъ религiозной жизни этого населенiя. Въ послѣднее время (сообщаютъ въ 1 № «Eпарх. Вѣд."), появилась и стала быстро распространяться въ средѣ православнаго населенiя секта «шалапутовъ". Ихъ оказывается очень не мало и въ селахъ и въ городахъ, и даже въ станицахъ самой Черноморiи, въ которой года 3–4 назадъ не было ни одного сектанта. Эта секта представляетъ нѣкоторое сходство съ сектой хлыстовъ, — опирается въ своихъ догматахъ на священное писанiе, искажаемое невѣжественнымъ толкованiемъ безграмотныхъ ея вождей; для религiознаго чувства эта секта имѣетъ заманчивую сторону въ общихъ собранiяхъ и въ правилахъ нравственныхъ. На собранiяхъ у шалапутовъ читаютъ евангелiе на русскомъ языкѣ и другiя священныя книги, поютъ религiозныя пѣсни и бесѣдуютъ народнымъ языкомъ о предметахъ вѣры, что, какъ замѣчаютъ «Епархiальныя Вѣдом.", обаятельно дѣйствуетъ на душу простолюдина и невольно привязываетъ его къ ереси. А съ нравственной стороны шалапуты служатъ даже какъ бы упрекомъ православнымъ по своему кажущемуся воздержанiю: не пьютъ водки, не ѣдятъ мяса, воздерживаются отъ брачныхъ удовольствiй. «Если все это правда, то можно догадываться, говоритъ духовный журналъ, что секта шалапутовъ имѣетъ начало и жизненность свою въ глубокомъ религiозномъ чувствѣ, не находящемъ почему–то должнаго удовлетворенiя въ православной церкви".

Сколько же поучительнаго въ этой небольшой картинѣ. Почему, позвольте спросить, секты у насъ распространяются съ такою легкостью? Почему безграмотный толковникъ такъ легко занимаетъ извѣстное авторитетное положенiе среди собранiя вѣрующихъ людей, имѣющихъ организованную iepapхiю, со всѣми необходимыми средствами религiознаго поученья? Почему, вмѣстѣ съ образованiемъ секты, вдругъ замѣчается хотя временное возвышенie нравственности сектантовъ? Почему эти люди, внимающiе немудрому поученiю на народномъ языкѣ своего вожака, остались глухи къ тѣмъ благовѣствованiямъ, какiя предлагались имъ ихъ законными пастырями? Религiозное чувство сектантовъ не находитъ почему–то удовлетворенiя въ православной церкви, говоритъ намъ редакцiя «Кавказскихъ Епархiальныхъ Вѣдомостей", — но, почему–же — въ этомъ–то и вопросъ.

Фактъ о шалапутахъ совершенно похожъ на другой, нами прежде приведенный о штундистахъ, — и если предположить въ томъ и другомъ общую причину, то ужели же пришлось бы намъ согласиться, чго всему причина — плохое матерiальнoe положенiе нашего духовенства, какъ нѣкоторые думаютъ. Такъ, на послѣднемъ съѣздѣ духовенства херсонской епархiи было, между прочимъ, обсуждаемо предложенiе архiепископа Димитрiя о назначенiи изъ епархiальныхъ суммъ достаточнаго жалованья причту любомiрскаго прихода, наиболѣе страждущаго, какъ выражается архiепископъ, «отъ наглости штундистовъ". Оказывается изъ донесенiя мѣстнаго священника, что приходъ его изъ православнаго почти сплошь весь превратился въ общество штундистовъ. Въ селѣ Любомiркѣ, состоящемъ изъ 150 домовъ, только три семейства можно считать истинно православными; остальные совершенно охладѣли къ церкви. Собственно говоря, православнаго остается только въ приходѣ одно его оффицiальное названiе; за этою внѣшнею сворлупою живетъ уже иная жизнь, питающаяся иными источниками. Конечно, и не въ одномъ, а во многихъ приходахъ тоже самое! Священникъ, а за нимъ и его архiепископъ просятъ назначить, въ виду всего этого, причту жалованье, въ размѣрахъ достаточныхъ для удовлетворенiя необходимыхъ потребностей. Другими словами, пока православные не превратились въ штундистовъ, они давали содержанiе своему причту; существуя средствами своихъ прихожанъ, причтъ однако не уберегъ ихъ отъ совращенiя; за это уже слѣдуетъ давать ему содержанiе не отъ прихожанъ, но ото всей епархiи. Можно ли такъ разсуждать, Богъ знаетъ. Наконецъ, чтò тутъ значатъ матерiальныя средства? Не преувеличиваютъ ли значенiе такой или другой формы полученiя своего содержанiя тѣ, которые готовы единственно только здѣсь искать разрѣшенiя всѣхъ церковныхъ нестроенiй нашихъ.

Сводить все къ вопросу объ обезпеченiи духовенства — это слишкомъ уже просто. Секты не потому ширятся, что вожаки сектантовъ хорошо обезпечены; напротивъ, они бѣдствуютъ, конечно, болѣе тѣхъ пастырей которые прикрыты своими оффицiальными прерогативами. За то секты имѣютъ и нѣчто иное. Напр., шалапуты читаютъ евангелiе на русскомъ языкѣ, православные же прихожане всегда–ли понимаютъ свое славянское евангелiе? Шалапуты поютъ священные гимны, — между же православными прихожанами не преобладаетъ–ли почти исключительно обычай — молчать во время всей службы, давая просторъ одинокимъ и не всегда благозвучнымъ возглашенiямъ сельскаго дьячка; въ самыхъ начальныхъ народныхъ училищахъ церковное пѣнiе, по закону, входитъ въ учебный курсъ только тамъ, гдѣ преподаванiе его будетъ возможно. И такъ, вотъ уже два предмета — народный языкъ богослуженiя и общее участiе въ церковномъ пѣнiи, которые не имѣютъ прямаго отношенiя къ вопросу о содержанiи духовенства. Славянскiй языкъ не станетъ отъ того для проповѣдника понятенъ, что священникъ будетъ получать свое содержанiе не хлѣбомъ, а деньгами, — и вниманiе прихожанъ къ церковнымъ пѣснямъ не усилится oтъ того, что поющiй на клиросѣ единственный дьячокъ будетъ получать по 400 рублей въ годъ, а не по 100 и не по 150. Затѣмъ и про шалапутовъ, и про штундистовъ намъ оффицiально говорятъ, что жизнь ихъ отличается на первыхъ порахъ нравственнымъ характеромъ, и, конечно, первые учатъ ихъ тому ихъ вожаки. Но учить нравственности способенъ самый бѣдный наравнѣ съ самымъ богатымъ, и весь христiанскiй мiръ знаетъ, чго бѣдные рыбаки сдѣлались вселенскими провозвѣстниками нравственныхъ истинъ.

Слѣдовательно, никакъ нельзя сказать: дайте намъ хорошее содержанiе, и секты и расколы скроются съ лица русской земли, какъ нельзя сказать, чтобы громадное число православныхъ, не исполняющихъ своего религiознаго долга, дѣлали это въ ознаменованiе того несомнѣннаго и дѣйствительно печальнаго факта, что наше духовенство до сихъ поръ еще очень скудно обезпечено и ненадежными способами. Въ Бугульминскомъ уѣздѣ въ прошломъ году 12,850 душъ, т. е. двѣ трети округа, опустили исполнить долгъ исповѣди и причастiя, — и однако же, мѣстное духовенство на своемъ окружномъ съѣздѣ не рѣшилось сказать, что вся причина — въ дурномъ обезпеченiи причтовъ. Напротивъ, тамъ рѣшились предпринять мѣры болѣе положительныя, и нашли, что если не ходятъ въ церковь прихожане, то къ прихожанамъ должно являться духовенство, съ тѣмъ, чтобы по нѣскольку дней въ недѣлѣ отправлять службу по деревнямъ, удаленнымъ отъ церкви, — и послѣ каждаго такого внѣ–церковнаго богослуженiя, выяснять въ краткой и удобопонятной рѣчи необходимость для каждаго христiанина исповѣди и святаго причастiя.

Вдумаемся, напримѣръ, въ это: не ясно ли, что въ постановленiи бугульминскаго духовенства, быть можетъ, безсознательно для него самого, кроется мысль объ организацiи семейнаго богослуженiя, наряду съ общественно–церковнымъ. Сектанты наши, какъ и сектанты всѣхъ исповѣданiй, имѣя ocнoвaнie считать почему–либо неудовлетвореннымъ религiозное чувство въ своей прирожденной церкви, обыкновенно прежде всего прибѣгаютъ къ организацiи частнаго, домашняго богослуженiя. Здѣсь они развиваютъ пропаганду, — здѣсь же, при всемъ невѣжествѣ, даже полномъ своемъ безграмотствѣ и нерѣдко изъ видовъ своекорыстныхъ, они успѣваютъ расшевеливать въ загрубѣлой натурѣ простолюдина тѣ нѣжныя струны, которыя до сихъ поръ беззвучно пребывали укоромъ оффицiальнаго равнодушiя къ совѣсти ближняго. Счастливъ пастырь, который во время подмѣтитъ начинающееся колебанiе своей паствы и поспѣшитъ къ ней на встрѣчу, чтобы самому стать во главѣ могущаго быть движенья, какъ сдѣлало духовенство бугульминское.

Такъ же точно и въ дѣлѣ славянскаго языка нашихъ богослуженiй и необщественности нашего церковнаго пѣнiя. Одно изъ двухъ: или всевозможныя усилiя и всякiя пожертвованiя должны быть сдѣланы для того, чтобы славянскiй языкъ молитвъ и гимновъ былъ въ послѣдней iотѣ своей понятенъ предстоящимъ и молящимся, — или же само духовенство должно указать путь, какимъ языкъ богослужебный можетъ быть болѣе сближенъ съ языкомъ народа. Иначе какъ же сдѣлать, чтобы штундистъ, поющiй пѣсни изъ «Приношенiя православнымъ христiанамъ", или шалапутъ, читающiй «Евангелiе на русскомъ нарѣчiи", не имѣлъ преимущества предъ православнымъ, который никакъ не можетъ перевести на русскiй языкъ херувимской пѣсни, а въ евангельскихъ чтенiяхъ не понимаетъ довольно многихъ формъ, словъ и цѣлыхъ оборотовъ. Относительно общаго пѣнiя необходимо сказать тоже самое: русскiй народъ — другъ пѣсеннаго творчества и пѣсеннаго выраженiя, — необходимо и весьма возможно, въ законныхъ предѣлахъ, дать полный просторъ этому свойству народнаго характера въ богослуженiи, которое захватываетъ сокровеннѣйшiя глубины человѣческой природы. Самое слово «ликъ", столь часто употребляемое въ нашихъ церковныхъ книгахъ, относится къ обществу поющихъ, a никакъ не къ одному, и даже не къ двумъ дьячкамъ. Значитъ, надобно же, чтобы одинъ обычай — молчать присутствующимъ въ храмѣ — замѣнился другимъ болѣе похвальнымъ обычаемъ: всякому, соблюдая напѣвъ и приличiе, пѣть все, что поется по нашимъ церковнымъ уставамъ. Воть и еще одно преимущество собранiй сектантовъ было бы отъ нихъ отнято, безъ всякаго нарушенiя церковнаго чина и отступленiя от догматовъ.

Такимъ образомъ, мы хотимъ сказать только то, что въ каждомъ явленiи не довольно ограничиться поверхностнымъ взглядомъ и все сомнительное сводить къ одному какому нибудь несущественному моменту. Если посмотрѣть въ самую природу факта, — едва–ли тогда стали бы такъ разсуждать, что, вотъ, вмѣсто 1000 православныхъ въ приходѣ осталось только 100, значитъ надобно причту прибавить 90 проц., жалованья, и нарушенное равновѣсiе въ приходскомъ благоустройствѣ возстановится. Нечего, конечно, и спорить, что плохое обезпеченiе духовенства имѣетъ важное значенiе для объясненiя многихъ недостатковъ церковной жизни; оно слишкомъ рано убиваетъ въ пастырѣ его энергiю, подрываетъ въ немъ способность всегда видѣть и беречь идеальную сторону своего служенiя и въ ежедневной борьбѣ за хлѣбъ насущный обширнаго класса нашихъ пастырей — подтверждаетъ общее наблюденiе, сдѣланное психологами надъ людьми, усердно посвятившими себя мелочнымъ матерiальнымъ разсчетамъ. Нѣтъ сомнѣнiя, очень грустно, что изъ матерiальныхъ преимущественно видовъ въ cpедѣ самого духовенства возникаютъ соблазнительные раздоры, такъ что приходится ему же самому изобрѣтать разные способы взаимнаго контроля надъ полученными грошами, в виду напримѣръ того, что (какъ сообщаютъ «Сам. Епарх. Bѣд.") при составленiи исповѣдныхъ росписей, нѣкоторые настоятели, для провѣрки ихъ, ходятъ по дворамъ прихожанъ сами, безъ участiя въ томъ остальныхъ членовъ причта, и при этомъ собираютъ лепты, которыя и обращаютъ въ свою личную пользу. Будетъ, конечно, истиннымъ благодѣтелемъ тотъ, кто устранитъ въ этомъ порядкѣ все недостойное ни образованнаго человѣка, ни православнаго пастыря, все соблазнительное и для нравственности имѣющее лишь самыя печальныя послѣдствiя. Мы понимаемъ, что и въ самомъ духовенствѣ наиболѣе интеллигентные его представители искренно взываютъ о помощи къ обществу и ко всякому, кто захотѣлъ бы ихъ слушать. Въ послѣднiе 3–4 года все чаще начинаютъ уже раздаваться голоса также о томъ, чтобы наше земство (на которое обыкновенно взваливаютъ все, надъ чѣмъ никто другой не хочетъ поработать), приняло на себя обезпечить духовенство какъ слѣдуетъ. Земство, —такъ, напримѣръ, разсуждаетъ одинъ изъ пермскихъ губернскихъ гласныхъ, —вноситъ въ свои смѣты суммы на дѣло народнаго здравiя, на народное образованiе и на другiя необязательныя потребности. Если всѣ сословiя безпрекословно платятъ деньги на жалованье служащимъ обществу лицамъ и не укоряютъ этихъ людей въ полученiи ими жалованья, какъ въ поборахъ; почему же земству не подумать и не взять на себя дѣло приличнаго награжденiя духовенства за служенiе обществу совершенно такъ–же, какъ оно вознаграждаетъ служащихъ по мировымъ учрежденiямъ, учителей, лекарей, фельдшеровъ, ветеринаровъ, акушерокъ и другихъ лицъ, служащихъ народу и получающихъ жалованье отъ земства. Ужели–де духовенство, служащее всѣмъ сословiямъ, не заслуживаетъ общественнаго вниманiя и ужели участiе земства въ улучшенiи матерiальнаго быта духовенства будетъ противно видамъ правительства, которое такъ давно озабочено этимъ вопросомъ?

На эти и подобные вопросы можно было бы отвѣчать даже утвердительно. Въ самомъ дѣлѣ, нѣкоторыя земства уже неоднократно разсуждали на эту тему, Рязанское, напр., съ 1867 г.; но замѣчательно, что мотивомъ то къ этому служило желанiе избавить народъ отъ лишнихъ тягостей, а не возложить на него новыя. Очень можетъ быть, что сумма расходуемыхъ и безъ того народомъ на духовенство денегъ не возрастетъ, потому что измѣнится лишь форма ихъ взиманiя, и то, что теперь мужикъ даетъ доброхотно отъ своего усердiя, тогда съ него будетъ взиматься обязательно, во исполненiе повинности его, какъ обложеннаго налогами русскаго земскаго человѣка. Но въ томъ–то и бѣда что копѣйка не обременительна для крестьянина, когда его сердце растрогано религiознымъ восторгомъ, и таже копѣйка будетъ его мученiемъ, когда ее потянутъ волей–неволей, съ обыкновенной перспективой всякихъ другихъ обязательно взимаемыхъ сборовъ. Мужикъ добровольно ставитъ десять свѣчей въ годъ — и вы можете на это содержать множество духовныхъ училищъ, но заставьте его ставить по десяти свѣчей на духовныя училища, — конечно, и училища падутъ, да и церкви не разбогатѣютъ. Слѣдовательно, двадцать разъ надо подумать прежде, чѣмъ обязывать земство къ новымъ расходамъ еще на само духовенство. А затѣмъ далѣе: земство, совмѣщая въ себѣ всѣ сословiя, совмѣщаетъ также и людей всякаго вѣроисповѣданiя, и слѣдовательно служители всякаго вѣроисповѣданiя точно также будутъ въ правѣ предъявить, наравнѣ съ православными, свои желанiя насчетъ выгоднѣйшаго обезпеченiя. Затѣмъ: религiю, дѣло сердца, нельзя ставить на одну доску съ народнымъ здравiемъ или народною грамотностiю, составляющими существенное условiе внѣшняго государственнаго и земскаго благоустройства. Наилучшее обезпеченiе духовенства ничего не поможетъ, когда во время холеры не будетъ лекарей, а среди благоустроеннаго и матерiально достаточнаго населенiя, конечно, въ каждой общинѣ найдется достаточно средствъ для содержанiя достойныхъ пастырей. Наконецъ параллель проводимая между земскими служащими дѣятелями и духовными лицами не совершенно вѣрна. Учитель, лекарь, акушерка — дѣйствительно земскiе общественные дѣятели, потому что земство само ихъ выбираетъ, само за ними слѣдитъ и само же, въ случаѣ дознанной и дѣйствительной ихъ непригодности, можетъ ихъ устранять. Ничего изъ этого порядка не прилагается пока къ духовенству, которое, кто что ни говорилъ бы, всѣмъ еще строемъ своей внутренней организацiи стоитъ непричастнымъ къ естественному ходу развитiя остальнаго общества. Такъ мы думаемъ.

Вопросъ тѣмъ не менѣе остается вопросомъ, и недостаточное обезпеченiе духовенства отразится прежде всего въ самомъ его составѣ. Уже и то мы видимъ, что годъ отъ году молодые люди занимаютъ все неохотнѣе священническiя мѣста и, конечно, всегда готовы предстоящую имъ духовную карьеру промѣнять на всякую, мало мальски обезпеченную свѣтскую. Приливъ въ университеты изъ неспецiальныхъ классовъ духовныхъ семинарiй все усиливается, хотя на университетскихъ экзаменахъ оказывается потомъ, что изъ всѣхъ поступающихъ семинаристы наименѣе подготовлены. Мы не раздѣляемъ мнѣнiя, встрѣченнаго нами въ однѣхъ епархiальныхъ вѣдомостяхъ, что приливъ семинаристовъ въ университеты зависитъ отъ большаго развитiя, которое имъ сообщаютъ нынѣшнiе наставники. Но въ тоже время мы очень склонны думать, что публичныя заявленiя о слабости на экзаменахъ поступившихъ въ университетъ семинаристовъ должны повести къ такимъ мѣрамъ, которыя или поднимутъ познанiя семинаристовъ до познанiй гимназистовъ, или же — окончательно заградятъ семинаристамъ дорогу въ университеты. Въ первомъ случаѣ должна программа семинарская быть совершенно уравнена съ программою классическихъ гимназiй, что съ нынѣшнимъ уставомъ и положенiемъ семинарiй несовмѣстимо, и слѣдовательно — должно повести логически къ упраздненiю различiя между гимназiями и семинарiями, съ образованiемъ спецiальныхъ богословскихъ факультетовъ или на общемъ основанiи при университетахъ, или въ видѣ особыхъ духовныхъ академiй. Въ послѣднемъ же случаѣ, т. е., если требованiя отъ семинаристовъ будутъ тaкiя же, какъ отъ гимназистовъ, а программа семинарiй останется прежняя, молодые люди, дѣйствительно, должны будутъ, вопреки своимъ желанiямъ и видамъ, оставаться священниками, съ незначительнымъ содержанiемъ и со всѣми послѣдствiями недобровольнаго несенiя обязанностей, къ которымъ не лежитъ сердце. Это же, въ свою очередь, если мы не ошибаемся, поведетъ къ слѣдующимъ явленiямъ. Съ одной стороны, провозглашенный в 1869 законъ, уничтожающiй сословность духовенства, будетъ все рѣзче расходиться съ дѣйствительною жизнью. Духовенству все болѣе надобно будетъ давать привиллегiй для непосредственнаго завѣдыванiя образованiемъ его дѣтей и обезпеченiемъ его старцевъ: для этого все болѣе необходимо будетъ сливать понятiе о духовенствѣ съ понятiемъ о церкви и то, что принадлежитъ церкви, считать спецiально предназначеннымъ для преимущественнаго благосостоянiя ея служителей. Уже и теперь мы наталкиваемся на поразительные факты этого рода, а въ будущемъ окажется въ одно прекрасное время, что оффицiально уничтоженное сословiе, напротивъ, нѣсколько въ иной только формѣ, проявляетъ во всей рѣзкости свое существованiе и стоитъ среди церковно–приходской жизни совершенно отдѣльной отъ нея iерархически общественною организацiею. Съ другой же стороны пойдетъ обратное явленiе. Лица духовнаго званiя, которыя до сихъ поръ съ семинарiями все еще соединяютъ представленiе о приготовительныхъ заведенiяхъ къ высшему свѣтскому образованiю, тогда станутъ мало–по–малу отводить своихъ дѣтей отъ ceминapiй, о которыхъ сами же оффицiально должны будутъ заботиться, въ заведенiя свѣтскiя. Слѣдовательно, ударъ можетъ грозить единственному соображенiю въ пользу отдѣльной организацiи семинарiй, именно тому соображенiю, что семинарiи готовятъ членовъ духовенства. Тогда онѣ будутъ неспособны готовить, ибо кто же станетъ помѣщать охотно своихъ дѣтей въ такое заведенiе, которое къ университету подготовить не можетъ и даетъ въ перспективѣ своему питомцу лишь самое скудное и необезпеченное существованiе.

Вотъ рядъ соображенiй, тѣсно связанныхъ съ вопросомъ о недостаточномъ обезпеченiи духовенства. И такъ, нѣтъ сомнѣнiя, онъ имѣетъ огромную важность, но мы пробуемъ только измѣнить на него точку зрѣнiя. Намъ говорятъ при всѣхъ удобныхъ случаяхъ: обезпечьте насъ — и не будетъ расколовъ, будутъ школы, будутъ проповѣди. Мы говоримъ: дѣйствуйте въ томъ духѣ, который способенъ обезоруживать расколъ, располагать къ просвѣщенiю, давать слову силу и дѣйствительность, и вопросъ о матерiальномъ обезпеченiи значительно упростится. Тогда вы сами станете обращаться не къ правительству, не къ земству, не къ искусственнымъ комбинацiямъ, а всего вѣроятнѣе, къ тому самому приходу, среди котораго течетъ ваша дѣятельность. Очевидно, если ни штундисты, ни шалапуты, ни всякiе подобные искатели истины и религiознаго услажденiя не будутъ имѣть ycпѣxa среди паствы, разумно содержащей свое вѣроисповѣданiе, если съ другой стороны никакiя нравственныя безобразiя, въ родѣ пьянства, не успѣютъ обуять прихожанъ, оберегаемыхъ своимъ пастыремъ, то связь нравственная здѣсь замѣнитъ всякую внѣшнюю регламентацiю. Не будетъ бѣдствовать безъ xлѣбa священникъ, дѣйствительно — дѣлающiй съ самопожертвованiемъ свое дѣло; но вопросъ только въ томъ: гдѣ взять нашимъ священникамъ самоотверженiе и мужественное исполненiе своего дѣла, при всевозможныхъ лишенiяхъ?

Это уже другой вопросъ, который мы въ свою очередь можемъ выразить въ такой формѣ: какой строй церковныхъ учрежденiй необходимъ для совершенно правильнаго развитiя церковной жизни, — для того, то есть, чтобы она не останавливалась на одной форменной оффицiальности? Напрасно отвѣтовъ на него стали бы мы искать въ источникахъ нашихъ областныхъ обзоровъ. Здѣсь мы видимъ, правда, приходскiя попечительства, которыя иногда подъ предсѣдательствомъ священниковъ заботятся о распространенiи между крестьянами лучшихъ сортовъ пшеничнаго зерна. Видимъ съѣзды духовенства, постановляющiе штрафовать неявившихся членовъ. Видимъ членовъ доказывающихъ, что суточное содержанiе должно быть имъ отпускаемо не на средства причтовъ, а на сумму отъ церковныхъ огарковъ, т. е. на церковныя деньги. Видимъ живые толки о томъ сколько на какую церковь разложить сборовъ для покрытiя открывшихся по духовному училищу недостатковъ. Видимъ усилiе доказать, что слѣдуетъ благочинныхъ замѣнить особенными коллегiями, а жалованье благочинныхъ, даже выборныхъ, обратить на образованiе основнаго капитала для эмеритальной кассы. Видимъ многое другое, но кто же не чувствуетъ, что къ разрѣшенiю вопроса о существѣ церковной жизни въ ея наиболѣе правильной организацiи всѣ эти факты не даютъ почти ничего...

__________

ПОЛИТИЧЕСКОЕ ОБОЗРѢНIЕ.

При общемъ спокойствiи, нынѣ наступившемъ въ Европѣ послѣ громовыхъ военныхъ событiй 1870–71 годовъ, — одни только религiозныя или, точнѣе сказать, церковныя столкновенiя нарушаютъ столь желанный миръ и по всей справедливости обращаютъ на себя особенное вниманiе публики. Корень этихъ столкновенiй, въ которомъ слѣдуетъ искать и причину нынѣшняго проявленiя ихъ, зародился именно въ то же самое время, въ которое произошли и достопамятныя событiя, имѣвшiя такое громадное влiянiе на судьбы Европы, событiя глубоко поколебавшiя Францiю и возвеличившiя въ лицѣ Пруссiи всю Германiю. Въ 1870 г. произошло на ватиканскомъ соборѣ провозглашенiе новаго догмата папской непогрѣшимости — догмата, непризнаннаго столькими государями и правительствами и сдѣлавшагося постояннымъ поводомъ къ столкновенiямъ и пререканiямъ между духовною и свѣтскою властями не только въ иновѣрныхъ, но и во многихъ католическихъ странахъ.

Въ томъ же году, не далѣе какъ черезъ два мѣсяца послѣ заключенiя ватиканскаго собора, королевскiя итальянскiя войска заняли Римъ, который вслѣдъ затѣмъ объявленъ столицей Италiи; а вслѣдствiе этого ipso facto уничтожается свѣтская власть папы (temporel): онъ перестаетъ быть государемъ. Черезъ нѣсколько мѣсяцевъ послѣ того, въ январѣ 1871 г. въ Версалѣ прусскiй король провозглашенъ германскимъ императоромъ подъ именемъ Вильгельма I. Вслѣдствiе этого, тоже само собой — ipso facto, совершилось возстановленiе Германской Имперiи. Taкимъ образомъ, въ послѣднiй перiодъ новѣйшей исторiи выступили на сцену два историческiя лица, игравшiя такiя важные роли въ исторiи средневѣковой: папа и императоръ. Но теперь они явились въ обстоятельствахъ совершенно другихъ, чѣмъ тогда: ихъ значенiе перемѣнилось; власть перваго, бывшая громадною въ среднiе вѣка, нынче сведена едва не къ ничтожности; могущество втораго, въ старину трепетавшаго передъ папой, нынѣ достигло громадныхъ размѣровъ.

Одно, впрочемъ, явленiе общее равно какъ временамъ прошедшимъ, такъ и нынѣшнимъ, замѣчается въ исторiи отношенiй папской власти къ императорской: это взаимная вражда между пpeдcтaвитeлями одной и другой власти. Тѣ мѣры, которыя нынѣ предпринимаются въ Берлинѣ противъ притязанiй олицетворяемой въ лицѣ папы духовной власти; тѣ словесные громы, которымъ въ отвѣтъ на эти мѣры гремятъ изъ Ватикана — все это живо напоминаетъ явленiя, столь часто повторявшiяся въ исторiи среднихъ вѣковъ. Разница въ формахъ (послѣднiя натурально измѣнились ровно на столько же, на сколько измѣнились самыя времена); но суть осталась все та же. Не вдругъ, однако, обозначились непрiязненныя отношенiя между Пiемъ IX и Вильгельмомъ I; они съ особенною рѣзкостiю выказались очень недавно, въ декабрѣ прошлаго года; а было время, когда въ Ватиканѣ вѣрили, или показывали видъ, что вѣрятъ возможности добраго согласiя между главою католическаго мipa и могущественнымъ протестантскимъ императоромъ. Это было именно въ первое время прусско–французской войны и даже нѣсколько ранѣе, передъ начатiемъ ея. Тогда, съ одной стороны, въ Ватиканѣ боялись выступленiя охранявшихъ папскiй престолъ французскихъ войскъ и вступленiя въ Римъ итальянцевъ, — боязнь въ тѣхъ обстоятельствахъ весьма естественная и не замедлившая оправдаться въ дѣйствительности послѣдующими событiями. Съ другой стороны и Пpycciи, собственное народонаселенiе которой въ цѣлыхъ провинцiяхъ, какъ напр., на Рейнѣ, въ Познани и др. состоитъ изъ католиковъ, нужно было заручиться покровительствомъ римской курiи для успокоенiя фанатическихъ умовъ, боявшихся возвышенiя протестантизма. Такого рода боязнь еще сильнѣе чѣмъ въ Пруссiи, — гдѣ все–таки жители всѣхъ вѣроисповѣданiй одушевлены въ большей или меньшей степени патрiотизмомъ, — развита была въ католическихъ земляхъ Германiи, въ Баварiи, напр., полной рьяныхъ ультрамонтанъ, которые на ряду съ религiозными питаютъ сепаратистическiя чувства, доселѣ смотрятъ неблагосклонно на гегемонiю Пруссiи и на поглощенiе ею старинныхъ вѣковыхъ автономическихъ правъ и привиллегiй своего отечества.

Въ 1870 году этотъ взглядъ — если–бы онъ еще поощряемъ былъ со стороны духовенства — могъ бы очень повредить прусскимъ дѣламъ. Для предупрежденiя и отвращенiя такого вреда — Бисмаркъ придавалъ особенную важность сохраненiю добрыхъ отношенiй съ римской курiей и не скупился на ласки и на льстивыя обѣщанiя, которыя въ Ватиканѣ принимали за чистую монету можетъ быть только потому, что, какъ говорится, утопающiй радъ ухватиться и за соломенку. Только этимъ можно объяснить мечтательныя надежды, выраженныя Пiемъ IX въ одной аллокуцiи, произнесенной имъ лѣтомъ 1870 г. уже по выступленiи французскихъ войскъ изъ Рима слѣдующими словами: «отъ враговъ нашихъ прiиде намъ спасенiе наше”. Слова эти ясно намекали на обѣщанное Бисмаркомъ дипломатическое заступничество и ходатайство передъ итальянскимъ правительствомъ. Этимъ заступничествомъ думали въ Ватиканѣ по крайней мѣрѣ отдалить, если уже не вовсе удалить приближавшуюся грозу... На сколько сбылись подобныя надежды папы и его сторонниковъ; на сколько осуществились на дѣлѣ обѣщанiя Бисмарка — извѣстно всякому. Но и послѣ этого разочарованiя, и послѣ занятiя Рима итальянцами, сношенiя ватиканскаго кабинета съ берлинскимъ были еще довольно продолжительное время очень хороши; ихъ поддерживалъ въ такомъ видѣ съ необыкновеннымъ искусствомъ графъ Арнимъ. Когда же этотъ дипломатъ отозванъ былъ окончательно на новый постъ въ Парижъ, то онъ передъ отъѣздомъ своимъ, въ мартѣ 1872 г., представилъ папѣ и кардиналу Антонелли временнаго (par interim) повѣреннаго въ дѣлахъ г. фонъ Деренталя. Въ то же время завязались между обоими кабинетами переговоры объ окончательномъ замѣщенiи графа Арнима (представлявшаго съ титуломъ посланника только Пруссiю и прежнiй Сѣверо–Германскiй Союзъ), новымъ полномочнымъ представителемъ всей Германской Имперiи, каковаго предполагалось снабдить титуломъ и правами посла. На это мѣсто князь Бисмаркъ предложилъ кардинала князя Гогенлоэ, кандидатуру котораго однако же папа отвергъ.

Это былъ первый и очень рельефный случай, въ которомъ высказалось явное неудовольствiе Ватикана на Берлинъ; но тайнаго неудовольствiя тамъ накопилось уже много и издавна. Поводовъ къ таковому клерикалы искали въ видимомъ по ихъ словамъ покровительствѣ прусскаго правительства такъ называемымъ старо–католикамъ; въ принятiи подъ защиту свою тѣхъ священниковъ, которые были преслѣдуемы своимъ епархiальнымъ начальствомъ за сопротивленiе догмату папской непогрѣшимости, за оштрафованiе духовныхъ лицъ, виновныхъ въ нарушенiи служебной дисциплины; въ свободѣ преподаванiя закона Божiя въ смыслѣ противномъ постановленiямъ ватиканскаго собора; далѣе въ преобразованiи системы воспитанiя юношества, нынѣ совершенно изъемлемаго изъ рукъ духовенства, — и наконецъ въ изгнанiи iезуитовъ изъ Германiи. Послѣдняя мѣра, еще недавно только что подтвержденная въ смыслѣ строгаго закона, — окончательно поссорила римскую курiю съ берлинскимъ кабинетомъ. Папа увидѣлъ (или какъ показали ему окружающiе его, преимущественно ieзуиты, имѣющiе на него огромное влiянiе), — что отъ еретическаго — какъ называютъ въ Ватиканѣ — государя никакого добра не дождешься и грянулъ противъ Вильгельма I сильною и замѣчательною гнѣвнымъ раздраженiемъ рѣчью, въ которой, между прочимъ, не поскупился и на сравненiя, совершенно чуждыя духу христiанской кротости и любви. Нѣкоторыя выраженiя этой рѣчи до того оскорбительны для германскаго императора, что правительство запретило перепечатывать ее въ германскихъ газетахъ. Кромѣ того, оно предписало своему представителю при ватиканскомъ дворѣ, — Штумму (замѣнившему собой Фонъ–Деренталя не долго тамъ бывшаго и перемѣщеннаго въ Константинополь) оставить Римъ. Такимъ образомъ дипломатическiя сношенiя между кабинетами ватиканскимъ и берлинскимъ нынѣ прерваны. Патрiотическiя берлинскiя газеты настаиваютъ даже и на отозванiи баварскаго представителя графа Тауфкирхена, доказывая, что присутствiе его въ Ватиканѣ оскорбительно для достоинства Германской Имперiи, которой, въ строгомъ смыслѣ, баварское королевство не болѣе какъ часть. Но покуда ультра–монтанская партiя — еще очень сильная въ Баварiи — сильно отстаиваетъ свои права въ этомъ вопросѣ. Между тѣмъ другой вопросъ, неизмѣримо важнѣйшiй, уже разрѣшается въ Берлинѣ, не смотря на всевозможныя противудѣйствiя оппозицiонныхъ партiй; этотъ вопросъ, трактующiй объ измѣненiи прежнихъ отношенiй государства къ церкви и объ установленiи новыхъ, ведется прусскимъ министромъ д–ромъ Фалькомъ. Мы надѣемся вернуться къ нему еще разъ и подробнѣе потолковать о немъ, когда будемъ говорить читателямъ нашимъ вообще о занятiяхъ прусскаго ландтага, сдѣлавшаго столь много важнаго въ теченiе нынѣшней своей сессiи. Здѣсь вкратцѣ упомянемъ только, что новые законопроекты по предметамъ относящимся до церкви, проводимые г. Фалькомъ, — эти законопроекты (хотя противъ нихъ и высказались нѣкоторые представители такъ называемой ортодоксальной, т. е. строго консервативной партiи) въ сущности поражаютъ только католиковъ. Уничтоженiе духовныхъ закрытыхъ ceминарiй и обязательное обученiе въ государственныхъ учебныхъ заведенiяхъ въ гимназiяхъ и университетахъ — все это поражаетъ одно только католическое юношество, предназначающееся въ духовенство: протестантское уже давно привыкло къ этому. Вообще вопросъ о воспитанiи, которымъ столь долго завѣдывало католическое духовенство (особенно же со временъ iезуитовъ) — и посредствомъ котораго въ теченiе вѣковъ оно удерживало свое господство не надъ однѣми грубыми массами, но и надъ многими образованными умами, — вопросъ этотъ составляетъ самое больное мѣсто для римской курiи. Одновременно съ Пруссiей, онъ поднятъ теперь и въ Италiи. Только тамъ подходятъ къ нему совершенно съ другой стороны, но сводятъ рѣшенiе его къ той же цѣли, т. е. къ уменьшенiю влiянiя и значенiя духовенства. Тогда какъ въ Пруссiи, — или въ виду единаго по всей имперiи общаго законодательства — можно сказать въ Германiи, хотятъ уничтожить спецiальное богословское образованiе и сосредоточить таковое въ общихъ государственныхъ учебныхъ заведенiяхъ, открывъ или прибавивъ для нихъ, гдѣ понадобится, особливые богословскiе факультеты: въ Италiи, напротивъ того, хотятъ закрыть богословскiе факультеты въ университетахъ содержимыхъ на счетъ государственной казны, совершенно удалить изъ программы общественнаго воспитанiя всякое религiозное образованiе, сосредоточивъ его исключительно въ духовныхъ семинарiяхъ и такимъ образомъ видимо стремятся къ совершенному отдѣленiю церкви отъ государства. Въ сущности, впрочемъ, эта мѣра, недавно утвержденная уже итальянскимъ сенатомъ, не вводитъ ничего новаго, а только узаконяетъ и подтверждаетъ положенiе дѣлъ, введенное на самомъ дѣлѣ самой же римской курiей. Послѣдняя, въ годы распространенiя идей о нацiональномъ единствѣ, сдѣлала постановленiе, чтобы богословскiя каѳедры въ итальянскихъ университетахъ занимаемы были профессорами по избранiю духовнаго начальства и избавлены были отъ всякаго надзора и зависимости со стороны свѣтской власти. Когда же правительство не согласилось признать такое постановленiе, то папа издалъ бреве, воспрещающiй всѣмъ правовѣрнымъ католикамъ посѣщать богословскiя лекцiи въ итальянскихъ университетахъ и подвергающiй церковному отлученiю поступающихъ вопреки такому повелѣнiю. Такимъ образомъ, вслѣдствiе этого папскаго повелѣнiя, богословскiе факультеты въ итальянскихъ университетахъ на самомъ дѣлѣ — ipso facto, оставались пусты, а между тѣмъ содержанiе ихъ обходилось чрезвычайно дорого казнѣ, находящейся теперь, какъ всѣмъ извѣстно въ весьма стѣсненныхъ обстоятельствахъ. И такъ, — повторяемъ еще разъ — порицанiя, раздающiяся по случаю закрытiя богословскихъ факультетовъ въ Италiи, не имѣютъ другаго ocнованiя, кромѣ систематически принятаго ультрамонтанами враждебнаго образа дѣйствiй ко всему, что исходитъ отъ итальянскаго правительства. Гораздо болѣе основанiй имѣютъ другiя жалобы римской кypiи по поводу закрытiя духовныхъ корпорацiй (въ Римѣ и его провинцiи) и конфискацiи или обращенiя въ уменьшенную ренту принадлежащихъ имъ имуществъ. Надъ этою мѣрою, проектированною, впрочемъ, уже давно и обсуждаемою въ настоящей cecciи парламента, прiостановилось покуда само итальянское правительство, вѣроятно болѣе въ виду тѣхъ столкновенiй, которыми угрожали нѣкоторыя иностранныя правительства (такъ какъ нѣкоторая часть духовныхъ корпорацiй въ Римѣ основана на иностранные капиталы и состоитъ доселѣ подъ покровительствомъ иностранныхъ посольствъ) нежели въ виду угрозъ, снова раздавшихся по этому случаю изъ Ватикана, что папа, если приведенъ будетъ въ исполненiе законопроектъ о корпорацiяхъ, оставитъ Римъ.

Гдѣ же въ самомъ дѣлѣ Пiй IX нашелъ бы надежное убѣжище внѣ Рима?

Долго взоры ультрамонтанъ устремлены были на Австрiю. Но графъ Андраши далъ по этому вопросу, сдѣланному ему депутацiей католическихъ епископовъ, категорическiй отвѣтъ, что папѣ всего лучше и надежнѣе оставаться въ Римѣ. Послѣ такого отвѣта на Австрiю разсчитывать нельзя, не смотря ни на преобладающее число католиковъ въ ея населенiи, между которымъ тирольцы отличаются особенною преданностью папскому престолу, ни на просвѣщенную и тѣмъ не менѣе пылкую ревность ея епископовъ, изъ которыхъ многie, вопреки запрещенiю правительства, огласили съ каѳедръ своихъ новый ватиканскiй догматъ — признанный наконецъ, какъ извѣщаютъ газеты, и послѣднимъ — наиболѣе страшнымъ его противникомъ — Штросемайэромъ. Bcе это однакоже не помѣшало тому, что въ главномъ городѣ Тироля, въ Инсбрукѣ, нѣсколько недѣль тому назадъ по распоряженiю мѣстнаго генералъ–губернатора закрытъ былъ — за вопiющiя злоупотребленiя — iезуитскiй коллегiумъ и бывшiе тамъ воспитанники разосланы по домамъ; а въ Венгрiи вновь подтверждены и принялись со всею строгостiю къ исполненiю законы объ изгнанiи iезуитовъ.

Есть еще католическая земля, сосѣдняя съ Австрiей — въ большинствѣ оставшаяся вѣрною и преданною папизму: это — Баварiя. Но тамъ тоже рядомъ съ рьяными ультрамонтанами, поборниками новаго, современнаго папства — встрѣчается много старо–католиковъ, главнымъ гнѣздомъ которыхъ можно считать мюнхенскiй университетъ. Притомъ же по отношенiямъ своимъ къ прусскому правительству баварское, вслѣдствiе послѣднихъ, не можетъ ласкать и открыто поддерживать папу.

Въ Швейцарiи, о которой тоже какъ о странѣ убѣжища для папы, одно время говорили руководящie имъ iезуиты, произошло такое возбужденiе и противъ нихъ и вообще противъ притязанiй римской курiи, что даже папскiй нунцiй принужденъ былъ обстоятельствами выѣхать оттуда.

Въ Бельгiи, гдѣ уже пребываютъ самые горячiе поборники папства; гдѣ набиралось самое многочисленное войско въ ряды папскихъ зуавовъ и гдѣ понынѣ, по временамъ, духовенство проповѣдуетъ для возстановленiя свѣтскаго папскаго могущества крестовый походъ — тоже значительная часть населенiя противнаго вѣроисповѣданiя; a все вообще въ высшей степени либерально конституцiонное устройство королевства противится и во многихъ случаяхъ неблагопрiятствуетъ пребыванiю въ средѣ его такого представителя крайняго абсолютизма, какимъ является первосвященникъ ватиканскiй. Къ тому же географическое положенiе Бельгiи — ея близость къ границамъ Пpycciи съ одной стороны и Францiи съ другой — не позволяютъ ей играть въ этомъ вопросѣ самостоятельной роли, а заставляютъ сообразоваться съ желанiями сосѣднихъ державъ.

Францiя, казалось бы, ближе всѣхъ соотвѣтствовала этой цѣли. Ее Пiй IX привыкъ называть старшею дочерью римско–католической церкви и съ помощью ея дѣйствительно онъ владѣлъ Римомъ двадцать лѣтъ (1850–1870). Но это было при Наполеонѣ III. Съ паденiемъ его обстоятельства перемѣнились. Тьеръ, лаская клерикаловъ, въ тоже самое время весьма уклончиво отвѣчаетъ на ихъ черезъ–чуръ льстивыя петицiи въ пользу папы и очень хорошо знаетъ, что прiѣзжай тотъ во Францiю — духовенство сейчасъ начнетъ волновать народъ въ пользу Генриха V, открыто обѣщающаго сильную поддержку церкви. А волненiя всякаго рода не въ интересахъ страны, прежде всего имѣющей надобность въ спокойствiи, усталой отъ столькихъ междоусобiй. — Послѣднихъ побаивается, конечно, и ватиканскiй дворъ, нынѣ не мечтающiй уже о Францiи и готовый предпочесть ей для своего удаленiя пожалуй англiйскую территорiю, т. е., конечно, не самую Великобританiю (гдѣ не смотря на то, что есть нѣсколько преданныхъ папѣ католическихъ епископовъ, — пребыванiе самого папы было бы противно и нравамъ и привычкамъ, и политическимъ интересамъ большинства англичанъ), а островъ Мальту, которую ему давно уже радушно предлагаютъ.

Но этотъ уединенный островъ слишкомъ удалилъ бы папу отъ центра Европы и уединилъ бы вмѣстѣ съ нимъ главнѣйшихъ дѣятелей католицизма, — а это не въ ихъ стремленiяхъ, не въ ихъ цѣляхъ... Наконецъ, даже турецкiй Востокъ одно время былъ предлагаемъ иными какъ убѣжище для папы: но тамъ, вслѣдствiе постановленiй ватиканскаго собора, рѣшившаго по предложенiю бывшаго пaтpiapxa католическихъ армянъ монсиньора Гассуна латинировать вмѣстѣ всѣ католическiя унiи на Востокѣ — произошла схизма въ средѣ армяно–католической церкви; и послѣ нѣсколькихъ неудачныхъ попытокъ — склонить Пopту остановить эту схизму дѣйственнымъ своимъ вмѣшательствомъ, папа поссорился съ султаномъ.

Словомъ сказать, — куда ни обернись нигдѣ нѣтъ теперь надежнаго убѣжища для современнаго папства, тщетно усиливающагося возстановить для себя въ XIX–й вѣкъ среднiе вѣка! Средневѣковая исторiя заключила свой ходъ безвозвратно — и новыя условiя самаго бытiя папскаго престола должны выработаться на началахъ тоже новыхъ: не похожихъ на прежнiя, а совершенно иныхъ.

Самое выработыванiе этихъ условiй и составляетъ предметъ оживленной борьбы, центръ которой представляютъ въ настоящее время Италiя и Германiя, и въ которой ни та, ни другая сторона далеко еще не сказала своего послѣдняго слова. Эта борьба подготовлялась уже многiе годы и нѣкоторое время проходила незамѣченною, будучи заслонена другою громадною военною борьбою; но теперь она вошла въ фазисъ сильнаго разгара.

Ультрамонтаны вообще и въ особенности iезуиты не такiе люди, чтобы уступить легко въ чемъ нибудь. Они изобрѣтательны на средства. Тайныя пружины ихъ дѣятельности можетъ быть скоро обнаружатся чѣмъ нибудь на политическомъ горизонтѣ. Между прочимъ они стращаютъ образованный мiръ тѣмъ, что массы, лишенныя религiознаго воспитанiя и руководства духовенствомъ, останутся на жертву новымъ ученiямъ — проповѣдующимъ безвѣрiе и безнравственность. Съ этой стороны есть дѣйствительно нѣкоторая для запада опасность — ибо чтó ни говори — римско–католическая церковь была великимъ разсадникомъ дисциплины; а дисциплина въ свою очередь не оставалась безъ влiянiя — часто благодѣтельнаго — и на массы. Но мы не полагаемъ, чтобы отстраненiе нѣкоторыхъ вкравшихся въ католицизмъ злоупотребленiй и въ особенности притязанiй на вceмipнoe преобладанiе — чтобы это устраненiе въ чемъ нибудъ поколебало негибнущую власть христiанства, которое по духу своему можетъ вполнѣ ужиться съ прогрессомъ и направлять человѣчество къ цѣлямъ, Провидѣнiемъ для него предопредѣленнымъ отъ начала вѣковъ.

С. Н.

________

ИЗЪ ДОРОЖНЫХЪ ЗАМѢТОКЪ НА СѢВЕРѢ.

Маргаритинская ярмарка. — Зыряне и пустозерцы — въ тундрѣ. — Ярмарочные типы. — На тяжелой работѣ. — Въ залѣ военнаго суда. — Ночная поѣздка за городъ. — Русская пѣсня — гдѣ ты? — Старое доброе время.

На Маргаритинской ярмаркѣ въ Архангельскѣ мнѣ удалось побывать по возвращенiи изъ Соловецкаго монастыря; тѣмъ не менѣе, чтобы разъ на всегда отдѣлаться отъ Архангельска, я набросаю теперь же нѣсколько очерковъ ея. Маргаритинская ярмарка, возрастающее значенiе которой на сѣверѣ составляетъ весьма знаменательное явленiе, въ послѣднее время давала ежегоднаго оборота — свыше 2.000,000 р. Намъ помнится, что въ «Гражданинѣ” были уже помѣщены подробныя статистическiя данныя по этому предмету, останавливаться на нихъ я не стану, предлагая желающимъ ознакомиться съ статьями привоза и продажи изъ прибавленiя къ настоящей главѣ.

Я попалъ на ярмарку въ ясное, холодноватое сентябрьское утро. Собственно говоря, толпы, движенiя, суматохи тутъ не было вовсе. На набережной, невдалекѣ отъ каменнаго ряда гостиннаго двора тянулись три или четыре линiи деревянныхъ бараковъ, переполненныхъ посудой, мануфактурными и др. товарами. Здѣсь было безлюдно и пусто. Только въ одномъ балаганчикѣ высокая, толстая, апатическая поморка словно во снѣ торговалась съ остервенѣвшимъ отъ скуки прикащикомъ. Какой–то низенькiй, черноватый корелъ болтался изъ стороны въ сторону, да у самой набережной галдѣла о чемъ–то толпа судорабочаго люда.

— Что у васъ всегда такъ пусто на ярмаркѣ? спросилъ я у перваго встрѣчнаго.

— Немного погодя оживится. Да у насъ если хотите ярмарки и вовсе нѣтъ.

— Какъ нѣтъ?

— Вся ярмарка заключается въ сдѣлкѣ между рыбопромышленниками и мѣстными мучными торговцами. Суть–то — въ обмѣнѣ рыбы на муку. Оттого вы и не увидите толпы. Судохозяева бродятъ по лавкамъ, продаютъ свои грузы и покупаютъ хлѣбъ для торговли съ Норвегiей. Центръ ярмарочной торговли — пристань. Пожалуйте сюда попозднѣе и вы наткнетесь на суету, а теперь еще тихо пока. Да нынче, впрочемъ, и рыба ловилась плохо. Мурманскiе колонисты бѣдствуютъ; пожалуй на продовольствiе имъ придется зимою казеннаго хлѣба отсыпать. Норвежской рыбы, впрочемъ, привезено вдосталь. Тысячъ на 200 поди будетъ.

— Да развѣ своей рыбы у васъ мало?

— Да не хватаетъ... мы вѣдь отсюда рыбу съ первымъ зимнимъ путемъ отправляемъ въ Петербургъ и Москву, а также и лѣтомъ въ Вологодскую и Олонецкую губернiи. Цифру то, знаете, опредѣлить весьма трудно, а только — много идетъ рыбы. Въ Петербургъ преимущественно идетъ семга и треска. У насъ существуетъ и фирма исключительно занимающаяся этимъ — братья Ширкины. Они больше всего и скупаютъ поморскiе грузы.

— А это что за красное зданiе?

— Это кухня для судорабочихъ.

Оказалось, что въ Архангельскѣ давно уже учреждено для судовой прислуги помѣщенiе, гдѣ она можетъ за опредѣленную, весьма умѣренную плату пользоваться готовымъ кушаньемъ или варить свое. Кухня эта помѣщается въ большомъ кирпичномъ зданiи, выстроенномъ и содержимомъ городскимъ обществомъ. Въ Архангельскѣ при мнѣ возбужденъ вопросъ о взиманiи со всѣхъ приходящихъ сюда рѣчныхъ и морскихъ судовъ опредѣленнаго сбора въ пользу города за пользованiе какъ кухнею, такъ, главное, — городскими пристанями. Нельзя не отнестись сочувственно къ такимъ народнымъ кухнямъ. Тотъ кто знаетъ, какъ много страдаетъ здоровье рабочихъ отъ дурной и холодной пищи во время сплава и выгрузки или нагрузки товаровъ, пойметъ благодѣтельное значенiе этого заведенiя. Кухня, говорятъ, содержится весьма опрятно и постоянно бываетъ переполнена судовою прислугой.

На набережной мнѣ удалось наткнуться на толковаго зырянина изъ Ижмы; мы съ нимъ быстро разговорились о его родномъ селѣ, красоты и богатства котораго, впрочемъ, значительно, судя по его разсказу, преувеличены Максимовымъ (см. »Годъ на Сѣверѣ”). Я его попросилъ разсказать мнѣ объ отношенiяхъ зырянъ къ самоѣдамъ и къ крайнему удивленiю своему долженъ былъ выслушать совершенно откровенное, простодушное и подробное повѣствованiе о такихъ мошенническихъ продѣлкахъ, которыя болѣе «цивилизованный” собесѣдникъ вѣроятно скрылъ бы отъ посторонняго. Въ одной изъ слѣдующихъ главъ, гдѣ я буду говорить объ инородцахъ Архангельской губернiи, будетъ помѣщенъ и разсказъ моего зырянина, разсказъ не лишенный интереса для людей мало знакомыхъ съ «тундрами сѣвера” — тундрами внушавшими такой ужасъ Василиску Перцову — одному изъ героевъ Островскаго. Судя по свѣдѣнiямъ, добытымъ мною потомъ изъ другихъ источниковъ, зыряне Мохченской, Красноборской и Усть–Кожвинской волостей Мезенскаго уѣзда выдѣлываютъ еще и не такiя штуки въ глуши, гдѣ надзоръ за ихъ торговою дѣятельностiю невозможенъ, гдѣ робкое, пассивное племя исконныхъ обладателей мезенской тундры — самоѣдъ, представляетъ каждому мало–мальски ловкому, юркому и плутоватому торгашу безграничный просторъ для приложенiя къ дѣлу своихъ хищныхъ наклонностей. Нечего и говорить, что отношенiя между первыми и вторыми являются исключительно въ видѣ грабежа, насилiя, спаиванiя. Едва–ли въ настоящее время найдется какое либо средство остановить дальнѣйшее развитiе кабалы, со всѣхъ сторонъ охватившей несчастное полудикое племя, выраждающееся съ поразительною быстротою.

Нужно тутъ только привести нѣсколько свѣдѣнiй о зырянахъ, о которыхъ мы не станемъ упоминать болѣе. Архангельскiе зыряне вышли изъ Яренскаго уѣзда, Вологодской губернiи, по приглашенiю новгородскаго ушкуйника Ластки, получившаго отъ Iоанна IV грамоту на заселенiе рѣки Печоры и ея притоковъ. Зыряне осѣли по обоимъ берегамъ рѣки Ижмы, первоначально въ томъ районѣ, который теперь включенъ въ предѣлы Мохченской волости. Сюда же переселилось нѣсколько новгородцевъ и семеро самоѣдовъ съ семействами, бросившiе кочевую жизнь. Первая грамота на отдѣльное владѣнiе землею была дана новой колонiи царемъ Михаиломъ Ѳедоровичемъ и въ началѣ зыряне ограничивались только разчисткою лѣсовъ подъ пашни, сѣнокосами и рыбными ловлями по Печорѣ и по Ижмѣ. Только впослѣдствiи, вступивъ въ ближайшiя сношенiя съ самоѣдами, — зыряне поняли всѣ выгоды оленеводства, стали обзаводиться оленями, поручая ихъ самоѣдамъ, такъ какъ отваживаться на поѣздки въ неисходную дичь мезенскихъ или, какъ называли тогда, югорскихъ тундръ они еще не рѣшались. Одновременно съ этимъ въ тундры стала черезъ зырянъ проникать и водка. Немного погодя, мы уже видимъ зырянъ положительными распорядителями этихъ пустынь и владѣльцами прежде принадлежавшихъ самоѣдамъ стадъ. Тогда же они принялись и за иной способъ дѣйствiй. Самоѣды къ лѣту обыкновенно удаляются на морскiе берега, какъ для спасенiя своихъ оленей отъ комаровъ, такъ и для промысловъ. Зыряне, слѣдуя за ними по пятамъ, вытаптывали тѣ моховыя пажити, которые обезпечивали зимнее продовольствiе для оленей. Количество послѣднихъ стало уменьшаться, да и хозяева ихъ — самоѣды начали послѣ того переходить къ зырянамъ работниками, батраками. Опаиваемые, преслѣдуемые, обворованные и ограбленные зырянами — самоѣды дошли до такого печальнаго положенiя, что возрожденiе этого племени стало причтою во языцѣхъ. Они владѣютъ только ¹/₁₅ стадъ, принадлежавшихъ имъ прежде. ¹⁴/₁₅ находится у зырянъ и у русскихъ. Какъ тѣ, такъ и другiе, не имѣя никакихъ правъ на владѣнiе тундрой — на дѣлѣ ея безконтрольные хозяева, особенно первые, которые по юркости, ловкости и умѣнью дѣлать разные гешефты, едва ли уступаютъ евреямъ. Нынче зыряне мало по малу оттѣсняютъ и чердынскихъ купцовъ, торговавшихъ по всей Печорѣ. Они развили у себя замшевое производство, захватили всю торговлю края въ свои руки, понастроили по теченiю Ижмы богатыя и людныя села, а въ послѣднее время предпрiимчивѣйшiе изъ нихъ стали уже показываться въ Чердыни, и въ Москвѣ, и на Макарьевской ярмаркѣ. Зырянинъ на первый взглядъ покажется вамъ и глуповатымъ, и дубоватымъ, но вы не вѣрьте этой располагающей къ довѣрью внѣшности. Въ концѣ концовъ онъ оказывается такимъ пройдохой, который навѣрное разъ двадцать обернетъ васъ кругомъ пальца, пока вы успѣете замѣтить это.

Кстати будетъ сказать и о роли русскихъ въ тундрѣ. Первое поселенiе русскихъ, имѣвшее административное значенiе — Пустозерскiй острогъ возникъ одновременно съ колонизацiей Сибири, когда Москва для сбора ясачной подати съ инородцевъ устраивала у послѣднихъ первыя свои острожки. Потомъ Пустозерскiй острогъ сталъ центромъ воеводскаго управленiя и туда назначались въ ссылку опальные бояре, между которыми особенно извѣстны Лопухины, Матвѣевы, Нарышкины, Щербатовы, Голицынъ и др. Находясь у устья Печоры, среди непроглядной дичи, въ такомъ захолустьѣ, доступъ въ которое и нынѣ труденъ, — Пустозерскъ представлялъ въ то время надежное мѣсто заточенiя для перечисленныхъ нами лицъ. Вдоль по Печорѣ устроилось поселенiе еще и ранѣе того новгородцемъ Ласткой, образовавшее собственно Пустозерскую и Усть–цылемскую волости. Вся эта страна стала переполняться смѣлыми колонизаторами послѣ 1655 и 1667 года при патрiархѣ Никонѣ, когда гонимые и преслѣдуемые расколоучители вмѣстѣ съ своими послѣдователями забирались въ неисходную глушь подальше отъ царскихъ воеводъ и патрiаршихъ сыщиковъ. Особенно усилилась эта эмиграцiя въ Мезенское Поморье — съ высылкою въ Пустозерскiй острогъ извѣстнаго попа Аввакума, при которомъ по обоимъ берегамъ Печоры, а затѣмъ и по трущобамъ Канинской и Тюманской тундръ строились раскольничьи слободки, составившiя всѣ вмѣстѣ такъ называемую Тельвасочную волость. Пустозерцы и усть–цылемцы относились къ самоѣдамъ точно также какъ и зыряне. Они ихъ спаивали, грабили, отгоняли ихъ стада и обращали ихъ въ безвыходное экономическое рабство.

Пустозерцы, которыхъ мнѣ случилось видѣть тутъ же на Макарьевской ярмаркѣ — рослый, красивый, смѣтливый народъ. Смѣлость ихъ на отдаленнѣйшихъ промыслахъ въ Новой Землѣ и на островахъ Полярнаго океана вошла въ пословицу. Это — мужественная, сильная раса, съумѣвшая остаться не зараженной страшнымъ бичемъ сѣверныхъ пустынь — сифилисомъ. Пустозерцы, которыхъ я видѣлъ на ярмаркѣ, не смотря на теплое время, были въ малицахъ—рубахахъ изъ оленьяго мѣха, надѣваемыхъ на голое тѣло шерстью внутрь. Зырянецъ же встрѣченный мною — щеголялъ въ армякѣ изъ сѣраго сукна и сравнивая ихъ обоихъ нельзя было не признать за послѣднимъ преимущества юркости и промышленной бойкости, которыя въ концѣ концовъ съумѣютъ закабалить ему и другую болѣе смѣлую, отважную, но менѣе изворотливую расу. Когда я опять, спустя часъ или два, прошелся по ярмарочной площади, она была нѣсколько оживленнѣе. Повсюду попадались рослыя, красивыя поморки, цѣлыя артели судорабочихъ переходили изъ лавки въ лавку, выторговывая коллективно какiя нибудь рукавицы для своего товарища или платокъ, предназначаемый въ подарокъ женѣ, сестрѣ, невѣстѣ. Вотъ, напримѣръ, передъ вами какъ изъ земли выросъ бойкiй, съ бѣгающими масляными глазками парень. Этотъ — разнощикъ, мелочной торговецъ по инстинкту, и случайно попавъ на ярмарку, не сидитъ безъ дѣла. Вы его встрѣтите повсюду суетящимся, покупающимъ и тутъ же перепродающимъ, что–то соображающимъ, къ чѣму то стремящимся безъ устали, безъ отдыха. Несмотря на такую напряженную, нервную дѣятельность, онъ бѣденъ какъ крыса и зимой ему все–таки придется отправиться въ богатыя поморскiя села просить милостыню у Сороцкихъ или Сумскихъ мироѣдовъ. Вы его встрѣтите такимъ же — и въ отдаленныхъ селахъ Финляндiи, съ коробомъ за спиной чутко и сторожно шныряющимъ изъ дома въ домъ, изъ одной мызы въ другую, подъ постояннымъ страхомъ наткнуться на ландсмана и быть затѣмъ препровожденнымъ по этапу обратно. Спросите его, что онъ знаетъ и вы услышите разсказъ о его неудачахъ чуть ли не на всѣхъ отрасляхъ нашихъ сѣверныхъ промысловъ. Онъ и рыбу пробовалъ ловить, онъ и хлѣбъ сѣялъ, онъ и сельдь солилъ, онъ и руду добывалъ — и всѣ себѣ въ убытокъ. Судьба дѣйствительно безпощадно преслѣдуетъ это умное, но въ конецъ приниженное племя. Сюда онъ привезъ ножи, ружейные стволы, приготовленные имъ самоучкой изъ болотной желѣзной руды. Эти издѣлiя разойдутся отсюда и въ противоположный конецъ Архангельской губернiи къ самоѣдамъ и зырянамъ Мезенскаго уѣзда. Не смотря на грубую работу, они отличаются положительными достоинствами. Вотъ шенкурскiй смолокуръ, пригорюнившiйся и оторопѣвшiй отъ страшнаго паденiя цѣнъ на смолу и пекъ, измышленнаго или лучше сказать созданнаго стачкою архангельскихъ нѣмецкихъ конторъ; ему въ послѣднее время приходится плохо. Недоимки ростутъ, хлѣбъ дорожаетъ, — а тутъ, какъ нарочно, русской смолы все менѣе и менѣе требуютъ за границу, да и архангельскiе скупщики лупятъ его при случаѣ и въ хвостъ и въ голову, понижая его заработокъ до нуля. Вотъ поморъ–судорабочiй, въ коротенькой сѣрой курткѣ, неизмѣнномъ гарусномъ шарфѣ на шеѣ и въ неизмѣримыхъ бахилахъ — сапогахъ изъ тюленьей шкуры. Онъ и на твердой землѣ ходитъ какъ на палубѣ своего кораблишка, качаясь то вправо, то влѣво. Вонъ толстый, ожирѣвшiй, съ крутымъ лицомъ и густой бородою судохозяинъ поморъ въ черномъ сюртукѣ до пятокъ и шляпѣ норвежскаго издѣлiя. Этотъ мастодонтъ, это допотопное чудище смотритъ окрестъ сурово, несообщительно. Съ нимъ не разговоришься. Онъ только и разойдется какъ напьется пьянъ. Тогда и деньги летятъ безъ разбору и классически. Китъ Китычъ является во всей неприкосновенности своего безобразiя на крайнемъ Сѣверѣ также какъ и въ сердцѣ Россiи — въ Москвѣ. Вотъ одѣтый джентльменомъ, но на дѣлѣ остающiйся совершеннѣйшимъ варваромъ верховскiй купецъ, приплавившiй сюда на своихъ баркахъ изъ Вологодской или Вятской губернiи пекъ, хлѣбъ или пеньку. Вотъ архангельскiй рыбопромышленникъ, какъ волчокъ суетящiйся туда и сюда отъ одного судовщика къ другому. Ему по неволѣ приходится бѣгать и толкаться. Рыбы мало, цѣна на рыбу высока — а денегъ нѣтъ, да и у кого онѣ есть теперь въ Архангельскѣ? И бейся какъ рыба о ледъ. Вотъ необходимое дополненiе каждой толпы — вся слезящаяся, вся дрожащая, вся словно тающая отъ умиленiя старушенка нищая. Она гордо называетъ себя титулярной совѣтницей — и проситъ уже не на хлѣбъ, а на кофе, въ полномъ убѣжденiи, что всякiй простой смертный, не титулярный совѣтникъ, долженъ признавать за нею неотъемлемое право на этотъ колонiальный продуктъ. Тутъ же посреди сытыхъ и довольныхъ мелькнетъ передъ вами вдругъ блѣдное, блѣдное, съ какими то синими подтеками лицо больнаго барочнаго рабочаго, которому сегодня же можетъ быть придется отправиться отсюда — домой за семьсотъ или восемьсотъ верстъ, безъ гроша въ карманѣ, питаясь именемъ Христовымъ. Чтó онъ принесетъ своей семьѣ?

Вотъ повергающая въ страхъ и ужасъ кольская мѣщанка, размѣрами своими напоминающая Вавилонскую башню. Она за больнаго мужа командуетъ его шкуной, держа въ безусловномъ повиновенiи буйный и не особенно то податливый экипажъ судна. Вы не смущайтесь ея кажущеюся апатичностью. Посмотрите, какъ она при случаѣ правитъ судномъ или промышляетъ рыбу, и вы подивитесь той мощи славянской женщины, которая не измѣняетъ ей и въ пустыряхъ негостепрiимнаго Сѣвера. Странно, что мужчины здѣсь малорослы и далеко не такъ красивы какъ женщины. Эти Бобелины поморскiя содержатъ лѣтомъ морское сообщенiе по всему камскому и онежскому побережью, возятъ богомольцевъ оттуда въ Соловецкiй монастырь, а иногда и дальше пускаются на своихъ утлыхъ корабликахъ. Борьба съ суровою природой развила въ ней тоже мужество, тоже презрѣнiе къ опасности, какъ и въ промышленникѣ, охотникѣ и мореходѣ Архангельской губернiи. Она на дому у себя привыкла и мужа держать въ полномъ подчиненiи, и поморъ, откровенно говоря, побаивается своей бабы какъ начальства, всегда умѣющаго сократить его слишкомъ свободные порывы, а при случаѣ и собственноручно наказать за неповиновенiе. — Баба — большой человѣкъ, говорятъ поморы. Она и дѣйствительно въ ихъ семьѣ оказывается большимъ человѣкомъ.

Но сверните на пристань и вы разомъ поймете въ чемъ именно заключается архангельская ярмарка. Громадная пристань, врѣзывающаяся глаголемъ въ Двину — сплошь усѣяна народомъ. Вокругъ нея кормами къ пристани недвижно стоятъ сотни судовъ разныхъ родовъ и названiй. Тутъ и кривобокая ела, и уродливая осняка и раньшина, глядя на которую невольно задаешься вопросомъ: сколько нужно мужества, чтобы пуститься въ этой посудинѣ въ открытое море? Флаги безсильно повисли вдоль мачтъ, судовая прислуга грузитъ муку, отправляемую отсюда въ Норвегiю. Ругань и пѣсни стоятъ въ воздухѣ. Рядомъ съ суматохою и толчеею бросается въ глаза совершенно идиллическая картина. На палубѣ маленькаго суденышка свершаетъ мирную трапезу небольшая семья судохозяина. Тутъ тумбообразный отецъ семейства съ сфероидальною супругой, за нимъ два зуйка — должно быть ихъ дѣти таращатъ глаза на бѣлую, какъ кусочекъ серебра, чайку, неистово пронзительно кричащую надъ ними. Свѣсивъ за бортъ мохнатую голову, нѣжится въ послѣднихъ теплыхъ лучахъ осенняго солнца большой песъ, взвизгивая отъ непомѣрнаго чувства внутренняго удовольствiя. Изъ коморки пристроенной къ кормѣ сосѣдней шняки торчатъ чьи то громадныя ноги... Вотъ характеристическiй, ни съ чѣмъ не сравнимый, разомъ ошибающiй новичка запахъ трески. Это съ ближайшей шкуны сгружаютъ благовонную рыбу — хлѣбъ русскаго сѣвера въ бочки скупщика. Вотъ гдѣ то поднялся шумъ и крикъ. Въ чемъ дѣло? Какой–то неосторожный матросъ свалился въ воду, но тотчасъ же, фыркая и отряхиваясь, выскочилъ на пристань при общемъ хохотѣ товарищей. Два или три норвежца колонисты мурманскаго берега, прiѣзжающiе къ намъ наживаться, торговать ромомъ, чтобы спустя четыре или пять лѣтъ убраться домой съ кругленькимъ капитальцемъ, — важно снуютъ въ толпѣ, заложивъ руки въ карманы и видимо сознавая свои преимущества надъ загнаннымъ, забитымъ и запуганнымъ русскимъ людомъ.

Запахъ трески сталъ невыносимъ. Я отошолъ и побрелъ впередъ вдоль по набережной. Издали до меня доносилось — «охни, дубинушка, охни — охни, зеленая сама пойдетъ”. Цѣлая толпа рабочаго люда работала надъ какою–то баркою у самой пристани. Всѣ они были въ поту, лица порою подергивало судоргами, руки видимо отказывались служить имъ, ноги подкашивались. А дѣлать нечего. Тутъ же, преравнодушно прислонясь къ периламъ набережной, стоялъ десятникъ, монотонно покрикивая на рабочихъ.

— Эй, Ваньке–о! Чиво остановился? Небось хозяйскiе гроши брать — охочъ?.. Ну, братцы, дружнѣй, ну, дорогiе, разомъ... Ввали!.

И опять начиналась та же:

Охни, дубинушка, охни!

Охни, зеленая самая пойдетъ.

Только порой какой нибудь шутникъ разнообразилъ эту монотонную пѣсню душистымъ циническимъ припѣвомъ, неразлучно слѣдующимъ за русскимъ человѣкомъ повсюду. Не весельемъ вѣяла эта шутка. Въ ней невольно вырывался наружу отчаянный вопль наболѣвшей души. Это было проклятье, вымученное изъ обезсилѣвшей груди, вопль жертвы, смѣхъ хуже слезъ надрывавшiй душу.

А не вдалекѣ на берегу Двины цѣлая толпа арестантовъ мѣстнаго исправительнаго отдѣленiя разбивала камни. Куски летѣли вверхъ, попадая въ глаза и лица тружениковъ. На ихъ лицахъ было то же болѣзненное выраженiе устали, та же немошь. Толстый купчина слѣдилъ сверху за ихъ работой. Посмотрите на это деревянное, равнодушное лицо! Что ему до чужихъ страданiй?..

— Сколько платите вы арестантамъ? спросилъ я его.

— Чего–о?.. То ись за день?

— Да.

— Шестнадцать копѣечекъ–съ на брата.

— Выгодно!.. Только вѣдь пожалуй такая низкая цѣна можетъ повлiять на трудъ и вольныхъ. Послѣднiе тоже должны будутъ понизить заработную плату.

— Да–съ, оно бы желательно.

— Т. е., чтó желательно — ограбить рабочаго?

— Помилуйте–съ, зачѣмъ же?

По моему мнѣнiю, раздѣляемому, впрочемъ, весьма многими, слѣдовало бы трудъ заключенныхъ оцѣнивать не такъ дешево. Дѣло въ томъ, что благодаря этому обстоятельству, свободный рабочiй долженъ или брать столько же, или оставаться безъ работы. Другаго выхода нѣтъ! Заработокъ арестантской артели, если сравнить его съ убыткомъ наносимымъ всему рабочему классу, — окажется крайне ничтожнымъ. Давно слѣдовало бы обратить на это вниманiе. Россiйскiе подрядчики вообще готовы воспользоваться каждымъ удобнымъ случаемъ, чтобы зажать въ кулакъ своего кормильца — рабочую артель. Не въ интересахъ же этихъ почтенныхъ дѣятелей принимать такiя искусственныя мѣры для пониженiя поденной платы. Право, когда подумаешь чѣмъ живетъ нашъ труженикъ — такъ только руками разведешь отъ удивленiя. Другой давно бы, кажется, умеръ отъ истощенiя — а онъ кое–какъ перемогается. Что это — привычка ли или просто сила, выносливость?.. Не знаю какъ кому, а мнѣ, когда на меня обратится этотъ стеклянный, ничего невыражающiй взглядъ голоднаго городскаго пролетарiя, всегда кажется, что онъ упрекаетъ меня за равнодушiе къ его особѣ. Не нужно быть соцiалистомъ — довольно быть честнымъ человѣкомъ, чтобы сознать, что нашъ рабочiй — тотъ же нищiй.

— Сколько вы заработываете въ годъ? спросилъ я на той же набережной у одного рабочаго, посмышленнѣе другихъ.

— Трудно опредѣлить.

— Почему же?

— Какъ когда. Заработки у насъ только лѣтомъ — лѣтомъ и сыты. А какъ придетъ зима — бѣда. Клади зубы на полку и гривенника въ день не выработаешь. А въ три лѣтнихъ мѣсяца пожалуй, хотя и рѣдко, можно и по 60 к. въ день добыть.

И такъ въ 90 дней, по 60 к. за каждый, рабочiй получитъ по высшей мѣрѣ 54 р. Положимъ, что и въ остальные мѣсяцы онъ прiобрѣтетъ копѣекъ по 15 въ день, или за 9 мѣсяцевъ 40 р. 50 к., итого у него въ годъ будетъ до 95 р. Изъ этого числа сойдетъ на всякаго рода подати — рублей 10. Затѣмъ ему нужно по 5 фунтовъ въ день хлѣба (за то мы исключаемъ всякую другую пищу — рабочiй, впрочемъ, семь фунтовъ хлѣба въ день съѣстъ весьма легко) или до 40 п. хлѣба въ годъ, на что уйдетъ 40 р. На наемъ помѣщенiя, гдѣ бы ему можно было переночевать, въ годъ 15 р.; на сапоги, одежду — 15 р. Вотъ уже израсходовано 80 р. Изъ остальныхъ 15 р. ему нужно содержать жену и дѣтей, если у него есть они, купить себѣ при случаѣ инструментъ, хоть простую пилу да топоръ, и сдѣлать вообще многое другое. Да наконецъ отъ постоянной работы возьметъ и одурь. Ему нужно въ единственно свободный день въ недѣлю — воскресенье, поразвлечься. Газетъ онъ читатъ не можетъ, потому что неграмотенъ. Дома отдыхать — тоска. Потому что дома — и холодно, и скучно, и неприглядно. Жена, которую онъ любитъ можетъ быть не меньше нашего, — ходитъ въ какихъ то отрепьяхъ, изголодавшiяся дѣти — мозолятъ глаза, куда же дѣться, гдѣ отдохнуть? Единственная тихая и мирная пристань, открывающая ему легкiй доступъ къ себѣ, — кабакъ. Тамъ и теплѣе и велелѣе. Вѣдь народный театръ у насъ былъ только въ Москвѣ, да и то просуществовалъ не больше полугода!

— Чтожъ лучше топить свое горе подколодную змѣю въ водкѣ, если нѣтъ другаго исхода. А съ водкой развратъ, съ водкой — разрывъ съ семьей, преступленiе...

Много ему нужно силы воли, чтобы при такихъ условiяхъ остаться всю жизнь честнымъ человѣкомъ!

Таковъ рабочiй на сѣверѣ, таковъ онъ и вездѣ.

И никакими рацеями вы его не исправите, пока не устроите его бытъ на болѣе человѣческихъ основанiяхъ.

Тутъ нужна не проповѣдь — а дѣло! Совершите же его, если у васъ хватитъ силъ, самоотверженiя и любви къ ближнему.

А до тѣхъ поръ нашъ рабочiй будетъ не гражданиномъ — а подъяремнымъ скотомъ и только.

Да ничѣмъ инымъ, впрочемъ, онъ и быть не можетъ.

Вечеромъ въ тотъ же день мнѣ пришлось попасть на засѣданiе военно–окружнаго суда, въ залу городской думы. Судили какого то несчастнаго офицера, стоявшаго на вытяжку передъ судьями и отвѣчавшаго на всѣ вопросы классическимъ: «не могу знать”. Не смотря на крайне скучное дѣло, зала была полна. Говорятъ, что также полна бываетъ она и тогда, когда судятъ пропившагося солдатика за промотанiе казенныхъ шараваръ съ заранѣе обдуманнымъ намѣренiемъ или за что нибудь въ этомъ родѣ.

— Когда то мы дождемся гласнаго суда! слышалось въ толпѣ, жадно внимавшей разглагольствованiю прокурора, гдѣ черезъ каждое слово попадались: аммуницiя, фуражъ, паекъ и тому подобные интересные предметы. Страннѣе всего было то, что съ особеннымъ любопытствомъ выслушивали всѣ объясненiя обвиненiя и защиты — архангельскiя дамы. Зала была почти полна ими. До чего должно быть здѣсь скучно, если и «заранѣе обдуманное пропитiе” является въ нѣкоторомъ родѣ предметомъ общественнаго интереса.

— Что такое паек?.. обратилась одна шелковая дамочка къ своему мужу — слонообразному чиновнику, не сидѣвшему, а такъ сказать водруженному рядомъ.

— Опоекъ, душенька, изъ котораго шьются сапоги, изрекъ элефантъ и дамочка успокоилась.

— Свидѣтель Герасимовъ! обращается предсѣдатель суда къ солдату стоящему передъ нимъ.

— Здѣсь, вашбродь! выдвигается изъ толпы безсрочно отпускной предъ изумленныя очи суда. Его торжественно уводятъ.

— Я думалъ меня. Потому я Герасимовъ, оправдывается ошеломленный зритель.

— Ступай, ступай! гонитъ его въ шею офицеръ играющiй роль судебнаго пристава. Ступай вонъ отсюда!

— Слушаю, вашбродь! звучитъ опять въ дверяхъ.

— Нижнее платье!

— Никакъ нѣтъ–съ: штаны!

— Ну да, т. е. нижнее платье! краснѣетъ прокуроръ, кидая сконфуженный взглядъ на дамъ.

— Никакъ нѣтъ–съ, штаны! препирается съ нимъ свидѣтель солдатъ, стоя на своемъ.

— Экiй ты, братецъ, какой!.. Вѣдь одно и тоже...

— Окромѣ штановъ ничего не видалъ...

Окончательно растерявшiйся прокуроръ умолкаетъ, опуская глаза внизъ.

Всего смѣшнѣе то, что для военныхъ сословiй въ Архангельскѣ существуетъ гласное и устное судопроизводство, а для остальныхъ — нѣтъ. Даже не введенъ мировой институтъ. Впрочемъ, говорятъ, что въ Архангельскѣ гораздо болѣе возможно введенiе окружныхъ и мировыхъ судовъ, чѣмъ въ другихъ губернiяхъ. Въ общественномъ сознанiи давно коренится недовѣрiе къ существующимъ нынѣ старымъ судамъ, а дѣлать нечего. Между тѣмъ въ такомъ торговомъ и промышленномъ городѣ быстрое судопроизводство составляетъ настоятельную потребность населенiй. Объ этомъ намъ удалось встрѣтить сотни заявленiй въ печати — но кто на нихъ обращаетъ вниманiя!..

Выходя изъ залы по окончанiи засѣданiя я опять наткнулся на шелковую дамочку и слонообразнаго кокардоносца.

— Что это такое — фуражъ? спрашивала первая.

— Фуражъ, душенька, — сѣно.

— Развѣ солдаты ѣдятъ сѣно?

— Солдатъ ко всему долженъ быть готовъ. На войнѣ не то что сѣномъ, иной разъ и соломой кормятъ.

— Какъ–же они кушаютъ, бѣдные?

— А такъ и ѣдятъ... зубами разумѣется. За то имъ и ордена даютъ.

— Отчего ты, попочка, не военный?

— Потому что штатскiй.

И достойная парочка поворотила направо.

На улицахъ было уже темно. Свѣтлый серпъ мѣсяца только что прорѣзался въ вышинѣ. Кое гдѣ робко, словно жмурясь, мигали три или четыре тусклыя звѣздочки. Пора было сбираться въ заранѣе условленную поѣздку.

Спустя часъ или два мы уже выѣзжали за околицу города. Направо синѣла и серебрилась Двина, налѣво смутно рисовались въ обманчивомъ блѣдномъ свѣтѣ мѣсяца какiя–то неопредѣленныя глади, какiя то неопредѣленныя рощи. Ничего рѣзкаго, ничего выдающагося. Однѣ тѣни медленно и постепенно переходили въ другiя, угловатые контуры деревьевъ сливались въ тихiя, стройныя формы, окутанныя серебристо–синею мглою. На сердцѣ росла безпредметная тоска, слова не шли съ языка. Всѣ мы призатихли. Колокольчикъ дробно позвякивалъ подъ дугою. Ямщикъ что–то мурлыкалъ про себя, лѣниво похлестывая лошадей. А ночь становилась все темнѣе и влажнѣе. Туманъ уже закутывалъ рѣку и берегъ и стлался передъ нами бѣлою, ровною полосою... Вотъ эта полоса подступила ближе, вотъ она охватила насъ со всѣхъ сторонъ и вмѣсто унылой картины сѣвера глади передъ нами темнѣла спина ямщика, какъ будто нырявшаго въ цѣломъ морѣ однообразной мглы...

— Плывемъ мы или ѣдемъ? спросилъ кто–то.

— Вотъ и отвѣтъ! смѣясь подхватили мы, подкинутые вверхъ безобразнымъ скачкомъ телѣги...

— Подводный камень!

А мгла становилась все гуще и гуще. Тяжело было дышать ею. Мы точно глотали паръ. Платье стало влажно. Звонъ колокольцевъ — тише, мурлыканье извощика казалось доносившимся откуда–то издалека и только хохотъ задушевный, въ жемчугъ и серебро разсыпавшiйся женскiй хохотъ рядомъ напоминалъ намъ, что мы еще въ средѣ живыхъ. Наша спутница была неутомима. Она то цѣлымъ каскадомъ искръ сыпала яркiя шутки, то напѣвала широкую, за сердце хватающую русскую пѣсню, уносившуюся далеко, далеко, въ высь за эту мглу — гдѣ свѣтятъ тихiя, чистыя звѣзды и ласково улыбается мiру — ясный бѣлый мѣсяцъ. Порой пѣсня смѣнялась сантиментальнымъ нѣмецкимъ напѣвомъ, говорившимъ не о безконечныхъ гладяхъ, не о выси и шири а объ уютномъ семейномъ уголкѣ, о вѣчной, столько разъ обруганной всѣми, но все же милой сердцу любви какого–то наивнаго Карла къ какой–то не менѣе наивной Гретхенъ...

О Гретхенъ, Гретхенъ!.. Словно лучъ въ царствѣ безразсвѣтнаго мрака, словно яркiй сонъ любви въ темницѣ, смрадной, душной темницы узника — ты вдругъ при этомъ напѣвѣ встала предо мною, чистая, прекрасная, милая, близкая сердцу дѣвушка!.. О, Гретхенъ, Гретхенъ!.. Жертва беззавѣтной любви, ты на минуту вернула мнѣ прежнее юное счастье, ты пахнула на меня ароматомъ пережитыхъ вёсенъ... Ты и эту сырую, мглистую ночь сдѣлала яркой, серебристо–ясной ночью!.. О Гретхенъ, Гретхенъ... А сантиментальный нѣжный напѣвъ звучалъ все тише и тише, все робче и робче, вотъ онъ вспыхнулъ въ послѣднiй разъ, дрогнулъ и погасъ, оставивъ по себѣ на душѣ невыносимое, тяжкое ощущенiе боли... А вмѣстѣ съ нимъ поблекъ и милый Гётевскiй образъ, словно онъ весь распустился въ этомъ густомъ туманѣ.

— Еще, еще!.. просили мы нашу спутницу.

— Хорошаго по немножку... А то избалуетесь. Вотъ попросите мужичка спѣть вамъ малороссiйскихъ пѣсенъ.

И снова чудные звуки, но уже проникнутыя, нѣгою южной ночи, украинскою страстью, украинскою мелодiей. Степная южная пѣсня, она какъ вольная птица медленно и плавно описывала круги надъ озаренною солнцемъ, благоухавшею мiрiадами цвѣтовъ землею. А съ нею новые образы и грезы, новыя картины и думы...

Эта ночь, эта пѣсня казались безъ конца!...

Но вотъ въ туманѣ мелькнулъ огонекъ... другой... третiй... послышался лай собаки и мы торжественно въѣхали въ небольшую деревушку — цѣль нашей поѣздки. Направо и налѣво тянулись хорошо отстроенные дома, просторные и чистые. Къ одному изъ нихъ и подъѣхала наша тройка.

— А, милости просимъ!.. Встрѣтилъ насъ старикъ хозяинъ. Въ кои–то вѣки собрались...

— За то цѣлой гурьбой къ вамъ привалили.

Мы расположились въ верхнихъ двухъ горницахъ какъ умѣли. Стѣны здѣсь были отштукатурены. Мебель съ иголочки, но жесткая какъ камень; большое зеркало съ гирляндою золоченыхъ амуровъ на верху показывало три носа и шесть глазъ. По какой–то необыкновенной и грязной гипсовой вазѣ медленно ползали тараканы. На стѣнѣ съ одной стороны висѣлъ генералъ, а съ другой громадная малеванная лѣтъ сто назадъ картина, изображавшая кàкъ полногрудая и толстомясая жена Пентефрiя соблазняла благообразнаго Iосифа въ армякѣ и красной рубахѣ. Замѣчательнѣе всего, что у цѣломудреннаго юноши на полѣ болталась трубка и кисетъ съ табакомъ. Погруженный въ новыя, изумлявшiя меня открытiя по египетской древности, я долго стоялъ смущенный и неподвижный передъ этимъ чудомъ архангельскаго художественнаго генiя.

— Какова картинка! похвастался хозяинъ, засовывая въ ротъ полъ–бороды.

— Прелесть!

— Единственная. По всему поди Архангельскому не найдешь. Мой дѣдъ ее изъ Нижняго привезъ. Ишъ Iосифъ–то какой, подлинно благообразный...

Скоро подали самоваръ, и за чайкомъ началась бесѣда.

Я замѣтилъ, что мѣстные крестьяне живутъ хорошо; т. е. у нихъ просторныя избы, въ избахъ есть кой–какая мебель, зеркала и тому подобное. Разумѣется, такiе дома попадаются изъ десяти одинъ. Но увы! хозяинъ тотчасъ–же разрушилъ мою иллюзiю...

— Ты не гли на эфто. Это не на Архангельскiй заработокъ строено. Нашъ братъ — архангелогородецъ — бродяга мужикъ. Мы больше отхожимъ промысломъ занимаемся. То–ись, вò какъ. У меня примѣрно пять сыновей — а при мнѣ всего одинъ. Одинъ въ Москвѣ, два въ Питерѣ — въ артельщикахъ и еще остатошный въ Кронштадтѣ. Такъ и по всей губернiи, куда ни глянь — вездѣ народъ въ отходъ идетъ... Иначе намъ бы и жить нечѣмъ было. Ну, извѣстно въ столицѣ и заработки другiе. Сыновья то изъ Питера мнѣ по сотнѣ кажиный годъ шлютъ, мы и живемъ надо правду сказать, хорошо живемъ. А посмотри–ко–сь каково сусѣди живутъ — небо съ овчинку покажется. Ни у нихъ хлѣба, ни у нихъ скота, недоимки одни и есть. Ну а ежель кто въ Питерѣ — тому масляница. Въ Питерѣ нашимъ архангелогородцемъ дорожатъ. Потому народъ сильный, честный. У насъ — умный народъ. Поди–ко–сь, по другимъ мѣстамъ и по дорогамъ опасно ѣздить, а у насъ — куда хошь ступай, никто тебя не тронетъ. Повѣрите–ль, что у меня вонъ изба никогда не заперта — а кражи ни разу не случалось. Потому у насъ народъ — себя понимаетъ. По всему уѣзду — убивство чтобъ рази въ десять лѣтъ единожды случится. Ну извѣстно въ Питерѣ коли ты архангельскiй — тебѣ и честь. Даромъ что трескоѣдами ругаютъ — а все вездѣ почетъ нашему брату дѣлаютъ. Ты и понимай — каково оно... Оттого и живемъ.

— Ну а въ городѣ у васъ заработки хороши?

— Въ Архангельскомъ?

— Да.

— Кто на контору работаетъ, да артельщикомъ служитъ ничего, а то и разговору не стоитъ. Теперь только и есть работа что лѣтомъ. Копѣекъ шестьдесятъ на булкѣ въ день промыслишь, а больше не моги. А зимушку — лежи на печкѣ, потому нѣтъ тебѣ никакого дѣла. Зимою Архангельскiй городъ что погостъ. Такая ли пустошь!.. Бѣдность — потому.

— Такъ у васъ больше отхожими промыслами занимаются?

— Да. Хлѣбъ, правда, сѣемъ, да низь, — видишь ли, какъ разольется рѣка в сѣ посѣвы смоетъ. Въ водопольѣ — бѣда. Опять и не пересѣвай поля. А и урожай–то весь самъ 3. Больше для засыпки работаемъ. Повинность такая есть — кажиное лѣто въ запасный магазинъ подай полтора четверика хлѣба. Нонѣ вонъ примѣрно — урожай былъ. Колосъ отъ колоса — рѣдокъ. Зерно — чахлое...А все лѣто — засуха сперво–началу, потомъ морозы. У насъ, братъ, за день не знаешь, какова у тебя на завтрее нивушка будетъ. Богъ пошлетъ — Богъ и возьметъ, Его святая воля на то. Съ Нимъ, съ Богомъ, не поспоришь. Онъ знаетъ зачѣмъ испытуетъ... Да... Вотъ — оно.

— Какой вы хлѣбъ больше сѣете?

— Ячмень больше. Рожь не способно. Морозомъ побьетъ. Ячмень — тотъ выносливѣй. Нонче въ Пинегѣ знакомый одинъ посѣялъ ячмень съ Капказу самаго. Знаешь вотъ — гдѣ черкесъ еще свирѣпствуетъ... Такъ и прозывается капказскiй, горный ячмень. Чтожъ бы ты думалъ — урожай самъ 13–ый былъ... Вотъ–те и Капказъ. А таперче тоже нонѣшнимъ лѣтомъ корелы лѣски порасчистили да посѣяли хлѣбъ — самъ 8, да самъ 9 урожай. За то по всему Мезенскому, тоже есть у меня тамъ прiятели, хлѣба вовсе не уродилось, въ Кеми тоже. Льду то къ бережку прибило — ну морозецъ и фатилъ...

— Не угодно–ли, господа, будетъ на посидки? влетѣлъ въ комнату бойкiй парень въ городскомъ пальто и гарусномъ шарфѣ.

— А гдѣ посидки–то? спросилъ старикъ.

— У Антонова.

— Што–жъ... Идите... Коли не видѣли — антиресно. Нашихъ дѣвокъ послушаете.

Мы пошли. Поплутавъ по задворкамъ, намъ наконецъ удалось попасть на огонекъ. Цѣлый часъ мы пробыли на посидкахъ и пожалѣли о добромъ старомъ времени. Дѣвицы всѣ были въ безобразнѣйшихъ «карналинахъ”. Пѣсни пѣлись холуйственно–городскiя. Парни топтались на мѣстѣ, напуская на себя необыкновенную солидность.

Затянула было одна дѣвушка поживѣе другихъ русскую, сѣверную пѣсню — гдѣ туманъ низко, низко падаетъ на синё морѣ и стелется надъ его безбрежною гладью, гдѣ злодѣй–тоска точитъ и мучитъ дѣвичьи сердца... Затянулась и оборвалась.

— Чтой–то мужицкiя пѣсни пѣть! съ неудовольствiемъ роптали парни.

Какъ мы пожалѣли объ этихъ мужицкихъ пѣсняхъ, объ этихъ самородкахъ чистѣйшей и прекраснѣйшей поэзiи человѣческаго сердца!..

«О чемъ, Маша, плачешь

За быстрой рѣкой?

О чемъ же тоскуешь,

Кого тебѣ жаль?

Если жаль тебѣ матерь

Иль сестеръ родныхъ —

Съ сестрами родными

Не вѣкъ тебѣ жить.

Со мной, моя радость,

Вѣкъ радостной быть.»

— Когда безпечальной

Дѣвицей была,

У меня правую руку

Цыганка брала;

Смотрѣла, гадала

Качала головой,

Сказала — потонешь

Въ день свадебный свой. —

«Не плачь, моя радость,

Я выстрою мостъ:

Мостъ предлинный, цугунный

На тысячу верстъ.

Я полицу (полицiю) поставлю

Впередъ на пятьсотъ;

Назадъ–то я двѣсти,

А сто по бокам...»

Визжали носительницы «карналиновъ” и парни въ нѣмецкихъ «пальтахъ” и гарусныхъ шарфахъ. Отъ пѣсни пахло махоркой и цедровой помадой — лакейской; и наша милая пѣвица, еще нѣсколько часовъ назадъ пѣвшая намъ украинскiя пѣсни, — поникла головой...

Вырождается чистая русская пѣсня!

Города какъ язва разбрасываютъ повсюду свой развратъ, свое холопство, свою экономическую чуму — нищету.

Точно изъ душной и смрадной кабацкой обстановки вырвались мы изъ этихъ посидокъ, съ удовольствiемъ оставляя за собою галантерейныхъ пейзанокъ, съ ихъ не менѣе галантерейными шансонетками о «цугунныхъ” мостахъ и городской полицiи.

— Пѣсню, пѣсню, хорошую русскую пѣсню! словно сговорившись, просили мы у пѣвицы.

И вдругъ словно бѣлая снѣжная степь въ синюю безконечную даль легла передъ нами. Мы, затаивъ дыханiе, слушали эту зимнюю пѣсню, безграничную какъ Русь, охватывавшую насъ неизъяснимымъ волненiемъ. Изъ груди рвались и съ болью гасли въ ней дорогiе звуки... Хотѣлось бы замереть тутъ же, внимая этому чудному голосу, пѣвшему эту чудную пѣсню... И разомъ освѣтилось передъ нами наше яркое будущее. Разомъ поняли мы кáкъ неосновательны были наши предвѣщанiя. Нѣтъ, не изсякнетъ эта пѣсня, не уступитъ она своего мѣста наплывному холуйству. Не можетъ развратиться и погибнуть народъ тàкъ чувствующiй, тàкъ мыслящiй...

Да — блистательно, ослѣпительно хороша твоя будущность, наша дорогая родина. Пусть ты вся покрыта грязью, пусть въ тебѣ больше кабаковъ, чѣмъ школъ — найдутся между дѣтьми твоими не зараженные и честные дѣятели... И развернешься ты во всей красѣ своей и станешь ты твердо, предписывая свѣту свои законы — законы мiра, любви и братства народовъ. И на торжество твое сберутся всѣ племена, чтобы за единой трапезой пожать другъ другу руки!...

Да прiидетъ твое царствiе скорѣе, милая и неизмѣнная! А до тѣхъ поръ? — А до тѣхъ поръ пусть всякiй, если нужно, несетъ свою голову, свою кровь, свои силы за нее, за святую, великую и единую! Всякiй въ комъ бьется честное сердце, всякiй кому дорогъ завѣтъ любви! Только ты, — испытавшая всѣ ужасы рабства, — поймешь истинное значенiе свободы. Только ты — дашь ее, эту свободу — другимъ не въ огнѣ и дымѣ пожарищъ, не въ стонахъ и вопляхъ битвы, не во мракѣ темницъ и келлiй, но среди бѣлаго, яснаго дня, на мирномъ праздникѣ человѣчества. И эта побѣда — твоя побѣда не будетъ стоить ни капли крови, ни единой жертвы! А до тѣхъ поръ живи и рости, моя дорогая! И да будетъ проклятъ всякiй, кто станетъ прикрывать твои язвы — нищету лютую, да развратъ кабацкiй!

Д.

__________

OБOЗРѢHIE ТОРГОВЛИ РОССIИ ПО ЕВРОПЕЙСКОЙ ГРАНИЦѢ ЗА ПРОШЛЫЙ ГОДЪ (1872)

Было время, въ Европѣ, — весьма даже немного лѣтъ тому назадъ, — когда на торговлю, какъ внутреннюю, такъ и внѣшнюю, смотрѣли какъ на занятiе безъ значенiя, какь на удѣлъ низшихъ классовъ; высшимъ нечего было болѣе наживаться: уже безъ того, у нихъ всякаго добра было въ волю. Заботиться о дневномъ пропитанiи, добываемомъ трудомъ, приходилось только тѣмъ, у кого рѣшительно ничего не было, кромѣ силъ ихъ нервовъ и мышцъ. Кáкъ, какими путями, какими сопоставленiями разныхъ обстоятельствъ, какими расчетами, какими измышленiями доставался торгашу его торговый барышъ, этого никто не зналъ, кромѣ этого послѣдняго; ни наука, ни государственные интересы не задавали себѣ тогда этихъ вопросовъ, да они и не нуждались въ тѣ недостаточно–свѣтлые дни человѣческой исторiи въ задаванiи себѣ ихъ: все дѣлалось какъ–то повидимому случайно; законовъ экономическому явленiю не подобрали еще, связи между ними и явленiями прочихъ категорiй мiроваго государственнаго быта не подозрѣвали и не умѣли находить. Торговля, доставлявшая какому нибудь еврею, или итальянцу какого нибудь города–республики, за то, что они доставили товаръ здѣсь одному не нужный, или не нужный въ тѣхъ именно его доляхъ, въ которыхъ тамъ, далеко, въ немъ нуждался другой и именно въ тѣхъ самыхъ доляхъ, — ихъ торговый барышъ, за ихъ умѣнье знать, гдѣ и чтò кому, и въ какихъ доляхъ нужно, тотъ барышъ, которымъ они и ихъ семьи жили и отъ котораго, затѣмъ, еще оставалось нѣчто, что можно было «копить", откладывать на «черный день", или для образованiя фонда, для покупки продаваемаго ими товара, уже въ большемъ нежели прежде размѣрахъ, — изъ обстоятельства презираемаго и неизвѣстнаго стала, мало–по–малу, благодаря очевидному увеличенiю благосостоянiя торговыхъ, «низшихъ" классовъ государства и очевидному, осязательному упадку благосостоянiя «высшихъ" классовъ и отсутствiю у нихъ, напредь, средствъ «поправить свои обстоятельства", занимать и эти послѣднiе, — и сдѣлалась предметомъ обсужденiя кружка, все болѣе и болѣе расширявшагося. Наконецъ, наступило время, когда развитiе торговли сдѣлалось вопросомъ нетолько благосостоянiя обоихъ классовъ, но, — и потому самому, — и всего государства и даже вопросомъ ихъ существованiя и большихъ или меньшихъ «свободныхъ средствъ" правительствъ. Тогда на ея значенiе, на условiя ея развитiя, на причины ея колебанiй, на выгоды вести ее съ тѣмъ или другимъ государствомъ, въ томъ или другомъ размѣрѣ, обратили вниманiе администраторы; они стали взвѣшивать ея цифры, соединять ихъ по категорiямъ, сравнивать цифры одного года съ цифрами другаго и т. д., и все это дѣлалось только съ цѣлью увеличить торговые барыши, изъ которыхъ, между прочимъ, составлялось народное богатство, служившее источникомъ силы государства. Нѣкогда устраненные отъ участiя въ общественномъ управленiи, торгаши явились въ нижнемъ парламентѣ Англiи и въ обѣихъ палатахъ республики Соединенныхъ Штатовъ Сѣверной Америки; ихъ интересы стали предписывать политикѣ ея направленiе, и вмѣсто одного только династическаго расчета, руководившаго до настоящаго столѣтiя мировыми событiями, явился для управленiя ими расчетъ торговыхъ конторъ, поставлявшiй волю какихъ нибудь богачей лондонскаго Сити, или франкфуртскаго Еврейскаго квартала, или парижской rue Taitbout, или нью–iоркской Wall–Street зачастую выше воли Бисмарковъ и Абдулъ–Меджидовъ. Этотъ расчетъ, на который тому 100 лѣтъ едвали кто обращалъ вниманiе (кромѣ голландцевъ и англичанъ), проникъ въ учебники наслѣдныхъ принцевъ, потому что самъ династическiй интересъ оказался отнынѣ нераспутанно связаннымъ съ цифрами дисконтнаго процента лондонскаго Банка of England и цифрами «Видовъ Торговли". Что бы поддержать второй нужно было золото, нужны были цѣнности, а то и другое вращались въ мipѣ, проходя черезъ неизбѣжный Банкъ Aнглiи и еврейскiя конторы Франкфурта на Майнѣ; однихъ средствъ cassettes particuliéres — куда какъ мало, чтобы подавить либерализмъ прусскихъ школьныхъ учителей, или помѣшать черезъ–чуръ сильнымъ и неразсудительнымъ объединительнымъ жадностямъ фельдмаршаловъ–первыхъ министровъ, каковы гг. Роонъ и К°. Нужны для этого деньги государства, т. е., подданныхъ, а если у нихъ ихъ мало то, того гляди, Рооны одержатъ верхъ; нужно обогатить народы, наполнить его житницы хлѣбомъ, его карманы дѣйствительными деньгами и затѣмъ уже, сидя у моря, ждать погоды. Однимъ изъ источниковъ обогащенiя служитъ, кàкъ мы сейчасъ сказали, торговый барышъ, а его увеличить надо знать какъ, когда, чѣмъ и гдѣ; для этого надо внимательно изучать колебанiя торговыхъ обстоятельствъ и выражающихъ оныя цифры, т. е., изучать толстые томы «Видовъ Торговли" и ихъ цифры, болѣе вѣрныя относительно количествъ, нежели денежной оцѣнки оныхъ въ рубляхъ и фунтахъ стерлинговъ. Мало знать, болѣе или менѣе вывезено или привезено пудовъ, напримѣръ, того или другаго товара, за этотъ годъ, сравнительно съ предшествующими, но надо знать по какой цѣнѣ продали одинъ товаръ и по какой купили другой, надо знать, насколько это количество болѣе или менѣе въ этомъ году, чѣмъ въ десять, иногда въ двадцать предъидущихъ лѣтъ; мало этого: надо знать, почему то, или другое государство стало отъ насъ брать болѣе, или менѣе того, или другаго товара, надо знать суровье это, или фабрикатъ, надо знать, кто отбилъ у насъ тотъ, или другой рынокъ, надо знать, почему именно это случилось; короче, надо изучать не только отечественные «Виды Торговли", но и всѣхъ тѣхъ государствъ, съ которыми мы ведемъ нашу внѣшнюю торговлю. Вотъ задачи, которыя мы предвидимъ, но рѣшить изъ нихъ мы собираемся только ихъ сотую, или тысячную часть, по отношенiю знaчeнiя истекшаго 1872 года сравнительно съ двумя, тремя предъидущими. Для 1872 года у насъ въ Россiи имѣются изъ доступныхъ публикѣ свѣдѣнiй только свѣдѣнiя первыхъ 9 мѣсяцевъ истекшаго года: т. е., по 1 октября; тогда какъ у англичанъ имѣются уже прiѣхавшiя къ намъ, оффицiальныя свѣдѣнiя по 18 ноября ст. стиля того же года.

Трудъ нашъ мы раздѣлимъ на семь частей:

1) сравнительное обозрѣнiе по годамъ пунктовъ, по которымъ наши товары уходятъ за границу и заграничные приходятъ къ намъ, т. е., дѣятельности нашихъ главныхъ портовъ и таможенъ;

2) сравнительное обозрѣнiе нашихъ товарныхъ отпусковъ заграницу за 9 мѣсяцевъ, по 1 октября 1870, 1871 и 1872 гг.;

3) сравнительное обозрѣнiе привозовъ товаровъ изъ заграницы за эти же 9 мѣсяцевъ этихъ трехъ годовъ;

4) сравнительное обозрѣнiе отпусковъ и привозовъ товаровъ за первые полугодiя этихъ годовъ;

5) сравнительное обозрѣнiе доходовъ нашихъ таможенъ за это же время;

6) сравнительное обозрѣнiе движенiя золота и серебра въ слиткахъ и монетѣ за разсматриваемые первые 9 мѣс. и первые 6 мѣсяцевъ этихъ 3 годовъ;

7) сравнительное oбoзpѣнie характера торговыхъ балансовъ какъ этихъ трехъ перiодовъ времени, такъ и 12 предшествующихъ лѣтъ.

Когда Петръ Великiй завоевалъ петербургскiя болота и полагалъ основанiя С.–Петербурга, онъ имѣлъ въ виду не только открыть вообще русскимъ богатствамъ независимый исходъ моремъ въ Европу, но и въ особенности тѣмъ изъ нихъ, которыя могли возникать въ лучшихъ частяхъ Россiи и направляться по лучшей изъ всѣхъ дорогъ, рѣчной, по Волгѣ, къ морю, у С.–Петербурга. Великiй преобразователь Pocciи, или, вѣрнѣе, основатель Европейской Pocciи, пользуясь въ то глухое время какими–то плохими картами и зная свое государство развѣ только какъ практикъ, да по изустнымъ преданiямъ и разсказамъ опытныхъ людей и вообще своихъ учителей и совѣтниковъ, понялъ, что ничтожный въ то время торговый оборотъ товаровъ, грузившихся и двигавшихся по Волгѣ отъ Астрахани до Рыбинска и по ея бассейну, удовлетворяетъ только внутреннiя мѣстныя потребности въ хлѣбѣ, салѣ, пенькѣ, льнѣ и рѣдкихъ иностранныхъ товарахъ, куда ввозъ увеличится, если всему русскому суровью вмѣсто того, чтобы лежать дома, или вовсе не возникать, за неимѣнiемъ на это спроса, дать исходъ въ Европу и вызвать въ обмѣнъ на него изъ нея ея фабрикатъ. Но для этого мало того, что нужно было завоевать себѣ портъ въ Балтiйскомъ морѣ и получить возможность ходить по немъ, но еще нужно было соединить Волгу съ этимъ моремъ и вотъ начали рыть каналъ вокругъ южнаго побережья Ладожскаго озера и всѣ тѣ каналы, которыхъ совокупность составила впослѣдствiи, при преемникахъ Петра Великаго, то что называется Марiинскою, Вышневолоцкою и Тихвинскою системами. Когда дѣло вступленiя Pocciи въ Европу было такимъ образомъ всесторонне выполнено, было сооружено то, безъ чего Петербургъ былъ бы не нуженъ, и когда выстроены были и его и кронштадтскiй порты, безъ которыхъ всѣ три вышеупомянутыя системы рѣкъ были бы безполезною затратою, тогда только началась впервые цивилизацiонная мiровая жизнь нашего отечества. Вотъ съ этого–то времени и слѣдуетъ считать его существованiе, а ни въ какомъ случаѣ не съ временъ Рюрика.

Съ открытiя движенiя русскихъ грузовъ съ низовья Волги и середины Россiи къ С.–Петербургу началась настоящая эра русской государственной жизни, жизни единственно рацiональной, ибо это была жизнь обогащенiя нашего отечества. Торговля съ западной Европой вызвала къ жизни массу такихъ богатствъ въ Россiи, о которыхъ до этого и не помышляли; она же познакомила нашихъ предковъ съ тѣми явленiями европейской жизни, которыя помогли Россiи въ ея развитiи и спасли ее отъ роковой татарско–славянской замкнутости, на которую ее безжалостно осуждали тупые враги Великаго Основателя Pocciи. Годъ oтъ году возрастала наша заграничная торговля, доставляя нашему прежде почти неизвѣстному въ западной Европѣ суровью все большiй и большiй сбытъ, въ обмѣнъ на всѣ европейскiе естественныя богатства и фабрикаты — произведенiя труда и ума достойныхъ подражанiя нашихъ сосѣдей. Въ 1841 году мы застаемъ эту торговлю въ слѣдующихъ цифрахъ:

По привозу . . . 65,156,608 руб.

« вывозу. . . . 76,851,902 «

________________

Итого . . . . 142,008,510 руб.

изъ которыхъ на петербургскую и кронштадтскую таможни пришлось 30¹/₂ проц. Въ 1860 году, черезъ 20 лѣтъ эти цифры болѣе чѣмъ удвоились, а именно:

по привозу . . . . 142,750,300 руб.

« вывозу . . . . 159,860,299 «

________________

Итого . . . . 302,610,599 «

изъ которыхъ на петербургскую и кронштадтскую таможни пришлось: по npивозу 49,896,000 pуб. по вывозу 80,352,000, т. е. по привозу 30,2 проц., а по вывозу 59,1 проц. всей стоимости какъ перваго, такъ и втораго. Затѣмъ, черезъ 10 лѣтъ, какъ первый, такъ и второй опять удвоились, а именно: въ 1871 г. привезено было 344,570,000 руб., а вывезено на 352,758,000 р.; но процентное отношенiе дѣятельности петербургской и кронштадтской таможенъ значительно измѣнилось, а именно: по привозамъ оно составляло 110,203,000 руб. 31,9 проц., а по вывозамъ 78,098,000 руб., или 23 проц.; а потомъ уменьшилось, а именно: вывозиться стало черезъ эти таможни на 8 проц. менѣе чѣмъ тому 10 лѣтъ: а привозиться стало черезъ нихъ еще менѣе, а именно на 27,2 проц. Очевидно, что какъ привозы, такъ и вывозы раздѣлились между другими таможнями, которыхъ дѣятельность, въ такомъ случаѣ, разумѣется, усилилась. Между прочимъ, вслѣствiе подвозовъ товаровъ по желѣзнымъ дорогамъ, увеличилась дѣятельность одесской и рижской таможенъ. По одесской было отпущено въ 1860 г. на 28,521,000 руб. въ 1871 г. на 55,475,000 р., привезено въ 1860 г. на 13,053,000 руб. и въ 1871 г. на 35,656,000 руб., чтó составляло въ I860 году 17 проц. — всего отпуска и 10 проц. всего привоза, а въ 1871 г. 15 ¹/₂ проц. всего отпуска и 11 проц. всего привоза. Въ 1860 году по рижской таможнѣ было:

привезено на 5,165,000 руб.

отпущено « 23,237,000 «

что составляло 14 проц. общаго по всей европейской границѣ отпуска и 3,8 проц. общаго привоза; въ 1871 же году было:

привезено на 19,061,000 руб.

отпущено « 41,432,000 «

что составляло 5,8 проц. всего привоза и 11¹/₂ проц. всего отпуска по европейской границѣ. Значитъ привозы для Одессы въ 11 лѣтъ почти утроились, а отпуски, зa это же время удвоились; для Риги случилось тоже самое, т. е. болѣе чѣмъ утроились привозы, а вывозы почти удвоились. Тѣмъ не менѣе относительная дѣятельность этой послѣдней таможни, увеличившаяся вообще, по отпускамъ уменьшилась на 3,7 проц., а по привозамъ хотя и увеличилась, но всего только на 1,7 проц. Относительно главнаго предмета нашей русской внѣшней отпускной торговли, хлѣба, мы знаемъ, что его было отпущено изъ С.–Петербурга и Кронштадта:

въ 1860 г. на 8,457,000 руб.

« 1870 « « 21,789,000 «

« 1871 « « 27,576,000 «

Изъ Риги:

въ 1860 г. на 4,993,568 руб.

« 1870 « « 5,213,000 «

« 1871 « « 11,674,000 «

Изъ чего явствуетъ, что хлѣбные вывозы изъ портовъ с.–петербургскаго и кронштадтскаго болѣе чѣмъ утроились зa истекшiя 10 лѣтъ, а изъ Риги болѣе чѣмъ удвоились только въ 1871 году, т. e., иными словами, для нашей хлѣбной отпускной торговли С.–Петербургъ представляетъ значительно больше выгодъ чѣмъ Рига, не смотря на то, что ея пopтъ свободенъ ото льда почти весь годъ, а с.–петербургскiй и кронштадтскiй полгода имъ заперты. Тоже можно сказать о превосходствѣ петербургскаго и кронштадтскаго портовъ передъ рижскимъ и относительно отпуска льна и его пакли изъ нихъ за границу. Изъ Риги того и другаго товара было отпущено:

въ 1860 г. на 8,999,000 руб.

« 1870 « « 19,392,000 «

« 1871 « « 16,824,000 «

т. е. отпускъ этихъ предметовъ по рижскому порту въ 11 лѣтъ удвоился; по с.–петербургскому и кронштадтскому онъ за этотъ жe промежутокъ времени утроился; а именно изъ этихъ двухъ послѣднихъ портовъ было вывезено того и другаго товара:

въ 1860 г. на 4,330,000 руб.

« 1870 « « 11,552,000 «

« 1871 « « 12,066,000 «

Изъ чего въ свою очередь можно заключить, что и для льнянаго дѣла с.–петербургскiй и кронштадтскiй порты начинаютъ представлять нашимъ отправителямъ все болѣе и болѣе выгодъ.

Такимъ образомъ, для поступленiя русскаго товара за границу изъ двухъ главныхъ пунктовъ по западной границѣ пальма первенства остается за Петербургомъ и его морской гаванью, Кронштадтомъ. Посмотримъ теперь, въ какой степени этотъ послѣднiй сохранилъ свое первенствующее положенiе и относительно Одессы и прочихъ пунктовъ выхода русскихъ товаровъ за границу. Kpoмѣ Одессы и прочихъ пунктовъ выхода въ Еврпу суть таможни по прусской, австрiйской и турецкой границамъ, затѣмъ Архангельскъ и сѣверныя таможни и таможни пo балтiйскому прибрежью, кромѣ Риги. Для краткости мы раздѣлимъ ихъ всѣ на три категорiи: 1) пo турецкой, австрiйской и прусской границамъ, 2) по Apхангельску, cѣвернымъ таможнямъ и балтiйскимъ, кромѣ Риги и 3) и по одесской таможнѣ. Вотъ въ какомъ видѣ представляются вывозы по этимъ двумъ пунктамъ. Вывезено всякаго товара:

Въ 1860 году:

По 1–ой категорiи или черезъ прусскую,

австрiйскую и турецкую границы. . . . на 47.864,000 руб.

По 2–ой категорiи, или черезъ Одессу. . « 28.521,000 «

По 3–ей категорiи, или черезъ Архангельск

и всѣ остальныя балтiйскiя и сѣверныя

таможни. . . . . . . . . . . . « 15,665,000 «

Kpомѣ того:

Черезъ С.–Петербуpгъ и Кронштадтъ. . . « 49,896,000 «

Черезъ Ригу. . . . . . . . . . « 23,237,000 «

_____________________________________________________

Итого. . . . 165.183,000 «

Въ 1861 году:

По 1–ой категорiи . . . . . . . на 44.720,000 руб.

« 2 « . . . . . . . « 35.838,000 «

« 3 « . . . . . . . « 17.935,000 «

Черезъ С.–Петербургъ и Кронштадтъ. . « 42.179,000 «

« Ригу . . . . . . . . . « 19.188,000 «

_______________________________________________________

Итого. . . . 159.860,000 «

Въ 1870 году:

Пo 1–ой категорiи . . . . . . . на 81.023,000 руб.

« 2 « . . . . . . . « 51.895,000 «

« 3 « . . . . . . . « 21.457,000 «

Кромѣ того:

Черезъ С.–Петербургъ и Кронштадтъ . . « 70.696,000 «

« Ригу . . . . . . . . . « 39.336,000 «

« Прочiе порты Чернаго и Азовс–

каго морей. . . . . . . . . . . « 78.445,000 «

________________________________________________________

Итого. . . . 342.852,000 «

Въ 1871 году:

Пo 1–ой категорiи . . . . . . . на 73.381,000 руб.

« 2 « . . . . . . . « 55.475,000 «

« 3 « . . . . . . . « 24.759,000 «

Кромѣ того:

Черезъ С.–Петербургъ и Кронштадтъ. . « 77.699,000 «

« Ригу . . . . . . . . . « 41.432,000 «

« Прочiе порты Чернаго и Азовс–

каго морей . . . . . . . . . . « 80.012,000 «

________________________________________________________

Итого. . . . 352.758,000 «

Казалось бы, что изъ этихъ таблицъ читатель можетъ убѣдиться, на сколько въ теченiи прошлыхъ одиннадцати лѣтъ, съ 1861 г. по 1872 г., увеличилось значенiе С.–Пeтеpбуpra и Кронштадта, какъ главныхъ портовъ для нашей отпускной по западной границѣ торговли; но онъ нѣсколько ошибется. Въ то время, когда отпуски черезъ Одессу за истекшiя одиннадцать лѣтъ, сравнивая 1861 cъ 1872 годомъ, увеличились на 54 проц., они для С.–Петербурга съ Кронштадтомъ увеличились за это же время на 84 проц. Нo если же взять для сравненiя другое одиннадцатилѣтiе, сравнивая 1860 годъ съ 1871 годомъ, то для C.–Пeтербурга съ Кронштадтомъ эти отпуски увеличились на 41 проц., а для Одессы на 81 проц., или cреднимъ числомъ на 61 проц. За это послѣднее одиннадцатилѣтiе, при такомъ сравненiи, Oдeссa значительно увеличила свои отпуски, но это увеличенiе cкажется еще лучше, если сравнить сумму отпусковъ двухъ цѣлыхъ одиннадцатилѣтiй. Эта сумма отпусковъ изъ Одессы въ первое одиннадцатилѣтiе, съ l860 года составляетъ 344.116,000 рублей, а во втopoe съ 1861 года 371.070,000 рублей, т. е. во второе ихъ было на 26.954,000 рублей больше чѣмъ въ первое, или ихъ было больше на 8 проц. Изъ С.–Петербурга же отпуски втораго одиннадцатилѣтiя (съ 1861 г. они равняются 617.117,000 pyб.) превзошли отпуски перваго одиннадцатилѣтiя (съ I860 г. они равняются 588.915,000 рублей) только на 28.020,200 рублей, или только на 4¹/₂ проц. Общiе же отпуски для Риги за тѣ же 11 лѣтъ, сравнивая 1861 съ 1872 годомъ, увеличились на 101 проц.; но за одиннадцатилѣтiе, сравнивая 1860 съ 1871 годомъ, они увеличились только на 69 проц., такъ что увеличенiе на 101 проц. съ 1861 по 1872 г. можно считать вполнѣ случайнымъ.

Въ одиннадцать лѣтъ съ 1860 года Рига вывезла на 262.674,000 рублей; въ одиннадцать же лѣтъ съ 1861 года Рига вывезла на 280.869,000 рублей, значитъ во второе одиннадцатилѣтiе — на 18.195,000 руб. болѣе чѣмъ въ первое, или на 69 проц. болѣе. Значитъ, сравнивъ одни и тѣже перiоды времени, выходитъ, что во второе одиннадцатилѣтiе противу перваго болѣе всѣхъ вывезла Одесса, а именно на 8 проц.; затѣмъ Рига на 6,9 проц. и наконецъ С.–Петербургъ съ Кронштадтомъ на 4¹/₂ проц.

Опредѣливъ такимъ образомъ мѣсто, которое по отпуску pусскихъ товаровъ за границу занимаютъ С.–Петербургъ (съ Кронштадтомъ), Одесса и Рига, то есть опредѣливъ пунктъ, черезъ который въ особенности идетъ русскiй товаръ за границу, мы приступимъ теперь къ разсмотрѣнiю успѣховъ русской внѣшней торговли за 9 мѣсяцевъ 1872 года, сравнительно съ тѣми же 9 мѣсяцами 1870 и 1871 годовъ, не только вообще по всѣмъ пунктамъ выхода и поступленiя товаровъ по нашимъ таможнямъ, но и въ отдѣльности по таможнямъ городовъ С.–Петербурга (съ Кронштадтомъ), Риги и Одессы, какъ самыхъ главныхъ изо всѣхъ прочихъ, и постараемся яснѣе опредѣлить мѣсто и значенiе C.–Пeтepбуpra въ дѣлѣ развитiя какъ русскихъ отпусковъ, такъ и поступленiй къ намъ заграничнаго товара.

(Продолженiе будетъ).

____________

ОЧЕРКЪ ДѢЯТЕЛЬНОСТИ МОСКОВСКОЙ ДУМЫ 1863 ГОДА ДО НАСТОЯЩАГО ВРЕМЕНИ.

Девять лѣтъ пpoшлo съ тѣхъ поръ какъ въ Москвѣ введено было положенiе объ общественномъ управленiи 1863 г., какъ мѣсто прежней шестигласной думы замѣнила теперешняя общая и распорядительная дума; три раза уже мѣнялся составъ гласныхъ и членовъ думъ, три городскихъ головы смѣнились съ того времени и вскорѣ теперешнему городскому управленiю придется закончить свою дѣятельность, чтобы уступить мѣсто новому городовому управленiю.

Безъ сомнѣнiя, новое городовое положенiе не произведетъ въ Mocквѣ такого рѣзкаго переворота, какой произвело въ свое время положенiе 1863 г. Въ этомъ году измѣнилось все въ городскомъ управленiи, начиная съ основныхъ началъ, на которыхъ оно было построено, до послѣднихъ канцелярскихъ формальностей; московскому городскому обществу предоставлены были новыя права, въ его руки передано было вceцѣлo все городское хозяйство; ему предоставлено было выбрать изъ своей среды 180 человѣкъ, поровну изъ каждаго изъ пяти сословiй, и ввѣрить имъ всѣ дѣла, касающiяся города; на этихъ избранниковъ возложена была обязанность отстаивать интересы городскаго общества, заботиться о его нуждахъ, ходатайствовать передъ высшимъ правительствомъ объ измѣненiи прежнихъ порядковъ и установленiи новыхъ, если такiя измѣненiя признаны будутъ обществомъ полезными для города, и вообще заботиться о благоустройствѣ города. Преобразованiе это имѣло цѣлью не одно только расширенiе правъ гражданъ, не одно лишь введенiе въ городское хозяйство началъ самоуправленiя: оно имѣло еще цѣлью замѣнить прежнее, почти единоличное управленiе городомъ, находившееся до того времени въ рукахъ городскаго головы, новымъ управленiемъ, сосредоточеннымъ въ рукахъ представителей всѣхъ городскихъ сословiй, чтобы такимъ образомъ оградить интересы всѣхъ ихъ и не дать перевѣса одному сословiю въ ущербъ другому.

На такихъ основанiяхъ распоряжалось московское общество городскимъ хозяйствомъ въ продолженiи девяти лѣтъ и теперь, когда дѣятельность городскаго управленiя по положенiю 1863 г. близится къ вонцу, настало самое удобное время просмотрѣть дѣятельность московской думы за этотъ перiодъ времени. Въ настоящее время ясно опредѣлились результаты этой дѣятельности, выяснилось, чтò сдѣлала полезнаго дума 1863 года въ эти 9 лѣтъ, а съ другой стороны выяснились также и отношенiя общества къ городскому управленiю и большая или меньшая способность его къ самоуправленiю. Прослѣдить эту дѣятельность съ 1863 г. до настоящаго времени, указать на главные результаты ея и на тѣ средства которыми они добыты, на общiй строй городскаго хозяйства въ Москвѣ — вотъ предметъ настоящаго очерка. Фактъ на лицо, результаты трудовъ московской общей думы выражены въ цифрахъ ежегодныхъ 9–лѣтнихъ отчетовъ и этого, кажется, достаточно, чтобы составить совершенно вѣрное и достаточно полное понятiе о правильности или ошибочности дѣятельности общества на поприщѣ самоуправленiя, чтобы рѣшить часто задаваемый вопросъ: кто виноватъ, что въ Москвѣ многiя еще стороны городскаго хозяйства идутъ весьма плохо, что многаго остается еще желать въ этомъ отношенiи?

Для достиженiя той цѣли, которую имѣлъ въ виду законодатель при составленiи положенiя 1863 года, для полнаго уcпѣxa въ дѣлѣ городскаго управленiя, необходимо было, со стороны гласныхъ, живое участiе къ дѣламъ городскаго управленiя, единство въ цѣляхъ, къ которымъ должна была направляться ихъ дѣятельность и ясное, вполнѣ сознанное пониманiе возложенныхъ на нихъ обязанностей, необходимо было, однимъ словомъ, извѣстная степень умственнаго и нравственнаго развитiя. Ужъ этого было достаточно, чтобы главная цѣль новаго управленiя не вполнѣ достигалась: какъ уже было замѣчено, каждое изъ пяти сословiй обязано было избрать изъ своей среды по 35 гласныхъ и очевидно, что при выборныхъ всегда находились лица далеко неудовлетворяющiя указаннымъ выше условiямъ, а тѣмъ не менѣе избираемые и принимающiе избранiе. Однихъ выбирали потому, что эти лица играли извѣстную роль въ средѣ своихъ сословныхъ товарищей, и пользовались извѣстнымъ почетомъ, такъ что обойти ихъ было какъ то неловко; другiе сами напрашивались на избранiе изъ тщеславiя, нерѣдко прибѣгая къ разнымъ проискамъ для достиженiя своей цѣли — и конечно, какъ тѣ, такъ и другiе вовсе не имѣли въ виду пользу города; первые смотрѣли на выборъ ихъ какъ на одолженiе, которое они дѣлаютъ обществу, принимая на себя обязанность гласныхъ, послѣднiе же относились къ избранiю съ точки зрѣнiя своихъ личныхъ цѣлей, предоставляя общественное дѣло на произволъ своихъ товарищей. Да и между избирателями до сихъ поръ еще встрѣчается слишкомъ много Фамусовыхъ, которые не могутъ упустить удобнаго случая «порадѣть родному человѣчку". Понятно, что такiя лица не могли приносить никакой существенной пользы ни думѣ, ни городу и ихъ поневолѣ приходится исключить изъ счета гласныхъ, вмѣстѣ съ тѣми, которые по своему неразвитiю не могли быть полезными дѣятелями, хотя быть можетъ и желали бы этого. Такихъ лицъ можно было встрѣтить не только въ общей, но и въ распорядительной думѣ, гдѣ до послѣдняго времени можно было видѣть членовъ, едва умѣющихъ подписывать свое имя. Въ этомъ отношенiи составъ общей думы можно сравнить съ составами нашихъ клубовъ и раздѣлить гласныхъ, какъ и членовъ клубовъ, на почетныхъ и дѣйствительныхъ (т. е. дѣятельныхъ); такое подраздѣленiе еще pѣзчe обнаруживается въ дѣятельности думскихъ коммиссiй. Всякiй почти, возбужденный въ общей думѣ, вопросъ передается на предварительное заключенiе особой коммиссiи, избранной изъ среды гласныхъ и обязанной разсмотрѣть и изучить этотъ вопросъ подробно и затѣмъ изложить свои заключенiя по немъ въ письменномъ докладѣ, который разсылается всѣмъ гласнымъ до дня засѣданiя, въ которомъ онъ назначенъ къ разсмотрѣнiю. Общей думѣ остается только принять заключенiя коммиссiи, или измѣнить ихъ, или совершенно отвергнуть, но все же на основанiи тѣхъ фактовъ и соображенiй, которые собраны въ докладѣ коммиссiи. Изъ этого уже видно, какое важное значенiе имѣютъ для города эти коммиссiи, которымъ поручается нерѣдко измѣненiе основанiй существующихъ налоговъ, или введенiе новыхъ, утвержденiе новыхъ расходовъ и т. п., — отъ которыхъ, однимъ словомъ, зависитъ вся почти дѣятельность общей думы, такъ что послѣдняя даетъ только окончательную форму этой дѣятельности и узаконяетъ ее своими приговорами. Отсюда ясно, что если ужъ въ засѣданiяхъ общей думы принимала дѣйствительное участiе лишь часть всего числа гласныхъ, то въ коммиссiяхъ работала еще меньшая часть ихъ; хотя для этой работы не нужно ни особенной подготовки, ни спецiальнаго образованiя и съ искреннимъ желанiемъ достичь цѣли и выполнить возложенное на коммиссiю порученiе всякiй развитый человѣкъ можетъ быть полезнымъ и дѣятельнымъ членомъ коммиссiи, но тѣмъ не менѣе есть много такихъ вопросовъ, которые требуютъ продолжительной и тщательной разработки, для разрѣшенiя которыхъ приходится съ одной стороны обращаться къ дѣламъ думы и рыться въ ея архивахъ, съ другой — знакомиться съ тѣми узаконенiями, которыя относятся до разсматриваемаго вопроса. Этого болѣе чѣмъ достаточно, чтобы сдѣлать коммиссiи при общей думѣ недоступными для большей половины гласныхъ и чтобы заставить многихъ изъ нихъ всѣми силами стараться избѣжать участiя въ коммиссiяхъ. Вотъ почему за эти 9 лѣтъ, изъ всего числа гласныхъ, мы встрѣчаемъ только нѣсколько лицъ — и, къ несчастiю, слишкомъ мало — являющихся истинными тружениками на пользу города, почему подъ докладами коммиссiй мы видимъ всего чаще имена Ю. Ѳ. Самарина, Д. Д. Шумахера, П. М. Полянскаго, С. Ѳ. Ѳедорова, И. Е. Романова и за послѣднiе три года — князя А. А. Щербатова. При такихъ условiяхъ становится совершенно понятнымъ и нормальнымъ и такое явленiе, что предсѣдатель одной коммиссiи, прося общую думу избрать членовъ въ нее, оговорился: «и только такихъ членовъ, которые ходили бы на засѣданiя коммисiи, а такихъ, которые не ходятъ и безъ того много"; неудивительно также, что многiе возбужденные въ думѣ вопросы остались неразрѣшенными потому, что коммиссiи, которымъ они были поpучены, не представили докладовъ, какъ напр. коммиссiи о пересмотрѣ городскихъ акцизовъ, объ осмотрѣ печей въ зданiяхъ отапливаемыхъ на счетъ города, и многiя другiя, хотя по свойству своему рѣшенiя этихъ коммиссiй и должны были имѣть весьма важное для думы значенiе.

Такимъ образомъ безучастiе къ общественному дѣлу, равнодушiе къ интересамъ города — а слѣдовательно и своимъ собственнымъ — и непониманiе своихъ обязанностей въ отношенiи къ обществу до сихъ поръ еще составляютъ характеристическiя черты, отличающiя большинство гг. гласныхъ московской думы, и замѣчательно, что въ послѣднее время эти грустныя явленiя стали обнаруживаться еще чаще, еще явственнѣе чѣмъ прежде. Происходитъ–ли это оттого, что дѣла общественнаго управленiя всѣмъ приглядѣлись, потеряли интересъ новизны, или для гласныхъ стало довольно и того, что сдѣлала дума за послѣднiя восемь, девять лѣтъ для города — рѣшить не беремся, но фактъ этотъ существуетъ и отражается какъ на пренiяхъ общей думы, такъ и на работахъ коммиссiй.

Со введенiя положенiя 1863 г. значенiе городскаго головы уменьшилось, потеряло ту важность, которую имѣло прежде; съ 1863 года городской голова является не болѣе какъ представитель города во всѣхъ случаяхъ, гдѣ это представительство должно выражаться въ лицѣ одного человѣка, какъ предсѣдатель засѣданiй общей думы, который обязанъ руководить совѣщанiями собранiя, направлять ихъ къ цѣли и быть посредникомъ между частными лицами, имѣющими отношенiя до города, и представителями послѣдняго — гласными; наконецъ городской голова, какъ предсѣдатель въ присутствiи распорядительной думы — становится главнымъ исполнителемъ приговоровъ городскаго общества, обязанный слѣдить за правильнымъ ихъ примѣненiемъ и за общимъ ходомъ городскаго хозяйства и управленiя. Обязанность эта весьма нелегкая при сложности механизма городскаго управленiя и разнородности по составнымъ частямъ; она требуетъ нетолько прочнаго образованiя и правильнаго умственнаго и нравственнаго развитiя, но также извѣстныхъ административныхъ способностей — умѣнiя связать цѣлый рядъ отдѣльныхъ частей и должностей въ одно цѣлое, и дать всему управленiю общiй характеръ и направленiе; обязанность эта становится еще труднѣе въ отношенiи къ общей думѣ, и все же вслѣдствiе тѣхъ же странныхъ отношенiй гласныхъ къ своимъ обязанностямъ. При тѣхъ условiяхъ, при которыхъ сложилось и развивалось новое городское управленiе, личный характеръ и качества городскаго головы не могли не остаться безъ влiянiя на весь ходъ общественнаго управленiя: отъ городскаго головы зависѣло дать направленiе пренiямъ общей думы, ставить такъ или иначе вопросы, предложенные на разсмотрѣнiе общества; ему же предоставлено было право возбуждать въ общей думѣ новые вопросы, отъ него зависѣло подталкивать, такъ cказать, собранiе къ болѣе дѣятельному участiю въ дѣлахъ городскаго общества; наконецъ, самый примѣръ городскаго головы и большая или меньшая способность его увлекать coбpaнie и подчинять его своему нравственному влiянiю, не могли не отразиться на дѣятельности думы. И дѣйствительно, такое влiянiе оставило въ Москвѣ замѣтные слѣды; спокойное стремленiе къ упроченiю интересовъ города, стремленiе установить прочный порядокъ въ его хозяйствѣ, не спѣша, но постоянно и вѣрно приближаться къ предназначенной цѣли — въ первые шесть лѣтъ, и затѣмъ болѣе усиленная, энергическая дѣятельность, сразу охватившая всѣ разнообразныя стороны городскаго хозяйства, стремящаяся сразу начать необходимыя преобразованiя или улучшенiя, не откладывая ихъ до будущаго — въ послѣдующiе два года, вотъ отличительныя черты дѣятельности московской думы въ 1863 г., дѣятельности, которая носитъ вѣрный и типичный отпечатокъ характера двухъ первыхъ московскихъ всесословныхъ городскихъ головъ...

Таковы условiя, при которыхъ введено было въ Москвѣ и дѣйствовало положенiе 1863 г., таковъ характеръ ея общественныхъ дѣятелей; и если въ теченiе минувшихъ девяти лѣтъ дума и успѣла сдѣлать для города многое хорошее, если не довести до конца, то начать, по крайней мѣрѣ, цѣлый рядъ преобразованiй, въ которыхъ давно ощущалась насущная потребность, то этимъ она главнымъ образомъ обязана своимъ головамъ, князю Щербатову и Черкаскому, съумѣвшимъ сплотить въ одно цѣлое разнородное городское общество, сдѣлать думу безсословною и, не смотря на невыгодныя условiя ея состава, заставить ее стремиться единодушно къ одной общей цѣли и положить начало самостоятельному городскому самоуправленiю и правильному городскому хозяйству.

Пocлѣ. этихъ общихъ соображенiй, обратимся къ очерку думскаго хозяйства, какъ оно за 9 лѣтъ выразилось въ доходахъ и расходахъ городскихъ суммъ.

Источниками городскихъ доходовъ въ Москвѣ служатъ: 1) проценты съ принадлежащихъ городу капиталовъ; 2) доходы съ городскихъ имуществъ и оброчныхъ статей; 3) различные налоги: а) на городскихъ обывателей за записку ихъ въ обывательскую книгу при совершенiи крѣпостныхъ актовъ на переходъ недвижимыхъ имуществъ отъ одного лица къ другому, и при поступленiи лицъ въ городскiя сословiя, б) на недвижимыя имущества, в) на промышленниковъ — лицъ занимающихся торговлей, извощиковъ, разнощиковъ, содержателей огородовъ и фабрикъ за рабочихъ людей, а также съ адресныхъ билетовъ, г) на содержателей трактирныхъ заведенiй, меблированныхъ комнатъ, кухмистерскихъ, постоялыхъ дворовъ, съѣстныхъ лавокъ и вообще всѣхъ содержателей торговыхъ и ремесленныхъ заведенiй съ цѣны помѣщенiй, которыя они занимаютъ (послѣднiй сборъ носитъ названiе тепловаго сбора), д) налоги косвенные, къ которымъ относятся сборы въ пользу города съ просроченныхъ закладныхъ, съ протеста векселей, за клейменiе вѣсовъ, мѣръ и гирь и съ аукцiонной продажи, и наконецъ 4) доходы вспомогательные и случайные, къ которымъ причисляется плата за освѣщенiе городомъ фонарей передъ различными казенными и принадлежащими разнымъ вѣдомствамъ зданiями, сборъ за воду, проведенную въ частные дома изъ городскаго водопровода, сборъ съ домовладѣльцевъ, мимо домовъ которыхъ проходитъ городское шоссе, и штрафы, взыскиваемые за просрочку разныхъ городскихъ акцизовъ и адресныхъ билетовъ. Но прежде чѣмъ перейти къ обозрѣнiю городскихъ доходовъ за минувшее девятилѣтiе, нельзя не сказать нѣсколько словъ о городскихъ капиталахъ, ихъ образованiи и измѣненiи въ теченiе этого времени.

(Продолженiе будетъ).

________

МАЙ.

Муза.

Поэтъ! возьми свою святую лиру....

Сегодня въ ночь рождается весна,

Даруя жизнь проснувшемуся мiру,

Она придетъ, цвѣтами убрана....

Блеснетъ заря и пташекъ щебетанье

Раздастся вновь подъ ропотъ вешнихъ струй...

Воспрянь, поэтъ! повсюду ликованье...

Иди ко мнѣ и дай мнѣ поцѣлуй...

Пoэтъ.

Долина дремлетъ подъ навѣсомъ

Беззвѣздной ночи. Мiръ заснулъ...

Мнѣ показалось, что надъ лѣсомъ

Какой–то призракъ промелькнулъ....

Онъ проносился въ отдаленьи,

Скользя надъ сонною землей...

Какое странное видѣнье!

Оно блеснуло лишь мгновенье

И скрылось въ темнотѣ ночной.

Mуза.

Весна идетъ; ужъ рощи зеленѣютъ...

На страстный зовъ откликнулась земля...

И дѣвственныя розы заалѣютъ,

И травами покроются поля...

Повсюду льются волны аромата...

Еще милѣй прощальный лучъ заката...

Отъ страстныхъ думъ дрожишь и млѣешь ты...

Все зацвѣтетъ... въ природѣ дышетъ счастье;

Она полна любви и сладострастья,

Какъ ложе брачное ликующей четы...

Поэтъ.

Какъ сердце бьется! страхъ невольный

Мнѣ давитъ грудь; дышать мнѣ больно,

Отъ тяжкихъ думъ спасенья нѣтъ...

Не дверь ли кто–то отворяетъ?

Уныло лампа догораетъ,

Бpocaя въ келью тусклый свѣтъ...

Во мнѣ тревога и волненье...

Я одинокъ... никто нейдетъ...

Все спитъ кругомъ; лишь полночь бьетъ;

Какъ тяжело уединенье!

Какъ нищеты ужасенъ гнетъ!

Муза.

Иди ко мнѣ! я жду твои лобзанья...

Томленiемъ и нѣгой мiръ объятъ;

Я вся дрожу отъ страстнаго желанья;

Я жду тебя; устa мои горятъ...

Лѣнивое дитя! Красой сiяя,

Передъ тобой твой свѣтлый идеалъ...

Ты помнишь ли какъ, страстно замирая,

Ты первый разъ въ мои объятья палъ?

Въ моей любви нашелъ ты утѣшенье...

Измѣнницу забылъ ты для меня...

Теперь и ты уйми мое волненье...

Чтобъ ночь прожить должна молиться я.

Поэтъ.

О, муза! голосъ сердцу милый,

Смутясь душой, я слышу вновь;

Ты для меня восторгъ и сила...

Ты мнѣ одна не измѣнила...

Ты мнѣ одна даришь любовь...

Опять мои прозрѣли вѣжды...

Сестра, я шлю тебѣ привѣтъ!..

Въ душѣ зардѣлися надежды;

Лучи твоей златой одежды

Въ больную грудь вливаютъ свѣтъ...

Муза.

Воспрянь, поэтъ! забудь свое страданье...

Одинъ сидѣлъ ты, плача и скорбя...

И я, полна любви и состраданья,

Cошла съ небесъ, чтобъ утѣшать тебя...

Прошли года, а горе не заснуло

Въ твоей груди. Ты мрачно хмуришь бровь...

Передъ тобой, быть можетъ, промелькнула,

Какъ призракъ злой, погибшая любовь!

Очнись отъ сна... Пускай, какъ гость незваный,

Умчится скорбь и пѣсня прозвучитъ...

Она души твоей излечитъ раны...

Мы улетимъ въ невѣдомыя страны

И пѣснь твоя до Бога долетитъ...

Помчимся мы на крыльяхъ вдохновенья

Въ волшебный мiръ фантазiи и сновъ,

Гдѣ ты найдешь отраду и забвенье

И отдохнешь отъ жизненныхъ оковъ...

Умчимся въ даль... здѣсь мipъ постылъ и тѣсенъ.

Въ Шотландiю направимъ свой полетъ,

Иль въ Грецiю, отчизну дивныхъ пѣсенъ,

Гдѣ сладкою рѣкой струится медъ.

Мы отдохнемъ въ тѣни садовъ Мессины,

Гдѣ вѣчно синь прозрачный сводъ небесъ;

Мы посѣтимъ роскошныя долины,

Гдѣ сладко дремлетъ синiй Tитаресъ.

Мы полетимъ къ Италiи счастливой,

Увидимъ Аргосъ, мрачный Птелеонъ

Иль берегa сребристаго залива,

Гдѣ на Камиру смотритъ Олоссонъ...

Чтó будемъ пѣть? О чемъ польются слезы?

Разскажемъ–ли плѣнительныя грезы,

Чтo ангелъ сна, склоняясь надъ тобой,

Навѣялъ на тебя, въ тиши ночной?

Опишемъ–ли любви восторгъ и сладость?

Войну иль миръ? унынье или радость?

Раздастся–ль гимнъ Тому Кто создалъ свѣтъ,

Чьей благости конца и мѣры нѣтъ,

Кто мiръ наполнилъ вѣчною любовью?

Мы скажемъ ли Тарквинью: «прочь, злодѣй!

«Довольно ты игралъ невинной кровью,

«Губя свой край родной"; на днѣ морей

Искать пойдемъ–ли жемчугъ драгоцѣнный?

Злодѣю ли напишемъ приговоръ?

Иль скорбь утѣшимъ пѣснью вдохновенной?...

Съ охотникомъ пойдемъ–ли въ темный боръ?

Рога трубятъ... собакъ несется стая...

Олень упалъ; онъ выбился изъ силъ...

И слезы льетъ, о дѣтяхъ вспоминая;

Охотникъ острый ножъ въ него вонзилъ

И сердце жертвы, чуждый сожалѣнья,

Голоднымъ псамъ онъ бросилъ на съѣденье...

Разскажемъ ли какъ, грѣшныхъ думъ полна,

Во храмъ идетъ красотка молодая;

Святымъ словамъ разсѣянно внимая,

О миломъ сладко думаетъ она...

Склоняя взоръ, она съ нимъ ждетъ свиданья;

Какъ тяжелы минуты ожиданья!

Насъ вдохновитъ–ли слава громкихъ дѣлъ?

Мы скажемъ–ли прошедшему «воскресни!"

Иль повторимъ тѣ пламенныя пѣсни,

Что трубадуръ въ былые годы пѣлъ...

Разскажемъ–ли больнаго cepдцa горе?

Къ намъ явится–ль на судъ Наполеонъ?

Повѣдаемъ ли мы какое море

И слезъ людскихъ и крови пролилъ онъ?

Заставимъ–ли дрожать клеветника,

Котораго продажная рука

На все святое грязь бросать готова,

И рада бы сорвать вѣнокъ лавровый

Съ чела пѣвца. Поэтъ! услышь меня;

Я вся дрожу отъ нѣги и томленья...

Пускай мой слухъ твое ласкаетъ пѣнье;

Я слезъ хочу... лобзанiй жажду я...

Поэтъ.

Сестра, ты жаждешь поцѣлуя...

Ты хочешь слезъ; тебѣ могу я

Ихъ подарить; въ далекiй край,

Съ улыбкой свѣтлой улетая,

О дняхъ былыхъ воспоминая,

Поэта ты не забывай.

Меня не тѣшитъ упованье;

Судьба мнѣ счастья не сулитъ;

Я даже не пою страданье;

Мои уста хранятъ молчанье

И только сердце говоритъ...

Mуза.

Поэтъ! не слезъ я отъ тебя xoтѣлa;

Тебѣ сама могу лобзанье дать.

Лишь для того съ небесъ я прилетѣла,

Чтобъ хоть на мигъ твой тяжкiй сонъ прервать,

Въ душѣ твоей унынье и тревога;

Потоки слезъ мрачатъ твой грустный вѣкъ —

Ихъ не стыдись! они дойдутъ до Бога;

Чѣмъ больше скорбь, тѣмъ выше человѣкъ.

Но скорбь свою, поэтъ, скрывать не надо!

Чѣмъ пѣснь грустнѣй, тѣмъ сладостнѣй она;

Иная пѣснь лишь мукъ да слезъ полна,

А ей вѣнецъ безсмертiя наградой...

Густѣетъ тьма и стелется туманъ...

Летя къ гнѣзду, усталый и голодный,

Въ обратный путь пустился пеликанъ...

Онъ цѣлый день провелъ въ борьбѣ безплодной...

Его ужъ ждетъ голодная семья,

И мысленно дѣля добычу дня,

Бѣжитъ къ нему. Больной и утомленной,

Прикрывъ дѣтей повиснувшимъ крыломъ,

Онъ ихъ ведетъ къ скалѣ уединенной.

И, муки полнъ, глядитъ на все кругомъ.

По берегу и въ волнахъ океана

Онъ пищи для дѣтей съ тоской искалъ,

Но цѣлый день безплодно потерялъ;

И вотъ въ груди его чернѣетъ рана

И алою струею кровь течетъ.

Онъ вмѣсто пищи — сердце отдаетъ.

Голодною семьею окруженъ,

На смертный пиръ глядитъ безмолвно онъ...

Ей жизнь свою съ любовью отдавая,

Онъ, весь дрожа, купается въ крови

И падаеть на прахъ, изнемогая,

Отъ ужаса, страданья и любви.

Когда–жъ страдать нѣтъ больше силъ и воли,

Боясь, что смерть не кончитъ грустныхъ дней,

Боясь найти пощаду отъ дѣтей,

Онъ клювомъ грудь пронзаетъ и отъ боли

Бросаетъ вдругъ такой ужасный крикъ,

Что съ бepeгa испуганныя птицы

Уносятся шумящей вереницей.

Такъ этотъ стонъ пронзителенъ и дикъ,

Унылый стонъ послѣдней съ жизнью битвы,

Что путника объемлетъ страхъ нѣмой;

Онъ, трепеща, твердитъ свои молитвы

И, слыша смерти зовъ, спѣшитъ домой.

Такъ дѣлаютъ великiе поэты...

Какъ съ ними схожъ унылый пеликанъ!

Они на мiръ бросаютъ волны свѣта,

Они поютъ, а грудь болитъ отъ ранъ...

Когда поэтъ порою воспѣваетъ

Свою тоску, погибшую любовь— 

Со шпагой пѣснь сходна: она сверкаетъ,

А на концѣ ея алѣетъ кровь.

Поэтъ.

О, ненасытная подруга,

Не искушай мой слабый умъ...

Когда шумитъ и злится вьюга

Никто песку не ввѣритъ думъ.

Прошла пора, когда участье

Во всѣхъ искалъ я, вѣря въ счастье...

Съ тѣхъ поръ узналъ я много мукъ,

И если пѣсни понесутся,

Со стономъ струны разорвутся

И лира выпадетъ изъ рукъ!

П. Козловъ.

________

ВЪ ВАГОНѢ.

...Я сѣлъ въ вагонъ поздно вечеромъ на промежуточной станцiи между Ряжскомъ и Моршанскомъ. Противъ моего мѣста оказался купецъ, очень взрачный собою, среднихъ лѣтъ, съ черною бородой, въ лисьей шубѣ съ бобровымъ околышемъ, который началъ тотчасъ разговоръ со мною. «Вы откуда ѣдете?" — Изъ–за Сапожка. «Вы живете тамъ?" — Я жилъ у пpiятеля въ деревнѣ. «Вы служите?" — Служу. «Гдѣ?" — Въ академiи. «Получаете жалованье?" — Получаю. (Мнѣ совѣстно было сказать: не получаю, чтобъ не навлечь на себя какого нибудь подозрѣнiя въ умѣ моего любопытнаго совопросника, и я свою пенсiю въ этомъ случаѣ приравнялъ къ жалованью). «А что за мѣсто такое: академiя?” — Тамъ занимаются науками. — Купецъ посмотрѣлъ на меня пристально и улыбнулся: «Вы, кажется, въ лѣтахъ, какими же науками еще вамъ заниматься? Пора бы научиться!” — А вы развѣ не знаете русской пословицы: «вѣкъ живи, вѣкъ учись?” «Конечно, мы всѣ учимся, такъ–то, но мы вѣдь жалованья не получаемъ, а вы за что–же получаете?". Смутилъ меня купецъ, я остановился и подумалъ, чтó мнѣ отвѣчать ему? наконецъ сказалъ: — Вотъ мы катимся теперь по чугункѣ въ теплѣ и покoѣ, а, чать, прежде, помните, какъ мы мучились въ эту пору, по большимъ дорогамъ? вотъ я проѣхалъ теперь проселкомъ верстъ пятьдесятъ по колоти: мочи нѣтъ, бока всѣ отбило. To–ли дѣло сидѣть здѣсь въ вагонѣ, да бесѣдовать. А скорость–то какая? Кто же выдумалъ такое удобство? Наука. Вотъ такими–то науками занимаются въ академiяхъ, и пoлучаютъ за то жалованье. Купецъ остался удовлетвореннымъ. «Ну, коли такъ", сказалъ онъ, «за такiя выдумки можно и прибавочку накинуть. Вы стало быть изъ ученыхъ. Этого то я добивался. У меня есть мальчикъ сынишка. Говорятъ, нынче надо давать образованiе. Посовѣтуйте мнѣ: какъ мнѣ дать ему образованiе?" — Отдайте въ училище. «У насъ въ городѣ хотятъ завести новое какое–то, какъ бишь зовутъ его?" — Реальное? «Кажись такъ. Да хорошо–ли оно будетъ?" — Впередъ отвѣчать мудрено. Богъ знаетъ. Надо надѣяться. Мальчику вашему сколько лѣтъ? «Пошелъ десятый годокъ". — Каковъ онъ — смиренъ или рѣзвъ, зa книжкой любитъ сидѣть, или по двору бѣгать? «До лошадей охотникъ. Лишь только ѣхать мнѣ куда, онъ и выбѣжитъ на дворъ, да и учитъ кучера, кáкъ запрягать надо лошадь". — Ну такъ готовьте его въ реальное училище, да и молитесь Богу, чтобъ оно было хорошо. Можетъ быть, онъ выучится и попадетъ въ академiю, и придумаетъ кáкъ по воздуху летать!

Въ paзговоръ нашъ вслушалась барыня, сидѣвшая рядомъ. «Позвольте и мнѣ попросить вашего совѣта: у меня есть мальчикъ. Куда бы лучше отдать его?" — Сколько лѣтъ ему? «Десять лѣтъ ему". Въ такомъ возрастѣ отдавать въ публичныя заведенiя я не совѣтовалъ бы: рано; лучше поучить дома. «Да мы такъ и дѣлаемъ, но вотъ бѣда: взяли мы гувернантку, пожила она у насъ съ годъ, и отошла. Мы не поладили. Взяли теперь другую, а эта начала переучивать по своему, по другимъ книжкамъ. Вотъ мы и боимся: ну какъ придется взять третью, и та также начнетъ съизнова. Конца не будетъ! Мы хотимъ отдать мальчика какому нибудь учителю на руки?" — Это хорошо: постарайтесь только забрать вѣрныя справки о томъ человѣкѣ, которому вы рѣшитесь поручить своего сына...

При этихъ словахъ мы прiѣхали въ Ряжскъ и разстались.

Между Ряжскомъ и Москвою случилось въ отдѣленiи рядомъ со мною три молодыхъ купца изъ приволжскаго города. По утру они завели разговоръ между собою довольно громко, и я могъ его разслушать. «Вотъ, Иванъ Петровичъ, сказалъ одинъ, «человѣкъ xopoшiй, а ужъ лгунъ такой, что не любо не слушай, — и изъ–за чего онъ лжетъ! Такъ вотъ, по охотѣ. He то чтобъ обмануть хотѣлъ кого, а самъ себя обманываетъ.” «Нѣтъ, вотъ Ѳедоръ Григорьевичъ, вступилъ въ рѣчь другой собесѣдникъ, здоровъ тоже лгать, да того слушать любо, находчивъ! Однажды сталъ онъ разсказывать мнѣ о какомъ то своемъ прiятелѣ, сколько тотъ съѣсть можетъ. Возьметъ, говоритъ, десять блиновъ, да грешневыхъ, а не красныхъ, накладетъ ихъ одинъ на другой, хватитъ ножемъ крестъ на крестъ, на четыре части, проткнетъ вилкой насквозь, да и въ ротъ. Какой же ротъ у твоего прiятеля, сказалъ я ему, что такую кучу заразъ можетъ помѣстить за щеками? Какой, отвѣчалъ онъ мнѣ, немного подумавъ, а вотъ какой: отъ уха до уха! Находчивъ!" И всѣ собесѣдники засмѣялись, вполнѣ довольные приговаривая: «находчивъ! отъ уха до уха!"

Это, дѣйствительно, находчивость примѣчательная, и я желалъ бы, чтобъ движенiе мозга въ этомъ случаѣ объяснили намъ психологiя съ физiологiей.

Еще на одной станцiи сѣлъ къ намъ въ вагонъ новый сѣдокъ. «А, здравствуйте", сказалъ ему другой, сидѣвшiй уже въ вагонѣ. «У васъ, слышно, новый исправникъ?" — Да, новый! Ну что, какъ принялся?" — Ничего! «А съ обывателями хорошъ?" — Такъ себѣ!

Прошу перевести на какой угодно языкъ смыслъ этихъ выраженiй: «ничего" и «такъ себѣ"!

М. Погодинъ.

______

ФОТОГРАФИЧЕСКIЕ СНИМКИ СЪ КАРТИНЪ ИМПЕРАТОРСКАГО ЭРМИТАЖА.

Эрмитажъ, по числу и достоинству собранныхъ въ немъ произведенiй искусства, безспорно принадлежитъ къ богатѣйшимъ музеямъ Европы. Нисколько не увлекаясь желанiемъ превозносить то что у насъ есть, въ ущербъ того, чего у насъ нѣтъ, слѣдуетъ однакожъ признать, что собственно живописный отдѣлъ Эрмитажа, по своему богатству и разнообразiю, смѣло можетъ выдержать сравненiе съ первоклассными европейскими галлереями, а въ нѣкоторыхъ отношенiяхъ даже превосходитъ ихъ. По отзыву извѣстнаго знатока живописи Ваагена, хорошо изучившаго всѣ извѣстнѣйшiя собранiя на континентѣ и въ Англiи, есть въ Европѣ всего лишь четыре галлереи, которымъ уступаетъ Эрмитажъ своими художественными сокровищами; это именно галлереи луврская, (самая богатая и многочисленная въ свѣтѣ), дрезденская, флорентинская, (считая однакожъ галлерею Питти и собранiе академiи художествъ взятыя вмѣстѣ), и мадритская. Затѣмъ, по мнѣнiю Ваагена, съ галлереями мюнхенскою, вѣнскою и берлинскою Эрмитажъ стоитъ на равной степени, всѣ же прочiя собранiя картинъ въ Европѣ уже уступаютъ ему по числу и по выбору произведенiй. Съ этимъ отзывомъ ученаго нѣмецкаго эстетика нельзя согласиться безусловно. Признавая совершенно вѣрнымъ его соображенiе, что Эрмитажъ въ ряду первоклассныхъ европейскихъ галлерей долженъ занимать лишь пятое мѣсто, непосредственно вслѣдъ за луврскою, дрезденскою, флорентинскою и мадритскою галлереями, а также и то, что онъ если не бѣднѣе, то и не богаче прекрасной мюнхенской галлереи, (считая, впрочемъ, обѣ пинакотеки вмѣстѣ), мы, при всемъ нашемъ глубокомъ уваженiи къ авторитету и безпристрастiю Ваагена, никакъ не можемъ однакожъ поставить петербургскiй музей наравнѣ съ вѣнскою и тѣмъ болѣе съ берлинскою галлереями. Напротивъ, изъ нашего довольно близкаго знакомства съ этими двумя послѣдними галлерями, мы вынесли твердое убѣжденiе, что Эрмитажъ, заключая въ себѣ почти равное число произведенiй съ Бельведерскою галлереею, (и въ Бельведерѣ, и въ Эрмитажѣ считается до 1,700 картинъ; небольшой перевѣсъ на сторонѣ Бельведера), положительно богаче ея относительнымъ достоинствомъ ихъ. Что же касается до берлинской галлереи, заключающей въ себѣ лишь 1,250 картинъ, то Эрмитажъ далеко превосходитъ ее какъ числомъ, такъ и выборомъ ихъ.

Въ настоящее время въ музеѣ Императорскаго Эрмитажа находится всего 1,644 картины, въ томъ числѣ 331 картина итальянскихъ школъ, 117 — испанскихъ школъ, 949 картинъ фламандской, голландской и нѣмецкой школъ, 172 картины французской школы, 8 англiйской и 67 картинъ русской школы^*).

Особенно богатъ Эрмитажъ собранiями картинъ испанской, а также фламандской и голландской школъ. Въ первомъ, которое справедливо считается самымъ многочисленнымъ пocлѣ мадритскаго, между прочимъ, находится 20 картинъ Мурилло, замѣчательныхъ тѣмъ, что oнѣ обнимаютъ собою всѣ роды живописи испанскаго мастера и представляютъ образчики всѣхъ его манеръ, и 6 или 8 картинъ Beласкеза^**). Въ собранiи произведенiй фламандской и голландской школъ считается 60 картинъ Рубенса, 34 — Ванъ–Дейка, 40 Теньера или Тенирса младшаго, 10 Ванъ–деръ–Гельста, 41 Рембрандта, 50 Филиппа Вувермана, 16 Берхема, 14 Рюисдаля, 8 Павла Поттера и т. д. Эти цифры говорятъ сами за себя, но онѣ покажутся еще гораздо краснорѣчивѣе при сравненiи ихъ съ общимъ числомъ картинъ, написанныхъ тѣмъ или другимъ мастеромъ, или же съ числомъ произведенiй того или другаго художника, находящихся въ извѣстныхъ галлереяхъ. Приведемъ нѣсколько примѣровъ. По свидѣтельству одного изъ новѣйшихъ бiографовъ Рембрандта, Схельтема^*), число достовѣрныхъ картинъ генiальнаго голландскаго мастера, писанныхъ маслянными красками, во всѣхъ европейскихъ галлереяхъ доходитъ всего лишь до полутораста. Такимъ образомъ въ Эрмитажѣ, обладающемъ 41 картиною Рембрандта, собрана чуть не цѣлая треть всѣхъ произведенiй знаменитаго художника, разсѣянныхъ по другимъ галлереямъ. Какое огромное богатство! Какое обширное поле для изученiя манеры, достоинствъ и всѣхъ особенностей этого въ высшей степени своеобразнаго мастера. Пo числу картинъ Рембрандта лучшiя галлереи Европы далеко не могутъ соперничать съ Эрмитажемъ. Такъ самая богатая Рембрандтами, послѣ Эрмитажа, дрезденская галлерея обладаетъ только 19 произведенiями его кисти, а Мюнхенъ и Парижъ лишь по пятнадцати.

Для того, чтобы сдѣлать правильную оцѣнку богатствъ Эрмитажа по отношенiю къ картинамъ Павла Поттера (у насъ ихъ всего 8), стоитъ только привести здѣсь число произведенiй этого чрезвычайно рѣдкаго и очень высоко цѣнимаго художника въ другихъ галлереяхъ: картинъ его считается въ Луврѣ 3, въ Мюнхенѣ — 1, въ Дрезденѣ — 3, въ Бельведерской галлереѣ, въ Вѣнѣ — 2, въ кассельской галлеpеѣ — 3. Даже въ родныхъ Павлу Поттеру музеяхъ Амстердама и Гааги находится гораздо меньше картинъ его кисти чѣмъ у насъ; именно въ Амстердамѣ 5 и Гаагѣ только 3^**). По числу картинъ Рюисдаля (14 картинъ) и Яна Стена (8 картинъ), Эрмитажъ также занимаетъ первое мѣсто въ ряду другихъ европейскихъ галлерей. Въ отношенiи произведенiй Рюисдаля непосредственно за Эрмитажемъ слѣдуетъ Дрезденъ (13 картинъ) и потомъ Мюнхенъ (10). Небольшое же само по себѣ coбpaнie картинъ въ Эрмитажѣ Стена тѣмъ не менѣе считается самымъ рѣдкимъ въ Европѣ, потому что въ другихъ галлереяхъ нельзя найдти болѣе 2—3 его произведенiй и лишь въ одной Гаагѣ ихъ считается 6.

По числу картинъ испанской школы (117), Эрмитажъ уступаетъ только мадритской галлереѣ, точно также какъ въ отношенiи картинъ французской школы (172 картины, въ томъ числѣ 22 Пуссена и 12 Клодъ–Лорреня), съ нимъ можетъ соперничать лишь одинъ Лувръ.

Несмотря, однако же, на такiя громадныя художественныя богатства Эрмитажа, драгоцѣнныя коллекцiи его сравнительно очень мало извѣстны и не только за границею, но даже и у насъ, въ Россiи, особенно въ провинцiи. Даже между такъ называемыми любителями нерѣдко можно встрѣтить господъ, которые, зная чуть не на перечетъ всѣ лучшiя картины луврской или дрезденской галлерей (эти двѣ галлереи наиболѣе извѣстны въ публикѣ, благодаря безчисленному множеству воспроизведенiй всѣхъ возможныхъ родовъ: гравюръ, литографiй, фотографiй п проч.), объ Эрмитажѣ имѣютъ весьма смутное понятiе. Поэтому нельзя не сочувствовать каждому предпрiятiю, имѣющему цѣлью способствовать къ распространенiю извѣстности нашего великолѣпнаго музея, въ особенности, если это предпрiятiе ведется вполнѣ добросовѣстно и съ знанiемъ дѣла. Въ настоящей нашей замѣткѣ намъ желательно обратить вниманiе читателей именно на одно изъ такихъ почтенныхъ предпрiятiй. Мы разумѣемъ изданiе фотографическихъ снимковъ съ картинъ, статуй и другихъ предметовъ искусства, находящихся въ Эрмитажѣ, предпринятое придворнымъ книгопродавцемъ Карломъ Ретгеромъ.

Не можетъ быть, кажется, сомнѣнiя въ томъ, что фотографiя, благодаря сдѣланнымъ въ ней въ послѣднее время усовершенствованiямъ, представляется теперь однимъ изъ самыхъ могущественныхъ и наиболѣе доступныхъ каждому средствъ къ ознакомленiю публики съ художественными произведенiями, украшающими лучшiе музеи Европы. И въ самомъ дѣлѣ, масса фотографiй съ картинъ и статуй, обращающаяся въ продажѣ, поразительна и считается миллiонами экземпляровъ, хотя, къ сожалѣнiю, далеко не всѣ эти фотографiи одинаковаго достоинства и только весьма немногiя изъ нихъ сняты прямо съ оригиналовъ и слѣдовательно представляютъ нѣкоторое ручательство вѣрныхъ и точныхъ копiй. Спѣшимъ тутъ же сказать, что всѣ фотографiи г. Ретгера сняты непосредственно съ оригиналовъ, и большая часть ихъ (такъ напримѣръ, всѣ экземпляры in folio) не подвергаются ни малѣйшей ретуши или заправкамъ, а окончательно отдѣлываются въ томъ самомъ видѣ, въ какомъ онѣ выходятъ изъ фотографическаго аппарата. Въ этомъ–то и заключается главнымъ образомъ достоинство подобнаго рода фотографiй, что онѣ съ чисто механическою точностью воспроизводятъ картину всю, какъ она есть, сохраняя до мельчайшихъ подробностей не только общiй тонъ ея и контуры, но даже манеру и каждый мазокъ кисти художника, даже тѣ трещины и поврежденiя, которымъ подверглась картина отъ времени.

Получивъ въ 1866 году Высочайшее соизволенiе на снятiе фотографiй съ художественныхъ произведенiй, находящихся въ Эрмитажѣ, г. Ретгеръ съ необыкновенною энергiей принялся за дѣло и въ настоящее время, послѣ безчисленныхъ попытокъ и опытовъ, потративъ много времени, труда и денегъ, онъ достигъ наконецъ того, что снимки его съ картинъ и статуй Эрмитажа, безъ преувеличенiя, могутъ быть названы вполнѣ превосходными, и мы положительно въ затрудненiи указать хотя одного фотографа въ Европѣ, который могъ бы выдержать въ работахъ подобнаго рода сравненiе съ г. Ретгеромъ.

Для того, чтобы вполнѣ оцѣнить заслугу г. Ретгера въ этомъ дѣлѣ, не надо упускать изъ виду, что полученiе отчетливо сдѣланныхъ фотографiй съ картинъ вообще, и въ особенности съ картинъ старыхъ мастеровъ, всегда сопряжено съ величайшими трудностями. Въ этихъ послѣднихъ картинахъ, большею частiю поблекшихъ или потемнѣвшихъ отъ времени, часто не только утрачивается первоначальный цвѣтъ красокъ, но нерѣдко самые контуры сглаживаются до такой степени, что трудно бываетъ прослѣдить ихъ даже при разсматриванiи на самомъ близкомъ разстоянiи. Поэтому много нужно настойчивости, терпѣнiя и особенно знанiя дѣла, чтобы совладать съ этими трудностями и добиться сколько нибудь хорошихъ результатовъ. Вотъ почему удовлетворительныя фотографiи, снятыя прямо съ оригиналовъ, вообще довольно рѣдки и всегда очень цѣнятся знатоками. Для тѣхъ изъ читателей, которые не посвящены въ это дѣло, считаемъ не лишнимъ замѣтить, что большая часть обращающихся въ продажѣ безчисленныхъ фотографiй съ извѣстныхъ произведенiй живописи дѣлается не прямо съ картинъ, но или съ гравюръ и литографiй, или же съ нарочно приготовляемыхъ для этого рисунковъ. Подобнаго рода фотографiи могутъ быть иногда очень эфектны и щеголеваты, но вѣрности оригиналу въ нихъ искать невозможно. Поэтому мы всегда предпочтемъ даже невполнѣ отчетливый фотографическiй снимокъ, полученный прямо съ картины, самой чистенькой и красивой фотографiи, сдѣланной съ гравюры и съ литографiй, или, чтò еще несравненно хуже, съ нарочно приготовленнаго для этого рисунка.

Всего въ настоящее время снято г. Ретгеромъ и находится въ продажѣ до 150 фотографiй съ картинъ, около 70 снимковъ съ оригинальныхъ рисунковъ извѣстныхъ мастеровъ и болѣе 20 фотографiй съ статуй, а также съ перспективныхъ видовъ залъ Эрмитажа. Итого около 240 снимковъ съ безцѣнныхъ произведенiй искусства, хранящихся въ петербургскомъ музеѣ.

Замѣчательно, что извѣстный Ваагенъ, которому первому принадлежитъ честь систематическаго и научнаго описанiя художественныхъ собранiй Эрмитажа, первый же привѣтствовалъ и ободрилъ своимъ вниманiемъ только что начинавшiяся въ ту пору попытки г. Ретгера. Вотъ что, между прочимъ, писалъ онъ г. Ретгеру съ небольшимъ за годъ до своей смерти:

«Знакомый съ трудностями, которыя представляетъ снятiе фотографическаго снимка непосредственно съ картины, я не могу не выразить вамъ моего искренняго удивленiя за то, что, преодолѣвъ затрудненiя, вы достигли полученiя такихъ совершенныхъ снимковъ, отличающихся тою вѣрностiю, какую я имѣлъ случай встрѣчать лишь въ самыхъ почтенныхъ работахъ этого рода".

Также лестно отозвался о фотографiяхъ г. Ретгера другой извѣстный знатокъ искусства и художественный писатель Германiи, авторъ «Иcтopiи Пластики" и другихъ очень распространенныхъ сочиненiй по части художествъ, профессоръ Любке, изъ Штутгардта. Въ статьѣ его, помѣщенной въ «Ausburger Allgemeine Zeitung", о фотографiяхъ г. Ретгера говорится, между прочимъ, слѣдующее:

«Фотографiи петербургской галлереи принадлежатъ къ числу превосходнѣйшихъ работъ изъ всего чтó у насъ есть въ этомъ родѣ. Онѣ доказываютъ не просто удачный выборъ, но вмѣстѣ и вполнѣ художественный смыслъ какъ въ руководствѣ этимъ дѣломъ, такъ и въ выполненiи его. Мы не замѣтили въ фотографiяхъ даже легкаго слѣда заправокъ, и только иногда въ нихъ слегка оттѣненъ выступающiй обыкновенно свѣтлымъ пятномъ на непосредственныхъ снимкахъ заднiй планъ, съ цѣлью произвести эффектъ оригинала."

Впрочемъ, предпрiятiе г. Ретгера встрѣчено было очень благопрiятно не только за границею, но и у насъ. Особенно важно въ этомъ отношенiи мнѣнiе совѣта Императорской академiи художествъ, высказанное въ засѣданiи ея 27 февраля 1869 г. Совѣтъ академiи, по разсмотрѣнiи фотографическихъ снимковъ съ картинъ Императорскаго Эрмитажа, «счелъ долгомъ публично заявить", какъ сказано въ отзывѣ совѣта, «что фотографiи эти удостоились его полнѣйшаго одобренiя. Совѣтъ, — говорится далѣе, съ совершеннымъ удовольствiемъ удостовѣряетъ, что означенныя фотографiи передаютъ оригиналы удивительно точно и съ сохраненiемъ общей гармонiи, ничего почти не оставляя желать, и что онѣ достойны всякихъ похвалъ".

Послѣ отзыва такого компетентнаго въ этомъ дѣлѣ судьи, какъ академiя художествъ, совершенно излишнимъ было бы прибавлять что нибудь о достоинствахъ фотографiй г. Ретгера. Остается только сказать, что съ того времени, къ которому относится отзывъ академiи, фотографъ нашъ не остановился на своихъ первыхъ успѣхахъ, но, неутомимо работая надъ своимъ изданiемъ, значительно еще усовершенствовалъ его въ послѣднiе годы. Полученные имъ въ прошломъ году снимки, особенно съ картинъ Веласкеза, Мурилло и Рембрандта, отличаются самою изящною отдѣлкою и вмѣстѣ замѣчательнымъ совершенствомъ въ передачѣ всѣхъ особенностей кисти и всѣхъ характеристическихъ достоинствъ драгоцѣнныхъ оригиналовъ.

Для того, чтобы наши похвалы не показались кому нибудь слишкомъ преувеличенными или бездоказательными, укажемъ хотя на нѣсколько особенно замѣчательныхъ фотографiй изъ коллекцiи г. Ретгера. Кстати это дастъ намъ поводъ сказать нѣсколько словъ и о самыхъ картинахъ, съ которыхъ онѣ сняты.

Изъ шести находящихся въ Эрмитажѣ несомнѣнныхъ картинъ Веласкеза (род. въ Севильи въ 1599 году, умеръ въ Мадритѣ въ 1660 году), безспорно первое мѣсто занимаютъ два грудные портрета его работы — короля испанскаго Филиппа IV и папы Иннокентiя X. Хотя портретъ Филиппа IV, во весь ростъ, того же мастера, перешедшiй въ Петербургъ изъ собранiя короля нидерландскаго Вильгельма II и висящiй въ той же залѣ^*), также имѣетъ свои большiя достоинства, но, по тонкости работы и по удивительной жизненности изображенiя, небольшой портретъ, о которомъ идетъ рѣчь, изъ собранiя банкира Кузвельта, долженъ быть поставленъ ropаздo выше. Король Филиппъ изображенъ въ черной одеждѣ, украшенной золотыми пуговками, съ бѣлымъ воротничкомъ и съ орденомъ золотаго Руна на золотой же цѣпочкѣ.

Веласкезъ, какъ извѣстно, былъ придворнымъ живописцемъ и вмѣстѣ другомъ Филиппа IV. Гордый король Испанiи просто не могъ жить безъ Веласкеза и, цѣня его чрезвычайно высоко какъ художника, одному ему предоставилъ лестную привиллегiю писать съ себя портреты. Исключенiе, при жизни Веласкеза, если не ошибаемся, было сдѣлано всего два раза: одинъ разъ для Pубенса, другой для Гаспара Крайера. Неудивительно поэтому, что существуетъ около 25 портретовъ Филиппа IV, писанныхъ Веласкезомъ. Веласкезъ изображалъ своего друга короля при разныхъ обстоятельствахъ его жизни, въ различной обстановкѣ, въ самыхъ разнообразныхъ костюмахъ и положенiяхъ: во дворцѣ, на балконѣ, въ молельнѣ, на конѣ, въ придворной и охотничьей одеждѣ. Пользуясь въ продолженiи тридцати семи лѣтъ дружескими отношенiями къ Филиппу, онъ имѣлъ достаточно времени и возможности превосходно изучить этого въ высшей степени надменнаго, безпечнаго, сластолюбиваго и помѣшаннаго на своемъ величiи и на условiяхъ этикета короля. Невозмутимое xлaднoкpoвie и чисто испанская важность были отличительными чертами характера Филиппа IV. Послѣдовательно, одинъ за другимъ, терялъ онъ лучшiе перлы своей королевской короны, — Руссильонъ, Каталонiю, Пopтyгалiю и Фландрiю, но эти потери не въ состоянiи были ни особенно потревожить его, ни заставить его выйти изъ свойственнаго ему апатическаго бездѣйствiя. Ни одинъ мускулъ никогда не двинулся въ его лицѣ при самыхъ неожиданныхъ извѣстiяхъ. Никогда никто не видѣлъ, чтобы онъ улыбнулся. Ни разу и ни при какихъ обстоятельствахъ не позабылъ онъ о своемъ королевскомъ величествѣ. Таковъ былъ царственный другъ Веласкеза, тотъ человѣкъ, чьи красивыя, холодныя черты столько разъ приходилось ему воспроизводить на полотнѣ. И надо отдать справедливость художнику, что онъ превосходно изучилъ Филиппа и достигъ высокаго искусства передавать не только лицо его, но весь нравственный характеръ, такъ сказать, самую душу его. Всмотритесь въ это нелишенное своего рода красоты, но блѣдное и страшно холодное, надменное лицо, съ закрученными къ верху бѣлокурыми усами; въ этотъ неподвижный, леденящiй взглядъ, въ выраженie этихъ чувственныхъ губъ. Филиппъ IV весь передъ вами, со всею своею невозмутимою, испанскою моргою. Это живая историческая личность, переданная кистью великаго художника. И какъ хорошо почувствовано въ этихъ красивыхъ, изнѣженныхъ аристократическихъ чертахъ столь свойственное вымирающимъ фамилiямъ выраженiе чего–то усталаго и грустнаго, какъ бы отживающаго.

Мастерство исполненiя въ этомъ портретѣ доведено до неподражаемаго совершенства: краски положены такъ жидко и прозрачно, что ихъ какъ бы не существуетъ, мазки кисти до такой степени легки и воздушны, что полотно вездѣ просвѣчиваетъ; а между тѣмъ лѣпка головы удивляетъ своею законченностiю и лицо, даже на довольно близкомъ разстоянiи, совершенно выходитъ изъ рамы и прiобрѣтаетъ необыкновенный рельефъ и жизненность. Какъ хорошо переданы глаза съ нѣсколько усталыми, полу–опущенными вѣками. Глаза эти не только смотрятъ, но, кажется, какъ будто видятъ. Какая нѣжность и прозрачность кожи!

Всѣ отличительныя достоинства этого образцоваго портрета, на сколько только это доступно фотографiи, съ удивительною вѣрностiю переданы въ снимкѣ г. Ретгера. Смѣло можно сказать, что тому, кто лишенъ удовольствiя любоваться несравненнымъ оригиналомъ, фотографiя эта можетъ дать объ немъ довольно полное понятiе. He менѣе удаченъ вышелъ снимокъ и съ другаго прекраснаго портрета работы Веласкеза. Мы говоримъ о портретѣ папы Иннокентiя X, составляющемъ, по манерѣ исполненiя, совершенную противоположность съ изображенiемъ Филиппа IV.

Веласкезъ былъ чрезвычайно разнообразенъ въ своихъ произведенiяхъ. Съ одинаковымъ совершенствомъ воспроизводилъ онъ и тонкую красоту испанскихъ аристократическихъ красавицъ и грубыя, покрытыя загаромъ и пылью, черты какого–нибудь пьянаго нищаго. Съ равнымъ удовольствiемъ писалъ онъ и грацiозную инфанту, и уродливаго карлу. Красота и бeзoбpaзie были въ этомъ отношенiи для него безразличны. Бархатный, расшитый золотомъ плащъ придворнаго щеголя, или рубище бродяги, — для него было все равно, лишь бы написать вѣрно; онъ не отказывался ни отъ чего, какъ–бы пробуя на всемъ свою силу. Объ немъ можно сказать, что это былъ величайшiй изъ реалистовъ–художниковъ, но характеристическая его особенность заключалась въ томъ, что онъ съ одинаковымъ искусствомъ умѣлъ передавать и прекрасное, и безобразное. Bъ этомъ его главная заслуга и главное отличiе отъ нѣкоторыхъ слишкомъ рьяныхъ послѣдователей новѣйшей школы peaлистовъ, которые какъ бы поставили себѣ задачею изображать вещи хуже чѣмъ онѣ есть въ дѣйствительности, и безобразить все къ чему прикоснется ихъ кисть. Вездѣ, гдѣ Веласкезъ строго держится натуры, онъ неподражаемъ и не знаетъ себѣ соперниковъ, но онъ оказывался нѣсколько слабымъ и безцвѣтнымъ тотчасъ какъ только покушался перейти въ совершенно несвойственную ему область идеала или религiозной живописи. У него не было крыльевъ подняться къ небесамъ, но зато въ изображенiи земнаго онъ стоитъ наряду cъ величайшими мастерами всѣхъ временъ. Кто–то чрезвычайно вѣрно сравнилъ его съ миѳологическимъ Антеемъ, который получалъ страшную силу отъ каждаго прикосновенiя къ землѣ.

Мы только что разсматривали портретъ Филиппа IV; посмотрите теперь на Иннокентiя Х^*). Другой человѣкъ, другое лицо, — и у художника для него другая кисть и совсѣмъ иныя краски. На сколько нѣжно и тонко лицо въ первомъ портретѣ, на столько оно грубо, простонародно, мясисто и некрасиво во второмъ, а между тѣмъ этотъ багрово–красный старикъ, съ безобразно–поросшею бородою, съ тупымъ носомъ и съ подслѣповатыми, круглыми, сердитыми глазами, — точно также живой человѣкъ. Онъ только что не говоритъ... Мало того, это олицетворенiе цѣлаго историческаго характера. Техника также изумительна здѣсь какъ и въ портретѣ Филиппа IV, но совершенно отлична по прiемамъ. Въ противуположность портрету Филиппа, гдѣ совсѣмъ не видно слѣдовъ кисти и лишь постепенности свѣта сообщаютъ тѣлу живость и округлость, здѣсь можно прослѣдить каждый мазокъ и краска покрываетъ полотно густымъ и сочнымъ слоемъ. Какая характерная физiогномiя. Сколько необыкновенной энергiи и силы въ письмѣ. Нельзя не признать, что оба портрета, несмотря на контрастъ въ исполненiи, одинаковы хороши и, по справедливости, могутъ быть названы лучшими произведенiями портретной живописи. Мы даже увѣрены, что не мало найдется любителей и художниковъ, готовыхъ, пожалуй, отдать предпочтенiе послѣднему портрету, хотя наружность Иннокентiя Х вовсе не изъ тѣхъ, которыя особенно нравятся.

Находящiйся у насъ портретъ Иннокентiя Х составляетъ только эскизъ или, лучше сказать, этюдъ съ натуры для большаго портрета этого папы, что въ галлереѣ Дорiа, въ Римѣ. Кромѣ удивительнаго совершенства въ исполненiи и неподражаемо схваченной характеристики Иннокентiя X, названный портретъ и въ техническомъ отношенiи представляетъ собою замѣчательный tour de force художника, такъ какъ, по странной фантазiи, ему вздумалось изобразить въ этомъ портретѣ багрово–красную физiогномiю, въ красной шапочкѣ и въ красномъ плащѣ, да вдобавокъ еще и на красномъ фонѣ. Тоже самое и въ эрмитажномъ этюдѣ, кромѣ, впрочемъ, фона, задѣланнаго темною краскою.

Нo, увлекшись генiальнымъ испанскимъ живописцемъ, мы слишкомъ заговорились, совершенно позабывъ, что должны упомянуть еще о нѣсколькихъ превосходныхъ фотографическихъ снимкахъ съ картинъ другихъ мастеровъ. Изъ oпасенiя утомить вниманiе читателей, ограничимся лишь немногими словами.

Можетъ быть не существуетъ другаго живописца, чьи произведенiя представляли бы такiя трудности для передачи въ фотографiи, какъ картины Рембрандта. Все то, что составляетъ силу, поэзiю и характеристическую прелесть знаменитаго голландскаго мастера, именно необыкновенная причудливость и оригинальность освѣщенiя, въ соединенiи съ неподражаемыми эффектами полутѣней, — вce это наименѣе доступно фотографiи, существующей исключительно лишь солнцемъ и свѣтомъ. Между тѣмъ, вотъ передъ нами снимокъ съ портрета матери Рембрандта (изъ галлерiи Крозà, № 805 по каталогу Эрмитажа), который можетъ служить лучшимъ доказательствомъ, что, при умѣньи взяться за дѣло, фотографiя въ состоянiи хорошо передавать даже картины Рембрандта. Въ названномъ портретѣ свѣтъ очень скупо ocвѣщаетъ лишь лѣвую сторону лица старушки, да часть бѣлаго платка на шеѣ, все остальное какъ бы тонетъ въ волшебныхъ полутонахъ, удивительныхъ по своей прозрачности и легкости. На первый взглядъ фотографiя, также какъ и оригиналъ, кажется нѣсколько темною, но, всматриваясь ближе, даже въ наименѣе освѣщенныхъ частяхъ, можно прослѣдить чуть не каждую морщинку задумчиваго и добраго лица симпатичной старушки.

Такою же законченностiю и отчетливостiю щеголяютъ фотографiи г. Ретгера и въ тѣхъ случаяхъ, когда имъ приходится имѣть дѣло съ маленькими фигурами и съ мелкими аксесуарами. Нельзя не подивиться искусству, съ какимъ переданы, напр., нѣкоторыя произведенiя Тенирса младшаго и Филиппа Вувермана. Какъ на обращики въ этомъ родѣ, можемъ указать на «Сельскiй праздникъ" перваго (№ 675) и на знаменитую «Скачку вокругъ кошки” — втораго. Несмотря на то, что лица въ этихъ фотографiяхъ немногимъ болѣе булавочной головки, въ нихъ вѣрно схвачено и выраженiе, и всѣ особенности оригинала. Или вотъ, напримѣръ, извѣстный «Привалъ путешественниковъ" (№ 1,007) Вувермана. Какъ вѣрно переданъ здѣсь общiй тонъ картинъ этого художника: небо, люди, лошади, вода, однимъ словомъ все, до малѣйшихъ подробностей.

Но мы никогда не кончили бы, еслибы вздумали перечислять всѣ лучшiя фотографiи коллекцiи снимковъ съ картинъ Императорскаго Эрмитажа. Hе забудемъ, что ихъ около полутораста, а лучшими могутъ быть названы чуть не всѣ.

Оканчиваемъ нашу и безъ того слишкомъ длинную замѣтку выраженiемъ искренняго желанiя, чтобы публика обратила побольше вниманiя на прекpaснoe предпрiятiе г. Ретгера и поддержала издателя коллекцiи своимъ сочувствiемъ.

А. М.

________

ВѢСТИ СО ВСЕГО МIРА.

Пребыванiе Великаго Князя Алексiя Александровича въ Японiи.

Корреспондентъ «Journal de St. Pétersbourg” передаетъ слѣдующiя подробности о пребыванiи Его Императорскаго Высочества Великаго Князя Алексiя Александровича въ Iеддо. 4 (16) ноября Великiй Князь прибылъ по желѣзной дорогѣ, на экстренномъ поѣздѣ, въ Iеддо, гдѣ былъ принятъ на станцiи княземъ Арисугава, канцлеромъ, министрами двора и внутреннихъ дѣлъ, и многими другими высшими сановниками и придворными микадо, а также иностранными консулами. Принцъ Арисугава и министры проводили Великаго Князя въ энреквенскiй дворецъ. Это зданiе, построенное въ европейскомъ вкусѣ, стоитъ среди парка Гама–Готенъ, раскинутаго на берегу моря. Въ этомъ маленькомъ дворцѣ жилъ, въ 1869 году, герцогъ эдинбургскiй. Къ прiѣзду Великаго Князя дворецъ былъ убpaнъ со всевозможною роскошью и удобствомъ. На другой день, 5 (17) ноября, Великiй Князь посѣтилъ макадо въ его дворцѣ. Экипажъ Великаго Князя конвоировали тѣлохранители микадо; у воротъ замка высокiй гость былъ встрѣченъ княземъ Арисугава, канцлеромъ и министрами. Свиданiе съ микадо происходило въ залѣ средней величины, часть которой нѣсколько возвышалась надъ остальной частью и представляла эстраду. Японскiй императоръ стоялъ посреди площадки, за эстрадой, куда прошелъ одинъ только Великiй Князь. Его Высочество остановился въ нѣсколькихъ шагахъ отъ микадо, который обратился къ нему съ слѣдующими словами: «Ваше Высочество въ своемъ далекомъ путешествiи удостоили посѣтить мои владѣнiя. Я очень радъ, что могу привѣтствовать васъ здѣсь. Надѣюсь, что Ихъ Величество Императоръ и Императрица находятся въ добромъ здоровьи и что государство ихъ наслаждается миромъ и благоденствiемъ. До настоящей минуты между Вашей импеpieй и моими владѣнiями постоянно существовали дружественныя отношенiя, какъ и подобаетъ между близкими сосѣдями. Посѣщенiе Вашего Высочества еще болѣе упрочитъ эту дружбу. Ничто не могло бы болѣе осчастливить мою страну и болѣе обрадовать меня чѣмъ это посѣщенiе!" Отвѣчая на это привѣтствiе, Его Высочество поблагодарилъ микадо за радушный прiемъ, сдѣланный ему въ Японiи и выразилъ сожалѣнiе, что не можетъ продлить своего пребыванiя въ этой странѣ. «Я очень радъ", прибавилъ Его Высочество, «если мое посѣщенiе способно упрочить дружбу, связывающую Японiю съ Poccieй, къ величайшему удовольствiю моего августѣйшаго родителя, Его Величества Императора". Послѣ этого обмѣна привѣтствiй, Великiй Князь былъ приглашенъ, согласно церемонiалу, въ павильонъ, въ паркѣ замка, гдѣ между нимъ и микадо произошло менѣе оффицiальное свиданiе. Это свиданiе, какъ и предыдущее, было очень непродолжительно: Великiй Князь былъ приглашенъ прогуляться по парку, и во время этой прогулки микадо простился съ нимъ.

«На слѣдующiй день микадо отдалъ визитъ Его Высочеству въ энреквенскомъ дворцѣ. При этомъ свиданiи микадо подарилъ Великому Князю свой фотографическiй портретъ и просилъ его принять и другiе подарки. Въ тотъ же вечеръ Его Высочество принималъ въ аудiенцiи дипломатическихъ агентовъ иностранныхъ державъ при дворѣ микадо. 9 (21) ноября микадо произвелъ, въ честь своего высокаго гостя, смотръ расположеннымъ въ Iеддо войскамъ. Великiй Князь былъ приглашенъ во дворецъ, откуда онъ отправился на смотръ въ одной коляскѣ съ микадо. По возвращенiи въ замокъ, Великiй Князь былъ приглашенъ во внутреннiе покои микадо, гдѣ неожиданно явилась и cупpyгa послѣдняго. Въ первый разъ жена микадо показывалась иностранцамъ, и потому воспоминанiе объ этомъ днѣ, въ который были порваны послѣднiе узы, cвязывaвшiе Японiю съ азiатскими преданiями, навсегда сохранится въ лѣтописяхъ японскаго двора. Всѣ лица, принадлежавшiя къ свитѣ Великаго Князя, равно какъ и всѣ представители иностранныхъ державъ были представлены японской императрицѣ, которая отвѣчала на ихъ привѣтствiя просто и свободно. Микадо изъявилъ желанiе показать Великому Князю морскiя упражненiя японскаго флога. Маневры были назначены на 11 (23) ноября на рейдѣ Iокогамы. Великiй Князь уѣхалъ въ этотъ день въ Iокогаму вмѣстѣ съ микадо, но проливной дождь заставилъ отложить маневры до слѣдующаго дня. Микадо возвратился въ Iеддo одинъ. 13 (25) ноября Великiй Князь, оставшiйся въ Iокогамѣ, встpѣтилъ микадо на станцiи желѣзной дороги, пocлѣ чего они вмѣстѣ взошли на японскiй броненосный корабль, который Его Высочество осмотрѣлъ во всѣхъ подробностяхъ. Потомъ, Великiй Князь и микадо сѣли въ катеръ, и направились къ фрегату «Свѣтлана", на которомъ былъ поднятъ флагъ японскаго императора. Пока микадо cмотрѣлъ на маневры экипажа, передъ фрегатомъ прошли шесть японскихъ военныхъ кораблей. Вслѣдъ затѣмъ, микадо и всѣ сопровождавшiе его министры и иностранные дипломаты были приглашены на «Свѣтланѣ” къ завтраку. Русскiе корабли отдали при этомъ обычныя почести императору Японiи, онъ же, съ своей стороны, приказалъ своимъ судамъ отдать Великому Князю чрезвычайныя почести, сверхъ всѣхъ установленныхъ въ подобныхъ случаяхъ. Микадо хотѣлъ выразить этимъ особенное удовольствiе, доставленное ему посѣщенiемъ Великаго Князя. Уѣзжая со «Свѣтланы”, онъ окончательно простился съ своимъ гостемъ, такъ какъ, чрезъ два дня, русскiй фрегатъ долженъ былъ отплыть изъ порта Iокогамы. Наканунѣ отъѣзда изъ Iеддо, Его Высочеству пожелали представиться нѣкоторые изъ бывшихъ владѣтельныхъ князей и представителей древнѣйшихъ фамилiй царедворцевъ. Иностранная колонiя, также желая выразить Великому Князю свое уваженiе и сочувствiе, дала въ честь его балъ въ нѣмецкомъ клубѣ.

* _* *

Раззоренье отъ медвѣдей въ Иркутской губ.

Изъ газеты «Coвpеменность".

Каждогодно почти жителямъ Карапчанской волости приходится, благодаря алчности и неразборчивости въ пищѣ царя нашихъ лѣсовъ — таптыгина (медвѣдя) переносить довольно чувствительныя лишенiя. Безпрепятственно разгуливая около поселенiй, онъ никогда не отказывалъ себѣ въ лакомомъ блюдѣ. Но хищная алчность лѣснаго хозяина особенно, кажется, обнаружилась здѣсь въ настоящемъ году. Почти въ каждой деревнѣ онъ оставилъ слѣды своихъ нападенiй. Въ одномъ Воробьевскомъ селенiи насчитываютъ до двадцати пяти головъ домашняго скота, павшихъ жертвою его кровожадности. Въ Банщиковой деревнѣ нѣкоторые остались совсѣмъ безъ лошади и коровы, въ Ершовой, Сизовой и Невонской деревняхъ тоже повторилось, что и въ Воробьевскомъ селенiи. При малонаселенности и крайне незначительномъ развитiи скотоводства въ здѣшней мѣстности, подобныя лишенiя, особенно если они повторяются ежегодно, на наше крстьянство имѣютъ поистинѣ убiйственное влiянiе. Но это бы еще все ничего, еслибы только ежегодная трата домашняго скота могла, такъ сказать, застраховывать жизнь самого человѣка отъ кровожадности звѣря; но въ томъ то и бѣда, что и самому владѣтелю скота приходится иногда падать жертвою своей оплошности и крайней безпечности. Такъ въ первыхъ числахъ октября, въ двадцати верстахъ отъ Банщиковой деревни, между медвѣдемъ и крестьяниномъ Филимономъ Банщиковымъ, отправившимся, по обыкновенiю, осматривать свои лѣсныя ловушки, произошла жаркая схватка, окончившаяся рѣшительнымъ пораженiемъ крестьянина. Такiе примѣры здѣсь нерѣдкость. Крестьяне Воробьевскаго селенiе разсказывали, что на дняхъ медвѣдь посѣтилъ даже ихъ селенiе и, пробѣгая по улицѣ, чуть не смялъ одну женщину, которая, ничего не подозрѣвая спокойно шла къ сосѣдямъ. Замѣчательно, что народъ въ это время весь былъ по домамъ. Надобно сознаться про здѣшняго мужика что пока не заставишь его сдѣлать что либо силой — самъ онъ никогда не догадается. Не говоря уже о томъ, что безпечность въ этомъ случаѣ прямо ведетъ къ упадку домохозяйства въ нашемъ крестьянствѣ, она много вредитъ и въ отношенiи нравственно—религiозномъ. Такой выводъ на первый взглядъ покажется парадоксомъ; но позвольте обратить ваше вниманiе, читатель, на слѣдующiя строки, взятыя изъ журнала назиданiя въ 1871 году. Bотъ онѣ: «30 января. Сегодня я случайно узналъ одно, выходящее изъ ряда обыкновенныхъ происшествiй. Помѣщаю его сюда какъ печальный фактъ религiозной жизни моихъ прихожанъ. Жители Б. деревни, въ одинъ изъ рождественскихъ дней, дѣлаютъ общественный сходъ. О чемъ разсуждаютъ на сходѣ — для четырехъ семействъ не принимавшихъ участiя въ сходѣ пока остается тайной. Только назавтра одинъ изъ согласителей пользующiйся въ дepeвнѣ первымъ уваженiемъ уѣзжаетъ — куда неизвѣстно. Послѣ только можно было догадаться, что поѣздка была сдѣлана имъ на границу волости, въ деревню Сединовскую^*). Въ это время тамъ находился кочующiй тунгусъ Миронъ, который и былъ причиною схода б—въ и отправки одного изъ coглaсителей. Что это за личность тунгусъ Миронъ, и почему такъ объ немъ слишкомъ хлопочутъ б—цы? Много необыкновеннаго разсказываютъ о Миронѣ. Онъ владѣетъ силою напускать моръ на скотъ, а также напускать звѣря (медвѣдя); когда же онъ добръ — дѣлаетъ противное: отъ звѣря можетъ оберечь скотъ. Ну, какъ же такой чедовѣкъ не нуженъ для мужика при его обстановкѣ? Вотъ и шлютъ отыскивать Мирона за тридесять земель, въ тридесятое цapство: вотъ–де окаянный звѣрь совсѣмъ раззорилъ насъ, такъ нельзя ли что нибудь сдѣлать. Миронъ того и ждетъ. Онъ уже давно смекнулъ, къ чему дѣло клонится; ну, разумѣется, садится въ розвальни и его мчатъ съ честью. Б—цы съ радостiю принимаютъ дорогаго гостя. Послѣ недолгихъ приготовленiй, начинается религiозная церемонiя: всѣ жители деревни, и старъ и младъ, подъ руководствомъ Мирона, отправляются за деревню, на мѣсто церемонiи, ранѣе приготовленное жителями Б. О подробностяхъ церемонiи узнать весьма трудно. Извѣстно только, что сколько то домашнихъ животныхъ принесено было въ жертву невѣдомому богу. По окончанiи церемонiи, въ деревнѣ начинается праздникъ, какой только можетъ устроить широкая натура русскаго мужика. Пьяный шаманъ ходитъ изъ дома въ домъ; причемъ оказывается ему подобающая честь; приносятся подарки. При полученiи подарка, выражается жертвователю глубокая признательность и жертвователь застраховывается отъ семейнаго неблагополучiя на долгое время. Въ заключенiе, съ общаго согласiя, съ каждой участвовавшей при церемонiи души собирается въ пользу шамана извѣстное количество пени. Шаманъ пьяный, съ деньгами и дарами, торжественно отправляется изъ Б—вой.

Пусть примутъ отъ кого это зависитъ, энергичныя мѣры къ посильному очищенiю нашихъ лѣсовъ отъ хищнаго звѣря — тогда благосостоянiе народное здѣсь значительно улучшилось бы, да и народу не было бы надобности прибѣгать къ религiознымъ церемонiямъ, въ родѣ только что описанной.

* _* *

Киргизскiе депутаты въ С.–Петербургѣ.

Мы слышали, что 28 декабря въ С.–Петербургъ прибыла депутацiя съ Зайсанскимъ приставомъ маiоромъ Тихановымъ изъ 16–й Киргизъ–Семипалатинской области, выбранная народомъ зайсанскаго приставства и Устькаменскаго уѣзда, для принесенiя благодарности Его Величеству за принятiе этого народа въ подданство Россiи, въ числѣ 20,000 кибитокъ (или саней), и за введенiе новаго положенiя, даннаго степямъ въ 1869 году, котораго благотворное дѣйствiе ощущаютъ кочевники нашихъ необъятныхъ степей уже 4–й годъ. Всѣхъ же ихъ было отправлено съ мѣста 20 человѣкъ, но 4 изъ нихъ остались за болѣзнiю въ Омскѣ. Съ трепетомъ ожидали они Высочайшаго разрѣшенiя представиться предъ лицомъ Бѣлаго Царя. Наконецъ имъ было разрѣшено явиться во дворецъ, чтобы видѣть процессiю 6–го января на Iорданѣ. Поставлены были они на верхней площади параднаго дворцоваго крыльца, гдѣ они были сильно поражены блескомъ всей процессiи и величiемъ Государя, такъ что многiе по обычаю Китая стояли опустивъ голову, не смѣя смотрѣть на доброе лицо Монарха. Тутъ же генералъ губернаторъ Зап. Сибири получилъ приказанiе представить 7 числа въ 12 ч. утра всѣхъ 16 депутатовъ Императору.

По окончанiи Крещенскаго парада всѣ киргизы были угощены во дворцѣ чаемъ, фруктами и различными вареньями.

7–го числа въ 11 ч. утра они были приведены въ Бѣлую залу Зимняго дворца и представлены Государю и ген.–губ. ген.–адъют. Хрущевымъ и министромъ внутреннихъ дѣлъ. Старшiй изъ депутатовъ Султанъ–Магометъ–Султанъ киргизъ началъ произносить рѣчь, которая была имъ самимъ отъ имени всего народа составлена; произнесъ первоначально твердо и правильно: «Ваше Императорское Величество" — но на этихъ словахъ когда Государь возразилъ: «А ты говоришь по русски?” Магометъ до того переконфузился, что далѣе могъ произнести тихо только нѣсколько словъ по киргизски изъ приготовленной благодарственной рѣчи и потомъ положительно онѣмѣлъ. Тогда Его Величество приказалъ чтобы эту рѣчь перевелъ тутъ же находившiйся офицеръ, командированный вмѣстѣ съ депутацiй, — чтó переводчикомъ и было исполнено по смыслу почти въ точности, такъ какъ эта рѣчь была уже заранѣе извѣстна.

Тогда Государь милостиво обратился къ киргизамъ со словами привѣтствiя и пожелалъ имъ благоденствiя. Потомъ Его Величество приказалъ показать имъ дворецъ и опять напоить ихъ чаемъ и угостить сластями.

Всѣ эти почти дикiе люди находившiеся подъ постояннымъ гнетомъ китайскихъ чиновниковъ и не смѣвшихъ взирать даже на какого нибудь мандарина, здѣсь стояли въ покояхъ Государя, видѣли Его передъ собою и даже говорили съ Великимъ Царемъ.

Нужно было видѣть какъ эти дѣти степей были счастливы, почти не вѣрили всему видѣнному ими. Будетъ разсказовъ для цѣлыхъ поколѣнiй.

Вотъ рѣчь ими произнесенная.

«Повергая къ стопамъ Твоимъ, Великiй Государь, вѣрноподданнѣйшiя чувства безпредѣльной благодapности за милости и благодѣянiя, излитыя Тобою на нашъ кочевой народъ, мы, выборные отъ киргизъ Зайсанскаго края, осмѣливаемся благодарить Тебя за то, что Ты снизошелъ доставить намъ неизрѣченное счастiе видѣть Тебя, поклониться до земли Твоему величiю и навсегда yнести съ собою въ наши привольныя степи свѣтлый образъ Твой. Идя къ Твоему престолу изъ дальней окраины Твоей необъятной державы, мы видѣли, что сколько звѣздъ на небѣ, столько народовъ благословляютъ славное имя Твое и еще глубже прочувствовали счастiе состоять въ числѣ Твоихъ подданныхъ.

Всего четыре года какъ край нашъ подъ сѣнью Твоего скипетра, получивъ отъ Твоихъ милостей правый судъ, стройное управленiе, защиту личности и собственности, oжилъ, процвѣлъ и достигъ благоденствiя, которому справедливо завидуютъ наши соплеменники, кочующiе въ сосѣднемъ Kитаѣ.

Явясь теперь передъ Тобою, могущественнѣйшiй изъ земныхъ монарховъ, мы счастливы, что можемъ передъ лицомъ Всевидящаго Боra и свѣта повергнуть къ стопамъ Твоимъ увѣренiе въ вѣрности, преданности и благодарности нашего народа къ Тебѣ, Бѣлый Царь".

* _* *

По вопросу объ единовѣрiи.

Мы слышали изъ вѣрныхъ источниковъ, что слѣдующее засѣданiе общества любителей духовнаго просвѣщенiя, которое состоится около 10 февраля, будетъ посвящено продолженiю пренiй, возбужденныхъ чтенiемъ г. Филиппова 18 января «о нуждахъ единовѣрiя”. Занимательность предстоящихъ засѣданiй должна увеличиться вслѣдствiе весьма вѣроятнаго участiя въ нихъ профессора здѣшней духовной академiи И. Ѳ. Нильскаго, извѣстнаго знатока дѣла, который былъ приглашенъ совѣтомъ общества и въ прошлое засѣданiе, но, къ общему сожалѣнiю, по обстоятельствамъ не могъ туда прибыть. Надѣются что будущее собранiе общества будетъ счастливѣе въ этомъ отношенiи, и что вообще предстоящiя пренiя будутъ происходить при условiяхъ болѣе благопрiятныхъ для раскрытiя истины въ предметѣ изслѣдованiя г. Филиппова. Мы слышали, что въ распоряженiе г. Нильскаго и другихъ, желающихъ принять участiе въ будущихъ разсужденiяхъ и нуждахъ единовѣрiя г. Филипповъ предоставилъ экземпляръ своего труда, — что дастъ оппонентамъ возможность предложить автору строго обдуманныя и вполнѣ ясныя возраженiя, а самымъ пренiямъ должно сообщить бòльшую стройность. Для сей послѣдней цѣли было бы весьма полезно установить заранѣе очередь для лицъ, желающихъ вступить въ объясненiя съ авторомъ, какъ это обыкновенно дѣлается на университетскихъ и академическихъ, да и на всѣхъ благоустроенныхъ пренiяхъ, дабы болѣе другихъ горячiе и словоохотливые ораторы, въ дѣлѣ обыкновенно менѣе свѣдущiе и сильные, не помѣшали изложенiю болѣе спокойныхъ, разсудительныхъ и съ тѣмъ вмѣстѣ болѣе цѣнныхъ мнѣнiй. Важность предмета заслуживаетъ того, чтобы приложить лишнiя заботы о его разъясненiи. Необходима была бы, повидимому, и помощь стенографiи.

Въ ожиданiи любопытнаго засѣданiя, о ходѣ коего мы надѣемся сообщить въ свое время нашимъ читателямъ по возможности полныя и во всякомъ случаѣ совершенно вѣрныя свѣдѣнiя, находимъ полезнымъ пока краткое по возможности, обстоятельное изложенiе чтенiя г. Филиппова 18 января. Въ предъидущемъ № «Гражданина» было уже сообщено, что чтенiе это можно раздѣлить на три части, весьма тѣсно между собою связанныя, но способныя сдѣлаться предметомъ трехъ отдѣльныхъ самостоятельныхъ разсужденiй.

Въ первой части проводится та мысль, что допущенiе старообрядцевъ въ единенiе съ церковiю, на условiи съ одной стороны ихъ покорности церковной власти, а съ другой — свободнаго соблюденiя ихъ обрядовыхъ особенностей, вполнѣ согласно съ исконнымъ и всеобщимъ началомъ православнаго ученiя о свободѣ мѣстно–выработавшихся обрядовъ, при необходимости въ то же время безусловнаго единства въ исповѣданiи догматовъ вѣры. Указавъ на многочисленныя явленiя изъ исторiи церкви, доказывающiя, что о содержанiи обрядовъ церковь такъ думала не только въ первыя или древнѣйшiя времена своего существованiя, когда разнообразiе и постоянное измѣненiе въ обычаяхъ и чинопослѣдованiяхъ церковныхъ было неизбѣжно по самой сущности дѣла, но и впослѣдствiи, когда чинъ ея богослуженiя уже окончательно выработался и установился, — авторъ остановилъ вниманiе собранiя на томъ весьма важномъ и характеристическомъ обстоятельствѣ: что при разрѣшенiи какъ въ древнiя, такъ и въ новѣйшiя времена мѣстнымъ церквамъ имѣть свои особые обряды, церковь никогда не полагала между своими членами, едиными по вѣрѣ, но разными по содержанiю обряда, никакого различiя, признавая ихъ вполнѣ между собою равноправными и что изъятiе изъ сего правила сдѣлано только въ отношенiи нашихъ единовѣрцевъ, которые, какъ извѣстно, всею полнотою церковныхъ правъ не пользуются, хотя и называются въ правилѣ митрополита Платона, наравнѣ съ нами, чадами святыя единыя соборныя и апостольскiя церкви. Главною причиною такого исключительнаго, въ православномъ мiрѣ, положенiя нашихъ единовѣрцевъ, г. Филипповъ почитаетъ то обстоятельство, что свобода употребленiя до–никоновскихъ обрядовъ, которые первоначально, при Екатеринѣ II, а потомъ окончательно, при Императорѣ Павлѣ, были разрѣшены для примиряющихся съ церковiю старообрядцевъ, была связана опредѣленiемъ московскаго собора 1667 года, которое до сихъ поръ остается въ надлежащемъ порядкѣ неотмѣненнымъ и котораго отмѣнить нельзя было, по мнѣнiю г. Филиппова, безъ соглашенiя съ восточными патрiаршими престолами.

Во второй, самой обширной части своего разсужденiя г. Филипповъ разсмотрѣлъ вопросъ о значенiи наложенныхъ соборомъ 1667 года клятвъ. Указавъ на три различныя о семъ предметѣ мнѣнiя: 1) что клятвы наложены на самые обряды, бывшiе въ употребленiи до патрiарха Никона, и потому касаются даже тѣхъ лицъ и даже поколѣнiй, которыя держались ихъ прежде собора; 2) что, не касаясь прошлаго времени, они обращены были на всѣхъ, кто не захотѣлъ бы покинуть до–никоновскихъ обрядовъ послѣ изданiя соборнаго опредѣленiя 13 мая 1667 г. и 3) что клятвы наложены только на тѣхъ, которые изъ за разности обрядовъ удаляются отъ церковнаго общенiя и хулятъ церковь и ея тайны, —авторъ объяснилъ, что онъ держится втораго мнѣнiя и длиннымъ рядомъ доказательствъ старался утвердить ту мысль, что отъ времени изданiя соборнаго постановленiя до времени Екатерины II двери церкви были затворены для всѣхъ тѣхъ, кто не былъ въ силахъ разстаться съ унаслѣдованнымъ отъ предковъ обрядомъ. Доводы, приведенные въ подтвержденiе этой мысли, были и многочисленны и разнообразны: прежде всего г. Филипповъ остановилъ вниманiе собранiя, какъ и слѣдовало, на самомъ текстѣ постановленiя собора 13 мая 1667 г. и состоящаго съ нимъ въ неразрывной связи предварительнаго постановленiя русскихъ церковныхъ властей 2 iюля 1666 года, и отдавъ правильность своего изысканiя этого акта въ указанномъ смыслѣ на судъ присутствующихъ, привелъ вслѣдъ затѣмъ рядъ историческихъ фактовъ и даже постановленiй, какъ духовной, такъ и мiрской власти, не оставляющихъ, по нашему убѣжденiю, никакого сомнѣнiя въ томъ, что употребленiе до–никоновскаго обряда до временъ Екатерины было воспрещено безусловно. Такъ, по указанiю г. Филиппова, думало объ этомъ и старообрядческое общество, просившее доступа въ церковь, и московское православное духовенство, къ которому митрополитъ Платонъ, рѣшаясь на столь важную мѣру, обратился за совѣтомъ, и только въ послѣдствiи стала приниматься въ апологетической литературѣ та мысль, что клятвы наложены не на тѣхъ, кто употребляетъ до–никоновскiе обряды, а только на тѣхъ, кто изъ–за нихъ удаляется отъ церкви и ее поноситъ, и что старообрядецъ, пожелавшiй войти въ общенiе съ церковью, съ сохраненiемъ своихъ обрядовъ, освобождается отъ клятвы не вслѣдствiе разрѣшенiя отъ оной со стороны св. синода, а въ силу самаго соборнаго опредѣленiя 1667 г.

Изъ всего изложеннаго выше, авторъ приходитъ къ тому заключенiю, что для довершенiя того святаго дѣла, которое получило начало при Екатеринѣ II и для окончательнаго успокоенiя единовѣрцевъ, былъ бы совершенно необходимъ или соборный пересмотръ постановленiя 1667 г., или же, по крайней мѣрѣ, заочное сношенiе по сему вопросу съ предстоятелями единовѣрныхъ съ нами церквей.

Разсужденiе объ этой сторонѣ дѣла составляетъ третью часть труда г. Филиппова, въ которой онъ нашелъ нужнымъ объяснить, что мысль о необходимости довершенiя въ указанномъ имъ смыслѣ, распоряженiй св. синода объ установленiи единовѣрiя раздѣляется не только многими знаменитыми представителями русской церкви и богословской науки, но и самимъ св. синодомъ, который, еще въ 1864 г., по поводу представленной московскими единовѣрцами просьбы и сопровождавшаго оную ходатайства митрополита Филарета, предполагалъ войти въ сношенiе по этому дѣлу съ восточными церквами; но прiостановился въ своемъ намѣренiи единственно въ виду неожиданно возникшихъ къ тому препятствiй.

Такимъ образомъ, дѣло это, по мнѣнiю г. Филиппова, слѣдуетъ считать только отложеннымъ и для возобновленiя его остается ожидать только благопрiятной минуты.

Современныя событiя, смутившiя православную церковь подаютъ, конечно, очень мало надежды на то, чтобы эта минута могла наступить скоро; но это только человѣческiя, вдаль не проникающiя, соображенiя, которыя могутъ разлетѣться впрахъ передъ невѣдомымъ для насъ совѣтомъ и судомъ Божiимъ.

* _* *

О русскихъ эмигрантахъ.

Изъ «Московскихъ Вѣдомостей”.

Приводимъ разсказъ о двухъ эмигрантахъ, N—дзе и Э.

«Подобно Б—у, N—дзе тоже покинулъ Россiю всего съ какою–нибудъ сотней рублей въ карманѣ. Въ Женевѣ онъ выдавалъ себя за какого–тo таинственнаго эмигранта, который даже и словомъ не можетъ намекнуть на свое политическое преступленiе. А между тѣмъ все его политическое преступленiе состояло въ томъ что онъ въ Петербургѣ былъ знакомъ съ однимъ политическимъ преступникомъ. Послѣ того какъ онъ обобралъ кассу и удралъ изъ Швейцарiи, сами эмигранты говорили это. Тѣмъ не менѣе, кромѣ Л., N—дзе всѣхъ убѣдилъ въ своей политичности. Благодаря этому обстоятельству, онъ болѣе года прожилъ въ Женевѣ на счетъ общаго фонда эмигрантской кассы, на счетъ одного своего соплеменника, многихъ русскихъ и, кромѣ того, посредствомъ сотрудничества въ «Колоколѣ". Сначала онъ присосѣдился къ «Колоколу" въ качествѣ... тифлискаго корреспондента. Bcкopѣ послѣ его прiѣзда въ Швейцарiю, въ Тифлисѣ произошли памятные безпорядки, и N—дзе, воспользовавшись этимъ случаемъ, описалъ ихъ такъ какъ будто бы самъ присутствовалъ при этомъ происшествiи. Свое описанiе N—дзе повторилъ въ «Колоколѣ" нѣсколько разъ, прибавивъ къ нему множество другихъ новостей; «Колоколь" тогда выходилъ два раза въ мѣсяцъ, и въ продолженie двухъ или трехъ мѣсяцевъ, въ каждомъ нумерѣ непремѣнно находилась корреспонденцiя изъ Тифлиса, занимавшая обыкновенно половину или три четверти цѣлаго нумера. Остальная часть «Колокола” наполнялась выписками изъ петербургскихъ и московскихъ газетъ и какою–нибудь фельетонною статьей Герцена, въ родѣ его письма къ редактору «Русскаго инвалида”. «Колоколъ" сдѣлался въ высшей степени безсодержателенъ. Въ самомъ дѣлѣ, читавшiй русскiя газеты находилъ въ немъ новаго только претендовавшую на оcтpoумie болтовню Герцена, дa писанныя въ Женевѣ тифлисскiя письма N—дзе. Это обстоятельство подало поводъ Л—у сострить и сказать что «Колоколъ" превратился въ родъ какого–то «Тифлискаго Вѣстника", съ тою только разницей, что еслибъ онъ въ самомъ дѣлѣ издавался въ Тифлисѣ, тo провинцiальная редакцiя, по всей вѣроятности, сначала печатала бы мѣстныя извѣстiя, потомъ выписки изъ газетъ резиденцiи и столицы, и уже на послѣднемъ планѣ —фельетонъ; тогда какъ у Герцена порядокъ шелъ наоборотъ, и фельетонъ занималъ первое мѣсто. Эта острота дошла до ушей Герцена, и какъ ни разозлила его, а все–таки заставила его положить конецъ «Письмамъ изъ Тифлиса". Такимъ образомъ N—дзе, получавшiй по 10 франковъ за колонку, или по 20 фр. за каждую страницу «Колокола", вдругъ лишился, такъ сказать, своего poгa изобилiя. Послѣ этого можно себѣ представить его злобу противъ Л.! Она не знала ни удержку, ни предѣловъ. Подобно Б—у, онъ всѣми силами cтарался лишить Л—а его уроковъ и клеветалъ на него всѣмъ русскимъ, съ которыми только ему приходилось говорить. Хотя N—дзе и получилъ увѣдомленiе, что редакцiя «Колокола” болѣе не нуждается въ его письмахъ изъ Тифлиса, тѣмъ не менѣе онъ доказалъ, что отказать ему отъ сотрудничества было дѣломъ вовсе не такъ–то легкимъ. Онъ затѣялъ съ «Колоколомъ" полемику о необходимости республиканскаго правленiя въ Россiи; и такъ какъ Герценъ уже началъ отстраняться отъ N—дзе, то честь полемизированiя съ нимъ о pecпубликѣ выпала на долю Oгаревa. Полуоглупѣвшiй Огаревъ повелъ съ нимъ странную полемику. Съ одной стороны онъ доказывалъ N–дзе въ своихъ статьяхъ, что республиканскiй образъ правленiя еще преждевременъ для Россiи; а съ другой — платилъ ему по 10 фр. за колонну за то что N–дзе доказывалъ что республика необходима для Россiи именно въ настоящую минуту! Наконецъ, Герцену надоѣло платить по 10 фр. за колонну. Тогда N–дзе сдѣлался еженедѣльнымъ заемщикомъ эмигрантской кассы. Кромѣ того, всякiй русскiй, который имѣлъ несчастie познакомиться съ нимъ въ café du Nord, неизбѣжно становился его кредиторомъ. Если же русскiй посѣтитель café du Nord имѣлъ двойное несчастiе познакомиться съ нимъ и не дать ему денегъ, то въ такомъ случаѣ онъ необходимо подвергался третьей непрiятности: получить визитъ N–дзе, котораго не останавливали ни отказъ высланный посредствомъ лакея, ни запертыя двери. Однажды онъ силою ворвался къ одному русскому и силою же вырвалъ у него 200 франковъ. Эмигрантъ Серно–Соловьевичъ, кончившiй жизнь свою самоубiйствомъ, упомянулъ объ этомъ въ своемъ остроумномъ памфлетѣ «Миколка–публицистъ", въ которомъ онъ, подъ этимъ именемъ, описалъ самого N—дзе.

«Случаи выпрашиванiя и выхватыванiя силой денегъ у русскихъ путешественниковъ въ Женевѣ — нерѣдки въ лѣтописяхъ русской эмиграцiи. Особенную извѣстность въ этомъ родѣ прiобрѣлъ эмигрантъ Э., большой прiятель N–дзе и сотрудникъ одной петepбургской газеты. Это — герой русской эмиграцiи. Не имѣя ни кола, ни двора, всегда бѣдный, просящiй или грабящiй, вѣчно оборванный, нечесанный, съ физiономiей пьянаго лакея, притомъ глупый до безконечности, онъ умѣетъ такъ хорошо держать себя что стяжалъ всеобщее презрѣнiе своихъ и чужихъ. Э. представляетъ собою въ русской эмиграцiи послѣднюю степень человѣческаго нравственнаго паденiя. Онъ былъ замѣшанъ въ дѣлѣ казанскихъ прокламацiй 1863 года. Это дало ему поводъ попросить у товарищей денегъ на бѣгство за границу, хотя онъ вовсе не былъ серьезно скомпрометтированъ. Въ Женевѣ онъ первымъ дѣломъ напечаталъ въ «Колоколѣ" свои казанскiя невзгоды, подъ пышнымъ заглавiемъ: Казанскiй заговоръ. Эта несчастная статья была первымъ источникомъ всѣхъ его невзгодъ, доведшихъ его до состоянiя самой забитой личности въ мiрѣ. Когда онъ явился къ Герцену за гонорарiемъ, тотъ сидѣлъ за обѣдомъ и не только не попросилъ его обѣдать или хотя бы присѣсть, но даже не захотѣлъ и говорить съ нимъ, а просто–на–просто рѣзко воскликнулъ: «Вы знаете что я принимаю по середамъ!" Съ тѣхъ поръ всякiй сталкивавшiйся съ Э., рано или поздно, непремѣнно кончалъ тѣмъ что относился къ нему какъ Герценъ за обѣдомъ. Долгоруковъ, умирая, подарилъ ему свой типографскiй станокъ. Э. воспользовался этимъ чтобы вытянуть двѣ тысячи франковъ изъ русскихъ кармановъ на изданie сочиненiй Чернышевскаго. Э. до сихъ поръ продолжаетъ докучать нашимъ соотечественникамъ своимъ изданiемъ сочиненiй Чернышевскаго. Благодаря ему, café du Nord сдѣлалось просто опаснымъ мѣстомъ. Э. иногда бываетъ назойливъ, нахаленъ, даже грубъ съ людьми, которымъ ему удается навязать свое знакомство за кофейнымъ столикомъ. Иногда онъ нагрубитъ какому–нибудь соотечественнику, а потомъ съ жалобною миной къ нему же придетъ просить денегъ. Порою, подобно своему прiятелю N—дзе, онъ производитъ и насильственныя врывательства въ чужiя квартиры. Впрочемъ, это ему удается гораздо труднѣе чѣмъ N—дзе. Такъ какъ онъ всегда ходитъ въ оборванныхъ лохмотьяхъ, достающихся ему съ плеча другихъ эмигрантовъ, то ему очень часто не удается даже переступить за порогъ той квартиры, на которую онъ замышляетъ учинить набѣгъ. Э. такъ хорошо извѣстенъ консьержамъ всѣхъ женевскихъ отелей что тѣ не спускаютъ съ него глазъ не только когда, какимъ–нибудь образомъ, ему удастся пролавировать до передней, но даже когда онъ проходитъ мимо отеля. Въ глазахъ консьержа такъ и читается: «Чего добраго, малый завернетъ въ отель!" Если Э. не удается выманить денегъ у какого–нибудь заѣзжаго соотечественника ни въ кофейнѣ, ни посредствомъ письменной просьбы, ни путемъ врывательства на квартиру, то подобный соотечественникъ можетъ быть увѣренъ что Э. станетъ говорить про него что онъ подлецъ, шпiонъ и, пожалуй, что–нибудь еще хуже. «Voyageurs russes, tenez–vous pour avertis!"

Авторъ весьма много говоритъ въ своей статьѣ объ эмигрантѣ Утинѣ, къ которому онъ относится чрезвычайно неблагопрiятно. Наши выдержки изъ нея и безъ того очень растянулись, и потому мы приводимъ лишь нѣсколько чертъ изъ разсказа объ Утинѣ. Къ тому же эта личность весьма мало интересна. По словамъ автора, это весьма ограниченный человѣкъ, «да при томъ еще поврежденный и въ томъ количествѣ ума которое ему досталось", онъ не можетъ переносить никакого превосходства надъ собой и ссорится со всѣми. Авторъ пишетъ: «Онъ не знаетъ другаго средства борьбы кромѣ интриги. Большинство эмиграцiи отвернулось отъ Утина, и около него осталось только два–три человѣка, которые въ одно и то же время его нахлѣбники, его попугаи, его прислужники, его тѣлохранители. Онъ не можетъ обойтись безъ нихъ также какъ они безъ него. Недавно онъ вздумалъ было отлучиться отъ нихъ на минуту и поѣхалъ въ Цюрихъ — его поколотили. Этотъ случай представляли какъ новый Нечаевскiй заговоръ, составленный на этотъ разъ не противъ государства, а противъ Утина, но на самомъ дѣлѣ тутъ не было ничего подобнаго: нѣкоторые его враги съ нимъ paсплатились и только".

Впрочемъ, шайка Утина сама дѣйствуетъ въ эмиграцiи вооруженною рукой. Авторъ разсказываетъ что немного лѣтъ назадъ въ Женеву прiѣхалъ нѣкто Z. съ рекомендацiями къ тамошнимъ эмигрантамъ, но онъ скоро отвернулся отъ нихъ и прежде всего отъ Утина и Комп. Z. былъ провозглашенъ за то шпiономъ, но не обращалъ на то вниманiя. Тогда съ Z. выкинули курьозную штуку:

«Узнавъ что Z. боленъ, Утинъ ворвался къ нему въ сопровожденiи своихъ сеидовъ вооруженныхъ револьверами. Z. потерялъ голову и испугавшись устремленныхъ на него револьверовъ, даже не позвалъ человѣка. Робость Z. придала еще болѣе храбрости револьверной компанiи, которая торжественно объявила Z. что она пришла произвести у него обыскъ. Утинъ взялъ у Z. всѣ письма какiя только нашлись. Въ письмахъ не оказалось ничего подозрительнаго; напротивъ, они доказали только то что Z. дѣйствительно былъ политическiй агитаторъ и имѣлъ сношенiя съ людьми хорошо извѣстными русской эмиграцiи".

Затѣмъ авторъ излагаетъ довольно подробно денежныя отношенiя Герцена къ русской эмиграцiи и разсказываетъ объ участiи какое онъ принималъ въ Нечаевскомъ дѣлѣ. Повторяемъ, мы не знаемъ въ какой степени точенъ разсказъ автора, но и не можемъ не замѣтить что нѣкоторыя подробности его, напримѣръ касающiяся эмигранта Касаткина, дышатъ внутреннею правдой. Вотъ разсказъ автора:

«Наши русскiя газеты вообще весьма часто сообщаютъ ошибочныя свѣдѣнiя о томъ чтó происходитъ въ средѣ русской эмиграцiи. Такъ, я читалъ въ одной московской газетѣ защиту Герцена отъ всякаго нареканiя по участiю въ Нечаевскомъ дѣлѣ. Защита эта появилась на столбцахъ помянутой газеты какъ à рrороs къ протесту главнаго совѣта интернацiоналки противъ того же Нечаевскаго заговора. Что до этого протеста, то онъ былъ дѣломъ Утина, которому во что бы то ни стало захотѣлось вытѣснить Нечаева изъ интернацiоналки. Утинъ — прiятель Карла Маркса, и они–то главнымъ образомъ подстрекнули главный совѣтъ публиковать декларацiю противъ Нечаева. Что же касается до участiя Герцена въ Нечаевскомъ дѣлѣ, то не только онъ былъ его главнымъ инстигаторомъ, но еще нужно прибавить что это дѣло не могло бы даже имѣть начала еслибы денежныя средства на него не вышли изъ рукъ Герцена. Пишущему эти строки это извѣстно самымъ положительнымъ образомъ. Я могу даже разсказать объ источникѣ этихъ денежныхъ средствъ. Около 1860 года заграницей жилъ нѣкто Б., котораго иные политическiе агитаторы принимали за необыкновеннаго человѣка, и который, на самомъ дѣлѣ, былъ только человѣкъ полупомѣшанный. Таково между прочимъ было мнѣнiе и самого Герцена, ближе другихъ всмотрѣвшагося въ Б. Онъ обѣщалъ Герцену дать двадцать тысячъ рублей на общiй фондъ, то есть на революцiонную пропаганду и на вспоможенiе ссыльнымъ и эмигрантамъ. Дѣйствительно, въ одно прекрасное утро Б. явился къ Герцену съ какими–то мѣшками; едва поздоровавшись, онъ бросилъ эти мѣшки на столъ и потомъ сказавъ только: «вотъ вамъ двадцать тысячъ рублей! прощайте! я ѣду на Сандвичевы острова!” — торопливо скрылся. Въ мѣшкахъ оказалось двадцать тысячъ серебряныхъ рублей. Какимъ образомъ ухитрился Б. собрать заграницей двадцать тысячъ русскихъ серебряныхъ рублей и почему ему вздумалось сдѣлать свое пожертвованiе именно серебромъ — это извѣстно только одному ему! Онъ дѣйствительно уѣхалъ на Сандвичевы острова, и съ тѣхъ поръ о немъ не было ни слуху, ни духу. Вотъ изъ этихъ–то двадцати тысячъ рублей Герценъ и выдалъ Нечаеву изъ рукъ въ руки восемнадцать тысячъ франковъ. Когда Нечаевъ, предъ началомъ своего заговора, прiѣхалъ заграницу, Герценъ, принялъ его съ распростертыми объятiями. Въ это время Герценъ перессорился со всѣми молодыми эмигрантами и находился чуть не въ изолированномъ положенiи. Онъ обрадовался Нечаеву какъ орудiю, посредствомъ котораго онъ думалъ возвратить себѣ потерянное влiянiе на русскую молодежь. Вотъ это–то самолюбiе разслабленнаго мозга и было главною причиной гнуснаго Нечаевскаго дѣла.

«Вообще Герценъ съ удовольствiемъ принималъ деньги отъ русскихъ революцiонеровъ, которыя потомъ, подъ предлогомъ пользы общему дѣлу, горстями раздавалъ своимъ прiятелямъ; но самъ отъ себя вносилъ на это общее дѣло... пятьдесятъ франковъ въ мѣсяцъ. Да и эти пятьдесятъ франковъ въ мѣсяцъ онъ рѣшилъ выдавать только когда былъ принужденъ уступить силѣ мнѣнiя эмиграцiи. Когда образовалась касса, эмигранты разумѣется не преминули извѣстить объ этомъ Герцена. Онъ согласился вносить пятьдесятъ франковъ въ мѣсяцъ, но только съ тѣмъ условiемъ чтобъ эти пятьдесятъ франковъ шли на вспоможенiе одному его прiятелю, котораго фамилiи по нѣкоторымъ причинамъ мы не можемъ обозначить даже начальною буквой, и которому Герценъ и безъ того выдавалъ пятьдесятъ франковъ въ мѣсяцъ. Такимъ образомъ, онъ хотѣлъ убить двухъ зайцевъ разомъ. Не доставало только чтобъ онъ прибавилъ: «и для того, гг. эмигранты, чтобы вамъ не трудиться получать и выдавать мои деньги, —потрудитесь только записать меня однимъ изъ взносчиковъ, а пятьдесятъ франковъ каждомѣсячно я самъ буду выдавать своему прiятелю". Но эта логика ему не удалась. Его заставили платить свою вдовью лепту безъ всякихъ разговоровъ. Такимъ образомъ человѣкъ, посылавшiй въ Сибирь и въ ссылку и заставлявшiй бѣжать изъ Россiи сотни молодыхъ людей, жалѣлъ пятидесяти франковъ на то самое дѣло, на которое ихъ подстрекалъ! Сколько бы изъ этихъ юношей покраснѣло отъ стыда и негодованiя, если бы они знали кому они служили! Основанiе лондонской типографiи, правда, стоило Герцену денегъ; но она впослѣдствiи окупилась ему цѣликомъ. Онъ самъ говоритъ это въ одномъ мѣстѣ своихъ сочиненiй. Когда типографiя вполнѣ окупилась, Герценъ великодушно подарилъ ее своему protégé, нахлѣбнику и сотруднику, поляку Чернецкому. Это — личность, типъ которой встрѣчается только въ польской породѣ. Прежде всего онъ — лизоблюдъ, и въ этомъ качествѣ обладаетъ необыкновенною ловкостью присосѣдиться къ обильному столу. А такъ какъ обильнѣйшiй столъ во всей интернацiональной лондонской эмиграцiи былъ, безъ сомнѣнiя, у Герцена, то Чернецкiй и присосѣдился къ нему. Чернецкiй во все время существованiя общаго фонда былъ его неустанною и постоянною пiявкой. Когда онъ прiѣхалъ въ Лондонъ послѣ 1848 года, то принужденъ былъ работать на одной красильной фабрикѣ, гдѣ онъ по четырнадцати часовъ въ сутки долженъ былъ стоять по колѣно въ водѣ; теперь же онъ живетъ въ Женевѣ какъ буржуа средней руки. Вотъ чтó значитъ экономизировать чужiя деньги и быть protégé одного изъ верховныхъ апостоловъ русскаго соцiализма! Одно время общiй фондъ находился на его рукахъ. Чернецкiй поступилъ радикальнѣе всѣхъ другихъ кассировъ. Онъ преспокойно весь фондъ цѣликомъ опустилъ въ фондъ своего кармана; а потомъ, когда какой–нибудь эмигрантъ обращался къ нему за пособiемъ, онъ отсылалъ его къ своимъ польскимъ должникамъ, для которыхъ онъ печаталъ въ кредитъ нѣсколько мѣсяцевъ. Иногда онъ этимъ своеобразнымъ способомъ выдачи вспоможенiй ставилъ эмигранта въ такое положенiе что тотъ бывалъ готовъ съ радостью дать двадцать франковъ вмѣсто потребованныхъ десяти, лишь бы воротить назадъ свою просьбу. Ему приходилось столько ходить и къ столькимъ полякамъ, что подъ конецъ онъ выбивался изъ силъ и выходилъ изъ терпѣнiя.

«Между прiятелями или компаньонами Герцена, особеннаго упоминовенiя заслуживаетъ Касаткинъ. Онъ уже умеръ (если вѣрить «Колоколу"); но тѣмъ не менѣе, нельзя не сказать о немъ нѣсколько словъ, потому что онъ былъ главнымъ родоначальникомъ и прародителемъ всѣхъ скандаловъ и передрягъ въ русской эмиграцiи. Прежде всего, это былъ типъ политическаго агитатора, который хочетъ увѣрить всѣхъ въ своей значительности, который, будучи вполнѣ невинною и безвредною личностью, постоянно бредитъ тѣмъ что его преслѣдуютъ всѣ правительства въ мiрѣ, и который поэтому помѣшанъ на таинственности. Ему такъ хотѣлось играть какую нибудь роль что онъ своею псевдо–таинственностью нарочно навелъ полицiю на свой собственный слѣдъ и эмигрировалъ изъ Pocciи изъ–за какихъ–то пустяковъ. Онъ такъ хорошо напередъ зналъ что онъ долженъ будетъ эмигрировать, что заранѣе продалъ свой домъ въ Москвѣ и перевелъ свои деньги за границу. Будучи самъ по себѣ ничтожною личностью, онъ съ тактомъ, который дѣлаетъ ему честь, избралъ себѣ скромную роль Герценовскаго прихвостника. Сначала онъ имѣлъ большое влiянiе на Герцена, который переѣхалъ изъ Лондона въ Женеву благодаря, въ особенности, его настоянiямъ. Въ первые дни переѣзда Герценовскаго семейства въ Женеву, онъ кормилъ его со своего стола и, вообще, оказывалъ ему всякаго рода любезности чтобы прiобрѣсти его расположенiе. Несмотря на это, Герценъ вскорѣ раскусилъ его и сталъ относиться къ нему съ видимымъ пренебреженiемъ. Онъ постоянно острилъ надъ нимъ въ глаза и за глаза. Касаткинъ относился къ остротамъ, сказаннымъ à brule point, какъ бы не понимая ихъ; а на остроты сказанныя за глаза не обращалъ ни малѣйшаго вниманiя, когда онѣ доходили до его слуха. Когда Герценъ нанялъ Château Lariboisière, Касаткинъ поспѣшилъ нанять его флигель. Такъ какъ вся его дѣятельность состояла только въ томъ чтобы ссорить Герцена съ остальными эмигрантами, которыхъ онъ боялся подпускать къ нему, изъ страха найти между ними конкурента на прихвостничество, то эмигранты прозвали его, на своемъ безпардонномъ языкѣ, Герценовскою цѣпною собакой. Одинъ изъ эмигрантовъ, съ которымъ онъ не ycпѣлъ еще поссориться, попалъ въ сумасшедшiй домъ. Деньги за него вносилъ одинъ богатый петербургскiй агитаторъ. Случилось что этого агитатора арестовали. Какъ только Касаткинъ узналъ объ этомъ, онъ немедленно отправился къ хозяину сумасшедшаго дома чтобъ объявить ему что петербургскiй агитаторъ арестованъ, и что онъ рискуетъ потерять плату за своего пансiонера. Докторъ чуть не вытолкалъ своего пансiонера за двери. Къ счастiю, одна прiятельница сумасшедшаго успѣла успокоить доктора. Зачѣмъ Касаткинъ выкинулъ эту штуку, это до сихъ поръ остается непонятнымъ, и тѣмъ болѣе непонятнымъ что онъ вовсе не былъ въ ссорѣ съ сумасшедшимъ. Hѣтъ ни одного эмигранта, которому Касаткинъ не повредилъ бы какою–нибудь подобною штукой. Герценъ отлично зналъ всѣ его продѣлки, но тѣмъ не менѣе, когда тотъ умеръ, онъ объявилъ его въ «Колоколѣ" честнымъ человѣкомъ! Это, мимоходомъ будь сказано, можетъ служить обращикомъ Герценовской правды. И это Герценъ печаталъ предъ глазами всѣхъ эмигрантовъ, друзей и недруговъ, которымъ очень хорошо было извѣстно какъ его честный человѣкъ совершалъ прогулки въ разные швейцарскiе города и потомъ представлялъ въ общiй фондъ счетъ своихъ издержекъ по путешествiю — на томъ основанiи что онъ путешествовалъ для пропаганды. Вся же его пропаганда состояла только въ томъ что онъ, какъ только прiѣдетъ въ какой–нибудь городъ, такъ сейчасъ же пойдетъ къ тамошнему лучшему книгопродавцу, предложить ему продавать сочиненiя Герцена, почти всегда тутъ же поссорится съ нимъ и потомъ уйдетъ. Впрочемъ, съ психологической точки зрѣнiя, быть–можетъ, Касаткина и можно назвать честнымъ человѣкомъ. Онъ былъ отчасти не отвѣтственъ за свои поступки, потому что былъ то чтó называется на французскомъ языкѣ toqué, то–есть, поврежденный. Kpoмѣ манiи пакостить здорово–живешь всѣмъ и всякому у него еще была манiя таинственности. Онъ жилъ со своею любовницей тайкомъ ото всѣхъ; женился на ней тайкомъ. Какую онъ велъ пропаганду въ Россiи — это тоже осталось тайной какъ для его московскихъ, такъ и для его заграничныхъ друзей. Когда въ «Колоколѣ" появилось извѣстiе о его смерти, эмигранты говорили что онъ вовсе не умеръ, а только хочетъ окончательно погрузиться въ таинственность и для этого попросилъ Герцена напечатать будто онъ умеръ.

«Но de mortuis aut bеnе aut nihil, тѣмъ болѣе что мы ничего не можемъ сказать хорошаго и о живыхъ русскихъ эмигрантахъ. Мы еще разъ рекомендуемъ нашей молодежи обратить cepьезное вниманiе на то чтò мы сообщаемъ о нашихъ заграничныхъ бѣгунахъ. Все въ этомъ очеркѣ вѣрно отъ слова до слова."

* _* *

Добрыя вѣсти изъ кишиневской епархiи.

Посреди множества отвсюду приходящихъ и всюду съ жадностью оглашаемыхъ извѣстiй — почти исключительно о прискорбныхъ или соблазнительныхъ явленiяхъ жизни общественной — какъ отрадно встрѣчать хоть изрѣдка извѣстiя о томъ что тамъ или тутъ просыпается сила, объявляется доброе намѣренiе и зачинается добрая дѣятельность на истинную пользу народа. Мы поставляемъ себѣ за долгъ дѣлиться всякiй разъ добрымъ впечатлѣнiемъ этого рода со своими читателями. Пусть иногда и будетъ замѣтно нѣкоторое преувеличенiе въ этихъ извѣстiяхъ: это не бѣда, если оно происходитъ отъ одушевленiя доброю мыслью и добрымъ намѣреньемъ, — лишь бы дѣло дѣлалось во имя добра и правды.

Намъ случалось уже упоминать о добрыхъ начинанiяхъ въ кишиневской епархiи по извѣстiямъ, которыя мы встрѣтили въ мѣстныхъ епархiальныхъ вѣдомостяхъ. На дняхъ отъ одного изъ корреспондентовъ получили мы отрадныя свѣдѣнiя о возбужденной въ томъ краю дѣятельности новаго епархiальнаго начальства и мѣстнаго духовенства. «Во многихъ мѣстахъ, пишутъ намъ, замѣтно у насъ между духовенствомъ усиленное проповѣданiе слова Божiя въ храмахъ во время богослуженiя, а въ иныхъ мѣстахъ даже появляются собесѣдованiя и чтенiя послѣ службы или въ храмѣ или въ школѣ. Въ монастыряхъ открыты школы и для монашествующихъ и для ближайшихъ по мѣстности дѣтей для обученiя закону Божiю и русскому языку. До послѣдняго времени монастыри у насъ бывали разсадниками невѣжества и молдаванизма: во многихъ изъ нихъ кромѣ настоятеля никто не зналъ ни одного слова по русски. Теперь русскiй языкъ начинаютъ изучать и монашествующiе и священно–церковнослужители (изъ нихъ на половину незнающiе по русски) — и народъ. Еслибы всѣ власти стремились къ обученiю края, какъ стремятся — духовное, судебное вѣдомства и вѣдомство нар. просвѣщенiя, еслибъ покрайней мѣрѣ иные не тормозили дѣла, то обрусенiе и облагороженiе края пошло бы успѣшно. Епархiальному начальству удалось выстроить новый большой корпусъ для училища на мѣстныя средства, и это дало возможность воспитывать до 250 дѣвицъ. По всему можно надѣяться, что это будетъ у насъ лучшая сила для обученiя и облагороженiя края: дѣвочекъ воспитываютъ въ строго христiанскомъ нравственномъ духѣ и дѣлаютъ чисто русскими. Теперь строится домъ для духовнаго училища въ мѣстечкѣ Единцахъ въ Бессарабiи. Этого училища ждетъ съ нетерпѣнiемъ и духовенство и народъ; даже евреи расчитываютъ учить въ немъ дѣтей своихъ, если будетъ позволено высшею духовною властью. Это училище можетъ имѣть важное просвѣтительное значенiе. Семинарiя пока еще въ застоѣ: людей для нея еще нѣтъ, кромѣ молдаванъ, не совсѣмъ еще обрусѣвшихъ. Не такъ давно устроился въ Кишиневѣ единовѣрческiй приходъ, пока очень малочисленный, но обѣщающiй изъ малаго зерна вырости въ большое древо. Единовѣрцы очень нравственны и разумны. А это дѣло въ здѣшнемъ краю очень важно, по сосѣдству съ Бѣлою Криницей. О молодежи старообрядческой и молоканской слышно, что она наклоняется къ православiю, и только фанатики, старики, особенно же старухи удерживаютъ молодыхъ въ заблужденiи. Вотъ какая жатва готовится въ здѣшнемъ краѣ — и трудно прибрать для нея дѣлателей, кромѣ церкви и ея служителей! Для всѣхъ прочихъ — дѣло ученiя и просвѣщенiя въ невѣжественной средѣ — есть занятiе, которое, къ несчастью, такъ склонно перейти въ ремесло, въ средство къ жизни! Для церкви и для духовенства — это призванiе Божiе и священное служенiе во имя Христово”.

________

Типографiя А. Траншеля, Невскiй пр. д. № 45. Редакторъ–Издатель Ѳ. М. Достоевскiй.

---

^*) Эти цифры заимствованы нами изъ каталоговъ Эрмитажа, составленныхъ бар. Кене, но не можемъ здѣсь кстати не замѣтить, что въ этихъ каталогахъ (мы собственно говоримъ о второмъ изданiи), есть несколько противурѣчiй или скорѣе недосмотровъ. Такъ въ одномъ мѣстѣ каталога (Т. I, стр. XXII), показаны тѣ именно цифры картинъ, которыя приведены нами выше, въ другихъ же мѣстахъ того же изданiя онѣ нѣсколько измѣнены, безъ объясненiя причины этой разницы: именно изъ подробнаго перечисленiя произведенiй итальянской школы (въ томъ же первомъ томѣ), оказывается, что всѣхъ итальянскихъ картинъ не 331, а лишь 327; испанскихъ картинъ тоже перечислено не 117, какъ бы слѣдовало, а только 115; вo второмъ томѣ говорится уже, что всѣхъ фламандскихъ, голландскихъ н нѣмецкихъ картинъ 948, а не 949, какъ сказано въ первомъ томѣ. Въ Т. III число англiйскихъ картинъ показано 7, а не 8, и русскихъ 68, а не 67, какъ упомянуто въ первомъ томѣ. Желательно было бы знать, какiя же изъ названныхъ цифръ слѣдуетъ считать несомнѣнно вѣрными?..

^**) Неподверженныхъ сомнѣнiю 6, остальныя двѣ сомнительны.

^*) Rembrandt Discours sur sа vie et son génie par le docteur Scheltema.

^**) Paulus Potter, sa vie et ses сеuvгеs pаr Т. vаn Westrheene.

^*) Купленъ вмѣстѣ съ парнымъ портретомъ герцога Оливареса за 38.815 флориновъ.

^*) Иннокентiй X, изъ фамилiи Памфили, взошелъ на папскiй престолъ послѣ Урбана VIII, въ 1644 году, 72 лѣтъ отъ роду. Умеръ въ 1655. Во все время своего папства онъ не выходилъ изъ подъ опеки двухъ женщинъ: вдовы своего брата Олимпiи Мольдакино и племянницы своей княгини Россано. Былъ отъявленнымъ преслѣдователемъ янсенизма.

^*) Около 200 верстъ.