№ 18            1873            30 Апрѣля

 

ГРАЖДАНИНЪ

 

ГАЗЕТА–ЖУРНАЛЪ ПОЛИТИЧЕСКIЙ И ЛИТЕРАТУРНЫЙ.

 

Журналъ «Гражданинъ” выходитъ по понедѣльникамъ.

Редакцiя (Невскiй проспектъ, 77, кв. № 8) открыта для личныхъ объясненiй отъ 11 до 2 ч. дня ежедневно, кромѣ дней праздничныхъ.

Рукописи доставляются исключительно въ редакцiю; непринятыя статьи возвращаются только по личному требованiю и сохраняются три мѣсяца; принятыя, въ случаѣ необходимости, подлежатъ сокращенiю.

Подписка принимается: въ С.–Петербургѣ, въ главной конторѣ «Гражданина” при книжномъ магазинѣ А. Ѳ. Базунова; въ Москвѣ, въ книжномъ магазинѣ И. Г. Соловьева; въ Кiевѣ, въ книжномъ магазинѣ Гинтера и Малецкаго; въ Одессѣ у Мосягина и К°. Иногородные адресуютъ: въ Редакцiю «Гражданина”, въ С.–Петербургъ.

Подписная цѣна:

За годъ, безъ доставки . .    7 р.   съ доставкой и пересылк.   8 р.

« полгода    «   «      4 »      «      «   5 »

« треть года. «   «      3 »      «      «   4 »

(На другiе сроки подписка не принимается. Служащiе пользуются разсрочкою чрезъ гг. казначеевъ).

Отдѣльные №№ продаются по 20 коп.

ГОДЪ  ВТОРОЙ  Редакцiя: С.–Петербургъ, Невскiй пр. 77.   

СОДЕРЖАНIЕ: Петербургское обозрѣнiе. Весна. Отъѣздъ Императора. Тосты. Итогъ впечатлѣнiямъ за послѣднiе дни. Безтактность корреспондента «Тimes». Военныя впечатлѣнiя пруссаковъ. Куда дѣли русскую оперу? Подписка на ремесленноe училище. Слухи политическiе. — Дневникъ писателя. Ряженый. Ѳ. Доcтоевскаго. — Церковь и Государство. II. (Продолженiе). **. — Опекунская реформа. — Объ устраненiи давленiй плутократiи. Статья II. (Окончанiе). А. Шипова. — 3амѣтки о текущей литературѣ. IV—VI. Н. Страхова. — Московскiя замѣтки. Москвича. — Изъ текущей жизни. — Отъ редакцiи. Опечатки.

 

ПЕТЕРБУРГСКОЕ ОБОЗРѢНIЕ.

 

Со вчерашняго числа, то есть, какъ нарочно, въ послѣднiй день пребыванiя Императора Вильгельма въ Петербургѣ, настала теплая весенняя погода. До этого, въ продолженiе всѣхъ десяти дней присутствiя гостя въ нашей столицѣ, шелъ дождь, перестававшiй только, изъ какой то особенной любезности, на время парадовъ и смотровъ.

И такъ вчера, въ четверкъ 26–го апрѣля, въ четыре часа по полудни Императоръ Вильгельмъ выѣхалъ изъ Петербурга, и послѣ обѣда въ Гатчинскомъ дворцѣ, въ 8 часовъ вечера отправился въ Пруссiю. Въ тотъ же вечеръ Государь Императоръ изволилъ переѣхать въ Царское Село на лѣтнее пребыванiе. Флаги, украшавшiе Петербургъ, сегодня утромъ исчезли; городъ нашъ принялъ свою обычную физiономiю.

Но не надолго, ибо говорятъ, что 9–го мая долженъ послѣдовать торжественный въѣздъ, во всемъ блескѣ азiатской роскоши и азiатскаго величiя, персидскаго Шаха, и опять Петербургу придется облечься въ праздничныя одѣянiя. Газеты увѣряютъ, что Шахъ взялъ съ собою, кромѣ огромной свиты, около 20 миллiоновъ рублей на путевыя издержки.

Но затѣмъ, кромѣ этой баснословной суммы, надо принять въ соображенiе, что тотъ же Шахъ со дня появленiя въ Европу живетъ на счетъ того государства, гдѣ онъ находится. У насъ, напримѣръ, положено ему, говорятъ, суточныхъ денегъ по 15 тысячъ въ день.

Но оставимъ пока будущаго гостя и вернемся къ гостю минувшему, съ цѣлью попытаться подвести итогъ событiямъ и впечатлѣнiямъ пребыванiя германскаго Императора въ столицѣ Россiи. Программа празднествъ и прiемовъ была исполнена во всѣхъ подробностяхъ. Все, кромѣ погоды, благопрiятствовало каждому дню пребыванiя гостей среди насъ. Характеръ его былъ весьма замѣчателенъ. Обыкновенно въ такихъ событiяхъ, при всемъ желанiи соблюсти безпрерывную стройность во всѣхъ подробностяхъ и оттѣнкахъ, случаются не то неурядицы, не то недоразумѣнiя. Здѣсь ничего такого не было. Если можно такъ выразиться, пребыванiе это было прекраснымъ концертомъ, гдѣ все, отъ начала до конца, было исполнено безупречно гармонично и гдѣ ни одна фальшивая нота не нарушила общаго строя и характера торжества.

Главнымъ событiемъ посреди этихъ десятидневныхъ празднествъ былъ безъ сомнѣнiя тотъ большой обѣдъ въ Зимнемъ дворцѣ, на которомъ Ихъ Величества пили за здоровье другъ друга.

Государь Императоръ, поднявъ бокалъ, провозгласилъ тостъ въ честь Своего августѣйшаго гостя въ слѣдующихъ словахъ: «Здоровье Его Величества Императора и короля Вильгельма, Моего лучшаго друга. Въ дружбѣ Насъ соединяющей, которую Мы наслѣдовали отъ нашихъ родителей, и которую, надѣюсь, Мы передадимъ Нашимъ дѣтямъ, Я вижу для Европы лучшiй залогъ мира, въ коемъ всѣ нуждаются, и котораго всѣ желаютъ. Да сохранитъ Господь Его Величество еще на многiя лѣта, и да дастъ Ему наслаждаться въ мирѣ и спокойствiи Его успѣхами и славою. Таковы искреннѣйшiя желанiя Моего сердца.”

Въ отвѣтъ на эту рѣчь Императоръ–король сказалъ: «Августѣйшiя слова, которыя Ваше Величество изволили произнести, останутся навсегда запечатлѣнными въ глубоко тронутомъ и признательномъ сердцѣ Моемъ. Эта признательность относится равномѣрно къ дружественному прiему, сдѣланному Мнѣ лично Вами и встрѣченному Мною въ Вашемъ государствѣ. Чувства и желанiя, Вашимъ Величествомъ выраженныя, суть также и Мои. Да услышитъ ихъ Всевышнiй для благоденствiя Нашихъ народовъ и для упроченiя европейскаго мира.”

Въ словахъ этихъ, какъ бы коротки они ни были, много сказано. Всякiй это понялъ и понимаетъ. И какъ бы въ подтвержденiе этихъ многозначущихъ словъ, прiемъ германскому Императору въ столицѣ Россiи и былъ дѣйствительно стройнымъ сочетанiемъ проявленiй къ нему симпатiи отъ всѣхъ представителей русской государственной жизни. Замѣчательный тактъ былъ отличительною чертою этого событiя какъ въ русскихъ, такъ и въ германцахъ.

Безтактнымъ оказался только петербургскiй корреспондентъ «Times”, который, говоря объ отношенiяхъ русской печати и русской публики къ этому событiю, прямо говоритъ: что печать и общество измѣнили, будто бы, свое вчерашнее нерасположенiе къ Германiи на расположенiе къ ней во исполненiе указа сверху. — Большей глупости и безтактности сказать трудно. Какъ бы ограничена ни была свобода нашей печати, есть въ ней органы, которымъ, правда, можно запретить о чемъ–либо писать, но которыхъ заставить писать въ томъ или другомъ направленiи никто не можетъ: еще немыслимѣе и нелѣпѣе говорить, что обществу въ Петербургѣ велѣно было отнестись съ энтузiазмомъ къ прусскимъ гостямъ. Сочувствiе, уваженiе и симпатiя къ старцу Императору въ Петербургѣ проявились не въ флагахъ и не въ крикахъ, а гораздо серьознѣе и глубже, не имѣя ничего общаго съ какими бы то ни было приказанiями. Затѣмъ что въ Петербургѣ есть люди и есть газеты мѣняющiе свои убѣжденiя чуть ли не ежедневно, и столько же по приказанiю, сколько въ угоду мнимой популярности, то и въ этомъ нѣтъ сомнѣнiя; но все дѣло въ томъ, что на эти газеты нельзя смотрѣть какъ на органы общественнаго мнѣнiя, также какъ нельзя этихъ людей признавать русскимъ обществомъ.

Разсказовъ и словъ приписываемыхъ нашимъ германскимъ гостямъ было множество. Но мы убѣдились въ томъ, что ко многимъ изъ нихъ надо относиться съ недовѣрiемъ. Такъ напримѣръ всѣ газеты перепечатали слова, будто бы, сказанныя Бисмаркомъ: «я считалъ бы себя измѣнникомъ, еслибы дѣйствовалъ противъ Россiи”. Воля ваша, тутъ что–то несовсѣмъ складно, да притомъ и не совсѣмъ похоже на Бисмарка. Бисмаркъ–де сказалъ: «я былъ бы измѣнникомъ”, но измѣнникомъ кому? Вѣдь вообще быть измѣнникомъ нельзя, а Бисмарку быть измѣнникомъ Россiи еще менѣе возможно; допустить же что онъ считалъ бы себя измѣнникомъ Пруссiи и Германiи, если въ данную минуту разлюбилъ бы Русское Государство тоже какъ то не совсѣмъ логично. Кстати вспомнить французскую пословицу: «qui dit trop ne dit rien”.

Въ Петербургѣ говорили тоже о какой–то рѣчи Императора Вильгельма, сказанной депутацiи отъ лютеранской церкви; въ этой рѣчи, будто бы, Императоръ напомнилъ ту мысль, что церковь и государство составляютъ–де одно неразрывное цѣлое, и что потому самому члены лютеранской церкви въ Россiи должны помнить, что они всецѣло принадлежатъ тому государству, гдѣ эта церковь ихъ находится.

Кстати о церкви. Князь Бисмаркъ сдѣлалъ визитъ пастору Мазингу. Объ этомъ визитѣ много говорили, потому что пасторъ Мазингъ одинъ изъ всѣхъ пасторовъ Петербурга говоритъ свои проповѣди по русски. Опять же, кажется намъ, тутъ трудно допустить какой–либо политическiй поводъ къ этому визиту: вѣроятнѣе всего то, что Бисмаркъ посѣтилъ его потому, что въ бытность свою въ Петербургѣ въ началѣ шестидесятыхъ годовъ посланникомъ, Бисмаркъ принадлежалъ къ приходу пастора Мазинга.

Военный мiръ Петербурга произвелъ на Императора Вильгельма и его свиту весьма глубокое впечатлѣнiе. Видъ солдатъ, стойка ихъ, обмундированiе, особенности ихъ домашняго быта, прiемы кавалерiи и пѣхоты, дисциплина, степень образованiя, вооруженiе, все до мельчайшихъ подробностей было осмотрѣно пруссаками, и вызвало въ нихъ весьма серьозное одобренiе. Вообще любознательность ихъ въ этомъ отношенiи обратила на себя вниманiе всякаго, кто съ ними сталкивался, и должно, сколько кажется, именно нашимъ офицерамъ служить образцемъ на тѣ случаи, когда имъ приходится въ свою очередь сходиться съ военнымъ мiромъ чужаго государства.

На сихъ дняхъ весьма печальная вѣсть пронеслась по городу: объ убiенiи двухъ нашихъ офицеровъ на пути изъ Ташкента въ Хиву, отставшихъ, будто бы, отъ одного отряда и догонявшихъ другой, попавшихъ въ плѣнъ непрiятельской шайки туркменовъ, и посаженныхъ будто на колъ. Правда–ли это печальное извѣстiе, никто не знаетъ, но полагаемъ, что если оно было бы справедливо, то военное вѣдомство не могло бы о немъ не знать прежде другихъ и не дать оффицiальныхъ о томъ извѣстiй.

Но вернемся къ Петербургу. Все ли видѣли пруссаки въ бытность свою въ Петербургѣ изъ того, что стоило имъ показать?

Все, кромѣ одного: русской оперы!

Странныя дѣла творятся у насъ съ бѣдною русскою оперою! Въ Петербургѣ пронесся слухъ, что театральное начальство хочетъ совсѣмъ уничтожить русскую оперу. Въ сущности это было бы очень рацiонально. Одно театральное начальство съ трудомъ создало ее, эту русскую оперу, ну, а такъ какъ теперь другое начальство, то чтобы засвидѣтельствовать о своей самостоятельной дѣятельности, ему слѣдовало бы, въ пику первому начальству, русскую оперу стереть съ лица земли!

Одинъ изъ пруссаковъ спрашивалъ у одного русскаго: скажите пожалуйста, гдѣ же ваша опера?

— Какая?

— Да русская; мы столько слышали о русской оперѣ хорошаго, и надѣялись здѣсь что–нибудь услышать, а вмѣсто этого, кромѣ балета, нѣмецкаго и французскаго театровъ, мы ничего не видѣли и не слышали!

Русскiй призадумался: чтó отвѣчать? Сказать что начальство театральное въ грошъ не ставитъ русскую оперу — какъ то неловко; да и не повѣрятъ; сказать что русской оперы въ сущности нѣтъ, а это такъ, будто бы, выдумка журналистовъ — тоже нельзя, ибо нѣмцы знаютъ что русская опера существуетъ.

— Видите въ чемъ дѣло, началъ русскiй, театръ, гдѣ бываетъ русская опера, передѣлывается...

— Такъ отчего–же её не даютъ въ Большомъ театрѣ, гдѣ такъ часто бываютъ балеты?

Опять русскiй сталъ въ тупикъ: дѣйствительно, — причина выходитъ глупая.

— Да, это правда, продолжалъ русскiй, но есть еще одна причина, почему русскую оперу такъ рано закрыли: всѣ артисты русской оперы простудились и охрипли.

— Всѣ?

— Всѣ.

Пруссакъ на русскаго взглянулъ подозрительно и не совсѣмъ довѣрчиво, и замолчалъ.

Но, шутки въ сторону, имѣетъ–ли право русское общество удивляться тому чтò творятъ у насъ въ Петербургѣ съ русскою оперою, и спросить: почему же русскую оперу закрыли какъ разъ къ прiѣзду прусскихъ гостей? Балеты наши, поглощающiе десятки тысячъ рублей, сколько извѣстно, славы Россiи не много принесли, а русская опера, сколько кажется, можетъ своими произведенiями дать высокое понятiе о русскомъ исскуствѣ — даже нѣмцамъ! А между тѣмъ, какое жалкое понятiе о русскомъ театрѣ вообще и о насъ самихъ въ особенности даемъ мы пруссакамъ — нашимъ сосѣдямъ, выказывая столь явное презрѣнiе къ русской оперѣ и столь видимое предпочтенiе балету и не–русскимъ театрамъ.

Впрочемъ, надо сказать и то, что принципъ самопобиванiя и самопоруганья отличительный принципъ петербургской Россiи, до того рельефный и наглядный, что, нѣтъ сомнѣнiя, не одинъ изъ пруссаковъ записалъ въ свою дорожную записную книжку замѣтку, сдѣланную однимъ англичаниномъ: «въ Петербургѣ русскiе любезны ко всѣмъ кромѣ самихъ себя.”

На сихъ дняхъ въ «Правительственномъ Вѣстникѣ” мы нашли весьма прiятную вѣсть о громадной подпискѣ въ Петербургѣ, предпринятой членами совѣта дома призрѣнiя бѣдныхъ дѣтей, состоящаго подъ покровительствомъ Государя Наслѣдника Цесаревича, съ цѣлью покрыть недостающую на окончанiе постройки ремесленнаго училища Цесаревича Николая сумму, изчисленную приблизительно въ 70, 000 рублей. Подписка эта дала сто тысячъ рублей и, какъ мы слышали, въ теченiе нѣсколькихъ дней; причемъ слѣдуетъ замѣтить, что тѣ же члены совѣта дома призрѣнiя бѣдныхъ дѣтей на первоначальную постройку пожертвовали въ прошломъ году до 130 тысячъ рублей. Такой фактъ — отрадное явленiе въ нашей общественной жизни. Вообще все дѣло возведенiя этой постройки ремесленнаго училища обращаетъ на себя вниманiе характеромъ сотрудниковъ своихъ: одни жертвуютъ и много жертвуютъ изъ сочувствiя къ дѣлу и къ цѣли его, другiе неутомимо въ пользу его работаютъ, двигаемые къ тому исключительно тѣмъ же сочувствiемъ къ дѣлу; такъ напримѣръ, техническую дѣла представляютъ собою пять архитекторовъ, гг. Штромъ, Львовъ, Гребенка, Генриксенъ и Макаровъ, неутомимо, дружно и безъ всякаго вознагражденiя выработывающiе до малѣйшей подробности каждую сторону этого труднаго дѣла.

Имена же жертвователей по послѣдней подпискѣ слѣдующiя:

Протоiерей Янышевъ, ст. сов. Губонинъ, ком. сов. Громовъ, ком. сов. А. Варшавскiй, Е. и Бар. Гинцбурги, ком. сов. Ст. Елисѣевъ, Евгр. Вас. Каншинъ, ком. сов. Ст. Овсянниковъ, ком. сов. Мейеръ и К°, Л. М. Розенталь, ком. сов. П. М. Полежаевъ, И. И. Алафузовъ, ком. сов. И. А. Варгунинъ, К. А. Варгунинъ, И. П. Лѣсниковъ, ком. сов. Епишкинъ, тайн. сов. Е. Ламанскiй, К. А. Мозлинъ, А. А. Балашевъ, А. К. Бредтъ, А. И. Касаткинъ, И. О. Мейшеллеръ, П. У. Коланъ, К. П. Яковлевъ, И. В. Готъ, Ф. Ф. Нувель, А. И. Горвицъ, П. И. Чубыкинъ, Э. А. Фреманъ, М. А. Коганъ, Ѳ. Д. Бритневъ, Н. Д. Купчинскiй, А. А. Кауфманъ, К. Ф. Граппъ, П. М. Быковъ, С. Н. Карали, В. Е. Петровъ, Э. В. Блессигъ, С. Я. Хѣсинъ, А. С. Шляковъ, С. А. Шуховъ, В. Н. Шейнманъ, И. А. Милютинъ, Н. Д. Бенардаки, С. П. Петровъ, В. С. Корниловъ, Н. Н. Тихоновъ, Е. К. Шиттъ, Ф. Г. Зелигъ, К. А. Кенигсбергеръ, Е. С. Озеровъ, И. П. Крутиковъ, В. В. Блохъ и Д. Г. Зонъ.

На дняхъ, какъ мы слышали, долженъ поступить на окончательное обсужденiе общаго собранiя государственнаго совѣта проектъ о двухъ новыхъ статьяхъ закона по дѣламъ печати, о которыхъ мы говорили въ послѣднемъ нашемъ обозрѣнiи въ №№ 15–16. На дняхъ же намъ привелось слышать о томъ, что приведенiе въ исполненiе новаго закона о военной повинности будетъ отложено до 1–го января 1875 года. Въ виду множества дѣлъ, поступившихъ въ государственный совѣтъ, и имѣющихъ быть разрѣшенными въ теченiе нынѣшней еще сессiи, немалое количество важныхъ дѣлъ отложено до сессiи будущей осени; къ числу такихъ дѣлъ, какъ мы слышали, принадлежитъ вопросъ о раскольническихъ бракахъ; послѣ двукратнаго разсмотрѣнiя въ департаментѣ, третье засѣданiе его по этому дѣлу, какъ слышно, отложено до осени, тѣмъ болѣе, что самый вопросъ, по своей важности и сложности, требуетъ всесторонняго разъясненiя и изученiя. Что же касается вопроса о наймѣ рабочихъ, то проектъ положенiя о немъ еще не поступилъ даже въ государственный совѣтъ, а продолжаетъ быть на разсмотрѣнiи разныхъ министерствъ. Другихъ новостей пока не имѣется.

_______

 

ДНЕВНИКЪ ПИСАТЕЛЯ.

 

Ряженый.

___

 

Кто тебя!

___

 

Въ «Русскомъ Мiрѣ” (№ 103) появилась на меня ругательная замѣтка. Ни на одну ругательную статью я не отвѣчаю; на эту отвѣчу — по нѣкоторымъ соображенiямъ, а по какимъ — выяснится впродолженiе отвѣта.

И, во первыхъ, дѣло въ томъ что ругатель мой духовное лицо, — съ этой стороны менѣе всего ждалъ нападенiя. «Замѣтка” подписана: «Свящ. П. Касторскiй”. Чтò такое: «Свящ.”? Священникъ? Чтò можетъ означать это сокращенiе кромѣ «священникъ”? Тѣмъ болѣе что и рѣчь о церковномъ предметѣ. Въ 15–16 № «Гражданина” напечатана была повѣсть г. Недолина: «Дьячокъ”. Ну, вотъ объ ней то и дѣло.

Вотъ эта «замѣтка”.

 

«Холостыя понятiя о женатомъ монахѣ”.

 

Священнослужители и церковники весьма нерѣдко въ наше время бываютъ избираемы нашими повѣствователями и романистами въ герои своихъ повѣствованiй; еще чаще они появляются тамъ въ качествѣ вводныхъ, такъ–сказать аксесуарныхъ лицъ. Это и прекрасно, что ихъ описываютъ: въ духовномъ быту очень много типическихъ лицъ и почему ихъ не изображать съ ихъ добрыми и худыми сторонами? Недавнiй успѣхъ «Записокъ причетника» въ «Отечественныхъ Запискахъ» и потомъ еще большiй успѣхъ «Соборянъ» въ «Русскомъ Вѣстникѣ» показываютъ, какъ много интереса могутъ возбуждать въ обществѣ художественныя изображенiя бытовой среды нашего клира. Оба названныя произведенiя представляли нашихъ клировыхъ людей съ разныхъ точекъ зрѣнiя и оба они прочитаны со вниманiемъ и съ удовольствiемъ. А почему? — потому что они написаны хорошо, художественно и съ знанiемъ дѣла. Но совсѣмъ не то выходитъ, когда по подражательности или по чему нибудь другому — напримѣръ, по самонадѣянности или по легкомыслiю — за это дѣло берутся люди, которые не имѣютъ о немъ никакого понятiя. Они только конфузятъ себя и вредятъ дѣлу, устанавливая на него ложные взгляды, а потому проходить такiя вредныя покушенiя — карикатурить бытъ нашего духовенства — невозможно, и я вслѣдъ за псаломщикомъ, недавно замѣтившимъ въ «Русскомъ Мiрѣ» невѣжество писателя Достоевскаго насчетъ пѣвчихъ, не могу промолчать о еще болѣе грубомъ, смѣшномъ и непростительномъ невѣжествѣ, обличенномъ опять въ томъ же журналѣ «Гражданинъ», подъ которымъ подписывается редакторомъ тотъ же г. Достоевскiй.

 

Остановимся пока тутъ. Чтò значитъ «вслѣдъ за псаломщикомъ, обличившимъ въ «Русскомъ Мiрѣ” невѣжество писателя Достоевскаго?” Не читалъ. (И опять «Русскiй Мiръ”!) Отыскиваю (№ 87), дѣйствительно есть обличенiе, подписано «Псаломщикъ”. Посмотримъ, чтò такое:

 

О пѣвческой ливреѣ.

 

(Письмо въ редакцiю).

 

Въ 13 № журнала «Гражданинъ» (26 марта) мнѣ случилось прочесть статью г. Ѳ. Достоевскаго по поводу академической художественной выставки. Г. Достоевскiй, трактуя въ этой статьѣ о псаломщикахъ, изображенныхъ художникомъ Маковскимъ, написалъ такiя строки: «Все это господа въ офицiальныхъ костюмахъ съ гладко–гладко выбритыми подбородками. Правда и всѣ пѣвчiе надѣваютъ такiе костюмы лишь по службѣ и искони надѣваютъ такiе костюмы и искони такъ велось съ патрiархальныхъ временъ»…

 

Прервемъ на минуту: во первыхъ, такой глупой фразы у меня совсѣмъ нѣтъ. У меня написано: «Правда, и всѣ пѣвчiе надѣваютъ такiе костюмы лишь по службѣ и искони такъ велось, съ патрiархальныхъ временъ”... — а это совсѣмъ другое.

Продолжаемъ выписку:

 

«Это неосновательно: ни искони ни съ патрiархальныхъ временъ клировые пѣвцы въ русской церкви никогда не надѣвали на себя такихъ костюмовъ, въ какихъ мы видимъ ихъ нынѣ и въ какихъ псаломщики изображены въ картинѣ г. Маковскаго. Эта ливрея есть позднѣйшее позаимствованiе, взятое съ Запада или, точнѣе сказать, изъ Польши и въ числѣ достопочтенныхъ iерарховъ нашей церкви было и есть не мало такихъ, которые находятъ этотъ ливрейный маскарадъ неумѣстнымъ и пѣвцы состоящихъ при нихъ хоровъ поютъ въ обыкновенныхъ черныхъ сюртукахъ, что конечно гораздо скромнѣе и пристойнѣе польскаго контуша. «Искони» же во времена «патрiархальныя» пѣвцы пѣли стоя въ длинныхъ черныхъ азямахъ и непремѣнно съ лѣстовками въ рукѣ; также точно стоятъ пѣвцы и нынѣ въ церквахъ единовѣрцевъ и моленныхъ раскольниковъ».

 

NB. Выходитъ пожалуй, что у насъ, въ теперешнихъ православныхъ храмахъ, пѣвчiе поютъ сидя. Свѣдущаго человѣка всегда полезно выслушать.

 

«Опасаясь (есть чего!) дабы черезъ невѣдующее слово г. Достоевскаго не укрѣплялось неосновательное мнѣнiе насчетъ этихъ ливрей (землетрясенiе будетъ отъ этого что–ли?) которыя давно бы пора перекроить на русскiй ладъ, я имѣю честь просить редакцiю «Русскаго Мiра» дать мѣсто этимъ краткимъ строкамъ моимъ.

Псаломщикъ».

 

Вотъ эта замѣтка псаломщика, на которую ссылается свящ. Касторскiй. Прежде чѣмъ будемъ продолжать Касторскаго кончимъ съ «псаломщикомъ.”

Чего вы разсердились, г. псаломщикъ? Вы указываете ошибку и учите, а между тѣмъ ошибаетесь сами. Вы говорите: «Это неосновательно: ни искони, ни съ патрiархальныхъ временъ клировые пѣвцы въ русской церкви никогда не надѣвали на себя такихъ костюмовъ”... Какъ такъ? Почему «это неосновательно”? Почему нельзя сказать: искони и съ патрiархальныхъ временъ? Что же они вчера что–ли такъ одѣлись? Вѣдь — по крайней мѣрѣ при пра–пра–прадѣдахъ? Съ насупившимся видомъ глубокаго историка вы являетесь насъ поправлять, а между тѣмъ сами ничего не говорите точнаго. Ждешь что глубокiй историкъ съ точностiю опредѣлитъ время, годъ, а пожалуй и день, когда клиръ въ первый разъ одѣлся въ эти костюмы, а вы послѣ всего, что натрубили, довольствуетесь вялой догадкой: «Это–де у насъ съ польскаго”, — и только! А звону–то, звону–то!

Вы только отвѣтьте, г. псаломщикъ, кàкъ по вашему: польское влiянiе, отразившееся одновременно у насъ на очень многомъ и даже вотъ на клирѣ — давно оно было, по вашему, или всего только третьяго дня? Такъ почему же, ради всего сколько нибудь толковаго, нельзя выразиться что искони такъ велось, съ патрiархальныхъ временъ? Не только съ патрiархальныхъ, но почти съ патрiаршими временами это соприкасается.

Эти костюмы (или подобные имъ) появились съ Петра Великаго, стало быть почти соприкасались со временами патрiаршими, немногаго не достало. Развѣ это недавно? Нельзя что–ли сказать искони? или съ «патрiархальныхъ временъ”? Если же я, въ статьѣ моей, и самъ не опредѣлилъ съ историческою точностiю: съ какого именно времени наши пѣвчiе въ эти костюмы одѣваются, то потому что и намѣренiя сего не питалъ, и цѣли такой не имѣлъ, а единственно хотѣлъ выразить, что заведено это очень давно, — такъ давно что всегда можно выразиться «искони,” и это всякiй пойметъ, кто прочтетъ статью мою. Не про Димитрiя Донскаго время я говорилъ и не про Ярославово. Я хотѣлъ сказать что «очень давно” и ничего больше.

Но довольно съ ученымъ псаломщикомъ. Выскочилъ, намахалъ руками, и — ничего не вышло. По крайней мѣрѣ этотъ выразился вѣжливо: «Опасаясь, дескать, дабы черезъ невѣдующее слово г. Достоевскаго” и т. д. Но свящ. Касторскiй разомъ перескакиваетъ предѣлы, поставленные «псаломщикомъ”. Рѣзвый человѣкъ!.. «Невѣжество писателя Достоевскаго насчетъ пѣвчихъ”.... «Не могу промолчать о еще болѣе грубомъ, смѣшномъ и непростительномъ невѣжествѣ, обличенномъ опять въ томъ же журналѣ «Гражданинъ”, подъ которымъ подписывается редакторомъ тотъ же г. Достоевскiй.”

Подумаешь чтó за страшныя преступленiя натворилъ этотъ Достоевскiй: простить даже невозможно! Духовное лицо, которое, казалось, должно бы быть сама любовь, и то простить не въ состоянiи!.. Но однако какое же это «невѣжество”? Въ чемъ дѣло? Нечего дѣлать, выпишемъ всего Касторскаго, угостимъ читателей. Зачѣмъ «хорошаго по немножку”? Чѣмъ больше его тѣмъ лучше, — вотъ моя мысль.

 

Въ 15—16 № журнала «Гражданинъ», вышедшемъ 16 сего апрѣля, напечатанъ «Дьячокъ, Разсказъ въ прiятельскомъ кругу г. Недолина». Разсказъ этотъ имѣетъ самое ложное и невозможное основанiе: въ немъ представленъ голосистый дьячокъ, котораго бьетъ его жена, и бьетъ его такъ усердно и жестоко, что онъ отъ ея побоевъ сбѣгаетъ въ монастырь, гдѣ и «обрекъ себя Господу и не долженъ больше ни о чемъ земномъ думать». Онъ остается въ монастырской оградѣ, а долго бившая его жена его дьячиха стоитъ за оградою; онъ тамъ звонко распѣваетъ переложенiе псалма:

И святъ, о Боже, твой избранникъ!

Мечемъ ли руку ополчитъ,

Велѣнiй Господа посланникъ,

Онъ исполина сокрушитъ.

А покинутая жена опять «стоитъ у монастырской ограды и, приложивъ свою пылавшую голову къ монастырской стѣнѣ, плачетъ» и проситъ выманить къ ней опредѣлившагося въ монастырь мужа, съ тѣмъ что она «будетъ ему рабой и собакой». Но мужъ не вышелъ и такъ и умеръ въ монастырѣ.

Какая жалкая, невозможная и смѣшная небылица! Кто этотъ г. Недолинъ, мы не знаемъ; но всеконечно это человѣкъ совсѣмъ не знающiй ни русскаго законодательства, ни русской жизни, — не знающiй ихъ дотого, что онъ полагаетъ, будто въ Россiи можно женатому человѣку опредѣлиться въ монастырь и будто его тамъ станутъ держать; но какъ же не знать этого редактору г. Достоевскому, который недавно такъ пространно заявлялъ, что онъ большой христiанинъ и притомъ православный и православно вѣрующiй въ самыя мудреныя чудеса? Развѣ, можетъ быть, онъ и это принятiе въ монастырь женатаго человѣка причисляетъ къ чудесамъ, — тогда это другое дѣло; но всякiй мало–мальски знающiй законы и уставы своей церкви можетъ легко убѣдить г. Достоевскаго, что даже такое чудо у насъ невозможно, потому что оно строго запрещено и преслѣдуется нашими положительными законами, которыхъ никакое монастырское начальство преступить не можетъ, и человѣка, имѣющаго живую жену, въ монастырь не приметъ.

Крайне бѣдная и неискусно скомпанованная фабула разсказа «Дьячокъ», конечно, все–таки могла бы кое–что выиграть, еслибы ей была дана вѣроподобная развязка, а таковая вполнѣ возможна была для писателя или для редактора, хотя немножечко знакомаго съ бытомъ изображаемой среды. Разсказъ, напримѣръ, могъ быть доведенъ до того весьма знакомаго драматическаго положенiя, что дьячокъ, чтобы скрыться отъ сварливой жены, бѣжитъ въ монастыри, но изъ однихъ его выгоняетъ начальство, потому что онъ женатъ, а изъ другихъ сама жена его вытребовываетъ и, пожалуй, опять его бьетъ... Тогда, не видя нигдѣ въ отечествѣ спасенiя отъ жены и, въ то же время, стремясь къ монастырской жизни, злополучный дьячокъ могъ бы, напримѣръ, бѣжать на Аѳонъ, гдѣ подъ мусульманскимъ управленiемъ турецкаго султана православная церковь дѣйствуетъ во многомъ самостоятельнѣе, чѣмъ въ Россiи. Тамъ, какъ извѣстно, въ монастыряхъ иногда не боятся принимать и женатыхъ людей, ищущихъ иночества, и тамъ–то немилосердно побиваемый женою русскiй дьячокъ могъ бы прiютиться и молиться, и пѣть, но, во всякомъ случаѣ, только пѣть отнюдь не то стихотворное переложенiе, которое поетъ дьячокъ «Гражданина», потому что, во первыхъ, какъ основательно извѣстно, это переложенiе у лицъ духовнаго званiя вниманiемъ не пользуется; во вторыхъ, оно на голосъ не положено и не поется, а въ третьихъ — никакихъ свѣтскихъ стихотворныхъ переложенiй въ стѣнахъ православныхъ монастырей распѣвать не дозволяется и запрещенiемъ этимъ никто, живущiй въ монастырѣ, манкировать не смѣетъ, дабы не нарушать тишины, подобающей мѣсту.

Свящ. П. Касторскiй.

 

Теперь отвѣтимъ по пунктамъ и, во первыхъ, успокоимъ взволнованнаго священника Касторскаго въ самомъ главномъ пунктѣ, объяснивъ ему что повѣсть «Дьячокъ” вовсе не бытовая. Почтенному автору ея г. Недолину (не псевдонимъ), часть своей жизни проведшему на самой дѣятельной государственной службѣ, никакого дѣла не было, въ настоящемъ случаѣ, до церковнаго быта. Его герой, «дьячокъ”, могъ безо всякой потери для себя и для разсказа быть какимъ нибудь, напримѣръ, почтамтскимъ чиновникомъ, и если остался въ разсказѣ дьячкомъ, то единственно потому что происшествiе это истинное. Поэма эта — исключительная, почти фантастическая. Знаете ли вы, священникъ Касторскiй, что истинныя происшествiя, описанныя со всею исключительностiю ихъ случайности, — почти всегда носятъ на себѣ характеръ фантастическiй, почти невѣроятный? Задача искусства — не случайности быта, а общая ихъ идея, зорко угаданная и вѣрно снятая со всего многоразличiя однородныхъ жизненныхъ явленiй. Въ разсказѣ г. Недолина обобщено совсѣмъ другое явленiе человѣческаго духа. Если бы, напротивъ, онъ имѣлъ претензiю на бытовое изображенiе, то съ этой точки зрѣнiя, и съ однимъ своимъ анекдотомъ, непремѣнно бы попалъ въ исключительность. Недавно, т. е. нѣсколько мѣсяцевъ тому назадъ, въ одномъ изъ нашихъ знатнѣйшихъ монастырей, случилось, говорятъ, что одинъ глупый и злой монахъ убилъ въ школѣ десятилѣтняго мальчика жестокими побоями, да еще при свидѣтеляхъ. Ну, не фантастическое–ли это приключенiе на первый взглядъ? А между тѣмъ оно, кажется, вполнѣ истинное. Ну, опиши его кто нибудь — мигомъ закричатъ, что это невѣроятно, исключительно, изображено съ намѣренiемъ предумышленнымъ — и будутъ правы, если судить съ точки зрѣнiя одной бытовой вѣрности изображенiя нашихъ монастырей. Вѣрности не было бы и съ однимъ такимъ анекдотомъ; и понынѣ найдется въ монастыряхъ нашихъ ангельское житiе, во славу Божiю и церкви, и приключенiе съ злымъ монахомъ останется навсегда исключительнымъ. Но для повѣствователя, для поэта, могутъ быть и другiя задачи, кромѣ бытовой стороны; есть общiя, вѣчныя и кажется во вѣки неизслѣдимыя глубины духа и характера человѣческаго. А ужъ вамъ такъ и кажется, что ужъ если написано «дьячокъ”, такъ ужъ непремѣнно спецiальное описанiе быта; а ужъ коли описанiе быта, такъ ужъ непремѣнно отмежеванные и патентованные писатели для изображенiя его, и не смѣй, дескать, соваться на нашу ниву; это нашъ уголъ, наша эксплуатацiя, наша доходная статья. Не правда–ли, вѣдь это васъ взволновало, священникъ Касторскiй? Помилуйте, можно написать перомъ слово «дьячокъ” совсѣмъ безъ намѣренiя отбивать что–нибудь у г. Лѣскова. И потому успокойтесь.

Успокоивъ васъ, попрошу васъ обратить вниманiе на заглавiе вашей полемической статьи:

«Холостыя понятiя о женатомъ монахѣ”.

И мимоходомъ спрошу: къ чему тутъ «холостыя?” На сколько измѣнятся понятiя если они будутъ женатыя? И развѣ есть холостыя понятiя и женатыя понятiя? Ну, да вы не литераторъ и все это вздоръ; вы — взволнованный священникъ Касторскiй и съ васъ слогу нечего спрашивать, особенно въ такомъ состоянiи. Главное дѣло вотъ въ чемъ: кто вамъ сказалъ что нашъ дьячокъ поступилъ въ монахи? Гдѣ, во всей повѣсти г. Недолина, нашли вы, что онъ постригся? Между тѣмъ это очень важно; озаглавивъ такимъ образомъ, вы читателя, незнакомаго съ повѣстью г. Недолина, прямо вводите въ недоумѣнiе: «Да, дѣйствительно, подумаетъ онъ, женатый дьячокъ не могъ поступить въ монахи! Какъ же этого не знаетъ «Гражданинъ”? Такимъ образомъ, отведя словомъ «монахъ” глаза читателю, вы уже побѣдоносно восклицаете въ срединѣ вашей статьи:

 

«Какая жалкая, невозможная и смѣшная небылица!..... Какъ же не знать этого редактору г. Достоевскому, который» и т. д.....

 

А между тѣмъ вы просто за просто подтасовали дѣло и я преспокойно ловлю васъ на плутнѣ. Но вы немножко ошиблись, батюшка, и разсчитали безъ хозяина. Женатаго въ монахи не постригутъ, это такъ; но почему «никакое монастырское начальство имѣющаго живую жену въ монастырь не приметъ,” какъ утверждаете вы съ азартомъ? Это откудова почерпнули вы такое извѣстiе? Кто нибудь, напримѣръ, имѣлъ бы намѣренiе поселиться въ монастырѣ (гдѣ есть напримѣръ удобное помѣщенiе), но онъ женатъ, жена его гдѣ нибудь въ столицѣ, или за границей и вотъ, потому только что онъ женатъ, его гонятъ вонъ изъ монастыря? Такъ ли это? Не знаете дѣла, батюшка, а еще духовное лицо. Я вамъ даже смогъ бы указать на нѣкоторыя, извѣстныя всему петербургскому обществу лица, памятныя въ обществѣ до сихъ поръ и которыя кончили тѣмъ, что поселились жить подъ конецъ жизни въ монастыряхъ и вотъ уже живутъ тамъ очень долго, а между тѣмъ женаты и жены ихъ живы до сихъ поръ. Все произошло съ обоюднаго согласiя. Такъ точно поселился жить въ монастырѣ и дьячекъ г. Недолина. Уничтожьте только подтасовку постриженiя въ монахи, съ умысломъ вами придуманную, и чего совсѣмъ нѣтъ во всей повѣсти г. Недолина, и вамъ тотчасъ же все объяснится. Тутъ даже лучше чѣмъ съ «обоюднаго согласiя” произошло; тутъ прямо произошло съ соизволенiя начальства. Я васъ, батюшка, имѣю средства на этотъ счетъ въ высшей степени успокоить. Предположите что я навелъ справки и вотъ какiя получилъ свѣдѣнiя:

Во–первыхъ, артистъ–дьячокъ, еще за полгода до поступленiя въ монастырь, когда, при прощанiи съ помѣщикомъ, открылся ему въ первый разъ что намѣренъ уйти жить въ монастырь, уже и тогда зналъ что говорилъ. Именно потому, что уже сообщилъ о намѣренiи своемъ отцу Iоанну, игумену монастыря, который его очень любилъ, то–есть болѣе любилъ его пѣнiе, потому что былъ чрезвычайный любитель музыки и Софрону изо всѣхъ силъ покровительствовалъ; даже самъ, кажется, и переманивалъ его жить въ монастырѣ. Дьячокъ поколебался на предложенiе помѣщика ѣхать за границу и вотъ почему прождалъ еще съ полгода; но когда кончилось его терпѣнiе, ушелъ въ монастырь. Устроить же это было очень легко: отецъ Iоаннъ состоялъ въ тѣснѣйшей дружбѣ съ епархiальнымъ начальникомъ, а когда два такiя лица согласились, то и предлоговъ не надо. Но навѣрно былъ отысканъ и предлогъ, по которому дьячокъ былъ такъ сказать «откомандированъ” въ монастырь. Обѣтъ же, данный дьячкомъ, «посвятить себя Господу” (на что вы такъ особенно сердитесь), былъ совершенно свободный, внутреннiй, не оффицiальный, дѣло его совѣсти, данъ самому себѣ. Мало того, въ разсказѣ г. Недолина есть совершенно ясное указанiе на то, что дьячокъ только проживалъ въ монастырѣ, а отнюдь не былъ постриженъ въ монахи, какъ вы съ такою безцеремонностiю присочинили, батюшка. Именно: воротившiйся помѣщикъ все еще уговариваетъ Софрона выйти изъ монастыря и отправиться за границу, и дьячокъ въ первый день переговоровъ даже колеблется. Ну могло ли бы это быть, еслибъ Софронъ былъ уже постриженъ? Не маскируйте, наконецъ, и того, что вѣдь это былъ артистъ неслыханный, по крайней мѣрѣ одаренный неслыханно, и такимъ онъ заявляется въ повѣсти съ самаго начала. А если такъ, то понятно и такое пристрастiе къ нему отца Iоанна, страстнаго любителя музыки....

«Но вѣдь это не объяснено въ повѣсти!” воскликнете вы въ чрезвычайномъ гнѣвѣ. Нѣтъ, отчасти объяснено; очень о многомъ можно догадаться изъ разсказа, хотя онъ быстръ и кратокъ. Но, положимъ, и не все объяснено, — зачѣмъ объяснять? Было бы только вѣроятно; а уничтожьте подтасовку постриженiя въ монахи и все станетъ вѣроятно. Да, разсказъ г. Недолина нѣсколько сжатъ, но знаете, батюшка, вы вотъ человѣкъ не литературный, чтò и доказали, а между тѣмъ я вамъ прямо скажу, что ужасно много современныхъ повѣстей и романовъ выиграли бы, еслибъ ихъ сократить. Ну что толку, что авторъ тянетъ васъ въ продолженiи тридцати листовъ и вдругъ, на тридцатомъ листѣ, ни съ того, ни съ сего, бросаетъ свой разсказъ въ Петербургѣ или въ Москвѣ, а самъ тащитъ васъ куда–нибудь въ Молдо–Валахiю, единственно съ тою цѣлью, чтобъ разсказать вамъ о томъ, какъ стая воронъ и совъ слетѣла съ какой–то молдо–валахской крыши, и разсказавъ, вдругъ опять бросаетъ и воронъ и Молдо–Валахiю, какъ будто ихъ не бывало вовсе, и уже ни разу болѣе не возвращается къ нимъ въ остальномъ разсказѣ; такъ что читатель остается, наконецъ, въ совершенномъ недоумѣнiи. Изъ за денегъ пишутъ, чтобы только больше страницъ написать! Г. Недолинъ написалъ иначе, и хорошо можетъ быть сдѣлалъ.

«Но жена, жена!” восклицаете вы, вращая глазами, «какъ же жена позволила и не жаловалась, какъ «не вытребовала” она его закономъ, силой!” А вотъ тутъ то вы, и именно на женскомъ то этомъ пунктѣ, всего больше и спасовали, батюшка. Вы вѣдь до того разыгрались въ вашей статьѣ, что даже сами принялись сочинять романъ, а именно какъ жена своего дьячка наконецъ воротила и опять начала колотить, какъ онъ «сбѣжалъ” въ другой монастырь, какъ изъ другаго воротила, какъ онъ сбѣжалъ наконецъ на Аѳонъ и тамъ уже успокоился подъ «мусульманскимъ” управленiемъ султана (представьте, а вѣдь я до сихъ поръ думалъ что султанъ христiанинъ!).

Шутки въ сторону; знайте, батюшка, что хоть вамъ бы и слѣдовало, уже по одному сану вашему, немножко знать сердце человѣческое, но вы его вовсе не знаете. Вы хоть и плохой сочинитель, но можетъ быть, еслибы взялись за перо, дѣйствительно описали бы бытовую сторону духовенства вѣрнѣе г. Недолина; но въ сердцѣ человѣческомъ г. Недолинъ знаетъ болѣе вашего. Женщина, которая цѣлые дни выстаиваетъ у монастырской стѣны и плачетъ, — не пойдетъ подавать просьбы и не станетъ уже дѣйствовать силой. Довольно силы! У васъ вотъ все битье да битье; въ порывѣ авторскаго увлеченiя, вы продолжаете романъ и опять у васъ битье. Нѣтъ ужъ, довольно битья! Вспомните, батюшка, у Гоголя въ «Женитьбѣ”, въ послѣдней сценѣ, послѣ того какъ Подколесинъ выпрыгнулъ въ окошко, Кочкаревъ кричитъ: «воротить его, воротить!” воображая что выпрыгнувшiй въ окошко женихъ все еще пригоденъ для сватьбы. Ну вотъ точно также разсуждаете и вы. Кочкарева останавливаетъ сваха словами: «Эхъ, дѣла ты свадебнаго не знаешь; добро бы въ дверь вышелъ; а ужъ коли въ окно махнулъ, такъ ужъ тутъ мое почтенiе”. Облагородьте случай съ Подколесинымъ и онъ, какъ разъ, придется къ положенiю бѣдной, оставленной мужемъ дьячихи. Нѣтъ, батюшка, битье кончилось! Эта женщина, — этотъ исключительный характеръ, страстное и сильное существо, гораздо высшее, между прочимъ, по душевнымъ силамъ чѣмъ артистъ ея мужъ, — эта женщина, подъ влiянiемъ среды, привычекъ, необразованности, могла дѣйствительно начать битьемъ. Толковому, понимающему человѣку тутъ именно реализмъ событiя понравится и г. Недолинъ мастерски поступилъ, что не смягчилъ дѣйствительности. Слишкомъ сильныя духомъ и характеромъ женщины, особенно если страстны, иначе и не могутъ любить какъ деспотически и имѣютъ даже особенную наклонность къ такимъ слабымъ, ребяческимъ характерамъ какъ у артиста–дьячка. И за что она такъ полюбила его? развѣ она знаетъ это! Онъ плачетъ, она не можетъ не презирать его слезъ, но плотоядно, сама мучаясь, наслаждается его слезами. Она ревнива: «не смѣй пѣть при господахъ!” Она бы кажется проглотила его живьемъ, изъ любви. Но вотъ онъ бѣжалъ отъ нея и — никогда бы она тому не повѣрила! Она горда и самонадѣянна, она знаетъ что красавица и — странная психологическая задача, — повѣрите–ли, вѣдь она все время была убѣждена, что онъ точно также ее безъ памяти любитъ, какъ и она его, безъ нея жить не можетъ, не смотря на битье! Вѣдь въ этомъ состояла вся ея вѣра; мало того, тутъ и сомнѣнiй для нея не существовало, и вдругъ ей все открывается: этотъ ребенокъ, артистъ, ея нисколько не любитъ, давно уже пересталъ любить, можетъ быть никогда не любилъ и прежде! Она вдругъ смирилась, поникла, раздавлена, а отказаться отъ него все–таки не въ силахъ, безумно любитъ, еще безумнѣе чѣмъ прежде. Но такъ какъ характеръ сильный, благородный и необыкновенный, то и выростаетъ вдругъ неизмѣримо и надъ прежнимъ бытомъ, и надъ прежней средой своей. Нѣтъ ужъ теперь она его не потребуетъ силой. Силой ей его теперь и даромъ не надо; она все еще неизмѣримо горда, но гордость эта уже другаго рода, уже облагородилась: она скорѣе умретъ съ горя тутъ же, въ травѣ у ограды, а не захочетъ употребить насилiе, писать просьбы, доказывать права свои. Ахъ, батюшка, да вѣдь въ этомъ и вся повѣсть, а вовсе не въ бытовой сторонѣ церковниковъ! Нѣтъ, батюшка, этотъ крошечный разсказикъ гораздо значительнѣе чѣмъ вамъ кажется, и поглубже. Повторяю, вы такъ не напишете, даже не поймете въ чемъ дѣло. У васъ отчасти душа кочкаревская (въ литературномъ отношенiи разумѣется, — далѣе я не иду), какъ и имѣлъ я вамъ честь замѣтить...

Что же касается до сочинительства вашего и до пониманiя художественнаго, то къ вамъ, въ этомъ отношенiи, вполнѣ, я думаю, можно приложить извѣстную эпиграму Пушкина:

 

Картину разъ высматривалъ сапожникъ,

И въ обуви ошибку указалъ;

Взявъ тотчасъ кисть, исправился художникъ.

«Вотъ», подбочась, сапожникъ продолжалъ:

«Мнѣ кажется, лицо немного криво...

А эта грудь не слишкомъ ли нага.»

Но Апеллесъ прервалъ нетерпѣливо:

«Суди, дружокъ, не свыше сапога!»

..............

 

Вы, батюшка, точь въ точь какъ этотъ сапожникъ, съ тою только разницею, что даже и въ обуви не съумѣли указать г. Недолину, чтó, надѣюсь, я вамъ и доказалъ основательно. А подтасовкой ничего не возьмете. Тутъ, видите–ли, чтобы понимать что нибудь въ душѣ человѣческой и «судить повыше сапога”, надо бы побольше развитiя въ другую сторону, поменьше этого цинизма, этого «духовнаго” матерiализма; поменьше этого презрѣнiя къ людямъ, поменьше этого неуваженiя къ нимъ, этого равнодушiя. Поменьше этой плотоядной стяжательности, побольше вѣры, надежды, любви! Посмотрите, напримѣръ, съ какимъ грубымъ цинизмомъ обращаетесь вы со мной лично, съ какимъ, совсѣмъ несвойственнымъ вашему сану неприличiемъ говорите о чудесахъ. Вѣрить не хотѣлъ, когда прочелъ у васъ слѣдующее про себя:

 

!!... Но какъ же не знать этого редактору г. Достоевскому, который недавно такъ пространно заявлялъ, что онъ большой христiанинъ и притомъ православный и православно вѣрующiй въ самыя мудреныя чудеса? Развѣ, можетъ быть, онъ и это принятiе въ монастырь женатаго человѣка причисляетъ къ чудесамъ, — тогда это другое дѣло...

 

Во—первыхъ, батюшка, вы и тутъ сочинили (экая вѣдь страсть у васъ къ сочинительству!). Никогда и нигдѣ не объявлялъ я о себѣ лично ничего о вѣрѣ моей въ чудеса. Все это вы выдумали и я васъ вызываю указать: гдѣ вы это нашли? Позвольте еще: еслибъ я, Ѳ. Достоевскiй, гдѣ нибудь и объявилъ это о себѣ (чего не было), то ужъ повѣрьте не отказался бы отъ словъ моихъ ни изъ за какого либеральнаго страху, или страху ради касторскаго. Просто за просто ничего подобнаго не было и я только констатирую фактъ. Но еслибы и было — чтò вамъ то до вѣры моей въ чудеса? Чѣмъ они подходятъ къ дѣлу? И чтò такое мудреныя чудеса и немудреныя? Какъ уживаетесь вы съ подобными раздѣленiями сами? Вообще же желаю чтобы въ этомъ отношенiи вы оставили меня въ покоѣ — уже хоть по тому одному, что приставать ко мнѣ съ этимъ вовсе къ вамъ не идетъ, несмотря на все современное просвѣщенiе ваше. Духовное лицо, а такъ раздражительны! Стыдно, г. Касторскiй.

_______

 

А знаете, вѣдь вы вовсе не г. Касторскiй, а ужь тѣмъ болѣе не священникъ Касторскiй, и все это поддѣлка и вздоръ. Вы ряженый, вотъ точь въ точь такой какъ на святкахъ. И знаете чтó еще? Ни единой то самой маленькой минутки я не пробылъ въ обманѣ; тотчасъ же узналъ ряженаго и вмѣняю себѣ это въ удовольствiе, ибо вижу отсюда вашъ длинный носъ: вы вполнѣ были увѣрены, что я шутовскую маску, вывѣсочной работы, приму за лицо настоящее. Знайте тоже, что я и отвѣчалъ вамъ немного уже слишкомъ развязно единственно потому, что сейчасъ же узналъ переряженнаго. Еслибы вы были въ самомъ дѣлѣ священникомъ, я, не смотря на всѣ ваши грубости, которыя въ концѣ вашей статьи доходятъ до какого–то побѣдоносно–семинарскаго ржанья, — все–таки отвѣтилъ бы вамъ «съ соблюденiемъ,” — не изъ личнаго къ вамъ уваженiя, а изъ уваженiя къ вашему высокому сану, къ высокой идеѣ, которая въ немъ заключается. Но такъ какъ вы всего только ряженый, то и должны понести наказанiе. Наказанiе начну съ того, что объясню вамъ подробно почему васъ узналъ (между нами, я даже предугадалъ кто именно подъ маской скрывается; но имя вслухъ не объявлю, а оставлю при себѣ до времени) и это вамъ естественно будетъ очень досадно...

— А если предугадали, то почему же отвѣчали какъ священнику, — спросите вы, — къ чему написали предварительно столько лишняго?

— А по платью встрѣчаютъ, отвѣчаю я вамъ, и если написалъ что нибудъ непрiятное г. »священнику”, то ужъ пусть возьметъ это на свою совѣсть тотъ господинъ, который выдумалъ и употребилъ недостойный прiемъ перерядиться въ священника. Да, недостойный прiемъ, и онъ самъ это чувствовалъ. Мало того, онъ, сколько могъ, оберегъ себя. Онъ не подписался: «священникъ П. Касторскiй”, а подписался сокращенно: Свящ. П. Касторскiй. Свящ. все таки не священникъ, если ужь крѣпко обличатъ. Всегда можно сказать что подразумѣвался «священнолюбецъ”, или что нибудь въ такомъ родѣ.

Я узналъ васъ, г. ряженый, по слогу. Видите ли въ чемъ тутъ главная штука: въ томъ что современные критики и хвалятъ пожалуй иногда современныхъ писателей–художниковъ, и даже публика довольна (потому что чтò–же ей, наконецъ, читать?). Но и критика понизилась уже очень давно, да и художники наши, большею частiю, смахиваютъ на вывѣскныхъ маляровъ, а не на живописцевъ. Не всѣ конечно. Есть нѣкоторые и съ талантомъ, но большая часть самозванцы. Во первыхъ, г. ряженый, у васъ пересолено. Знаете ли вы чтó значитъ говорить эссенцiями? Нѣтъ? Я вамъ сейчасъ объясню. Современный «писатель–художникъ”, дающiй типы и отмежевывающiй себѣ какую нибудь въ литературѣ спецiальность (ну, выставлять купцовъ, мужиковъ и проч.) обыкновенно ходитъ всю жизнь съ карандашемъ и съ тетрадкой, подслушиваетъ и записываетъ характерныя словечки; кончаетъ тѣмъ что наберетъ нѣсколько сотъ нумеровъ характерныхъ словечекъ. Начинаетъ потомъ романъ и чуть заговоритъ у него купецъ или духовное лицо, — онъ и начинаетъ подбирать ему рѣчь изъ тетрадки по записанному. Читатели хохочутъ и хвалятъ и ужъ кажется бы вѣрно: дословно съ натуры записано, но оказывается что хуже лжи, именно потому что купецъ али солдатъ въ романѣ говорятъ эссенцiями, т. е. какъ никогда ни одинъ купецъ и ни одинъ солдатъ не говоритъ въ натурѣ. Онъ, напримѣръ, въ натурѣ скажетъ такую–то, записанную вами отъ него же фразу, изъ десяти фразъ въ одиннадцатую. Одиннадцатое словечко характерно и безобразно, а десять словечекъ передъ тѣмъ ничего, какъ и у всѣхъ людей. А у типиста–художника онъ говоритъ характерностями сплошь, по записанному, — и выходитъ неправда. Выведенный типъ говоритъ какъ по книгѣ. Публика хвалитъ, ну а опытнаго, стараго литератора не надуете.

И большею частiю работа вывѣскная, малярная. Между тѣмъ «художникъ” считаетъ себя подъ конецъ за Рафаэля; и не разувѣришь его! Записывать словечки хорошо и полезно и безъ этого нельзя обойтись; но нельзя же и употреблять ихъ совсѣмъ механически. Правда, есть оттѣнки и между «художниками–записывателями”; одинъ все–таки другаго талантливѣе, а потому употребляетъ словечки съ оглядкой, сообразно съ эпохой, съ мѣстомъ, съ развитiемъ лица и соблюдая пропорцiю. Но эссенцiозности все–таки избѣжать не можетъ. Драгоцѣнное правило, что высказанное слово серебряное, а невысказанное — золотое, давнымъ давно уже не въ привычкахъ нашихъ художниковъ. Мало мѣры. Чувство мѣры уже совсѣмъ исчезаетъ. Взять и то, наконецъ, что наши художники (какъ и всякая ординарность) начинаютъ отчетливо замѣчать явленiя дѣйствительности, обращать вниманiе на ихъ характерность и обработывать данный типъ въ искусствѣ уже тогда, когда большею частiю онъ проходитъ и исчезаетъ, выраждается въ другой, сообразно съ ходомъ эпохи и ея развитiя, такъ что всегда почти старое подаютъ намъ на столъ за новое. И сами вѣрятъ тому, что это новое, а не преходящее. Впрочемъ подобное замѣчанiе для нашего писателя–художника нѣсколько тонко; пожалуй и не пойметъ. Но я все–таки выскажу, что только генiальный писатель, или ужь очень сильный талантъ угадываетъ типъ современно и подаетъ его своевременно; а ординарность только слѣдуетъ по его пятамъ, болѣе или менѣе рабски, и работая по заготовленнымъ уже шаблонамъ.

Я, напримѣръ, не встрѣчалъ еще ни одного священника, во всю мою жизнь, даже самаго высоко–образованнаго, совершенно безъ всякихъ характерныхъ особенностей разговора, относящихся до его сословной среды. Всегда хоть капельку да есть что нибудь. Между тѣмъ, еслибъ дословно стенографировать его разговоръ и потомъ напечатать, то пожалуй у иного высоко–образованнаго и долго бывшаго въ обществѣ священника и не замѣтите никакой особенной характерности. Нашему «художнику” этого естественно мало, да и публика къ другому прiучена. Простонародье, напримѣръ, въ повѣстяхъ Пушкина, по мнѣнiю большинства читателей, навѣрно говоритъ хуже, чѣмъ у писателя Григоровича, всю жизнь описывавшаго мужиковъ. Я думаю и по мнѣнiю многихъ художниковъ тоже. Не вытерпитъ онъ, что священникъ, напримѣръ, говоритъ почти безо всякой характерности, зависящей отъ сословiя, отъ среды его, а потому и не помѣститъ его въ свою повѣсть, а помѣститъ характернѣйшаго. Такимъ образомъ современнаго священника, при извѣстныхъ обстоятельствахъ и въ извѣстной средѣ, заставитъ говорить иногда какъ священника начала столѣтiя и тоже при извѣстныхъ обстоятельствахъ и извѣстной средѣ.

Священникъ Касторскiй, начинаетъ какъ и всѣ, нѣкоторое время почти совсѣмъ не напоминая собою извѣстной среды.

Пока онъ хвалитъ художественность писателя Лѣскова, онъ говоритъ какъ и всѣ, безо всякой характерности словечекъ и мыслей, обличающихъ сословiе. Но такъ было надо автору: надо было его оставить въ покоѣ, чтобы литературная похвала вышла серьознѣе, а порицанiе г. Недолину строже, ибо смѣшная и характерная фраза нарушила бы строгость. Но вдругъ авторъ, сообразивъ, что вѣдь пожалуй читатель и не повѣритъ что священникъ писалъ, — пугается и разомъ бросается въ типичности и уже тутъ ихъ цѣлый возъ. Что ни слово, то типичность! Изъ такой суматохи естественно выходитъ типичность фальшивая и не пропорцiональная.

Главный признакъ человѣка необразованнаго, но почему–нибудь принужденнаго заговорить языкомъ и понятiями не своей среды — это нѣкоторая неточность въ употребленiи словъ, которыхъ онъ значенiе, положимъ, и знаетъ, но не знаетъ всѣхъ оттѣнковъ его употребленiя въ сферѣ понятiй другаго сословiя. «А потому проходитъ такiя вредныя покушенiя”.... «невѣжествѣ, обличенномъ опять въ томъ журналѣ”... «въ немъ представленъ голосистый дьячокъ” и т. д. Послѣднее словцо голосистый — уже слишкомъ грубо, и именно тѣмъ, что свящ. Касторскiй, желая выразить понятiе о лицѣ, одаренномъ прекраснымъ голосомъ пѣвца, думаетъ, что выражаетъ это понятiе словомъ голосистый. Авторъ–спецiалистъ забылъ, что хотя въ священнической средѣ и теперь, конечно, встрѣчаются малообразованные люди, но чрезвычайно мало до такой ужъ степени не понимающихъ значенiя словъ. Это годится для романа, г. ряженый, а дѣйствительности не выдерживаетъ. Такое ошибочное выраженiе прилично было бы развѣ пономарю, а все же не священнику. Не слѣжу за всѣми выраженiями далѣе; повторяю, ихъ тамъ цѣлый возъ, чрезвычайно грубо натасканный изъ тетрадки. Но хуже всего то, что типичникъ–авторъ (если говорятъ о художникѣ–авторѣ, то возможно понятiе и о ремесленникѣ–авторѣ, а слово типичникъ опредѣляетъ ремесло или мастерство), что типичникъ–авторъ выставилъ свой типъ въ такомъ непривлекательномъ нравственномъ видѣ. Надо бы выставить все–таки въ свящ. Касторскомъ человѣка съ достоинствомъ, добродѣтельнаго и типичность ничему бы тутъ не помѣшала. Но типичникъ былъ самъ поставленъ въ затруднительное положенiе, изъ котораго и не съумѣлъ вывернуться: ему непремѣнно надо было обругать своего собрата–автора, наглумиться надъ нимъ, и вотъ свои прекрасныя побужденiя онъ, переряженный, поневолѣ долженъ былъ навязать своему священнику. А ужъ насчетъ чудесъ — типичникъ совсѣмъ не сдержалъ себя. Вышла ужасная глупость: духовное лицо — да еще глумится надъ чудесами и дѣлитъ ихъ на мудреныя и немудреныя! Плохо, г. типичникъ.

Я даже думаю, что и «Псаломщикъ” — произведенiе того же пера: очень ужь перенаивничалъ неумѣлый мастеровой въ окончанiи, именно въ «опасенiяхъ” псаломщика, которыя слишкомъ ужь не блистаютъ умомъ. Однимъ словомъ, господа, вся эта вывѣсочная работа положимъ еще и сойдетъ въ повѣстяхъ, но, повторяю вамъ, не выдержитъ столкновенiя съ дѣйствительностiю и тотчасъ же обличитъ себя. Не вамъ, господа–художники, надуть стараго литератора.

Чтò же это, шутки что ли съ ихъ стороны? И, нѣтъ–нѣтъ, вовсе не шутки. Это — это такъ сказать дарвинизмъ, борьба за существованiе. Не смѣй, дескать, заходить на нашу ниву. И чѣмъ могъ вамъ повредить, господа, г. Недолинъ? Увѣряю же васъ, что онъ вовсе не имѣетъ намѣренiя описывать бытовую сторону духовенства, можете вполнѣ успокоиться. Правда, смутило меня, на одно мгновенiе, одно странное обстоятельство: вѣдь если ряженый типичникъ напалъ на г. Недолина, то, ругая его, въ противуположность ему долженъ бы былъ хвалить самого себя. (На этотъ счетъ у этихъ людей нѣтъ ни малѣйшаго самолюбiя: съ полнѣйшимъ безстыдствомъ готовы они писать и печатать похвалы себѣ сами и собственноручно). А между тѣмъ, къ величайшему моему удивленiю, типичникъ выставляетъ и хвалитъ талантливаго г. Лѣскова, а не себя. Тутъ что нибудь другое и навѣрное выяснится. Но ряженый не подверженъ ни малѣйшему сомнѣнiю.

А причемъ же тутъ самъ «Русскiй Мiръ”? Рѣшительно не знаю. Ничего и никогда не имѣлъ съ «Русскимъ Мiромъ” и не предполагалъ имѣть. Богъ знаетъ съ чего вскочутъ люди.

Ѳ. Достоевскiй.

_______

 

ЦЕРКОВЬ И ГОСУДАРСТВО.

 

II.

 

Женева, какъ извѣстно, стала въ послѣднее время центромъ мѣстной борьбы между государствомъ и римско–католическою iерархiей. Къ этой борьбѣ, въ виду важности связанныхъ съ нею вопросовъ, привлечено вниманiе общественнаго мнѣнiя въ цѣлой Европѣ, и до сихъ поръ нельзя не признать, что швейцарское правительство ведетъ эту борьбу съ твердостью, но въ тоже время съ осторожностью, которая въ столкновенiяхъ такого рода необходимо требуется. Кàкъ взяться зa дѣло, кáкъ вести его, какими орудiями дѣйствовать противъ такого искуснаго, ловкаго и опаснаго врага, какова римско–католическая iерархiя? Эти вопросы обсуждаются усиленно и тщательно въ литературѣ и въ обществѣ. Они послужили поводомъ къ любопытнымъ публичнымъ чтенiямъ бывшаго патера Гiацинта, начавшимся въ Женевѣ нынѣшнею весною. Извлекаемъ изъ живой конференцiи, происходившей 20 марта, слѣдующiя разсужденiя объ отношенiяхъ государства къ церкви.

Какимъ орудiемъ слѣдуетъ бороться съ римско–католическимъ церковнымъ самовластiемъ?

До сихъ поръ въ этой борьбе принималась троякая система:

1) Предполагается война на смерть, съ тѣмъ чтобы уничтожить противника во что бы то ни стало. Приходится взяться разомъ и за оружiе насилiя и за оружiе науки. Отсюда система двойнаго преслѣдованiя, для уничтоженiя римской церкви.

2) Иные думаютъ видѣть въ противникѣ нѣчто странное, и стараются вмѣсто борьбы съ нимъ усыпить его, сковать его льстивою кротостью, дѣйствовать на него не насилiемъ, а ухищренiемъ.

3) Иные говорятъ такъ: поставимъ раздѣленiе между нами и врагомъ нашимъ, и на этомъ раздѣленiи утвердимъ миръ.

Отведемъ церкви ея область, область духовнаго, отвлеченнаго бытiя; оставимъ за собою дѣйствительную, матерiальную жизнь, человѣчество — въ собственномъ, прямомъ смыслѣ.

Вотъ три плана боевой кампанiи. Первый изъ нихъ — преступенъ, второй — соединенъ съ недобросовѣстными расчетами, и всѣ три плана негодны для успѣха.

Война на смерть съ церковью — это мечта революцiонной партiи, — по крайней мѣрѣ тѣхъ крайнихъ ея представителей, которые въ политикѣ ставятъ себя якобинцами, а въ области религiозныхъ идей распространяютъ безбожiе и матерiализмъ. Имъ служатъ орудiемъ — софизмъ и насилiе. Всѣ уже потеряли къ нимъ довѣрiе повсюду; они слѣпы, и не въ силахъ вести борьбу, потому что все смѣшиваютъ въ своемъ противникѣ, ничего не различая, и преувеличиваютъ безъ мѣры его значенiе.

Французская революцiя поставила себѣ цѣлью обновить общество; но обновить его можно было только примѣненiемъ къ гражданскому обществу христiанскихъ началъ. Возникла борьба между революцiей и римскою теократiей, причемъ революцiя смѣшала римскую теократiю съ католическою церковью, со келенствомъ, которое объемлетъ всѣхъ вѣрующихъ христiанъ, смѣшала съ евангелiемъ и лицомъ Христа Спасителя. И такъ война объявлена была не столько Риму, сколько царству Христову на землѣ. Въ христiанствѣ эти люди стали преслѣдовать самое религiозное чувство, которое слилось уже въ теченiе 2,000 лѣтъ нераздѣльно съ христiанствомъ. Вотъ какого противника вызвали они на бой, вооружившись на него двоякимъ — низкимъ, опозореннымъ оружiемъ: сѣкирою палача и живымъ словомъ софиста.

Католическая религiя во Францiи была не въ доброй славѣ, благодаря аббатамъ вольнодумцамъ, наполнявшимъ дворцовыя прiемныя, благодаря извѣстной легкости нравовъ тогдашняго общества. Вдругъ ее будятъ, поднимаютъ, влекутъ въ темницы. Во имя ея всходятъ на эшафотъ священники, дѣвы, поселяне, вмѣстѣ съ знатными дворянами, съ поэтами, съ госудрственными людьми — какъ было въ эпоху первыхъ цезарей. На ризахъ ея видна была кровь отъ Варѳоломеевской ночи, видны были слѣды родительскихъ и сиротскихъ слезъ, послѣ отмѣны нантскаго эдикта: всѣ эти слѣды вдругъ сгладились; ничего стало не видно за собственною ея кровью, за слѣдами собственныхъ ея слезъ. Вотъ почему, когда она послѣ того встала, то встала въ полномъ сiянiи славы, безъ всякихъ пятенъ. Это сiянiе приготовили для нея палачи ея.

Точно также дѣйствовали и софисты–философы. Они стали раскапывать вопросы, которые новѣйшая наука объявляетъ недоступными для рѣшенiя; стали доискиваться въ таинствѣ смерти, и увидѣли въ немъ одну мечту и выдумку; стали углубляться въ происхожденiе человѣчества, и у колыбели его признали, вмѣсто библейскаго Адама изъ земли созданнаго, какое–то невѣдомое существо, медленно выдѣляющееся изъ животной жизни, вырождающееся сперва въ обезьяну, потомъ въ человѣка. И вотъ, поставивши этого человѣка и у начала его и у исхода, въ сплошную среду животной жизни, унизивъ его до предѣловъ гнiенiя, они стали привѣтствовать его величiе: «Какъ ты великъ, человѣкъ, въ атеизмѣ и въ матерiализмѣ и въ свободѣ самочинной, ничему не покоряющейся нравственности!” Но посреди всего этого страннаго величiя человѣкъ этотъ оказался подавленъ грустью. Онъ утратилъ Бога, но сохранилъ потребность религiи. Такъ ощутительна эта потребность, что возможна, мы видимъ, религiя даже безъ Богa: таковъ буддизмъ — религiя, одушевляющая миллiоны послѣдователей. И въ самомъ дѣлѣ, хотя бы и правда было, — что первый человѣкъ выродился изъ среды животной — чтó мнѣ въ томъ? Въ книгѣ Бытiя указана еще грубѣе матерiя, изъ которой созданъ человѣкъ — грязь и прахъ, перcть земная. Какая бы ни была то матерiя, — развѣ въ ней, развѣ въ оболочкѣ — весь человѣкъ? Онъ прiялъ отъ Создателя своего — если хотите, скажемъ — отъ природы — живую душу, то дыханiе жизни религiозной и нравственной, отъ котораго не можетъ, когда–бъ и хотѣлъ, отдѣлаться. Вотъ чтò не допуститъ его никогда — отречься отъ христiанской религiи!

Переходя затѣмъ къ разбору втораго и третьяго плана, ораторъ останавливается на планѣ отдѣленiя церкви отъ гоcударства.

«Намъ говорятъ: отдѣлите церковь отъ государства. Я слышу эти слова, но не вижу единой идеи, потому что подъ однимъ этимъ словомъ paзyмѣть можно многое. По религiозному чувству я готовъ стоять за это отдѣленiе, но пусть опредѣлятъ мнѣ, въ чемъ оно заключается. Если дѣло состоитъ въ болѣе точномъ разграниченiи гражданскаго общества съ обществомъ религiознымъ, церковнымъ, духовнаго со свѣтскимъ, о прямомъ и искреннемъ размежеванiи, безъ хитростей и безъ насилiя, — въ такомъ случаѣ всѣ будутъ, я полагаю, стоять зa такое отдѣленiе. Если, становясь на практическую почву, хотятъ чтобы гоcyдарство отказалось отъ права поставлять пастырей церкви и отъ обязанности содержать ихъ, — это будетъ идеальное состоянiе, къ которому желательно перейти, которое нужно подготовлять къ осуществленiю при благопрiятныхъ обстоятельствахъ и въ законной формѣ. Когда вопросъ этотъ созрѣетъ, государство, если захочетъ такъ рѣшить его, обязано возвратить кому слѣдуетъ право выбора пастырей и епископовъ: въ такомъ случаѣ нельзя уже будетъ отдавать папѣ то, что принадлежитъ клиру и народу по праву историческому и апостольскому. Государство, въ сущности, только держитъ за собою это право, но оно не ему принадлежитъ.

«Что касается до вопроса о содержанiи, онъ самъ по ceбѣ не важенъ. Церквамъ христiанскимъ, по слову св. Павла, подобаетъ пребывать въ скудости: достаточно имъ увѣренности въ томъ, что получатъ отъ вѣрныхъ все, что нужно для богослуженiя и для содержанiя служителей церкви, которые должны вести жизнь свою въ простотѣ евангельской.

«Если въ такомъ видѣ должно совершиться отдѣленiе, — я желаю его отъ всей души, но все–таки не вижу въ немъ рѣшенiя настоящему вопросу; не вижу въ чемъ тутъ средство для борьбы съ римскою теократiей. Думаю, напротивъ того, что въ этомъ состоянiи силы церкви увеличатся, такъ какъ она получитъ приращенiе свободы, простоты и достоинства.

«Но намъ говорятъ, что отдѣленiе надо разумѣть въ иномъ, обширнѣйшемъ смыслѣ. Умные, ученые люди опредѣляютъ его такъ: государству не должно быть дѣла до церкви, и церкви — до государства и такъ человѣчество должно вращаться въ двухъ обширныхъ сферахъ, такъ что въ одной сферѣ будетъ пребывать тѣло, а въ другой духъ человѣчества, и между обеими сферами будетъ пространство такое же какое между небомъ и землею. Но развѣ это возможно? Тѣло нельзя отдѣлить отъ духа: и духъ и тѣло живутъ единою жизнью.

«Какъ вы хотите чтобы церковь — не говорю уже католическая, а церковь какая бы то ни была — согласилась устранить изъ сознанiя своего гражданское общество, семейное общество, человѣческое общество — все то, что разумѣется въ словѣ: государство? Съ которыхъ поръ положено, что церковь существуетъ для того, чтобы образовывать аскетовъ, наполнять монастыри и выказывать въ храмахъ поэзiю своихъ обрядовъ и процессiй? Нѣтъ, все это — лишь малая часть той дѣятельности, которую церковь ставитъ себе цѣлью. Ей указано иное званiе: научите вся языки. Вотъ ея дѣло. Ей предстоитъ образовывать на землѣ людей для того чтобы люди, среди земнаго града и земной семьи, содѣлались не совсѣмъ недостойными вступить въ градъ небесный и въ небесное общенiе. При рожденiи, при бракѣ, при смерти, — въ самые главные моменты бытiя человѣческаго, церковь является съ тремя торжественными таинствами, — а вы говорите что ей нѣтъ дѣла до семейства! На нее возложено внушить народу уваженiе къ закону и къ властямъ, внушить власти уваженiе къ свободѣ человѣческой, — а вы говорите что ей нѣтъ дѣла до общества!

«Нѣтъ, — нравственное начало единое. Оно не можетъ двоиться, такъ чтобы одно было нравственное ученiе частное, другое общественное; одно свѣтское, другое духовное. Единое нравственное начало объемлетъ всѣ отношенiя — частныя, домашнiя, политическiя, и церковь, хранящая сознанiе своего достоинства, никогда не откажется отъ своего законнаго влiянiя, въ вопросахъ относящихся и до семьи и до гражданскаго общества. И такъ, требуя отъ церкви чтобъ ей дѣла не было до гражданскаго общества, вы придаете ей только новую силу.

«Говорятъ: государству нѣтъ дѣла до церкви. Подъ первоначальнымъ семейственнымъ устройствомъ образовалось гражданское общество и каждаго начальника семьи сдѣлало гражданиномъ; въ ту пору общество вѣрующихъ не отличалось еще отъ семьи, отъ цѣлаго народа. Съ теченiемъ времени усовершилось устройство гражданскаго общества, и основало вселенское христiанство, объемлющее въ себѣ и семейство и народы. Какъ вы скажете теперь отцу, гражданину: ты самъ по себѣ, а церковь сама по себѣ? На бѣду и отецъ и гражданинъ уже давно сами ceбѣ это сказали. Отецъ сталъ равнодушенъ къ религiозному сознанiю и направленiю въ семейной средѣ своей. У него нѣтъ отвѣта, когда жена обращается къ нему съ своими сомнѣнiями, когда его ребенокъ въ дѣтской простотѣ спрашиваетъ: чтò такое Богъ? и отчего ты ему не молишься? и чтó такое смерть, которая ко всѣмъ приходитъ и дѣтей уноситъ? Когда отцу отвѣтить нечего на эти вопросы, какъ отвѣчаетъ на нихъ самъ ребенокъ въ умѣ своемъ? И если у отца найдется отвѣтъ, въ немъ слышится ребенку какая–то сказка, — а не слышится голосъ живой вѣры, той вѣры, за которую умереть готовъ человѣкъ. И вотъ, изъ ребенка выходитъ такой–же скептикъ какимъ былъ отецъ, или суевѣръ, на подобiе матери или ея духовника–патера. Вотъ какъ отражается въ семействѣ раздѣленiе государства съ церковью, и на мѣсто отца вводится въ домъ священникъ, извнѣ пришедшiй, въ качествѣ духовнаго руководителя, владыка совѣсти, подъ видомъ учителя! Виноваты и мы, священники, безъ сомнѣнiя, — но еще виновнѣе вы сами, отцы, потому что вы допустили насъ стать у домашняго очага на ваше мѣсто. Когда такъ, пусть не дивятся граждане и гражданскiя власти, если когда нибудь возведенное ими зданiе рухнетъ и ихъ задавитъ обломками. Вотъ куда ведетъ отлученiе государства отъ сознанiя церкви! (l'ignorance de l'Eglise роur l'Etat)”.

**

(Продолженiе будетъ).

_______

 

ОПЕКУНСКАЯ РЕФОРМА.

 

«Опекунство составляетъ общественную повинность, отъ которой никто не вправѣ отказываться”*), сказано въ новомъ проектѣ устава объ опекахъ. Въ виду такого значенiя опекунской реформы, постараемся познакомить читателей съ сущностью этой реформы, — по слухамъ, близкой къ осуществленiю, — и сдѣлаемъ нѣсколько замѣчанiй по поводу проекта реформы.

_______

 

Въ 1864 году учреждена была при министерствѣ внутреннихъ дѣлъ особая коммиссiя, на котоpую возложена была обязанность выработать общiя положенiя проекта устава объ опекахъ и составить самый проектъ этого устава.

По «общимъ положенiямъ” коммиссiи нынѣшнiя опекунскiя учрежденiя (дворянскiя опеки и сиротскiе суды) предполагается упразднить**). Завѣдыванiе всѣми опекунствами въ уѣздѣ, съ находящимися въ немъ городскими поселенiями, сосредоточивается въ одномъ общемъ учрежденiи — уѣздной опекѣ. Главное исключенiе изъ этого правила состоитъ въ томъ, что опекунства надъ личностью и имуществомъ сельскихъ обывателей подвѣдомы ихъ общественнымъ учрежденiямъ, когда подлежащее опекунству лицо владѣетъ только недвижимостью, входящею въ составъ крестьянскаго надѣла, и принадлежащимъ къ ней движимымъ имуществомъ. Во всѣхъ прочихъ случаяхъ надъ личностью и имуществомъ сельскихъ обывателей учреждается опека на общемъ основанiи. Опекунство надъ русскими подданными за границею, до передачи его въ завѣдыванiе назначаемаго, на общихъ основанiяхъ, опекуна, возлагается на миссiи и консульства. Опекунство надъ иностранцами въ Россiи — учреждается на общемъ основанiи, но дѣйствуетъ только до полученiя извѣщенiя объ учрежденiи надъ такими лицами опекунства въ государствѣ, къ которому они принадлежатъ.

Въ самомъ проектѣ коммиссiи встрѣчаемъ подробную разработку частностей устава объ опекахъ. Составъ опекунскаго управленiя различный: 1) для губернiй, гдѣ дѣйствуютъ земскiя и городскiя учрежденiя; 2) для губернiй, гдѣ введено лишь одно изъ этихъ учрежденiй, и 3) для столичныхъ уѣздовъ и, города Одессы. По общему правилу опека состоитъ, подъ предсѣдательствомъ уѣзднаго предводителя дворянства, изъ предсѣдателя и членовъ уѣздной земской управы, а также городскаго головы уѣзднаго города или одного изъ членовъ городской управы, по ея назначенiю. Въ столицахъ и г. Одессѣ учреждаются опеки отдѣльно для городовъ и для ихъ уѣздовъ. Городская опека состоитъ изъ предсѣдателя, товарища предсѣдателя и членовъ, въ столицахъ четырехъ, въ Одессѣ — двухъ. Предсѣдатель и его товарищъ избираются городскою думою на три года и утверждаются въ должностяхъ: предсѣдатель и его товарищъ — министромъ внутреннихъ дѣлъ, а члены: въ Петербургѣ и Одессѣ — градоначальниками; а въ Москвѣ — губернаторомъ. Петербургская, московская и одесская уѣздныя опеки состоятъ, подъ предсѣдательствомъ уѣзднаго предводителя дворянства, изъ предсѣдателя и членовъ уѣздной земской управы. — Дѣлопроизводство въ опекахъ коллегiальное, съ точно опредѣленными правилами. На дѣйствiя и постановленiя опеки приносятся жалобы окружному суду. Жалобы эти разрѣшаются частными опредѣленiями, какъ это существуетъ и въ настоящее время. На эти опредѣленiя приносятся, въ мѣсячный срокъ, частныя жалобы судебной палатѣ. А на опредѣленiя палатъ кассацiонныя жалобы гражданскому кассацiонному департаменту сената. Правила «объ отвѣтственности опекъ” установляются примѣнительно къ постановленiямъ устава уголовнаго судопроизводства по преступленiямъ по должности (1077 ст. и слѣд.). — «Различные виды опекунствъ” проектированы такимъ образомъ. Опекунства учреждаются: или надъ личностью и имуществомъ совокупно, или надъ однимъ имуществомъ. Опекунство перваго рода учреждается: 1) за недостиженiемъ полнаго совершеннолѣтiя, т. е. 21 года (различiе между опекою и попечительствомъ по проекту уничтожается), въ слѣдующихъ случаяхъ: а) послѣ смерти обоихъ родителей; б) въ случаѣ ограниченiя по суду семейныхъ правъ родителей; в) по разстройству умственныхъ способностей родителей и г) по безвѣстному отсутствiю родителей. 2) По случаю безумiя, сумасшествiя, глухонѣмоты или нѣмоты. Опекунство втораго рода учреждается: а) когда лицу, недостигшему полнаго совершеннолѣтiя, т. е. 21 года, достанется имущество при жизни обоихъ или одного изъ родителей; б) когда послѣ смерти владѣльца имущества наслѣдники, находящiеся нa лицо, не имѣютъ по закону права вступить во владѣнiе оставшимся наслѣдствомъ; в) по спору противъ завѣщанiя; г) по безвѣстному отсутствiю владѣльца имущества, и е) когда вдова оставившаго наслѣдство заявитъ о своей беременности (это — нововведенiе въ нашемъ законодательствѣ). — Опекунское завѣдыванiе вообще сосредоточивается всегда въ одной опекѣ. Оно учреждается по мѣсту нахожденiя недвижимаго имущества; если такого имущества нѣтъ — по мѣсту жительства опекаемаго. — Опекуны назначаются: 1) по избранiю родителей и лицъ, представившихъ подлежащему опекунству имущество; 2) по закону, въ силу родства съ подлежащимъ опекунству, и 3) по выбору опеки. Родители могутъ назначать опекуновъ надъ личностью и имуществомъ дѣтей. «Всякое лицо, отъ котораго по наслѣдству или по какому либо акту переходитъ имущественное право къ лицу, подлежащему опекунству”, можетъ назначить опекуна надъ этимъ имуществомъ, а также указать тѣ лица, которыя должны быть устранены отъ опекунства надъ этимъ ишуществомъ. Въ силу родства, опека принадлежитъ отцу, потомъ матери, послѣ дѣду или бабкѣ. При назначенiи опекуновъ опекою, наблюдается, чтобы опекунъ принадлежалъ къ одному сословiю съ опекаемымъ. — Опекунство надъ личностью одного лица поручается всегда одному опекуну. — Вводится совершенно новое учрежденiе — «родственный совѣтъ”. Этотъ совѣтъ учреждается для совѣщанiя и представленiя заключенiй: 1) о выборѣ опекуна, когда нѣтъ въ виду имѣющаго на это званiе исключительное право; 2) объ опредѣленiи взаимныхъ отношенiй нѣсколькихъ опекуновъ по одному опекунству; 3) объ инструкцiяхъ относительно воспитанiя и содержанiя несовершеннолѣтняго и порядка управленiя принадлежащимъ ему имуществомъ; 4) о нѣкоторыхъ особенно важныхъ распоряженiяхъ имуществомъ опекаемаго; 5) о разрѣшенiи несовершеннолѣтнему вступать въ бракъ, въ случаѣ отказа въ томъ опекуна, и в) для ревизiи отчетовъ опекуновъ. Въ родственномъ cовѣтѣ имѣютъ право участвовать: 1) родственники опекаемаго, въ прямой линiи — безъ ограниченiя степеней, и въ боковой — до третьей степени включительно; 2) супруги опекаемыхъ; 3) лица, назначаемыя къ участiю въ родственномъ совѣтѣ родителями, наслѣдователями или дарителями опекаемаго. Участвовать въ родственномъ совѣтѣ могутъ только правоспособные къ званiю опекуна. Въ засѣданiяхъ родственнаго совѣта, за исключенiемъ случаевъ, когда рѣшается вопросъ о дозволенiи опекаемому вступить въ бракъ или ревизiи отчетовъ, имѣютъ право присутствовать, съ правомъ голоса, опекаемый (если ему исполнилось 18 лѣтъ. отъ роду) и опекунъ. — Большинство членовъ коммиссiи проектируетъ придать родственному совѣту совѣщательный голосъ относительно дѣйствiй опеки. Меньшинство же предлагаетъ «заключенiя родственнаго совѣта о назначенiи опекуна или соопекуна, также по дѣламъ, относящимся исключительно до личности состоящаго подъ опекунствомъ”, признавать «окончательными, если постановлены единогласно или большинствомъ двухъ третей голосовъ” и подлежащими «отмѣнѣ только въ случаѣ. нарушенiя ими закона или неправильнаго его толкованiя”. А во всемъ остальномъ и меньшинство согласно придать родственному совѣту лишь совѣщательный голосъ.

_______

 

Основныя положенiя коммисiи были переданы на обсужденiе въ дворянскiя губернскiя собранiя. Когда появятся результаты обсужденiя дворянскими собранiями опекунской реформы — неизѣстно. До сихъ поръ же опредѣленно высказалось по этому предмету лишь петербургское дворянское губернское собранiе, въ чрезвычайную cессiю въ февралѣ нынѣшняго года. Это собранiе, при обсужденiи основанiй одной изъ необходимыхъ реформъ, оказалось, какъ говорятъ, plus catholique que le pape. Тогда какъ коммиссiя предполагаетъ уничтожить сословное устройство опекунскихъ учрежденiй — собранiе отстаиваетъ начало сословности и требуетъ, чтобы для дворянъ существовали особыя дворянскiя опекунства. Коммисiя считаетъ достаточнымъ ограничиться одною опекунскою инстанцiею, съ подчиненiемъ ея надзору и контролю окружнаго суда — собранiе наставаетъ на второй опекунской инстанцiи, губернской дворянской опекѣ, и т. п.

Какъ кажется, петербургское дворянство оказывается слишкомъ консервативнымъ не столько по принципу, сколько въ виду тѣхъ затрудненiй, которыя предстоятъ, по мнѣнiю дворянства, при практическомъ осуществленiи всесословной опеки. Главное возраженiе дворянства противъ всесословности опеки заключается въ томъ, что у насъ нѣтъ общихъ для всѣхъ сословiй гражданскихъ законовъ и что, вслѣдствie этого, невозможно, будто бы, слiянiе дворянскаго сословiя съ другими сословiями, — непользующимися гражданскими законами наравнѣ съ этимъ сословiемъ, — въ однихъ общихъ опекунскихъ учрежденiяхъ. Нельзя вполнѣ отрицать такого, или, лучше, почти такого состоянiя нашихъ гражданскихъ законовъ, опредѣляющихъ семейное и наслѣдственное пpaво; эти законы, по мѣткому выраженiю одного изъ извѣстнѣйшихъ нашихъ профессоровъ права, не есть обще–гражданское, а скорѣе «дворянское право”. Тѣмъ не менѣе нужно замѣтить, что возраженiе дворянства далеко неубѣдительно. Кому неизвѣсто, насколько cоотвѣтствуетъ современному нашему юридическому быту редакцiя нашихъ гражданскихъ и уголовныхъ законовъ вообще? А между тѣмъ такое состоянiе законовъ не задержало введенiя совершенно новыхъ началъ въ гражданскiй и уголовный процессъ, а также и не затормозило введенiя новаго нотарiальнаго положенiя...

Петербургское дворянство (а за нимъ вѣроятно и нѣкоторыя другiя дворянскiя собранiя) какъ будто бы опасается дурнаго влiянiя со стороны лицъ другихъ, не–дворянскихъ, сословiй — на опекаемыхъ дворянъ — при всесословной опекѣ. И, конечно, дворяне могутъ мотивировать свои опасенiя тѣмъ, что судьбами несовершеннолѣтнихъ дворянъ часто могутъ завѣдывать люди не получившiе такого образованiя, «какое прилично дворянину”. Но дѣло въ томъ, что такiя опасенiя — если только можно считать ихъ опасенiями — напрасны. При проектируемомъ коммиссiею различномъ составѣ опекъ, подъ предсѣдательствомъ уѣзднаго предводителя дворянства, и при введенiи родственнаго совѣта — нечего опасаться дурнаго влiянiя въ опекѣ людей другихъ cословiй. Къ тому же коммиссiею проектируется правило, по которому опекуномъ можетъ быть «только лицо одного сословiя” съ опекаемымъ. Стало быть всякiя опасенiя насчетъ вреднаго влiянiя на опекаемыхъ дворянъ — при назначенiи опекуномъ лица другаго сословiя, по меньшей мѣpѣ неосновательны.

Соединенiе дворянскихъ опекъ и сиротскихъ судовъ въ одну общую уѣздную опеку представитъ государственной казнѣ возможность сдѣлать значительное сбереженiе. Уже въ виду одного этого проектъ коммиссiи имѣетъ пpеимущество передъ предположенiями петербурскаго дворянскаго собранiя. Но вся важность значенiя общихъ для всѣхъ сословiй опекъ, однако, еще не въ этомъ. Опекунскiя учрежденiя преслѣдуютъ совсѣмъ не какiе либо исключительные интересы того или другаго сословiя, а имѣютъ одну общую цѣль: возможно болѣе рачительное попеченiе о тѣхъ членахъ общества, которые нуждаются въ общественной помощи — и, безъ сомнѣнiя, имѣютъ всѣ права на такую помощь. Чѣмъ дружнѣе общество станетъ преслѣдовать эту благую общую цѣль, тѣмъ, безъ сомнѣнiя, и вѣрнѣе достиженiе этой цѣли. «Недостатокъ въ людяхъ” у насъ извѣстенъ всѣмъ. Нѣтъ, поэтому, никакой надобности разъединять опекунскiя учрежденiя по сословiямъ. Вѣдь нельзя же сколько–нибудь серьозно спорить относительно неудобствъ, проистекающихъ, будто бы, отъ соединенiя всѣхъ сословiй въ земствѣ, городскихъ дѣлахъ, судебныхъ дѣлахъ, военной и другихъ «общественныхъ повинностяхъ”, преслѣдующихъ общiя всѣмъ гражданамъ цѣли!

Если отстаиванiе петербургскимъ дворянскимъ собранiемъ принципа сословности въ опекахъ имѣетъ очень немного оправданiй, то едва–ли можно найти хоть сколько–нибудь рацiональныя основанiя въ учрежденiи предлагаемой дворянскимъ собранiямъ второй инстанцiи опеки — губернской (дворянской) опеки. Составъ губернской опеки — даже еслибы это была вторая инстанцiя всесословной опеки — по неволѣ, долженъ бы быть почти такой–же, какъ и составъ уѣздной. Тѣ злоупотребленiя, тѣ упущенiя, которыя возможны въ уѣздной опекѣ, были бы не невозможны и въ губернской, при однородномъ ея составѣ съ уѣздною. Члены уѣздной и губернской опекъ — все это были бы «свои люди”. И, конечно, руководствовались бы нерѣдко правиломъ: «свои люди — сочтемся”. Къ тому же, какъ въ уѣздной, такъ и въ губернской опекѣ не было бы членовъ юристовъ. А между тѣмъ веденiе опекунскихъ дѣлъ, или, лучше, надзоръ зa веденiемъ этихъ дѣлъ и контроль надъ ними требуютъ серьознаго знакомства съ гражданскими законами. При самомъ легкомъ знакомствѣ съ опекунскими дѣлами можно убѣдиться, что жалобы по опекунскимъ дѣламъ и вообще опекунскiя дѣла почти всегда имѣютъ характеръ исковъ, процессовъ и требуютъ юридическихъ познанiй отъ разрѣшающихъ эти жалобы и дѣла. И напрасно нѣкоторыя газеты утверждаютъ, что полезно учредить вторую спецiально опекунскую инстанцiю въ виду того, что чины окружныхъ судовъ не имѣютъ необходимыхъ, будто бы, при надзорѣ за опеками и контролѣ ихъ, познaнiй по части хозяйства! Однородный (и въ особенности сословный) составъ обѣихъ опекунскихъ инстанцiй неизбѣжно поведетъ къ дѣлу, что дѣлами по старому будутъ завѣдывать секретари и письмоводители, а члены играть чисто пассивную роль. Словомъ: учрежденiе губернской опеки повело бы только къ напрасному обремененiю государственнаго казначейства. Поэтому–то слѣдовало бы, какъ предполагаетъ правительственная коммиссiя, ограничиться одною чисто опекунскою инстанцiею, подчинивъ ее относительно надзора и контроля прямо окружному суду. Члены окружнаго суда, назначаемые правительствомъ, обыкновенно люди «пришлые” въ данной мѣстности и не могутъ водить кумовства и связей съ членами уѣздной опеки, въ составъ которой исключительно будутъ входить мѣстные жители, — а также и съ опекунами. Поэтому, при подчиненiи уѣздной опеки окружному суду, какъ второй инстанцiи, нужно ожидать весьма значительныхъ гарантiй относительно того, что опекунская часть у насъ будетъ удовлетворять своему гуманному назначенiю. — Тѣсная связь опекунскихъ дѣлъ съ общими судебно–гражданскими дѣлами служитъ достаточнымъ ручательствомъ въ томъ, что окружные суды будутъ исполнять свои обязанности по опекѣ гораздо успѣшнѣе, чѣмъ проектируемыя дворянствомъ губернскiя опеки. Впрочемъ, относительно улучшенiя опекунскихъ дѣлъ, съ подчиненiемъ опекунскихъ учрежденiй надзору контролю окружнаго суда, можно указать на недавнiй опытъ. Съ тѣхъ поръ, какъ существующiя опекунскiя учрежденiя подчинены новымъ судебнымъ мѣстамъ, опекуны и попечители стали относиться къ своимъ обязанностямъ посерьознѣе: отчеты, установленные гражданскими законами, по управленiю имуществомъ опекаемыхъ, становятся уже не пустою формальностью, которую легко можно было не исполнять, при прежнихъ порядкахъ, чуть ли не десятки лѣтъ. А на опекунскiя обязанности начинаютъ уже смотрѣть не какъ на доходнѣйшую статью эксплуатацiи — когда представляется возможность пришедшимъ въ возрастъ опекаемымъ, при помощи окружнаго суда, добиться толку по разсчетамъ съ опекунами, опеками и сиротскими судами. Обнародованная въ прошломъ году министерствомъ юстицiи «записка о ходѣ слѣдственной части въ мѣстностяхъ, гдѣ введены судебные уставы 20 ноября 1864 года” отчасти служитъ подтвержденiемъ yлучшенiя опекунской части съ подчиненiемъ ея окружнымъ судамъ. Изъ этой записки видно, что съ 1 iюля по 31 декабря 1871 года изъ общаго числа совершенныхъ по всѣмъ окружнымъ судамъ преступленiй — 21,031 »злоупотребленiй опекуновъ и попечителей” было всего 4 случая*).

Говоря вообще о предстоящей опекунской реформѣ нужно замѣтить, что коммиссiя при министерствѣ внутреннихъ дѣлъ, какъ намъ кажется, выработкою разсматриваемаго нами проекта устава объ опекахъ достойно исполнила возложенную на нее задачу. Остается пожелать, чтобы серьозныя работы коммиссiи въ самое неотложное время были осуществлены на практикѣ, не смотря на разные другiе «проекты”, имѣющiе цѣлью извратить или даже задержать на долгое время предпринятое, по иницiативѣ самого правительства, «коренное” преобразованiе опекунской части, въ которомъ мы чрезвычайно нуждаемся. До самаго послѣдняго времени опекунская часть составляла одно изъ самыхъ больныхъ мѣстъ нашего общественнаго организма, или, лучше, «застарѣлую язву его” — по выраженiю одного извѣстнѣйшаго адвоката, отыскивавшаго недавно въ петербургскомъ окружномъ судѣ убытки съ наслѣдниковъ двухъ особенно высокопоставленныхъ лицъ, растратившихъ, въ продолженiе своей опеки или попечительства, нѣсколько десятковъ тысячъ рублей.

_______

 

ОБЪ УСТРАНЕНIИ ДАВЛЕНIЙ ПЛУТОКРАТIИ.

 

Статья II.

 

(Окончанiе).

 

Для достиженiя такихъ результатовъ необходимо слѣдующее:

1–е. Правительство, заготовивъ въ достаточномъ числѣ денежные знаки, должно учредить центральное хранилище, съ его отдѣленiями, заготовленныхъ денежныхъ знаковъ. Это центральное учрежденiе съ его отдѣленiями не должно заниматься ни банкирскими, ни торговыми дѣлами. Оно должно только снабжать дѣйствующiе банки, на основанiи установленныхъ закономъ правилъ, денежными знаками, выдавая ихъ банкамъ въ безсрочную ссуду подъ залогъ государственныхъ и другихъ процентныхъ, гарантированныхъ бумагъ, принимая ихъ рубль за рубль номинальной ихъ цѣнности и взыскивая за таковую ихъ ссуду съ банковъ 2 проц. годовыхъ въ пользу государства.

2. Центральное учрежденiе это, съ его отдѣленiями, никакихъ соотношенiй съ казначействами имѣть не должно, и какъ самостоятельное учрежденiе не должно быть подчинено никакому министерству, кромѣ государственнаго контроля.

3. Правительство, для надобностей государственныхъ, никакихъ денежныхъ знаковъ или суммъ изъ центральнаго учрежденiя получать не можетъ, а должно для сихъ надобностей употреблять суммы, собираемыя прямыми и косвенными налогами; но когда знаковыхъ оказывается недостаточно, тогда должно совершать четырехпроцентный заемъ у русскихъ общественныхъ или частныхъ банковъ законодательнымъ порядкомъ, чрезъ соглашенiе съ ихъ правленiями о коммиссiонной платѣ, засимъ производить подписку и разверстку между согласившимися банками, которые, внося постепенно суммы и получая за нихъ облигацiи, могутъ представить ихъ въ центральное учрежденiе залогомъ, для полученiя подъ него въ безсрочную ссуду государственные денежные знаки рубль за рубль, внося за таковую ссуду 2 проц. годовыхъ.

4. Центральное учрежденiе должно имѣть непосредственное сношенiе и счеты только съ банками, какъ своими должниками, получая отъ нихъ еженедѣльный балансъ и ежемѣсячныя вѣдомости, составленныя изъ банковыхъ книгъ, — такiя вѣдомости, которыя показывали бы весь ходъ банковыхъ операцiй.

5. Банки, получающiе изъ центральнаго учрежденiя государственные денежные знаки, должны употреблять ихъ на выдачу нуждающимся заемщикамъ въ ссуду и подъ учетъ векселей на опредѣленные сроки, подъ благонадежные залоги или подъ ручательства. Выдача краткосрочныхъ ссудъ изъ такихъ банковъ должна быть не дороже 4 проц. годовыхъ, а долгосрочныхъ ссудъ не дороже 5 проц., считая въ томъ числѣ и погашенiе долга. Эти банки должны имѣть право принимать отъ частныхъ лицъ суммы на вклады, какъ отвержденные, такъ и неотвержденные, за условленные проценты, съ обязательствомъ возврата вкладныхъ суммъ въ назначенные заблаговременно сроки или по востребованiи. Эти банки должны имѣть право употреблять въ ссуду вкладныя суммы на тѣхъ же основанiяхъ, какъ употребляются ими на этотъ предметъ суммы, полученныя изъ центральнаго учрежденiя. Банки эти должны также имѣть право производить трансферты, исполнять коммиссiи частныхъ лицъ по платежамъ за ихъ счетъ изъ суммъ хранящихся на вкладѣ, — словомъ, производить всѣ тѣ банковыя операцiи, которыя производятъ теперь существующiе банки, за исключенiемъ участiя въ биржевой игрѣ фондами.

6. Эти банки должны быть преимущественно основаны на взаимной отвѣтственности, или общественные земскiе или городскiе, но безъ выпуска акцiй, облигацiй и закладныхъ листовъ. Впрочемъ, могутъ быть допущены и сложившiеся вновь изъ частныхъ товарищескихъ капиталовъ банки, но также безъ выпуска акцiй и облигацiй, даже и въ томъ случаѣ, когда они не будутъ прибѣгать къ пособiю государственнаго кредита, то–есть не будутъ получать изъ центральнаго учрежденiя денежные знаки, а дѣйствуя своимъ складочнымъ капиталомъ, не будутъ пользоваться ни санкцiей, ни грифомъ правительства.

Вотъ чтó должно быть послѣдствiемъ всѣхъ этихъ мѣропрiятiй:

1. Кредитъ дѣлается дѣйствительнымъ пособiемъ народной дѣятельности, а не средствомъ плутократовъ для ея эксплуатацiи, наживающихъ тяжкимъ для производительнаго труда способомъ громадные барыши отъ банковыхъ спекуляцiй и увеличивающихъ такимъ образомъ разницу между положенiемъ лицъ полезно трудящихся и положенiемъ богатѣющихъ отъ простыхъ банковыхъ спекуляцiй.

2. Ни правительство, ни банки и никто въ государствѣ не выпускаетъ денежныхъ знаковъ; а заготовленные правительствомъ, обезпеченные государственнымъ кредитомъ знаки поступаютъ въ народное обpaщенiе только посредствомъ ссудъ народной дѣятельности, подъ благонадежные залоги или ручательство извѣстныхъ банку экономическихъ дѣятелей; правительство же при этомъ случаѣ будетъ только посредникомъ между капиталистами и нуждающимися въ капиталѣ.

3) Чрезъ подобный способъ выпуска денежныхъ знаковъ въ народное обращенiе, не могутъ появиться излишнiе, не нужные для экономической дѣятельности народа денежные знаки, потому что банкъ не можетъ потребовать ихъ изъ запасниковъ, если не потребуютъ отъ него заемщики; — иначе ему пришлось бы платить центральному учрежденiю проценты совершенно напрасно себѣ въ убытокъ. Съ другой стороны и заемщики не могутъ занимать деньги безъ дѣйствительной въ томъ надобности, будучи обязаны платить за занятыя суммы проценты и при самомъ займѣ представить залоги или ручательство. Но когда является заемщикомъ правительство, тогда оно, имѣя экстренныя государственныя надобности, какъ напримѣръ въ военное время, на чрезвычайныя суммы, легко можетъ выпустить въ народное обращенiе излишнее, непоглощаемое торговлею количество денежныхъ знаковъ, такъ какъ хотя правительство и получитъ ихъ путемъ займа, но облигацiи его конвертируются, чрезъ содѣйствiе центральнаго учрежденiя, въ безпроцентные денежные знаки, которые будутъ поступать въ народное обращенiе, за прiбрѣтенныя экстренныя государственныя потребности и услуги частныхъ лицъ. При этомъ легко можетъ случиться, что расходуемыя такимъ образомъ суммы не поглотитъ развивающаяся промышленность и можетъ произойдти въ рукахъ народа праздный остатокъ въ видѣ барышей, полученныхъ отъ продажи или поставокъ въ казну разныхъ предметовъ экономической дѣятельности народа, — можетъ, или лучше сказать могъ бы произойдти такой остатокъ къ обремененiю прiобрѣтателей его, еслибы не существовало банковъ, принимающихъ вклады зa условленные проценты, потому что владѣльцы этихъ накопившихся у нихъ суммъ, если не употребятъ ихъ на прiобрѣтенiе движимой и недвижимой собственности, или на развитiе своей торговли и промышленности, непремѣнно внесутъ ихъ вкладами въ банки, которые, выдавъ процентные билеты, не оставятъ у себя эти излишнiе вклады, а внесутъ ихъ въ центральное учрежденiе въ уплату своего долга. Но центральное учрежденiе тяготиться этими суммами не можетъ, такъ какъ оно никому процентовъ не платитъ; оно можетъ оставить эти возвращенные ему знаки въ запасѣ на случай могущихъ возникнуть будущихъ требованiй или просто ихъ сожечь. Такимъ образомъ центральное хранилище денежныхъ знаковъ будетъ служить губкою всасывающею въ себя весь излишекъ выпущенныхъ въ народное обращенiе этихъ знаковъ*).

4) Правительство, при подобномъ способѣ развитiя внутренняго государственнаго кредита, получаетъ возможность совершать внутреннiе займы весьма дешево и большею частiю не дороже 2%. На это могутъ сказать, что такимъ способомъ займовъ правительство будетъ у себя же занимать и платить банкамъ 2% совершенно даромъ. Такой взглядъ на совершенiе займовъ будетъ несправедливъ и одностороненъ. Чтобъ объяснить это я долженъ прежде всего напомнить обстоятельства, сопровождающiя нынѣ внѣшнie государственные займы. Они совершаются такъ, что за вычетомъ коммиссiй и другихъ расходовъ на четырехпроцентныя облигацiи получится не болѣе 60% съ суммы означенной выпущенными облигацiями, что составляетъ около 7 проц. съ заемной суммы ежегоднаго платежа процентовъ, и въ этомъ случаѣ не считается напрасною утрата 40 проц. заемнаго капитала, выраженнаго обязательствомъ нашего государства. Развѣ этотъ способъ лучше того, который даетъ возможность совершать займы за 2 проц. вмѣсто 7 проц., и притомъ займы внутреннiе вмѣсто внѣшнихъ, за которые переводы процентовъ за границу въ теченiи многихъ лѣтъ весьма чувствительно поддерживаютъ постоянно и прогрессивно требованiе монеты на внутреннихъ биржахъ, чтó и должно влiять на продолжительное и прогрессивное пониженiе вексельнаго курса? — Но кромѣ того, надобно обратить вниманiе на то, въ какихъ случаяхъ внутреннiе банки могутъ рѣшаться принять облигацiи внутренняго четырехпроцентнаго займа? Рѣшившись на это, банкъ долженъ внести за полученныя облигацiи извѣстный капиталъ. Если этотъ банкъ не заложитъ ихъ въ центральномъ учрежденiи, а оставитъ ихъ въ своемъ портфелѣ, то будетъ получать на этотъ употребленный имъ капиталъ 4 проц. Такая операцiя будетъ для банка весьма невыгодна, такъ какъ при продажѣ облигацiй онъ можетъ потерять значительную сумму. Но представить ихъ въ центральное учрежденiе онъ можетъ не иначе, какъ совершивъ тамъ заемъ, при которомъ, хотя за уплатою 2 проц., будетъ еще получать отъ облигацiй 2 проц., но совершить этотъ заемъ онъ можетъ не иначе какъ имѣя въ виду такихъ заемщиковъ, своихъ клiентовъ, которые потребовали бы отъ него какъ тотъ свободный капиталъ, который употреблялся на прiобрѣтенiе облигацiй, такъ и тотъ, который полученъ заимообразно изъ центральнаго банка и получить съ своихъ клiентовъ не болѣе 4 проц. Въ сложности съ этихъ двухъ капиталовъ будетъ получать тогда никакъ не болѣе 5 проц. Это далеко отъ тѣхъ громадныхъ выгодъ, какiя получаютъ теперь банки отъ произвольно–возвышаемыхъ учетныхъ процентовъ, пользуясь затруднительнымъ положенiемъ зaeмщиковъ, которые должны платить тѣмъ возвышеннѣе проценты, чѣмъ нужда ихъ настоятельнѣе. И такъ банки могутъ входить въ участiе кредиторовъ государственнаго четырехпроцентнаго займа только тогда, когда у нихъ скопляются вкладныя частныя суммы, за которыя они должны платить до 3 проц. годовыхъ, или когда они имѣютъ въ виду развить выгодныя учетныя операцiи. Словомъ, полученiе ими 2 проц. отъ четырехпроцентнаго государственнаго займа достанется банкамъ конечно не даромъ; о пользѣ же такого способа займовъ для государства, а для общества отъ ограниченiя произвола въ назначенiи учетнаго процента нечего говорить вслѣдствiе ея очевидности. Впрочемъ, если окажется на дѣлѣ эта операцiя слишкомъ выгодною для банковъ, то они, при соглашенiи съ правительствомъ о цѣнѣ за облигацiи, скоро возвысятъ ее выше номинальной ихъ цѣнности, и тогда останется у нихъ въ барышахъ гораздо менѣе двухъ процентовъ при представленiи въ центральное учрежденiе, которое выше номинальной цѣны залога не выдаетъ банкамъ ссуды.

Безъ сомнѣнiя, этотъ способъ совершенiя внутреннихъ займовъ много облегчитъ ихъ и конечно дастъ возможность во многихъ случаяхъ избѣжать внѣшнихъ займовъ. Однакожъ могутъ встрѣтиться такiя обстоятельства, которыя потребуютъ чрезвычайныя суммы въ видѣ звонкой монеты, какъ напримѣръ въ началѣ войны за предѣлами государства, гдѣ его бумажные денежные знаки свободно не обращаются; тогда, конечно, ограничиться внутренними займами невозможно. Тогда, чтобы избѣжать покупки на бирже вдругъ въ большомъ количествѣ звонкой монеты или иностранныхъ векселей посредствомъ своихъ бумажныхъ денежныхъ знаковъ, — чтó послужило бы къ быстрому и весьма вредному пониженiю ихъ курса — тогда придется прибѣгнуть къ внѣшнему государственному займу. Я счелъ необходимымъ указать на этотъ случай, дабы читатель не могъ подумать, что я предполагаю предлагаемымъ мною способомъ совершенно избѣжать внѣшнихъ займовъ.

5. Не менѣе важнымъ послѣдствiемъ будетъ то, что торговля и промышленность никогда не будутъ застигнуты такимъ страшнымъ безденежьемъ, какимъ страдали мы въ теченiи нѣсколькихъ лѣтъ и какимъ страдаемъ еще и теперь вдали отъ центровъ, куда стекаются теперь всѣ капиталы, такъ какъ при предлагаемомъ мною способѣ мѣстные банки найдутъ болѣе возможности и болѣе удобства открываться повсемѣстно и удовлетворять требованiямъ народной дѣятельности денежными знаками на самыхъ мѣстахъ ея дѣйствiй или вблизи ея. Словомъ, предлагаемый мною способъ развитiя кредита можетъ содѣйствовать децентрализацiи капиталовъ, если только отдѣленiя хранилища денежныхъ знаковъ будутъ распространены на всѣ главные центры народной дѣятельности; а такая децентрализацiя капиталовъ въ такомъ обширномъ государствѣ весьма важное дѣло и будетъ болѣе всего способствовать развитiю народной дѣятельности и практической цивилизацiи народа.

6. Число банковъ опирающихся на внутреннiй государственный кредитъ будетъ увеличиваться въ самомъ обширномъ размѣрѣ; но банковъ не–эксплуататоровъ народной дѣятельности и неумножающихъ у насъ число иноземныхъ плутократовъ, а банковъ преимущественно основанныхъ на взаимности интересовъ внутреннихъ капиталистовъ и внутренней народной дѣятельности, такъ нyждaющeйcя въ государственномъ кредитѣ. Число такихъ банковъ будетъ у насъ быстро рости, потому что банковая операцiя предлагаемымъ мною способомъ для пользованiя кредитомъ на мѣстахъ народной дѣятельности будетъ весьма облегчена при поддержкѣ правительствомъ мѣстныхъ земскихъ, нацiональныхъ, а не нѣмецко–еврейскихъ и столичныхъ банковъ. Чтобы открыть такой мѣстный банкъ, нужно будетъ только прiобрѣсти на нѣсколько тысячъ процентныхъ государственныхъ бумагъ или гарантированныхъ акцiй. Мы и теперь видимъ, что городскiе въ провинцiяхъ банки, открытые съ капиталомъ въ 10,000 руб., весьма быстро развиваютъ свои операцiи и увеличиваютъ свой основный капиталъ. Государственный банкъ долженъ существовать именно для поддержки этихъ банковъ своимъ переучетомъ и трансфертомъ переводныхъ суммъ. Онъ долженъ будетъ также возбуждать взаимныя между этими банками связи.

Развитiе мѣстныхъ взаимныхъ банковъ послужило бы къ развитiю не спекуляцiй, господствующихъ на биржахъ столичныхъ и другихъ крупныхъ торговыхъ центрахъ нашихъ, а къ разработкамъ внутреннихъ элементовъ народнаго богатства и содѣйствовало бы децентрализацiи капиталовъ. Всему этому будетъ много содѣйствовать, конечно, не произвольно возвышаемый учетный процентъ, такъ сильно возвышающiй цѣнность всѣхъ народныхъ потребленiй, но постоянно утвержденный не свыше 4 проц. годовыхъ. Такой дисконтъ не дозволитъ, конечно, банкамъ принимать суммы на вклады дороже 3 проц., чтò также будетъ благопрiятно для производительности.

7. Весьма важно то послѣдствiе предлагаемой мною реформы, что биржевая игра фондами, постепенно ослабѣвая, должна будетъ, наконецъ, почти прекратиться, потому что государственныя процентныя бумаги, кромѣ билетовъ съ выигрышами, равно какъ гарантированныя акцiи будутъ постепенно переходить, съ умноженiемъ банковъ, въ центральное учрежденiе, гдѣ, оставаясь неподвижными, замѣнятся выпущенными въ публику безпроцентными государственными денежными знаками, которые, будучи основаны на внутреннемъ государственномъ кредитѣ, неизбѣжно будутъ во внутреннемъ обращенiи въ постоянной, незыблемой номинальной цѣнѣ. Чрезъ это капиталы, отвлекаемые отъ производительной народной дѣятельности на безнравственную игру фондами, обратятся къ полезному направленiю. Но, конечно, такой поворотъ нашихъ денежныхъ дѣлъ крайне не понравится какъ нашимъ доморощеннымъ, такъ, въ особенности, прусско–еврейскимъ плутократамъ, которые привыкли теперь считать русскую публику своею обычною данницею, повинной ихъ эксплуатацiи.

8. Такъ какъ главная цѣль предлагаемой банковой реформы заключается въ развитiи внутренняго денежнаго и кредитнаго обращенiя не посредствомъ привлеченiя иностранныхъ капиталовъ, а посредствомъ употребленiя на это дѣло внутренняго государственнаго кредита, то и не можетъ быть рѣчи объ увеличенiи числа банковъ, основанныхъ на акцiонерномъ началѣ, такъ какъ интересъ ихъ состоитъ преимущественно въ эксплуатацiи своихъ клiентовъ, нуждающихся въ кредитѣ; а потому, оставляя существующiе уже акцiонерные оборотные банки дѣйствовать по прежнему, можно будетъ и имъ дозволить пользоваться полученiемъ денежныхъ знаковъ изъ центральнаго учрежденiя, но не иначе какъ съ условiемъ, что они обяжутся понизить учетный процентъ до 4 проц. годовыхъ. Что же касается поземельныхъ банковъ, то они должны будутъ подлежать значительной реформѣ, хотя весьма для нихъ благопрiятной. Впрочемъ, я не буду распространяться здѣсь объ этихъ подробностяхъ перехода отъ настоящей частной банковой системы къ предлагаемой мною системѣ банковъ, долженствующихъ снабжать народную дѣятельность государственнымъ кредитомъ, а въ заключенiе скажу только, что въ государствѣ, столь обширномъ, какъ Россiя, гдѣ такое множество еще непочатыхъ элементовъ народнаго богатства, освобожденiе денежныхъ и кредитныхъ средствъ отъ зависимости и влiянiя на нихъ плутократiи и ихъ децентрализацiя требуются въ видахъ достиженiя не только хозяйственныхъ, но также и высшихъ политическихъ цѣлей. Результатомъ того и другаго будетъ непосредственная кредитная связь свободной народной дѣятельности съ государствомъ, а эта свободная отъ вмѣшательства плутократiи связь послужитъ вѣрнымъ залогомъ общей твердости, общаго спокойствiя и общаго преуспѣянiя въ дѣлѣ народныхъ хозяйствъ и цивилизацiи.

А. Шиповъ.

_______

 

ЗАМѢТКИ О ТЕКУЩЕЙ ЛИТЕРАТУРѢ*).

 

IV.

 

Лѣтъ пятнадцать, или даже двѣнадцать назадъ, было очень хорошее время въ литературѣ, особенно если сравнить съ нынѣшнимъ. Въ сущности, конечно, литература страдала своими всегдашними язвами — легкомысленнымъ западничествомъ и оторванностiю отъ русской жизни; за исключенiемъ художественной области это былъ такой же пустоцвѣтъ, какъ и нынѣшняя литература. Но оживленiе было необыкновенное. Публика тогда смотрѣла на литературу съ большимъ благоговѣнiемъ, какъ на свою руководительницу и просвѣтительницу; даже правительственныя сферы были увлечены общимъ потокомъ и видѣли въ печати силу, съ которою нужно сообразоваться. Сама печать питала къ себѣ великое уваженiе и представляла такое единодушiе, которому трудно повѣрить въ настоящее время; казалось, что въ существенныхъ вопросахъ всѣ согласны и что никто не дастъ другаго въ обиду.

Но мало по малу это счастливое настроенiе разрушилось — исторiя печальная и которую стоило бы подробнѣе изслѣдовать, какъ и счастливый перiодъ, ей предшествовавшiй. Понемногу начались дѣйствiя, которыя намъ кажется всего лучше назвать литературными казнями. Эти казни сначала были рѣдки и совершались сперва съ удивительнымъ единодушiемъ. Если какой нибудь писатель оказывался виновнымъ, то бывало вся литература набрасывалась на эту жертву; по всѣмъ журналамъ сыпались безчисленныя насмѣшки, и несчастному приходилось плохо. Такое времяпровожденiе очень понравилось, и нашлось до него много охотниковъ. Одна партiя, имѣвшая сильный вѣсъ въ публикѣ, воспылала особенною яростiю и образовала изъ себя нѣкотораго рода комитетъ общественнаго спасенiя, дѣйствовавшiй съ большою жестокостью и долгое время сохранявшiй однакоже полнѣйшiй авторитетъ. Литературныя имена одно за другимъ были уничтожаемы; каждая книжка журнала совершала нѣсколько казней и угрожала тѣмъ, кто еще не подвергся погибели. Память объ этихъ страшныхъ временахъ не исчезла и донынѣ; кто не помнитъ, напримѣръ, какъ былъ казненъ Тургеневъ?

Но какъ очень хорошiй образчикъ тогдашняго состоянiя литературы намъ приходитъ на память маленькiй случай, бывшiй не задолго до казни Тургенева. Случилось, что вдругъ подвергся опалѣ г. Писемскiй. Первый звукъ грозы, направленной противъ такого извѣстнаго писателя, сейчасъ же обратилъ общее вниманiе; дѣло казалось важнымъ и неслыханно–дерзкимъ. Громъ выходилъ хотя не изъ центральнаго комитета, но изъ небольшаго журнала съ карикатурами, который могъ считаться отдѣломъ комитета. Въ этомъ журналѣ вдругъ заговорили о г. Писемскомъ такъ, кáкъ прежде никто не смѣлъ говорить; сказали, что онъ пишетъ гнусную дичь. Не знаемъ, разсердился–ли и испугался–ли г. Писемскiй; но намъ достовѣрно извѣстно, что за него многiе разсердились. Достовѣрно извѣстно, что въ то время хотѣли составить протестъ за г. Писемскаго, какъ это было тогда въ обычаѣ, и стали уже собирать подписи для этого протеста. Протестъ — это значило заявить всею массою, отъ лица всей литературы, что такой–то поступокъ считается низкимъ, неблагороднымъ, возбуждающимъ негодованiе. На этотъ разъ число протестующихъ и ихъ негодованiе не достигли однако–же нужной величины; протестъ не состоялся, и скоро это происшествiе было заглушено шумомъ новыхъ событiй.

Вотъ каковы были литературные нравы еще въ началѣ 1862 года; если сравнить ихъ съ теперешними, разница выйдетъ поразительная. Теперь никого не удивишь никакою бранью; нѣтъ ни единой и нераздѣльной публики, ни единой и нераздѣльной литературы, а слѣдовательно и литературныя казни стали невозможны. Между тѣмъ, представьте себѣ, что еще живутъ и пишутъ люди, которые нѣкогда занимались совершенiемъ этихъ казней, и которые не въ силахъ забыть счастливаго времени этихъ занятiй. Какое для нихъ разочарованiе! По старой привычкѣ они до сихъ поръ пытаются казнить, но съ крайнимъ изумленiемъ видятъ, что ихъ никто не боится и никто не читаетъ. Они изъ всѣхъ силъ точатъ свою гильотину, называютъ своихъ противниковъ лунатиками, юродивыми, съумасшедшими, разсыпаютъ обвиненiя въ подлости и продажности; но увы! гильотина не беретъ, и никто нейдетъ смотрѣть на страшное зрѣлище.

Чтó же за причина такой перемѣны? Причина весьма простая: новое сдѣлалось понемногу старымъ; необыкновенное обратилось въ ежедневное и привычное; то, что имѣло силу когда употреблялось осмотрительно, въ мѣру, съ чувствомъ справедивоcти и отвѣтственности, — потеряло силу когда стало употребляться безъ мѣры и осмотрительности, когда сдѣлалось орудiемъ всевозможныхъ цѣлей. Конечно, у насъ до сихъ поръ водятся литераторы вѣрящiе въ силу брани, пытающiеся дѣйствовать ею на довѣрчивую публику; но положительно можно сказать, что тотъ почти идеальный авторитетъ, которымъ когда–то владѣла литература и который дѣлалъ столь страшнымъ печатное осужденiе, — исчезъ навсегда.

Нѣчто подобное случилось и съ идеями, которыми въ то хорошее время была воодушевлена наша литература. Пока онѣ были новы, пока сохраняли видъ широты и способности къ далекому развитiю, когда шли подъ покровомъ тайны и возбуждали надежды на будущiя откровенiя, — онѣ были очень интересны и имѣли безумный успѣхъ. Но когда они стали всѣмъ извѣстны, когда развитiе ихъ быстро дошло до конца, когда бѣдность ихъ содержанiя разрушила всякiя надежды на что–нибудь важное и новое, когда ярые новаторы превратились въ отчаянныхъ старовѣровъ и стали наконецъ сами тосковать отъ своихъ проповѣдей, повторяющихъ одно и тоже, — тогда вся занимательность ихъ литературы пропала.

Истинную силу имѣетъ только истинно живое и развивающееся; идеи не имѣющiя глубины и широты очень быстро распространяются, но также быстро и отживаютъ свой вѣкъ.

 

V.

 

Какiя благородныя, чистыя, сiяющiя исходныя точки имѣла та литература, которая началась съ нынѣшняго царствованiя! Можно ли было ожидать, что мы придемъ къ теперешнему печальному положенiю? Вспомните, — это была проповѣдь просвѣщенiя, свободы, справедливости, это было негодованiе противъ всякихъ золъ и пороковъ. это былъ призывъ къ полному обновленiю, къ горячей дѣятельности умственной и нравственной. И чтò же вышло! Такая жестокая и странная неудача стоитъ того, чтобы объ ней подумать. Какой–то червь подточилъ всѣ тогдашнiе всходы, и мы теперь грустно раздумываемъ, скоро–ли и откуда начнется новое движенiе?

Очевидно начала, лежавшiя въ основѣ прежняго движенiя, были мало–содержательны и недолговѣчны. Дѣло было испорчено тѣмъ всемогущимъ влiянiемъ, отъ котораго у насъ много выходитъ зла, — влiянiемъ Европы. Наше возбужденiе, наше одушевленiе послѣ минувшей тишины и скрытаго броженiя приняло направленiе опредѣленное вѣтромъ дувшимъ съ Запада и принесло насъ на мель. Странное, лихорадочное, почти фантастическое волненiе, овладѣвшее русскимъ обществомъ и возраставшее до 1863 года, не оставило послѣ себя никакихъ почти плодовъ; кромѣ сорныхъ травъ и пустоцвѣта, ничего не укоренилось и не разрослось на русской почвѣ; послѣ всей этой исторiи общество остается въ прежнемъ недоумѣнiи, только болѣе разочарованное, меньше прежняго способное держаться чего–нибудь крѣпко и послѣдовательно.

Соcтоянiе Запада въ настоящее время неясно только очень поверхностнымъ людямъ; но всякiй, кто искренно и серьезно обращался или обращается къ Европѣ за нравственнымъ руководствомъ, кто дѣйствительно ищетъ въ ней для своихъ мыслей и дѣйствiй руководящаго начала — всякiй знаетъ, что Западъ тяжко боленъ, что онъ не исполненъ надеждъ, какъ когда–то было, а весь потрясенъ внутреннимъ страхомъ, ищетъ и не находитъ выхода изъ противорѣчiй, зародившихся въ его жизни.

Просвѣщенiе — вещь прекрасная; но вѣдь неизбѣженъ вопросъ: чему слѣдуетъ намъ учить непросвѣщенныхъ? какое содержанiе въ нашемъ просвѣщенiи? Свобода — дѣло неоцѣненное; но вѣдь свобода есть понятiе отрицательное; спрашивается, что намъ дѣлать, когда мы получимъ свободу? Что мы хотимъ осуществить въ своей жизни? Для чего именно нужна намъ свобода? — Справедливость дорога каждому нравственному человѣку; но въ чемъ состоятъ ея правила? Что нужно дѣлать, чтобы быть справедливымъ?

Гордый Западъ когда–то много на себя надѣялся и думалъ, что эти вопросы разрѣшатся сами собою, что истина получится изъ свободы его мысли и правда выяснится изъ борьбы его партiй; но теперь эти надежды ослабѣли и почти угасли; борьба идей привела къ скептицизму, а борьба интересовъ къ неутолимой враждѣ.

Отвлеченныя идеи просвѣщенiя, свободы, справедливости не могутъ составлять внутреннихъ двигателей исторiи; содержанiе всему движенiю дается другаго рода идеями, имѣющими прямое, опредѣленное значенiе для жизни человѣка. Такъ и въ нашемъ вѣкѣ явилась мысль, которая стала дѣйствительно заправлять исторiею и сдѣлалась мѣриломъ для другихъ мыслей; эта мысль есть идея общаго матерiальнаго благосостоянiя, избавленiя отъ физическихъ золъ и сколь возможно лучшаго пользованiя благами жизни. Въ умахъ огромнаго множества людей къ этой идеѣ, какъ къ главной и центральной, сводятся теперь всѣ другiя идеи; и просвѣщенiе, и свобода и справедливость имѣютъ для этого множества одну верховную цѣль и одно неизмѣнное условiе — матерiальное благосостоянiе. Оно есть истинное содержанiе дѣла, а все прочее только формы и пособiя.

И вотъ въ то время, когда мы были такъ сильно возбуждены, когда порывались съ восторгомъ впередъ и готовы были, кажется, на всевозможные подвиги, на юношескую отвагу и самоотверженiе, Европа ничего не могла предложить намъ для руководства, кромѣ этой идеи. Мы приняли ее съ величайшимъ увлеченiемъ, перевертывали на тысячу ладовъ, приложили ко всему на свѣтѣ, довели до величайшихъ крайностей, до отчаяннаго нигилизма, до холоднаго разврата и преступленiя, и такимъ образомъ въ самый короткiй срокъ до того истощили и измыкали европейскую идею, что она намъ опротивѣла до тошноты.

Европа еще долго будетъ болѣть этою идеею; она принимаетъ ее серьозно и будетъ проводить ее въ жизнь со своею всегдашнею энергiею и послѣдовательностiю. О, еслибы у насъ было иначе! Еслибы эта болѣзнь уже не возвращалась мутить наши умы и сердца! На такое благополучiе можетъ быть не слѣдуетъ терять надежды; очень можетъ быть, что прививная болѣзнь избавитъ насъ отъ настоящей.

Такимъ образомъ исторiя нашей литературы за настоящее царствованiе весьма поучительна; она представляетъ новый разсказъ о много разъ повторявшемся случаѣ, о томъ, какъ европейскiя идеи овладѣвали умами русскаго общества, какъ онѣ развивались, видоизмѣнялись и изнашивались въ этихъ умахъ, и какъ, наконецъ, исчезали, оставляя по себѣ смуту и безплодную умственную ниву, на которой никакъ не могли укорениться европейскiя сѣмена. Вотъ ясное, бросающееся въ глаза содержанiе этой исторiи; если же при этомъ совершалось и что–нибудь положительное, если въ глубинѣ зрѣла понемножку самобытная русская мысль и получила, можетъ быть, нѣкоторое оживленiе отъ самыхъ этихъ исчезающихъ метеоровъ, то это будетъ уже другая исторiя, очень темная и очень трудная.

 

VI.

 

Но чтó же дурнаго въ идеѣ общаго матерiальнаго блaгосостоянiя? Или, точнѣе, почему эта идея оказалась у насъ такою слабою, почему ея жизненность такъ быстро истощилась?

На первый взглядъ это идея прекрасная; безъ сомнѣнiя, всякiй желалъ бы ея осуществленiя; но сказать, что выше ея не должно быть никакого принципа, что она есть главная идея — вотъ чтó мы считаемъ и невѣрнымъ и вреднымъ.

Защитники ея насъ увѣряютъ, что будто бы «всѣ, желающiе равномѣрнаго распредѣленiя матерiальнаго благосостоянiя, желаютъ и равномѣрнаго распредѣленiя духовныхъ благъ и наслажденiй”; намъ говорятъ, что, конечно, невозможно считать за что–нибудь дурное «желанiе снабдить сосѣда тѣмъ, чего у него нѣтъ”; наконецъ, насъ спрашиваютъ: «Развѣ желанiе надѣлить всѣхъ и каждаго матерiальнымъ благосостоянiемъ не способно составить идеалъ, вызвать высокiя чувства, великiя мысли? Развѣ, наконецъ, мы не видимъ этого и въ дѣйствительности, хотя бы и въ слабомъ размѣрѣ?” («Отеч. Зап.” 1872. Сентябрь, cтp. 132).

Вотъ постановка дѣла, которую мы охотно принимаемъ; мы очень желаемъ, чтобы вопросъ намъ предлагаемый не былъ мимолетною журнальною фразою, а былъ дѣйствительною, серьозною мыслью, и будемъ отвѣчать на него въ этомъ смыслѣ. Мы скажемъ pѣшительно: нѣтъ, мысль о благосостоянiи неспособна составить идеалъ, не можетъ вызвать высокiя чувства и великiя мысли. Къ этому способны и это могутъ дѣлать только идеи чисто нравственныя, то–есть такiя, вся цѣль которыхъ заключается въ нравственномъ усовершенствованiи человѣка, въ возвышенiи достоинства его жизни. Любовь къ ближнему заповѣдана намъ вовсе не какъ средство къ общему матерiальному благосостоянiю, а какъ чувство, которое долженъ питать въ себѣ человѣкъ для блага своей души, для такого блага, которое стоитъ выше всего временнаго, всякаго имуществa и наслажденiя.

Только такими и подобными идеями живетъ человѣчество; напрасно думаютъ, что матерiальная жизнь когда–нибудь много значила или будетъ значить въ историческихъ явленiяхъ и дѣйствiяхъ людей. Идея благосостоянiя сама по ceбѣ совершенно безсильна и получаетъ силу только тогда, когда возбуждаетъ собою другiя идеи, напримѣръ, идеи состраданiя, самоотверженiя, любви, или же, наоборотъ, идеи злобы–зависти, мести. Человѣкъ вообще живетъ не имуществомъ, а тѣмъ чувствомъ, которое онъ въ себѣ носитъ и которое его грѣетъ и даетъ ему силу. И слѣдовательно, чтобы идея была плодотворна, чтобы она могла способствовать къ развитiю человѣческихъ душъ, она должна содержать правило чувствъ, должна быть руководствомъ для сердецъ людей. А этого–то и нѣтъ въ идеѣ благосостоянiя; и вотъ почему она не только не можетъ считаться прямымъ источникомъ высокихъ чувствъ, но справедливо обвиняется въ томъ, что никакъ не препятствуетъ развитiю дурныхъ и злыхъ страстей. Когда любовь къ ближнему считается лишь средствомъ въ общему благосостоянiю, то недалека мысль — не поискать–ли и другихъ средствъ, и не возможно ли обойтись безъ этой любви?

Если намъ указываютъ, что идея благосостоянiя въ дѣйствительности уже была источникомъ высокихъ чувствъ, то на это мы должны сказать, что тутъ дивиться рѣшительно нечему, что не только эта благовидная идея, а и всякiя чудовищныя и дикiя фантазiи могутъ вызывать благороднѣйшiя чувства и самый крайнiй героизмъ. Такое ужъ созданiе человѣкъ, что онъ легко хватается за всѣ случаи, гдѣ требуется великодушiе и самопожертвованiе. Когда раздастся кличъ войны, посмотрите тогда на людей, если желаете понимать ихъ истинную природу. Всѣ вдругъ встрепенутся, какъ будто кончились будни и начинается какой–то праздникъ. Игра въ жизнь и смерть, возможность каждую минуту за что–то пострадать и умереть — безконечно привлекательны и заразительны. Энтузiазмъ загарается въ самыхъ вялыхъ и лѣнивыхъ; зрители слѣдятъ за кровавымъ зрѣлищемъ съ жадностью и радостнымъ любопытствомъ — они готовы сами вмѣшаться въ дѣло.

При такой натурѣ людей, чтó же мудренаго, что идея мaтеpiальнаго благосостоянiя нашла поклонниковъ, готовыхъ положить за нее свою душу? Все–таки она никогда не будетъ главною двигающею идеею, ни зиждительною, ни разрушительною; идеи болѣе сильныя, дѣйствительно способныя насытить человѣческое сердце, всегда возьмутъ верхъ надъ мыслью о благосостоянiи и она будетъ лишь орудiемъ въ ихъ рукахъ. Изъ исторiи мы видимъ, какiя идеи потрясали и обновляли человѣчество. Христiанство было проповѣдью блаженствъ, которыя не отъ мiра сего, проповѣдью новой нравственности. Реформацiя — первое проявленiе могущественнаго германскаго духа, держалась на той мысли, что нравственное достоинство человѣка зависитъ не отъ папы и его индульгенцiй, а отъ Бога и совѣсти каждаго. И тѣ идеи, которыя породили Революцiю и до сихъ поръ, развиваясь и видоизмѣняясь, движутъ Европу, состояли не въ одномъ желанiи правъ, имущества, устраненiя гнета и т. п., а имѣли нравственную подкладку, отъ которой и заимствовали всю свою силу. Онѣ опирались на мысль, что человѣкъ по самой своей природѣ добръ и хорошъ, что нравственное зло есть случайность, которую возможно устранить безъ нравственныхъ усилiй, что поэтому нужно жить не для достиженiя нравственнаго достоинства, а для возможнаго счастiя.

Идея матерiальнаго благосостоянiя, въ которую, наконецъ, съузились понятiя о счастiи жизни и ея достоинствѣ, есть очевидное порожденiе того же поворота въ нравственныхъ взглядахъ людей. Но она, если проводить ее строго и послѣдовательно, собственно уже отрицаетъ всякiя стремленiя, дурныя и хорошiя, но имѣющiя нравственный, духовный характеръ. Конечно, она никогда не возобладаетъ надъ ними на дѣлѣ, въ дѣйствительности, но въ своей настоящей сферѣ, въ области идей, въ людскихъ умахъ и понятiяхъ она можетъ получить большую силу, и тутъ она дѣйствуетъ несомнѣнно отрицательнымъ образомъ, расшатывая и разрушая другiя идеи, и слѣдовательно, въ сущности, разслабляя силы людей. Всѣ чисто духовныя стремленiя — наука, искусство, благородство и чистота души — теряютъ свою истинную, высокую цѣну и разсматриваются только какъ орудiя, какъ средства для нѣкоторой высшей цѣли. Какъ нѣкогда въ Среднiе Вѣка наука была только служанкой богословiя, такъ теперь она для многихъ умовъ стала служанкой матерiальнаго благосостоянiя. Отъ искусства безпрестанно требуютъ такого же рабства. Наконецъ, подлости и преступленiя считаются чуть не героизмомъ, если они служатъ прогрессу. Такъ оправдалось давно сказанное слово, что нельзя служить въ одно время Богy и мамонѣ.

Такимъ образомъ просвѣщенiе для многихъ современныхъ людей состоитъ преимущественно въ отрицанiи всякихъ духовныхъ требованiй, какъ устарѣлыхъ предразсудковъ, свобода только въ освобожденiи отъ давящей силы капитала, справедливость только въ равномѣрномъ распредѣленiи матерiальныхъ удобствъ жизни.

До какой степени такiя идеи противны коренному духу русской жизни, — намъ кажется, не требуетъ поясненiй и доказательствъ. Нa сколько въ этихъ идеяхъ было призыва къ великодушiю и жертвѣ, на столько онѣ и были для насъ привлекательны. Но развиться и укорениться на нашей почвѣ въ своемъ чистомъ видѣ онѣ не могли. Европа стара; она отжила свои духовныя стремленiя. Мы же молоды, и старческiя мысли скоро должны намъ опротивѣть. Наша полная духовная жизнь еще впереди, и, если насъ не обманываетъ наша любовь и вѣра, должна распуститься пышными цвѣтами и плодами.

Н. Страховъ.

_______

 

МОСКОВСКIЯ ЗАМѢТКИ.

 

Въ послѣднее время интересуетъ московскихъ жителей предстоящее, такъ сказать, случайное событiе. Это — прiѣздъ персидскаго шаха въ Москву; для самого шаха и нѣсколькихъ самыхъ приближенныхъ ему готовится помѣщенiе въ кремлевскомъ дворцѣ; для остальнаго большинства свиты совершаются разныя передѣлки и приспособленiя въ гостинницѣ «Европа” на Неглинномъ проѣздѣ противъ Малаго театра. Пока трудно сказать, возможно–ли въ настоящее время то множество курьозовъ и оригинальныхъ впечатлѣнiй для большинства персiянъ, имѣющихъ посѣтить Петербургъ и Москву, съ какимъ вы можете ознакомиться изъ юмористическихъ записокъ персидскаго путешественника по Европѣ Мирзы Хаджи–Баба–Исфагани, извѣстныхъ въ талантливомъ русскомъ изложенiи покойнаго Сенковскаго... Со стороны Москвы, конечно, прiемъ помянутымъ иноземцамъ будетъ самый радушный; ни государственныхъ, ни въ особенности народныхъ, какихъ либо скрытыхъ, а тѣмъ болѣе явныхъ, недоразумѣнiй и антипатiй между Россiей и Персiей быть не можетъ не только теперь, но и впредь. Объ ожиданiяхъ своего государя персiянами, проживающими въ Москвѣ, сказать нечего. Ихъ столь немного въ Москвѣ, сравнительно напр. съ нѣмцами, французами, англичанами, что едва–ли они очень замѣтнымъ образомъ могутъ встрѣтить шаха, едва–ли руками преданности, склонивъ главы повиновенiя, могутъ даже представить предъ его, свѣтлѣйшiя солнца, очи, какой–либо коверъ удивленiя (на подобiе нѣмецкаго)... Впрочемъ подождемъ майскаго прiѣзда восточныхъ гостей.

Пользуясь всякимъ промежуткомъ хорошей погоды, москвичи и москвички устремляются по вечерамъ на бульвары, которые, какъ ни плохи сами по себѣ, но гораздо лучше петербургскихъ. Изъ московскихъ бульваровъ Пречистенскiй преимущественно удостоивается вниманiя со стороны московской фешёнэбльной публики. Но вотъ съ 1–го мая опять устремятся посѣтители и посѣтительницы въ Петровскiй паркъ, гдѣ съ этого дня открываются французскiя представленiя въ Шато–де–Флёръ, ci–devant «Солодовка”. Въ сочетанiи этихъ двухъ прозвищъ выступаетъ, такъ сказать, наружу весь характеръ сего московскаго увеселенiя! Замѣтимъ кстати, что на московско–французскомъ театрѣ всякiе каскадные куплеты и танцы замѣнены въ послѣднее время болѣе или менѣе пространными, цѣльными оперетками и пьесами. Явный знакъ, что пикантность французскихъ шансонетокъ, кромѣ развѣ «I’Аmоuг”, вовсе не по характеру большинству московскихъ эстетиковъ. Но возвратимся на бульвары: на каждомъ изъ нихъ вы встрѣтите юношей, трактующихъ о «тройкахъ, пятеркахъ” и т. д. Это студенты. «Что, братъ, изъ Крылова колъ?” (разумѣй — единица на экзаменѣ по римскому праву) — спрашиваетъ pоссiйскiй студентъ другаго изъ русскихъ Израилей. — «Колъ; его не объегоришь!” мрачно отвѣчаетъ семитъ iафетиду совершенно русскимъ жаргоннымъ выраженiемъ. «Изъ Соловьева (русская исторiя) четыре листа осталось!” гласитъ кто–то и т. д. и т. д. Какъ и всегда, молодежь жалуется на тяжесть экзаменовъ. Едва–ли студенты здѣсь вполнѣ справедливы. Но что прiемные экзамены въ университетъ довольно трудны будутъ — это доказывается незначительнымъ числомъ собственно москвичей (около 15), желающихъ держать вступительный экзаменъ. Пока молодежь волнуется экзаменами, другое волненiе въ профессорской средѣ по поводу перестройки университетскаго устава, отразившееся и въ журналистикѣ, на время будто стихло. Какъ извѣстно, мнѣнiя всѣхъ университстовъ на этотъ счетъ представлены г. министру народнаго просвѣщенiя. Послѣднiй займется ихъ изученiемъ въ вакацiонное время, такъ что рѣшительныя мѣры относительно университетовъ всего вѣроятнѣе появятся развѣ къ будущему году. Можемъ сообщить довольно основательный слухъ, что между этими мѣрами предполагается: выборъ и рекомендацiя лицъ въ профессоры предоставляется университету; а предпочтенiе того или другаго лица и его назначенiе — министру. Затѣмъ подача голосовъ по предметамъ вѣдѣнiя университетскаго совѣтa должна быть совершаема открыто.

Еще не очень давнее волненiе въ городской думѣ тоже улеглось. Какъ извѣстно, до октября мѣсяца нынѣшняго года дума останется лишь съ товарищемъ головы во главѣ своего управленiя. Будто отъ этого лучше всѣмъ интересамъ городскаго хозяйства! Можно бы предполагать, что есть сроки для общественнаго негодованiя, въ которые оно можетъ наконецъ изсякать и уничтожаться... Во всякомъ случаѣ странны были бы и какiе нибудь наивные расчеты на думскихъ представителей, возрождающее и цѣлительное значенiе октября мѣсяца для ранъ, нанесенныхъ тамъ разнымъ личнымъ самолюбiямъ... Въ концѣ концовъ приходится задать вопросъ: истинное умственное и нравственное достоинство какого–либо общественнаго дѣятеля связано–ли съ умѣлостiю предупреждать и парализировать всякое стороннее посягательство на униженiе этого достоинства? Предоставляя читателямъ чтó угодно думать по поводу представленнаго вопроса, я могу только заявить утѣшительное извѣстiе, что недавно утвержденный правительствомъ товарищъ пока несуществующаго московскаго городскаго головы пока выказываетъ энергическую умѣлость заботиться объ интересахъ городскаго хозяйства. Пожелаемъ ему постоянныхъ полныхъ силъ для его полезной дѣятельности. Изъ числа болѣе видныхъ фактовъ думской жизни я пока укажу на одинъ, весьма замѣчательный; это покупка земли думою у г. Гучкова для будущей дѣтской больницы, на устройство которой сдѣлалъ пожертвованiе г–нъ фонъ–Дервизъ. Куплено всего 28,187 квадратныхъ сажень (по лѣвому высокому берегу Яузы, въ Лефортовской части); въ томъ числѣ роща (9,545 саж.), защищающая мѣстность отъ пыли, два большiе пруда и рѣчка Яуза, обезпечивающая эту мѣстность водою; на этой мѣстности находится домъ г. Гучкова, стоющiй не менѣе 20 тысячъ рублей и разныя постройки, коихъ на 11,000 рублей. За все городская дума заплатила 85,000 рублей, такъ что за землю пришлось ей отдать менѣе чѣмъ по 2 рубли за квадратную сажень. При страшно возрастающей дороговизнѣ земли въ Москвѣ и около нея, въ мѣстностяхъ, прилегающихъ къ станцiямъ желѣзныхъ дорогъ, подобная покупка весьма и весьма выгодна. Кромѣ того, мѣстность, прiобрѣтенная подъ устройство дѣтской больницы, по климатическимъ и топографическимъ условiямъ вполнѣ соотвѣтствуетъ такому назначенiю.

Отъ думы перехожу къ другимъ проявленiямъ общественной дѣятельности въ Москвѣ. На Дѣвичьемъ полѣ, въ нашей столицѣ, помѣщается исправительный прiютъ малолѣтнихъ, устроенный болѣе 5 лѣтъ назадъ обществомъ распространенiя полезныхъ книгъ. Въ настоящее время, благодаря директору Н. В. Рукавишникову, тратящему всѣ свои дни на пользу прiюта, послѣднiй въ очень хорошемъ состоянiи. Мы недавно осматривали прiютъ, и признаемся, никакъ не вѣрится, чтобы до 50 мальчиковъ, находящихся тамъ, были осужденные судомъ (мировымъ) за разные проступки, чтобы это были прежде испорченныя дѣти. Прiютъ представляетъ нѣсколько мастерскихъ съ мастеровыми мальчиками, которые совершенно здоровы и матерiально и нравственно. Видъ у нихъ веселый, они прилично одѣты, сыты, работаютъ съ искреннiмъ усердiемъ, учатся у 6 учителей, имѣютъ для своихъ игръ просторный дворъ, для спанья прекрасно обставленную и чистую спальню; въ школѣ для нихъ кромѣ учебниковъ и порядочная библiотека дѣтскихъ книгъ. Мастерствомъ учатся у хорошихъ мастеровыхъ. Съ 1872 года дума жертвуетъ на поддержанiе прiюта по 3,000 рублей въ годъ. У г. Рукавишникова есть живое желанiе обезпечить этотъ прiютъ покупкою для него земли съ домомъ, а современемъ въ числѣ другихъ работъ завести и типографскую, какъ болѣе многихъ другихъ выгодную въ настоящее время. Теперь пока въ прiютѣ имѣются мастерскiя — сапожная, переплетная и брошюровочная, портняжная и столярная. Прiютъ имѣетъ у себя довольно заказовъ на разныя работы, которыя, скажу по личному опыту, совершенствуются въ немъ ежегодно. По примѣру этого прiюта московское общество для поощренiя трудолюбiя устраиваетъ теперь исправительно–ремесленный прiютъ для нищихъ дѣвочекъ. Въ него будутъ принимать: по приговорамъ московскаго окружнаго суда за бродяжничество, по приговорамъ столичныхъ и уѣздныхъ мировыхъ судей за нищенство, по опредѣленiю московскаго комитета для разбора и призрѣнiя просящихъ милостыню и по укaзaнiямъ сотрудниковъ комитета. На первый разъ положено принять 20 дѣвочекъ. Для прiюта пpiобрѣтенъ участокъ земли съ двумя строенiями въ cелѣ Большовѣ, Московскаго уѣзда. Большовскiй участокъ, находясь въ трехъ верстахъ отъ Мытищинской станцiи Ярославской желѣзной дороги, представляетъ всѣ удобства для устройства прiюта: здоровый климатъ, удаленiе отъ города, близость церкви, сосѣдство съ народной школой, устроенной московскимъ попечительнымъ комитетомъ и скорая медицинская помощь изъ сосѣдней богадѣльни. Устройство прiюта опредѣлено самое простое: дѣти будутъ заниматься такими ремеслами, которыя cоотвѣтствуютъ ихъ физическимъ силамъ. Для всѣхъ дѣтей обязательно выполнять, по возможности, всѣ домашнiя работы въ прiютѣ, а также занятiе въ огородѣ и уходъ за домашней птицей, а для взрослыхъ за рогатымъ скотомъ въ прiютѣ.

Въ виду введенiя всеобщей военной повинности московское окружное военно–медицинское управленiе обратило вниманiе на гигiеническое положенiе московскихъ казармъ; въ послѣднiя скоро придется попадать людямъ и далеко непривычнымъ съ понятiемъ о «солдатской лямкѣ”. Между тѣмъ въ настоящее время напp. въ однихъ большихъ казармахъ Москвы воздуху приходится на каждаго человѣка только 9/10 кубической сажени; это въ нижнемъ этажѣ; а въ верхнемъ на человѣка до 5/10 кубической сажени; тогда какъ нормальное количество потребно не менѣе 11/2 кубической сажени. Нечего говорить еще о нечистотѣ, царствующей въ казармахъ. Конечно помянутое «вниманiе” управленiя повлечетъ за собою улучшенiе казармъ. Скотская выставка въ Москвѣ опять не состоялась, и чума заставила по крайней мѣрѣ московскiй ветеринарный комитетъ составить ветеринарно–санитарную карту Москвы и московской губернiи; эта карта вмѣстѣ съ брошюрою о мѣрахъ противъ чумы рогатаго скота должна выйти въ теченiи этихъ мѣсяцевъ. — Братолюбивое общество въ Москвѣ cоcтавило проектъ для постройки цѣлаго ряда новыхъ домовъ для бѣдныхъ. Мѣстность избрана на 1–й Мѣщанской улицѣ, близъ Сухаревой башни, и составляетъ 12 десятинъ свободной земли, принадлежащей Набилковской богадѣльнѣ. Часть этой земли уже уступлена Обществу. Застроенная земля будетъ образовывать три новыхъ переулка. Въ числѣ 10 домовъ предположено поставить одинъ центральный, гдѣ помѣстятся школа, женскiя мастерскiя, общая застольня съ дешевой кухней, пpiемный покой для заболѣвающихъ и квартира смотрителя. Въ прошломъ году построено уже 2 дома, гдѣ пользовалось дешевыми квартирами 120 человѣкъ; съ нынѣшней весны строится третiй домъ. — Московское общество распространенiя техническихъ знанiй недавно открыло новый безплатный классъ техническаго рисованiя при Сущевскомъ городскомъ училищѣ; итого это будетъ — одиннадцатый, съ десятью, открытыми обществомъ прежде и при училищахъ и при разныхъ фабрикахъ. — Успѣшно начало, съ матерiальной стороны, свою жизнь новое московское «общество для попеченiя о дѣтяхъ лицъ сосланныхъ по судебнымъ приговорамъ въ Сибирь”. На первомъ его годичномъ засѣданiи, недавно бывшемъ, заявлено, что всѣхъ средствъ оно получило отъ членскихъ вносовъ и пожертвованiй 44,389 р. 45 к., кромѣ пожертвованiй постройками и матерiалами; за разными расходами оно теперь имѣетъ въ остаткѣ капиталъ въ тридцать пять съ половиною тысячъ рублей однѣми деньгами. Въ непродолжительномъ времени мы постараемся сообщить о начальной дѣятельности этого благотворнѣйшаго общества. — Наконецъ–то комитетъ народнаго здравiя въ Москвѣ обратилъ вниманiе на толкучiй рынокъ въ Москвѣ, на которомъ сосредоточено столько нечистотъ, отравляющихъ воздухъ всей окрестности; вмѣсто очищенiя этого рынка, которое будетъ не надолго, лучше бы исполнительная коммисiя исполнила другое свое предположенiе совсѣмъ перенести «толкунъ” на болотную площадь близъ отводнаго канала Москвы рѣки, гдѣ рынокъ находился бы не въ центрѣ густо населенной мѣстности, а сзади лабазовъ, неподверженныхъ эпидемическимъ злостнымъ влiянiямъ. — Закончимъ свои отрывочныя указанiя прiятнымъ извѣстiемъ, что г. попечитель московскаго учебнаго округа озабоченъ устройствомъ народной читальни въ Москвѣ при 1–мъ уѣздномъ городскомъ училищѣ. Если эта читальня удастся, то будетъ такихъ же открыто 19 при всѣхъ уѣздныхъ и приходскихъ училищахъ Москвы. — Наконецъ, недавно было первое засѣданiе образовавшагося московскаго отдѣла петербургскаго филологическаго общества. На этомъ засѣданiи г. помощникъ попечителя московскаго учебнаго округа пожертвовалъ 1,000 руб. отдѣлу для начала его жизни.

Такъ какъ нашему журналу всегда дорогъ проблескъ лучшихъ cторонъ въ нашей убогой общественной жизни и самодѣятельности, то не можемъ не сказать нѣсколько добрыхъ словъ о московскомъ артистическомъ клубѣ, видимо готовомъ возродиться къ новой, разумной жизни. Хотя въ немъ до сихъ поръ считалось до 1,500 членовъ, но еще не такъ давно въ этой громадной толпѣ приходилось «днемъ съ огнемъ” отыскивать дѣйствительныхъ, а не самозванныхъ людей науки, литературы и искусства. Слишкомъ ли дешевый взносъ (10 р. въ годъ съ дѣйствительныхъ членовъ и 15 р. съ членовъ–любителей) членскихъ денегъ или желанiе лицъ, стоявшихъ во главѣ клуба, привлекать въ послѣднiй возможно большee число лицъ, могущихъ въ случаѣ нужды положить за нихъ бѣлый шаръ, содѣйствовали упадку клуба — про это теперь говорить нѣтъ надобности и толку. Мы только скажемъ, что въ эту неприглядную пору своего существованiя артистическiй клубъ совершенно не оправдывалъ своего наименованiя, столь серьознаго, столь почетнаго. Но вотъ въ послѣднее время клубъ понялъ, что заправлять его дѣлами должны лица, хотя бы не съ громкими именами, но честные, искренно преданные самой истинной цѣли клуба и могущiе привлечь мало по малу такiя громкiя имена къ содѣйствiю улучшенiю жизни клуба. Такiе люди и выискались. И даже между ними, т. е. въ новомъ составѣ старшинъ, появилось очень громкое имя нашего высокоталантливаго драматурга А. Н. Островскаго, который преданъ дѣлу возрожденiя клуба до глубины души и сильно влiяетъ на поддержанiе энергiи для того дѣла въ своихъ товарищахъ. Прежде напр., при отсутствiи правильной отчетности, въ клубѣ ежегодно оказывался дефицитъ, пополнявшiйся изъ первыхъ получавшихся суммъ, такъ что неправильное, въ началѣ клубнаго года, расходованiе суммами влекло за собою неправильность расходовъ въ послѣдующее время; правильныхъ соображенiй о приходѣ и расходѣ общественныхъ суммъ не было; деньги тратились по мѣрѣ полученiя. Чтобы правильнѣе опредѣлить свою дѣятельность въ экономическомъ отношенiи, новые старшины составили на предстоящiй годъ приблизительную смѣту приходовъ и расходовъ, которую предполагаютъ представить на утвержденiе общаго собранiя членовъ кружка. Относительно главнаго развлеченiя въ клубѣ и вмѣстѣ главной статьи дохода — устройства спектаклей, старшины, избравъ изъ среды себя завѣдующимъ сценой нашего драматурга А. Н. Островскаго, утвердили проектъ устава управленiя сценою кружка; это управленiе состоитъ изъ особаго драматическаго комитета, въ средѣ котораго числятся членами замѣнившiй собою покойнаго Садовскаго въ московскомъ Маломъ театрѣ, разносторонне образованный артистъ К. Ф. Бергъ и нашъ извѣстный писатель А. Ѳ. Писемскiй. Новые старшины, не расчитывая только на артистовъ–любителей, озаботились, при содѣйствiи членовъ театральнаго комитета, пригласить для участiя въ спектакляхъ нѣкоторыхъ, болѣе или менѣе извѣстныхъ, провинцiальныхъ артистовъ (между прочими Н. Х. Рыбакова). Затѣмъ, старшины озаботились образованiемъ постояннаго оркестра, состоящаго изъ 20 человѣкъ и устройствомъ хора любителей; наконецъ, въ виду предполагаемыхъ улучшенiй въ области изящныхъ удовольствiй, совѣтъ старшинъ рѣшилъ ходатайствовать объ измѣненiи нѣкоторыхъ статей устава клуба — именно о переименованiи членовъ любителей въ стороннихъ посѣтителей безъ права голоса въ общихъ совѣщательныхъ собранiяхъ членовъ и объ увеличенiи для нихъ входной годовой платы съ 15–ти на 25 рублей. Безъ сомнѣнiя, вскорѣ мы увидимъ и рядъ другихъ полезныхъ мѣръ со стороны новыхъ старшинъ на пользу и облагороженiе артистическаго клуба. Напрасно только они для полемики связываются съ кaкими–то тамъ газетками, крайне смѣшными въ своихъ младенческихъ усилiяхъ смѣяться и смѣшить по заказу, претендуя тѣмъ будить сонную жизнь собственнымъ соннымъ бредомъ. Мы не знаемъ, почему напр. одна изъ подобныхъ газетокъ, нападая на теперешнихъ старшинъ клуба, не описала подвига, учиненнаго однимъ изъ прежнихъ старшинъ и вотъ въ чемъ состоящаго; въ одинъ прекрасный день бухгалтеръ клуба считалъ клубныя деньги, которыя лежали передъ нимъ; и помянутый старшина преспокойно загребаетъ себѣ въ карманъ нѣсколько ассигнацiй, приговаривая, что у него, молъ, денегъ нѣтъ, такъ эти пригодятся. Столь патрiархальнымъ образомъ заимствованная изъ общественной кассы сумма оказалась въ 230 рублей! Правда, въ протоколы клубные обстоятельно занесено cie событiе, но намъ до сихъ поръ неизвѣстно, возвращены ли клубу помянутые рубли?.. Хорошъ образецъ московскихъ нравовъ въ нѣкоторыхъ общественныхъ дѣятеляхъ!

Желаемъ, чтобы новые старшины скорѣе успѣли возродить артистическiй клубъ къ разносторонней полезной жизни! Особливо желаемъ, чтобы клубные спектакли очистили и возвысили вкусъ публики, настроили ея сочувствiе къ лучшимъ произведенiямъ драматическаго творчества! Вотъ напр. на дняхъ намъ привелось видѣть исполненiе на сценѣ ученическаго театра, устроеннаго въ московской консерваторiи, консерваторскими учениками и ученицами нѣкоторыхъ сценъ изъ «Евгенiя Онѣгина” и «Цыганъ” Пушкина, изъ «Отелло” Шекспира, изъ прекрасной комедiи Октава Фелье «Цикута”. Сколько наслажденiя мы вынесли изъ изображенiя Дездемоны даровитою г–жею Кадминой. Исполняйся подобнымъ образомъ серьозныя пьесы въ нашихъ публичныхъ спектакляхъ, онѣ завоюютъ себѣ сочувствiе публики. Къ слову: директоръ консерваторiи Н. Г. Рубинштейнъ устроилъ въ ней классы декламацiи и сценическаго искусства для учащихся пѣнiю. Классами завѣдуетъ извѣстный артистъ московской драматической труппы Малаго театра И. В. Самаринъ. Въ сравнительно короткiй срокъ онъ съумѣлъ достичь превосходныхъ результатовъ въ этихъ классахъ.

Закончу свои замѣтки извѣстiемъ изъ жизни фабрично–негоцiантскаго мipa. Въ началѣ святой недѣли разнесся слухъ, что рабочiе одной подмосковной фабрики (а ихъ тамъ болѣе 10,000 человѣкъ) чуть не учинили «бунта и стачки” противъ своего хозяина, туза миллiоннаго. Что же оказалось? Хозяинъ на страстной недѣлѣ не выдавалъ имъ расплаты, претендуя, чтобы они работали чуть не вплоть до Свѣтлой заутрени на томъ основанiи, что они рядились работать «до Святой”. Между тѣмъ, многiе изъ рабочихъ думали, что работа только будетъ тянуться до средины страстной недѣли, такъ что многiе изъ нихъ успѣютъ къ празднику добраться до своихъ родныхъ деревень. Хорошъ взглядъ негоцiантскiй на рабочаго! Къ счастiю, волненiе рабочихъ было прекращено мирными средствами. Желательно, чтобы новое губернаторское управленiе Московской губернiи энергически, на сколько это въ средствахъ администрацiи, предупреждало и останавливало всякiя злоупотребленiя тузовъ–миллiонеровъ относительно простаго рабочаго люда. Пока же относительно законовъ, оберегающихъ послѣднiй, въ примѣненiи ихъ къ жизни, пожалуй можно сказать то, что выразилъ, по разсказу Плутарха, нѣкiй античный мудрецъ Солону: законы твои такая паутина, въ которой мелкie люди запутаются, а богатые ее прорвутъ...

Москвичъ.

_______

 

ИЗЪ ТЕКУЩЕЙ ЖИЗНИ.

 

Въ «С.–Петербургскихъ Вѣдомостяхъ” — передаютъ вотъ какiя подробности объ ужасномъ преступленiи — на границѣ Кологривскаго и Ветлужскаго yѣздовъ Костромской губернiи. «Въ лѣсной глуши, на рѣчкѣ, стоитъ мельница; неподалеку отъ мельницы, въ отдѣльномъ домикѣ, живетъ семья мельника, которая состоитъ изъ отца–старика, его жены и сына съ женою и съ нѣсколькими дѣтьми. Однажды ночью старикъ–мельникъ съ сыномъ были на мельницѣ и мололи муку. Около полуночи сыну понадобилось зачѣмъ–то сходить въ домъ; захвативъ съ собою для безопасности отъ волковъ желѣзный ломъ, онъ отправился. Войдя въ избу, при свѣтѣ огня онъ увидѣлъ на полу трупъ своей матери, плавающiй въ крови, затѣмъ трупъ жены и трупы своихъ дѣтей; изъ всѣхъ находившихся въ домѣ оказалась живою одна его семилѣтняя дочь, которая, увидя отца, поднялась на печи, и, скорѣе мимикою чѣмъ словами, успѣла дать знать отцу, что разбойники, перебившiе домашнихъ, отыскиваютъ въ подпольѣ деньги. Но прежде чѣмъ молодой мельникъ могъ хорошенько сообразить обстоятельства дѣла, онъ увидѣлъ голову человѣка высунувшуюся изъ подполья, и руку съ большимъ ножемъ... Не давая себѣ отчета въ своихъ движенiяхъ, онъ моментально, со всего розмаха, ударилъ разбойника по головѣ находившимся въ рукахъ ломомъ и раздробилъ ему черепъ, такъ что мозгъ убитаго обрызгалъ хату. Тѣмъ же порядкомъ была рѣшена участь и другаго преступника, высунувшагося было изъ подполья. Но не такъ скоро пришлось совладѣть съ третьимъ преступникомъ, который, на зовъ мельника, никакъ не хотѣлъ выйти изъ подполья. Обезумѣвшiй мельникъ съ ломомъ въ рукахъ прыгнулъ въ подполье; разбойникъ встрѣтилъ его ударомъ ножа въ руку, вслѣдствiе чего мельникъ выпустилъ ломъ изъ рукъ. Завязался рукопашный бой... Разбойникъ успѣлъ нанести мельнику до 10–ти ранъ, между прочимъ, разорвалъ ему щеку, и неизвѣстно чѣмъ кончилась бы эта ужасная борьба на жизнь и смерть, еслибы семилѣтняя дѣвочка не впустила въ избу пришедшаго съ мельницы громадной величины домашняго пса, который, прыгнувъ въ подполье, рѣшилъ участь разбойника, перекусивъ ему горло. Какъ слышно, произведенное дозананiе еще не обнаружило, кто и откуда эти разбойники. Что же касается израненнаго молодаго мельника, то хотя онъ оказался очень изуродованнымъ, тѣмъ не мѣнѣе, по заключенiю врача, выздоровленiе его вѣроятно”.

* *

«Петербурскiй Листокъ” сообщаетъ любопытныя подробности объ обстоятельствахъ, сопровождавшихъ двукратное покушенiе на самоубiйство ученика академiи художествъ, Е. И. Нечаева. «Г. Нечаевъ давно страдалъ меланхолiей; въ ночь на 15–е апрѣля, больной Нечаевъ покусился на свою жизнь; товарищъ Нечаева, г. Шв–гъ, отправился къ частному докторy, а дворникъ поспѣшилъ дать знать о случившемся въ участокъ. Къ сожалѣнiю, ни частный, ни полицейскiй врачъ не поспѣшили на помощь несчастному, и художникъ Нечаевъ около полутора часа продолжалъ истекать кровью и оставался безъ помощи, которая, наконецъ, и явилась къ нему въ лицѣ городоваго, пришедшаго сопровождать его въ прiемный покой. Больнаго и израненнаго, съ вышедшими наружу внутренностями, Нечаева посадили на извозчика и изъ 7–й линiи повезли въ прiемный покой, находящiйся въ 10–й линiи. Здѣсь, несмотря на просьбу г. Нечаева (все время нетерявшаго сознанiя) — разбудить доктора, этого не сдѣлали: фельдшеръ, осмотрѣвъ раны, заявилъ, что доктора будить незачѣмъ, а нужно везти въ больницу, по прибытiи въ которую (св. Марiи Магдалины, у Тучкова моста), пораненному художнику и была оказана первая дѣйствительная помощь.” «Петербургскiй Листокъ” слышалъ изъ достовѣрнаго источника, что мѣстный приставъ донесъ о дѣйствiяхъ помощника полицейскаго врача г. с.–петербургскому градоначальнику, а объ отказѣ частнаго доктора подать помощь умирающему сообщилъ прокурорскому надзору, для дальнѣйшаго направленiя дѣла.

Къ прискорбiю, передаваемый «Листкомъ” случай не единственный. Вѣроятно многie изъ читателей, пробѣгая эти строки, припомнятъ не одинъ изъ случаевъ, подобныхъ описанному — и изъ собственной жизни. Дѣло въ томъ, что у насъ существуетъ между врачами и иными «друзьями человѣчества” замѣчательный обычай: приказывать «не тревожить” ихъ особъ, когда «онѣ почиваютъ”. И вы ни подъ какимъ предлогомъ не попадете къ врачу, когда онъ «почиваетъ”. Особенно же это можно сказать о провинцiальныхъ городахъ, гдѣ на «опочиванье” кладется врачами не мало часовъ въ день. Отчего бы не устроить такъ, чтобы были ночные врачи?

* *

Алексинскiй (Тульской губ.) корреспондентъ «Совр. Изв.” пишетъ, что «много шума надѣлало убiйство, совершенное въ лѣсу, верстахъ въ двухъ или 11/2 отъ города. Судебнымъ слѣдователемъ по открытiю преступленiя приняты самыя сильныя и энергическiя мѣры. Злодѣи, чтобы скрыть преступленiе, привязали жертву веревкою за такой сучекъ, который едва–ли бы могъ выдержать тяжесть сѣвшей на него птицы, а не удавившагося на немъ человѣка. Это происшествiе нагнало такую панику на сосѣднихъ крестьянъ, что они по этому лѣсу даже днемъ боялись ѣздить по одиночкѣ. По этому дѣлу арестованы два человѣка, которые теперь находятся въ замкѣ”. Въ этомъ же лѣсу, продолжаетъ корреспондентъ, ограбили, пригласивши отдать наличную сумму денегъ, одного священника, который поѣхалъ къ своимъ родственникамъ, живущимъ отъ города верстахъ въ пяти. Въѣхалъ священникъ въ лѣсъ, ничего не подозрѣвая, какъ вдругъ раздается повелительный крикъ: «стой!” Вслѣдъ за этимъ возгласомъ къ нему подошли нѣсколько человѣкъ, съ словами: «отдай деньги, или мы тебя уходимъ”, и окружили его сани. «Чтó оставалось дѣлать злополучному путешественнику, безъ надежды на чью–либо помощь и, въ виду такой такой лаконической угрозы, какъ не отдать бывшiе въ карманѣ 50 руб.? Такъ и сдѣлалъ достопочтенный iерей. Жаль только, что онъ не открылъ ни числа лицъ, его ограбившихъ, ни именъ ихъ: хотя онъ ихъ и знаетъ, но для того, чтобы они не укокошили его, онъ поклялся имъ небомъ и землею въ томъ, что именъ ихъ никому не скажетъ до самой смерти. Вслѣдъ за клятвою, онъ, по его словамъ, учинилъ съ ними разсчетъ; тѣ, поблагодаривъ, отправились въ путь, а онъ, непреслѣдуемый больше ими, благополучно доѣхалъ до родственниковъ. Вернувшись въ городъ, отецъ В. все–таки объ ограбленiи его заявилъ полицiи, сдержавъ, между прочимъ, свою клятву, т. е. не открывъ именъ негодяевъ, его ограбившихъ. При такой–то обстановкѣ судебныя власти и доискивайся виновныхъ, и производи слѣдствiе, когда само пострадавшее лицо скрываетъ преступниковъ!”

* *

«Figaro” передаетъ, что, нѣсколько дней тому назадъ, въ полицейскую префектуру доставлена цѣлая коллекцiя англiйскихъ мазуриковъ (pick–pockets), задержанная въ Бордо. Предводительница шайки — женщина, Эмма Бреуеръ (Brewer), извѣстная подъ разными названiями. Эмма Бреуеръ 35–ти лѣтъ, очень красива. Она дебютировала въ 1859 году, укравши на триста тысячъ франковъ драгоцѣнностей у г. Фонтана. Въ 1864 году, въ Брайтонѣ, она за какое–то преступленiе присуждена была въ рабочiй домъ на пять лѣтъ. Выпущенная нѣсколько времени тому назадъ на свободу, она прибыла во Францiю, гдѣ, основавъ вполнѣ организованную шайку воровъ, стала производить свои операцiи, преимущественно по части драгоцѣнностей.

* *

Изъ Воронежа пишутъ «Суд. Вѣстн.” о слѣдующемъ любопытномъ казусѣ, случившемся въ недавней практикѣ уголовнаго отдѣленiя мѣстнаго окружнаго суда. 4–го декабря 1872 года въ окружномъ судѣ, съ участiемъ присяжныхъ засѣдателей, обвинялся отставной рядовой Черноволосовъ въ томъ, что представилъ ко взысканiю подложную росписку на сумму 325 руб. Потерпѣвшее отъ преступленiя лицо — мѣщанинъ Ивановъ, признавая росписку подложною, пояснилъ, что хотя росписка подписана его рукою, но подпись была сдѣлана имъ въ то время, когда онъ былъ сильно пьянъ и находился почти въ безсознательномъ состоянiи. Присяжные засѣдатели вынесли обвинительный приговоръ. Но окружной судъ, признавъ единогласно, что рѣшенiемъ присяжныхъ осужденъ невинный, постановилъ, на основанiи 818 ст. уст. угол. судопр., опредѣленiе о передачѣ дѣла на разсмотрѣнiе новаго состава присяжныхъ. 13–го марта дѣло это слушалось вновь, причемъ товарищъ прокурора отказался отъ обвиненiя, за отсутствiемъ, конечно, уликъ, обвиняющихъ Черноволосова. Тѣмъ не менѣе, второй составъ присяжныхъ вынесъ обвинительный приговоръ. «Судебный Вѣстникъ” замѣчаетъ, что подсудимый Черноволосовъ еврейскаго вѣроисповѣданiя.

* *

Франкфуртская «пивная революцiя”, о которой мы сообщали въ прошломъ нумерѣ, вызвала подражанiе и въ другихъ «мирныхъ нѣмецкихъ городахъ”. 28–го (16–го) апрѣля въ Висбаденѣ произошли подобные же безпорядки; но уже не вслѣдствiе «минутнаго pаздраженiя” толпы, а кажись преднамѣренно. Нѣкоторые булочники и содержатели пивныхъ получили, по извѣстiю иностранныхъ газетъ, анонимныя письма, въ которыхъ имъ угрожали разнести ихъ лавки, если они немедленно не понизятъ цѣны на свой товаръ. Предъ булочною Вагемана собрались сотни рабочихъ, такъ что не было возможности пройти по улицѣ. Около половины девятаго явилась новая толпа изъ 30 рабочихъ, большею частью молодыхъ, съ букетами на груди, которыхъ толпа привѣтствовала громкими криками «уpa”. Они перебили окна и разломали двери булочной. Полицiя явилась на мѣсто безпорядковъ и начала дѣйствовать энергически, 20 человѣкъ арестованы. Полицiя принуждена была обнажить оружiе для подавленiя сопротивленiя толпы. Послѣ троекратнаго требованiя полицейскаго коммиссара, чтобы толпа разошлась, жандармы, при помощи лошадей и сабельныхъ ударовъ плашмя, очистили улицу. Около зданiя полицiи также cобралась толпа и бросала каменьями въ окна, но скоро была разогнана. Потребована была военная команда и до полуночи конные патрули объѣзжали улицы. Событiе это привлекло толпы любопытныхъ и въ толкотнѣ одному ребенку оторвали ухо; одному изъ виновниковъ безпорядковъ отрубили указательный палецъ. Нa другой день спокойствiе возстановилось. Арестовано 28 человѣкъ; многiе тяжело ранены.

* *

Газета «XIX Siècle” сообщаетъ слѣдующiя свѣдѣнiя объ извѣстномъ свирѣпомъ предводителѣ карлистскихъ шаекъ въ Испанiи, патерѣ Санта–Круцѣ: «Санта–Круцу не болѣе 35–ти лѣтъ отъ роду; онъ малъ ростомъ, худощавъ, блѣденъ и отличается чрезвычайно энергическимъ выраженiемъ лица. У него густая борода и бритая голова; виски и лобъ покрыты морщинами. Небольшiе глаза смотрятъ изъ–подъ нависшаго лба, напоминая взглядъ совы. Острый носъ, тонкiя губы и вообще всѣ черты этого лица, въ соединенiи съ мрачною репутацiей патера, производятъ на посторонняго самое непрiятное впечатлѣнiе. Санта–Круцъ постоянно имѣетъ озабоченный видъ съ тѣхъ поръ, какъ республиканское правительство назначило цѣну за его голову. Рѣчь этого патера суха и отрывиста, отвѣты односложны. Одежда его не представляетъ ничего особеннаго; онъ носитъ толстые башмаки, суконные штиблеты, синiе шаровары и жакетку. Голова покрыта синимъ беретомъ. Домъ, въ которомъ помѣщается главная квартира Санта–Круца, охраняется стражей изъ 40 человѣкъ, которую прозвали «черной бандой”. Санта–Круцъ набралъ эту стражу изъ самыхъ преданныхъ ему людей, однако онъ и на нихъ не вполнѣ полагается. Особенно боится онъ, что его отравятъ, и потому нерѣдко питается однимъ хлѣбомъ собственнаго печенья. Передъ обѣдомъ онъ осматриваетъ посты и вдругъ присоединяется къ какой нибудь обѣдающей гpyппѣ, будучи увѣренъ, что только такимъ образомъ онъ избѣжитъ отравленiя”.

* *

«Донскiя Вѣд.” передаютъ весьма замѣчательный приговоръ, состоявшiйся 22 января 1873 г. въ полномъ сборѣ Преображенскаго станичнаго общества Хоперскаго округа — по поводу того, что нѣкоторыя другiя станичныя общества, для предупрежденiя и пресѣченiя воровства, рѣшили раздѣлять станицы на кварталы и назначать ночныхъ сторожей по этимъ кварталамъ. Вотъ выдержка изъ этого приговора. «Въ нашей станицѣ и принадлежащихъ къ оной хуторахъ хотя и происходятъ кражи, но малозначительныя, которыя учиняются, какъ намъ замѣтно, своими же жителями и преимущественно молодыми людьми; почему общество раздѣленiе станицы и хуторовъ на кварталы находитъ для себя излишнимъ обремененiемъ. Чтобъ окончательно пресѣчь это зло (т. е. воровство), которое еще не вполнѣ укоренилось въ нашемъ молодомъ поколѣнiи, мы находимъ самымъ благонадежнымъ средствомъ поступать въ этомъ отношенiи такимъ образомъ: замѣчаемыхъ нами людей въ постоянномъ пьянствѣ, праздной и развратной жизни, какъ своихъ жителей, такъ и проживающихъ въ нашей станицѣ иногородныхъ, не исключая и женщинъ развратнаго поведенiя, наказывать розгами, при станичномъ правленiи, отъ десяти до двадцати ударовъ”.

* *

«Одесскiй Вѣстн.” разсказываетъ слѣдующiй анекдотъ объ оригинальномъ толкованiи закона однимъ изъ мировыхъ судей на нашемъ Югѣ. Одинъ изъ мировыхъ судей —аго уѣзда, усмотрѣвъ при разбирательствѣ дѣла по денежному иску еврея X. къ мѣщанину У. надобность въ допросѣ свидѣтелей–евреевъ подъ присягою, отправился съ нимъ въ еврейскiй молитвенный домъ, распорядился зажечь черныя свѣчи, надѣть на евреевъ кителя и стянуть съ нихъ сапоги. Одинъ изъ свидѣтелей, молодой еврей, при видѣ этой торжественной церемонiи, замахалъ руками и ногами.

— Гошподинъ судья! Возьмите съ меня деньги, которыя слѣдуетъ получить Давиду, только не дѣлайте эта церемонiя, не губите мою душу.

Сказано — сдѣлано.

* *

По словамъ той же газеты, «въ верхнiй этажъ дома Папудова забрался одинъ изъ нищихъ и вынесъ изъ кухни самоваръ. Остановленный на лѣстницѣ хозяиномъ квартиры, нищiй оправдывался тѣмъ, что ему въ этотъ день мало подавали и что онъ принужденъ былъ пополнить чѣмъ нибудь неудовлетворительный сборъ.

— »Сколько же ты соберешь въ день?” спросилъ его хозяинъ. — «Да рубля два съ половиною нужно собрать; только сегодня никто не подавалъ”.

— »Затѣмъ, что ты пьянъ; а ты прежде насобирай, потомъ и напивайся”. — «Это правда, порѣшилъ нищiй, да вотъ ужъ и крышечку отъ самовара возьмите; на что она мнѣ безъ самовара”, и затѣмъ поковылялъ внизъ, не торопясь, впрочемъ, и утверждая, что онъ самовара не кралъ, а просто — «такъ его взялъ”.

* *

Давно уже, какъ извѣстно, нравы нашей журналистики перестали напоминать собою добродѣтели пастушковъ Аркадiи.

Вотъ еще новое тому доказательство. Г. Маркевичъ написалъ романъ «Марина изъ Алаго Рога.”

Критикъ «С.–Петербургскихъ Вѣдомостей”, г. Бyренинъ, увѣрялъ печатно, что въ этомъ романѣ г. Маркевича онъ нашелъ странное совпаденiе характера его героя и нѣкоторыхъ положенiй съ напечатанною въ 1833 году въ альманахѣ «Комета Беллы” повѣстью Ореста Сомова «Эпиграфъ вмѣсто заглавiя” и для вящаго убѣжденiя читателей приводитъ цитаты изъ сей повѣсти: сходство выходитъ дѣйствительно до того поразительное, что, въ свою очередь, фельетонистъ «Голоса” прямо говоритъ, что г. Маркевичъ просто за просто выкралъ у г. Сомова цѣлыя страницы и конецъ.

Но конецъ этотъ оказался началомъ. Г. Маркевичъ достаетъ альманахъ «Кометы Билы”, и въ немъ повѣсть г. Сомова. И что же? Оказывается что всѣ приведенные г. Буренинымъ цитаты — ложь и выдумка, и что сходство между сими двумя произведенiями заключалось только въ одномъ: то и другое были напечатаны!

Г. Буренинъ оправдывается въ своемъ поступкѣ называя его «удачною шуткою”.

Но всего смѣшнѣе представить себѣ фигуру фельетониста «Голоса”, поддавшагося на эту шутку.

Читатели, неправда–ли нравы журналистики хороши?

_______

 

ОТЪ РЕДАКЦIИ.

 

Мы получили отъ профессора здѣшней духовной академiи И. Ѳ. Нильскаго слѣдующее заявленiе о причинѣ отсутствiя его въ засѣданiи общества любителей духовнаго просвѣщенiя 28 марта.

Милостивый государь,

Господинъ редакторъ!

Покорнѣйше прошу васъ напечатать въ ближайшемъ № издаваемаго вами журнала нижеслѣдующiя строки.

Въ 14 № «Гражданина” нѣкто г. Ѳ. Д., сообщая краткiя свѣдѣнiя о засѣданiи общества любителей духовнаго просвѣщенiя, бывшемъ 28 марта, заявилъ, между прочимъ, что, «къ общему разочарованiю” членовъ общества, я не явился въ это засѣданiе «по причинѣ внезапной болѣзни”. Еслибы все ограничивалось этимъ, — мнѣ оставалось бы только поблагодарить г. Ѳ. Д. за его любезное вниманiе ко мнѣ и пожалѣть, что до него дошелъ невѣрный «слухъ” о причинѣ отсутствiя моего въ засѣданiи, въ которомъ я не былъ 28 марта не по причинѣ внезапной болѣзни, хотя здоровье мое на вербной недѣлѣ было не вполнѣ удовлетворительно, но потому что, по неизвѣстнымъ мнѣ причинамъ, не имѣлъ чести получить приглашенiя явиться въ это засѣданiе, не смотря на то, что еще 25 февраля удостоенъ былъ избранiя въ члены общества. Къ удивленiю, г. Ѳ. Д. не ограничился передачей невѣрнаго слуха о причинѣ отсутствiя моего въ засѣданiи 28 марта; онъ счелъ нужнымъ объяснить и причину моей «внезапной болѣзни”. По очень недвусмысленному намеку г. Ѳ. Д., я заболѣлъ внезапно съ тою цѣлiю, чтобы «уклониться отъ стѣснительнаго возраженiя противника и вывернуться изъ того состоянiя, при которомъ, въ случаѣ изустнаго состязанiя, пришлось бы по неволѣ положить оружiе”; другими словами: подъ предлогомъ болѣзни, я не явился въ засѣданiе 28 марта изъ опасенiя потерпѣть пораженiе отъ г. Филиппова, съ которымъ мнѣ предстояло вести пренiя по вопросу о единовѣрiи. На эту любезность г. Ѳ. Д. я считаю долгомъ отвѣтить только слѣдующее: мое глубокое уваженiе къ высокопочтенному обществу любителей духовнаго просвѣщенiя заставляетъ меня вѣрить, что никто изъ его членовъ не объяснилъ себѣ такъ оскорбительно для меня отсутствiя моего въ засѣданiи 28 марта и что г. Ѳ. Д. высказалъ въ этомъ случаѣ только свое личное мнѣнiе, опровергать которое я считаю излишнимъ: такъ какъ, слѣдуя подозрительной логикѣ г. Ѳ. Д., пришлось бы допустить, что я лишенъ былъ приглашенiя явиться въ засѣданiе 28 марта не по случайнымъ какимъ–либо обстоятельствамъ, но для того, чтобы дать моему «ученому сопернику” случай одержать блестящую побѣду надъ отсутствующимъ противникомъ, или по крайней мѣрѣ остаться безъ пораженiя въ ученой борьбѣ съ человѣкомъ, котораго самъ же г. Ѳ. Д. любезно называетъ «лучшимъ знатокомъ дѣла въ Петербургѣ” и для котораго, прибавлю, не новость вести безъ пораженiя и устныя, и печатныя объясненiя съ г. Филипповымъ.

Примите увѣренiе въ моемъ совершенномъ почтенiи къ вамъ, съ которымъ и имѣю честь быть

вашимъ покорнѣйшимъ слугой

профессоръ И. Нильскiй.

15 апрѣля 1873 года.

 

Отвѣчаемъ:

Указать на болѣзнь, какъ на причину, по которой г. Нильскiй не явился въ засѣданiе 28 марта, мы имѣли основанiя совершенно достаточныя. Объ этой причинѣ, какъ о единственной, заявилъ собранiю г. предсѣдатель общества, который, какъ мы были увѣрены, имѣлъ вполнѣ точныя по этому предмету свѣдѣнiя. Кромѣ того, о болѣзни г. Нильскаго, передъ засѣданiемъ и во время обычнаго его перерыва, говорили бывшiе въ собранiи члены академiи (если понадобится, мы укажемъ, кто именно), при чемъ упоминалось и о запрещенiи академическаго врача выходить г. Нильскому въ тотъ вечеръ изъ дому. Если все это оказалось «невѣрнымъ слухомъ”, то просимъ г. Нильскаго обратить свою претензiю на это по принадлежности.

Присутствуя лично въ собранiи и слыша со всѣхъ сторонъ о болѣзни г. Нильскаго, какъ о единственной причинѣ его отсутствiя, мы не усумнились признать эту причину истинною и думаемъ, что имѣли полное право заявить о ней въ нашей газетѣ.

Усматриваемый г. Нильскимъ въ нашемъ отзывѣ недвусмысленный намекъ на то, что онъ заболѣлъ съ тою цѣлiю, чтобы «уклониться отъ стѣснительнаго возраженiя противника и вывернуться изъ такого состоянiя, при которомъ, въ случаѣ изустнаго состязанiя, пришлось бы по неволѣ положить оружiе”, есть произведенiе его мнительности. Приведенныя имъ въ ковычкахъ слова, которыя онъ совершенно произвольно и, прибавимъ, такъ неосторожно отнесъ къ себѣ, въ статьѣ нашей не отнесены лично ни къ кому, а выражаютъ лишь общую и несомнѣнно справедливую мысль: что, при изустномъ состязанiи, происходящемъ въ присутствiи просвѣщенныхъ свидѣтелей, труднѣе кому бы то ни было вывернуться изъ стѣснительнаго положенiя, чѣмъ при объясненiяхъ печатныхъ. А будетъ–ли собственно г. Нильскiй вывертываться при предстоящихъ ему печатныхъ объясненiяхъ съ г. Филипповымъ, мы о томъ ничего не говорили: это покажетъ время. Замѣтимъ только кстати, что эти произвольныя ковычки указываютъ на дурные навыки г. Нильскаго и не предвѣщаютъ ничего добраго.

Допустить, что г. Нильскiй былъ лишенъ приглашенiя не по случайнымъ какимъ–нибудь обстоятельствамъ, но для того, чтобы дать его ученому сопернику случай одержать блестящую побѣду надъ отсутствующимъ противникомъ, или, по крайней мѣрѣ, остаться безъ пораженiя, — никакъ нельзя ни по подозрительной, ни по какой другой логикѣ: во 1–хъ, приглашенiе членовъ общества въ его засѣданiя зависитъ не отъ г. Филиппова, который представляетъ въ этомъ дѣлѣ единственное заинтересованное лицо; во 2–хъ, намъ, какъ и всему обществу любителей духовнаго просвѣщенiя, очень хорошо извѣстно, что г. Нильскiй былъ приглашенъ въ его засѣданiе (еще не бывши членомъ общества) по просьбѣ самого г. Филиппова, который, какъ изъ этого видно, не избѣгалъ, а искалъ встрѣчи съ нимъ по причинамъ, изъясненнымъ въ его полемической рѣчи 28 марта.

«Лучшимъ знатокомъ дѣла въ Петербургѣ” мы г. Нильскаго на этотъ разъ не называли, а упомянули только о томъ, что таковымъ считаетъ его г. Филипповъ. Странное неумѣнье или нежеланье просто прочесть то, что написано!

Г. Нильскiй заключаетъ свое письмо увѣренiемъ, что для него не новость вести «безъ пораженiя” и устныя, и печатныя объясненiя съ Филипповымъ. Мы бы на его мѣстѣ не довѣрились такъ легко собственнымъ ощущенiямъ и подождали бы, чтó объ этомъ скажутъ добрые люди.

_______

 

ОПЕЧАТКИ.

 

Въ статьѣ «Церковь и Государство”, въ № 17, вкрались двѣ опечатки. Въ 14 строкѣ сначала напечатано: началъ духовно–православныхъ, слѣдуетъ читать началъ духовно–нравственныхъ. — Въ строкѣ 15 съ конца вмѣсто cie, слѣдуетъ ея.

_______

 

Типографiя А. Траншеля, Невскiй пp. д. № 45.   Редакторъ–Издатель Ѳ. М. Достоевскiй.



*) Исключенiе составляютъ: 1) лица, достигшiя свыше 60–ти лѣтняго возраста и 2) бывшiя опекунами не менѣе 12 лѣтъ. Кромѣ того отъ опеки зависитъ освобожденiе отъ обязаннocти опекунства, по нѣкоторымъ другимъ причинамъ.

**) Настоящiя свѣдѣнiя объ опекунской реформѣ заимствуемъ, по преимуществу, изъ первой книжки «Журнала гражданскаго и уголовнаго права» за нынѣшнiй годъ.

*) Къ сожалѣнiю, мы не имѣемъ подъ рукою статистическихъ данныхъ по преступленiямъ опекуновъ и попечителей при прежнихъ порядкахъ. Хотя впрочемъ съ вѣроятностью можно было бы утверждать, что число такихъ преступленiй очень значительно, не смотря на все несовершенство прежняго надзора за опекунскими учрежденiями, контроля надъ ними, а также и порядка возбужденiя преслѣдованiй.

*) Въ 1853, 1854 и 1855 годахъ мы были вынуждены выпустить въ народное обращенiе на 350 миллiоновъ рублей кредитныхъ билетовъ не путемъ займа народной экономической дѣятельности, а прямо для употребленiя на военные непроизводительные расходы. Но изъ всей этой массы выпущенныхъ кредитныхъ билетовъ большая часть поглощена была развившеюся торговлею, такъ что въ государственныхъ кредитныхъ учрежденiяхъ нашихъ къ 1856–му году кассы увеличились, сверхъ обыкновенной ихъ наличности, только на 125 миллiоновъ, которые yгрожали причинять банкамъ убытка до 6 миллiоновъ рублей. Такъ какъ это накопленiе праздныхъ суммъ произошло вслѣдствiе войны, то государству слѣдовало принять этотъ убытокъ на себя и возвращать банкамъ, включая эти 6 миллiоновъ въ государственный бюджетъ, впредь до того времени пока развитiе торговли поглотитъ это накопленiе, что, какъ послѣдствiя доказали, — не замедлило бы случиться. Но вмѣсто того мы pѣшились насильственно выгнать изъ банковъ накопившiеся въ нихъ праздные капиталы слѣдующими тремя мѣрами: во–первыхъ, не обращая вниманiя на то, что въ 1856 году утверждено было множество акцiонерныхъ предпрiятiй для осуществленiя которыхъ должно было вскорѣ потребоваться болѣе 260 миллiоновъ рублей, мы въ 1855 г. рѣшились понизить таможенный тарифъ. Послѣдствiемъ было то, что хотя въ 1855, 1856 годахъ и въ первой четверти 1857 года вексельный курсъ нашъ стоялъ на биржахъ отлично и золота было у насъ въ изобилiи, но съ появленiемъ новаго тарифа въ апрѣлѣ 1857 года курсъ нашъ сталъ вдругъ быстро падать, чтó предсказывали правительству депутаты московскаго купечества, и монета стала утекать за границу; во–вторыхъ, недовольные еще этимъ, мы понизили къ 1 iюля банковые на вклады проценты съ 4 на 3 проц. и стращали еще понизить на 2 проц. въ то самое время, когда иностранные банки такъ нуждались въ капиталахъ, что возвысили свой учетный процентъ до 7 проц. Это еще усилило переводы денегъ за границу и ускорило отливъ отъ насъ монеты, такъ что курсъ нашъ въ сентябрѣ сделался на 13 проц. ниже пари и къ концу года насъ застигло страшное безденежье; въ третьихъ, мы поощрили абсентеизмъ. Путешественники наши увезли тогда болѣе 100 миллiоновъ рубл., какъ изчислилъ это г. Гагемейстеръ. Нo еслибы, не употребляя этихъ искусственныхъ мѣръ, мы воспользовались драгоцѣннымъ свойствомъ нашихъ тогдашнихъ банковъ, всасывавшихъ въ себя излишнiя въ народномъ обращенiи деньги и приняли бы только временно убытокъ банковъ до 6 мил. руб. на счетъ государственнаго казначейства, то избѣгли бы бѣдственной катастрофы послѣдующихъ лѣтъ и многихъ обременительныхъ долговъ, за которые мы платимъ теперь процентовъ на десятки мил. руб.

*) См. «Гражданинъ» № 15–16.