_______

При этомъ № для новыхъ подписчиковъ «Гражданина» прилагаются отдѣльно отпечатанныя 13 главъ романа «Женщины».

_______

ОТКРЫТА ПОДПИСКА

НА

ЕЖЕНЕДѢЛЬНЫЙ ЖУРНАЛЪ

«ГРАЖДАНИНЪ”

НА 1874 ГОДЪ.

_______

Въ 1874 году журналъ «ГРАЖДАНИНЪ” будетъ издаваться въ томъ же направленiи, въ томъ же объемѣ и выходить каждую недѣлю, какъ и въ нынѣшнемъ 1873 году.

Цѣна годовому изданiю журнала «ГРАЖДАНИНЪ”: За полгода: безъ пересылки и доставки. . 4 руб.

                         «      съ пересылкою и доставкою . . 5 »

     безъ пересылки и доставки. . . 7 руб. За треть года: безъ пересылки и доставки .  3 «

    съ пересылкою и доставкою . . 8  «    «   съ пересылкою и доставкою  . 4 «

Всѣ духовно и церковно–служители, всѣ учителя и учительницы, всѣ волостныя правленiя, всѣ служащiе (при предъявленiи удостовѣренiя изъ своихъ казначействъ) и всѣ живущiе въ С.–Петербургѣ (разсрочка для послѣднихъ дѣлается по соглашенiю съ редакцiею, съ обозначенiемъ мѣста жительства) пользуются правомъ подписываться на годъ съ разсрочкою годоваго платежа на слѣдующихъ условiяхъ:

При подпискѣ вносится 2 р., въ маѣ 2 р., въ сентябрѣ 2 р., въ ноябрѣ 2 р.

Подписка принимается въ С.–Петербургѣ: въ редакцiи журнала «ГРАЖДАНИНЪ” — Малая Итальянская, домъ № 21, кв. № 6, и въ книжномъ магазинѣ А. Ѳ. Базунова. Въ Москвѣ: въ книжномъ магазинѣ И. Г. Соловьева, на Страстномъ бульварѣ, и въ магазинѣ Живарева на Тверской. Въ Кiевѣ: въ книжномъ магазинѣ Гинтера и Малецкаго и въ Одессѣ: у Мосягина и К°.

Иногородные адресуются въ редакцiю «ГРАЖДАНИНА”, въ С.–Петербургъ.

Редакцiя вышлетъ всѣмъ подписчикамъ 1873 года не позже мая мѣсяца 1874 года романъ, переводъ съ англiйскаго: «Тома Брауна школьные дни”, въ двухъ частяхъ, и уже не съ сбавкою только цѣны, а БЕЗВОЗМЕЗДНО.

Романъ этотъ также безвозмездно получатъ и всѣ новые на 1874 годъ годовые подписчики «Гражданина”.

Новые подписчики, буде пожелаютъ вмѣсто англiйскаго романа получить въ видѣ премiи Сборникъ «Гражданина” 1872 года въ 30 листовъ, благоволятъ о томъ увѣдомить редакцiю.

Первые 2000 подписчиковъ на 1874 годъ получать въ теченiе февраля будущаго года оть редакцiи безвозмездно лучшiй изъ снимковъ памятника Екатерины II во время церемонiи освященiя.

Редакцiя посылаетъ въ обмѣнъ свое изданiе въ нижеслѣдующiя редакцiи газетъ и журналовъ: «Русскiй Архивъ”, «Русская Старина”, «Правительственный Вѣстникъ”, «Journall de St.–Pétersbourg”, «Nordische Presse”, «Русскiй Инвалидъ”, «Новое Время”, «Петербургская Газета”, «Современныя Извѣстiя”, «Русскiя Вѣдомости”, «Рижскiй Вѣстникъ”, «Камско–Волжская Газета”, «Саратовскiй Справочный Листокъ”, «Воронежскiй Телеграфъ”, «Одесскiй Вѣстникъ”, «Азовскiй Въстникъ”, «Кавказъ”, «Сибирь”, «Всемiрная Иллюстрацiя”, «Недѣля”, «Еженедѣльникъ”, «Финансовое Обозрѣнiе”, «Церковно–Общественный Вѣстникь”, «Судебный Вѣстникъ”, «Семья и Школа”, «Семейные Вечера”, и во всѣ редакцiи «Эпархiальныхъ Вѣдомостей”, кромѣ Тульскихъ.

_______

ВЫШЕЛЪ РОМАНЪ

«ОДИНЪ ИЗЪ НАШИХЪ БИСМАРКОВЪ”.

К. В. М.

Годовые подписчики «Гражданина” за 1873 и 1874 гг. могутъ получать его изъ редакцiи по предъявленiи билета на подписку или по письму въ редакцiю за 1 р. 50 к. вмѣсто 2 р. 50 к. (цѣны въ продажѣ). Иногородные прилагаютъ вѣсовыхъ 20 коп.

Отъ братьевъ Третьяковыхъ — 5 р.; отъ К. В. Сикорскаго — 4 р.; отъ генералъ–маiopa Болдырева — 3 р.; отъ свящ. Зефирова — 2 р.; отъ свящ. Каминскаго по сбору съ прихожанъ — 12 р.; отъ свящ. Анакритскаго — 1 р.; отъ К. III. — 10 р.; отъ свящ. Греченко по сбору съ прихожанъ — 15 р.; отъ свящ. села Лудина — 3 р. Всего 54 р.

_______

Осматриваясь кругомъ, можно прiйти, пожалуй, къ мысли, что Россiи по случаю новаго года нечего себѣ пожелать, — такъ велики ея успѣхи на пути совершенствованiя.

Все у насъ есть, чего только можетъ желать самый прихотливый цѣнитель цивилизацiи: желѣзныя дороги, банки, торговля, промышленность, армiя, безчисленное множество всѣхъ возможныхъ училищъ и школъ, суды съ присяжными и безъ оныхъ; земство, крестьянское самоуправленiе; даже газеты, и это у насъ есть, въ значительномъ количествѣ и съ безконечнымъ разнообразiемъ направленiй.

Казалось бы, чего еще желать? казалось бы, какъ не быть и не чувствовать себя довольными?

А между тѣмъ, удивительная вещь: никто не доволенъ, и съ каждымъ годомъ число недовольныхъ ростетъ, а количество довольныхъ уменьшается до такой степени, что теперь доказывать что вотъ это у насъ хорошо, и что вотъ то другое преуспѣваетъ — является дѣломъ какихъ–то схоластиковъ–мыслителей, строющихъ свои рѣчи на самыхъ натянутыхъ разсужденiяхъ и раздутыхъ фактахъ.

Обыкновенные же люди, или общество, куда ни заглянешь, съ кѣмъ ни заговоришь, испытываютъ какой–то политическiй malaise, ощущенiе коего съ каждымъ годомъ какъ будто усиливается.

Откуда же это чувство, и что это за чувство? Страхъ какого нибудь общественнаго переворота? Нѣтъ! Опасенiе финансоваго кризиса? Предвидѣнiе войны? Еще менѣе! Если нѣтъ, то что–же выражаетъ собою этотъ политическiй malaise?

Всматриваясь въ жизнь современной Россiи ближе, приходишь къ открытiю весьма знаменательному. Открываешь что есть въ ней двѣ Россiи, между собою почти не имѣющiя ничего общаго. Россiя нравственная или духовная, и Россiя матерiальная или реальная. — Состоянiе этихъ двухъ Россiй въ высшей степени отлично одно отъ другаго. Все въ чемъ основою и двигателемъ должна служить нравственная идея, все то какъ будто расшатано и разваливается; все что двигается или паромъ, или деньгами, или личнымъ трудомъ, физическимъ трудомъ или перомъ, все то повидимому процвѣтаетъ.

Такъ, возьмите хотя бы нашу школу. Все что можно добыть деньгами и физическимъ трудомъ, все то процвѣтаетъ: начиная отъ зданiй и кончая фигурами учителей и учащихся. Войдите въ духовный мiръ этой школы, копните его, хотя поверхностно, и вы убѣдитесь что если матерiальная сторона ушла впередъ на 50 лѣтъ, то духовная сторона на столько же лѣтъ ушла назадъ. Возьмите иные органы нашей литературы или печати: какая роскошь во внѣшности сравнительно съ тѣмъ что было 20 лѣтъ назадъ! сколько новыхъ словъ, сколько новыхъ, повидимому мыслей, какое изобилiе того и другаго! А вникните въ духовный этотъ мiръ поглубже, копните–ка его, и многiе изъ тѣхъ которые пишутъ скажутъ вамъ сами что въ сущности они не только не вѣрятъ ничему изъ того что пишутъ такъ стройно и такъ красиво, но даже и не понимаютъ многаго изъ того что объясняютъ читателямъ.

На ряду съ этимъ остановитесь передъ тѣмъ что двигается безъ всякой нравственной идеи: передъ мiромъ желѣзныхъ дорогъ, банковъ, фабрикъ. Какъ все идетъ складно, какiе доходы все это складное приноситъ. Подумаешь что все это происходитъ въ другомъ государствѣ, — такъ велика разница между тѣмъ что двигается паромъ и тѣмъ что должно жить и двигаться идеею.

Въ этомъ разладѣ между двумя Россiями заключается громадный интересъ нами переживаемой эпохи. Было весьма еще недавно время когда наши реалисты почти ликовали привѣтствуя побѣду своего дѣла, то есть бытiя Россiи реальной отдѣльно отъ Россiи духовной; но подводя итогъ подъ 1873 годъ, мы вступаемъ въ 1874 съ утѣшительнымъ какъ будто убѣжденiемъ что пришелъ для Россiи такой годъ, когда это чувство malaise усилилось, и когда ликованiя реалистовъ о побѣдѣ почти замолкли.

Да, намъ кажется что это ощущенiе всѣми какого–то неопредѣленнаго и смутнаго нравственнаго недовольства есть самый свѣтлый признакъ что между обѣими Россiями гдѣ–то началась уже битва, битва на жизнь или на смерть, и что шансы побѣды уже начинаютъ переходить окончательно на сторону Россiи духовной!

Ужь это не мы, идеалисты, не мы, старовѣры, которые жалуемся на что–то что намъ не нравится, потому что проявляетъ–де разладъ прогресса quand même съ жизнью Россiи какъ народа; нѣтъ, это недовольство слышится уже въ лагерѣ реалистовъ и ихъ учениковъ, въ той массѣ которая называется публикою, и которая вѣрила еще очень недавно что съ послѣднею реформою оконченною на бумагѣ, съ послѣднею желѣзною дорогою оконченною на Амурѣ, Россiя дойдетъ до апогея своего благосостоянiя.

Но въ чемъ это недовольство видно? спросятъ читатели. Во первыхъ, это видно въ томъ что количество фанатиковъ–реалистовъ въ обществѣ значительно поуменьшилось; а во вторыхъ, въ томъ, что на столько же увеличилось число лицъ въ томъ же обществѣ, жалующихся на что–то ими ощущаемое смутно, что весьма понятно, ибо всякiй фанатикъ–реалистъ, поколебленный въ своемъ фанатизмѣ, неизбѣжно переходитъ въ категорiю людей ни во что не вѣрящихъ опредѣленно, а просто блуждающихъ въ потемкахъ.

Но всего болѣе наглядно это общее недовольство, какъ признакъ начала побѣды Россiи духовной надъ Россiею реальной, проявилось за истекшiй годъ въ печати, и именно въ нашей петербургской печати, которая есть барометръ умственнаго состоянiя нашего русскаго современнаго общества.

Было время когда тонъ этой печати былъ какъ будто вдохновленъ самою непреложною увѣренностью что достаточно строить зданiя и кроить реформы, чтобы Россiя была счастлива. Говорили: въ такомъ–то городѣ открылся окружной судъ, и это значило: рай въ этомъ городѣ обезпеченъ! Говорили: открыты женскiе курсы медицины, и женскiй вопросъ казался уже разрѣшеннымъ! Говорили: крестьянинъ самого себя судитъ; и судьба крестьянина казалась навѣки счастливою! Говорили: телѣсное наказанiе отмѣнено, и это значило: крестьянинъ навсегда избавленъ отъ позора и безчестiя; и такъ до безконечности во всѣхъ вопросахъ. Имѣть другое мнѣнiе, пытаться толковать о какой–то Россiи духовной, не только казалось, но и было невозможно!

Въ настоящее время тонъ въ печати значительно измѣнился; нѣтъ болѣе этой твердой увѣренности, этого абсолютнаго признаванiя только одного образа мыслей, только одной точки зрѣнiя. Слишкомъ много уродливыхъ фактовъ повыходило изъ этой прославленной новой жизни Россiи, чтобы можно было наряду съ этими фактами продолжать доказывать реальное благосостоянiе Россiи. Какъ ни пытались реалисты перевертывать цифры, и переиначивать ихъ порядокъ, ничего не выходило другаго, кромѣ того что жизнь вырабатывала; случаи самоубiйства пришлось показывать увеличивающимися въ геометрической прогрессiи; школы безъ учителей и безъ развитiя стали рости какъ грибы; семья пьяницъ стала расширяться въ баснословныхъ размѣрахъ; освобожденный отъ тѣлеснаго наказанiя крестьянинъ началъ себя сѣчь розгами больше чѣмъ въ эпоху крепостнаго права; земскiя собранiя все–таки стали пустѣть, какъ ихъ ни прославляли; приговоры присяжныхъ стали все болѣе и болѣе озадачивать своею непостижимостью; литература сама стала себя винить въ безсодержательности, въ опошлѣнiи, въ непониманiи чего–то, чего сама не понимала, либеральные лагери распались на безконечное количество лагерей, гдѣ каждый мыслящiй человѣкъ былъ особою партiею, и все это на какихъ нибудь два, три года.

Что же все это значитъ? Намъ кажется, это значитъ что ощущенiе какого–то неопредѣленнаго состоянiя — недуга проникло и въ ту среду, гдѣ прежде, бывало, его не было и слѣда. А такъ какъ этотъ ощущаемый недугъ есть явленiе чисто духовнаго мiра, то въ его появленiи мы и привѣтствуемъ шансы побѣды для Россiи духовной.

Тонъ той печати, о которой мы говорили, пересталъ быть торжествующимъ; онъ сталъ раздражителенъ, нервенъ, сбивчивъ; видно что печать чувствуетъ себя несовсѣмъ хорошо, и сознаетъ, что сбилась съ дороги, но не хочетъ этого показать, и тѣ прiемы, посредствомъ которыхъ она маскируетъ свое состоянiе разочарованiя, именно они–то и суть ея предатели!

Въ ея арену вошли представители инаго мiра, совершенно противоположнаго, и этотъ фактъ, самъ по себѣ, есть уже доказательство безсилiя той семьи мыслителей реалистовъ въ печати, которые прежде признавали себя единодержавными!

Что же вдвинуло въ арену представителей другихъ мiровъ Россiи? вдвинуло именно это ощущенiе въ себѣ и кругомъ себя какого–то духовнаго недуга, присущаго всякому учрежденiю новой Россiи. Что же измѣнило тонъ прежней единодержавной печати? измѣнило тонъ множество уродливыхъ явленiй изъ того мiра о которомъ прежде и знать не хотѣли — изъ мiра духовнаго Россiи.

И вышли замѣчательныя совпаденiя.

Одновременно въ печати, какъ въ зеркалѣ общества, случились, за послѣднее время, два событiя: появились новыя мнѣнiя, радикально расходящiяся, будто бы, съ мнѣнiемъ печати либерально–реально–прогрессивной; и въ тоже время, въ той же либерально–реально–прогрессивной печати появилось, какъ мы сказали, множество фактовъ изъ инаго мiра, изъ мiра духовнаго, заставившихъ измѣнить свой тонъ и свое обращенiе съ вопросами и предметами.

Прежде эта печать была чемъ–то въ родѣ шедшей на открытомъ полѣ отъ побѣды къ победѣ армiи; теперь эта же печать является какъ бы очутившеюся въ осадномъ положенiи армiею, которая только вылазками можетъ дѣйствовать противъ врага, на котораго наткнулась, потому что о существованiи его гдѣ–то за собою и не помышляла, увлекаемая своими побѣдами!

Врагъ этотъ — именно духовная Россiя, которая даетъ о себѣ знать потому, что въ эти 15 лѣтъ совершившiяся реформы имѣли главнымъ образомъ дѣло съ нею, и никто не заботился о томъ чтобы между реформами прогресса и духовною жизнью Россiи была гармонiя.

Съ этого дня кончается перiодъ упоенiя прогрессомъ, и начинается ощущенiе въ обществѣ того неловкаго чувства, о которомъ мы говоримъ.

Года два назадъ предпринявъ наше изданiе, мы главную побудительную къ тому силу нашли именно въ ясномъ сознанiи бытiя Россiи духовной отдѣльно отъ Россiи реальнаго прогресса, и съ тѣхъ поръ, признаемся, мы все болѣе и яснѣе видимъ что она существуетъ — и что доказываютъ ея существованiе всего болѣе тѣ, которые во что бы то ни стало хотятъ отрицать ея значенiе и практическую силу.

Вотъ почему намъ кажется что настоящая эпоха — то именно время, когда свобода печати была бы всего болѣе нужна для Россiи. Увы, ея нѣтъ въ должной мѣрѣ, и все зло въ этомъ, ибо тѣ которые говорятъ во имя Россiи духовной — кажутся агентами какой–то реакцiонной, кѣмъ–то покровительствуемой партiи, а тѣ которые хотя и чуютъ уже эту Россiю духовную, но съ ожесточенiемъ съ нею борются — могутъ сказать, что осадное положенiе ихъ происходитъ не отъ идей, а отъ реактивнаго дѣйствiя цензуры, и нравственная сторона борьбы двухъ Россiй, которая могла бы быть прекрасною страницею нашей исторiи просвѣщенiя, которая могла бы быть борьбою открытою, честною, съ обѣихъ сторонъ благородною, обращается въ какой–то постоянный поединокъ недосказанныхъ намековъ, личныхъ препирательствъ, бранной полемики, гдѣ сила Россiи духовной остается въ сторонѣ потому, что имѣетъ за себя факты, но лишена возможности всѣ эти факты съ полною свободою соединить и построить въ неопровержимыя положенiя. Оттого если ощущенiе общаго какого–то недуга чисто духовнаго, въ печати и въ обществѣ, и можетъ быть названо явленiемъ отраднымъ въ смыслѣ самостоятельнаго духовнаго явленiя нынѣшняго времени, при тѣхъ условiяхъ о которыхъ мы сейчасъ сказали, оно есть въ тоже время состоянiе крайне тяжелое и для дѣйствительнаго просвѣщенiя Россiи весьма невыгодное.

И мы, и всякiй это чувствуетъ. Мы твердо убѣждены что во многомъ иные изъ нашихъ противниковъ думаютъ совершенно одинаково какъ мы; а между тѣмъ все что на самомъ дѣлѣ выходитъ изъ этой борьбы до такой степени странно, что подъ часъ кажется до нельзя смѣшнымъ, а въ иное время весьма грустнымъ.

Во имя интересовъ Pocciи духовной, мы говоримъ, напримѣръ, о необходимости дать реформамъ выработаться органически, съ тѣмъ чтобы нельзя было, пользуясь тѣмъ что они шатки, пойти назадъ, и было бы возможно идти впередъ.

Наши противники на это намъ отвѣчаютъ увѣренiемъ что мы проповѣдуемъ возстановленiе крѣпостнаго права, зная очень хорошо что мы этого не проповѣдуемъ, и съ своей стороны сознавая вполнѣ что безъ органическаго привитiя реформъ къ духовной жизни народа, реформы эти прогресса въ смыслѣ прочнаго порядка вещей не создадутъ.

Мы говоримъ: во имя интересовъ духовной Росciи, давайте намъ школы, но живыя, а не мертвыя, дабы наука слилась съ духовною жизнью русскаго народа, и дабы мертвыя школы не губили, въ одно время и науку и духъ русскаго народа.

На это наши противники отвѣчаютъ что мы требуемъ уничтоженiя школъ и сѣтуемъ противъ народнаго образованiя, опять–таки зная очень хорошо что мы не хотимъ народнаго невѣжества, и что школы, мертвыя или оффицальныя, не только не полезны, но даже вредны для народнаго образованiя.

Мы говоримъ нашимъ собратамъ, опять же во имя интересовъ духовной Россiи: любезные собратья, соединимся вмѣстѣ, чтобы ясно отчетливо и точно добро называть добромъ, а зло зломъ, съ цѣлью, чтобы наша молодежь, читая насъ, могла бы имѣть одно твердое руководство: ибо если мы не будемъ въ этомъ главномъ сходиться, молодежь, блуждая, будетъ зло принимать подчасъ за добро, и на оборотъ, и рано или поздно за это поплатится собственнымъ горемъ.

На это намъ говорятъ: вы враги учащагося юношества; вы донощики на учащуюся молодежь!

И такъ до безконечности во всѣхъ вопросахъ!

А факты изъ жизни Россiи духовной продолжаютъ рости и множиться, и чѣмъ ихъ больше, тѣмь труднѣе становится Россiи реальной съ ними справляться, и тѣмъ болѣе та печать, которая есть ея органъ, становится все нетерпѣливѣе, нервнѣe, раздражительнѣе, и въ этомъ состоянiи говоритъ языкомъ, который потому не убѣдителенъ что, во первыхъ, онъ противорѣчитъ фактамъ, а во вторыхъ потому, что онъ не есть тотъ домашнiй, обиходный pyccкiй языкъ, которымъ тотъ–же реальный мыслитель начинаетъ говорить тогда когда перестаетъ говорить въ печати!

И cъ каждымъ днемъ этотъ современный языкъ печати становится все сбивчивѣе и неубѣдительнѣе, ибо понятно что никого изъ отцовъ или матерей (а отцовъ и матерей много въ обществѣ) нельзя убедить въ томъ, напримѣръ, что самоубiйство дѣтей является прямымъ послѣдствiемъ неизбѣжнаго столкновенiя воли дѣтей съ деспотизмомъ родителей, а напротивъ, почти каждый изъ родителей понимаетъ всѣмъ сердцемъ своимъ что это явленiе имѣетъ причину гдѣ–то глубже, что лѣченiе этого недуга надо искать въ чемъ либо другомъ, чѣмъ въ исправленiи своихъ мыслей по катехизису того или другаго журнала; второе толкованiе самоубiйства въ видѣ предчувствiя чего то болѣе глубокаго, болѣе духовнаго есть явленiе изъ мiра Рocciи духовной, первое, — изъ мipa Pocciи реальной.

И вотъ оба эти мipa сходятся сегодня въ вопросѣ о самоубiйствѣ, завтра въ вопросѣ о школахъ, послѣ–завтра въ женскомъ вопросѣ, и всякiй разъ отъ этого столкновенiя того что говорится въ печати и того что кроется въ душѣ инстинктивно происходитъ усиленiе этого общаго чувства нравственнаго недовольства временемъ и его настроенiемъ

А такъ какъ, прежде всего, въ печати пишутъ тоже люди, а не особенныя существа, и въ жизни эти же люди ощущаютъ тотъ же разладъ между Pocciею реальною и Россiею духовною, то удивительно–ли что эта раздражительность, эта неувѣренностъ, эта нервность являются главною нравственною чертою нашей либеральной печати, потому что ею прикрываются то болѣзненное состоянiе и то безсилие о которыхъ мы говорили въ началѣ.

Люди какъ будто уже не знаютъ, хорошъ–ли судъ присяжныхъ, или хорошъ–ли волостной старшина, какъ учрежденiе.

Въ этомъ невѣденiи имъ кажется что вотъ–вотъ, сейчасъ заговорятъ люди объ уничтоженiи того и другаго, и они боятся, и они сердятся.

Но напротивъ, являются люди которые не менѣе, если не болѣе ихъ, хотятъ то и другое сохранить и въ особенности улучшить. Подумаемъ, говорятъ они, не кроются–ли въ духовной жизни всѣхъ этихъ новыхъ учрежденiй недостатки сто разъ важнѣе несовершенствъ физическихъ?

Но, увы, утративъ вѣpy въ свой собственный фанатизмъ, наши реалисты еще менѣе вѣрятъ въ тѣхъ которые дорожатъ не формами, а сущностью реформъ, и, сущности этой ради, обращаютъ вниманiе на тѣ или другiя уродливыя явленiя духовнаго мiра нашего современнаго общества; не вѣря имъ, они ихъ боятся, они на нихъ клевещутъ, и скорѣе согласятся погубить сущность реформы, чѣмъ сойтись въ пониманiи причинь общаго недовольства.

Вотъ этого–то взаимнаго довѣрiя и одинаковаго пониманiя причинъ уродующихъ реформы, — этого, такъ сказать, всеобщаго отстаиванья новой Pocciи на началахъ согласованiя ея съ Poccieю духовною и Poccieю русскаго народа, по случаю новаго года мы и желаемъ.

М.

_______

«Быть или не быть”? въ этомъ вопросѣ заключалась, такъ сказать, жизненная суть самыхъ послѣднихъ минутъ уходившаго въ Лету 1873 года! Вопросъ этотъ относился къ военной реформѣ! Въ послѣднiе дни сталъ носиться по городу, и даже перелетѣлъ въ Москву, слухъ о томъ что, будто бы, обнародованiе манифеста о военной повинности отложено до августа.

Непоявленiе его 1–го января въ «Правительственномъ Вѣстникѣ” какъ будто оправдывало этотъ слухъ. На 3–е января манифестъ появился, и слухи замолкли. Странная вещь Петербургъ, или, вѣрнѣе, странная личность Петербургъ: казалось бы, какое крупное событiе въ жизни русскаго государства и русскаго народа — появленiе этого манифеста; а между тѣмъ мы не преувеличимъ если скажемъ что, въ иныхъ слояхъ общества, это крупное событiе произвело чуть ли не меньше впечатлѣнiй, чѣмъ появленiе приказовъ и наградъ на новый годъ.

Вы спросите, читатель, почему такое странное равнодушiе? Потому, скажемъ вамъ мы, петербуржцы, что Петербургъ — Петербургъ, а вовсе не то, что вы думаете!

Одинъ изъ умнѣйшихъ французовъ (очень умныхъ французовъ вообще довольно мало) графъ Местръ, будучи въ Петербургѣ, опредѣлилъ его значенiе и его странность очень остроумно, но и вѣрно, назвавъ его сердцемъ на кончикѣ мезинца: положенiе такого сердца у человѣка было бы въ высшей степени неудобно тѣмъ, что Богъ знаетъ какiя явленiя вызывало бы оно въ кровообращенiи такого субъекта, это разъ: а во вторыхъ, можете себѣ представить, какому влiянiю самыхъ разнообразныхъ вѣтровъ подвержено было бы бiенiе этого сердца на кончикѣ мезинца. По неволѣ приходится объ этомъ сравненiи вспомнить по поводу еффекта, произведеннаго въ Петербургѣ появленiемъ манифеста о всесословной военной повинности; дули тогда вѣтры любопытства, возбужденнаго прiѣздомъ англiйскихъ гостей, и вотъ, благодаря этому любопытству, весь интересъ свѣтскаго Петербурга сосредоточился надъ ними, а на военную повинность интересу какъ будто уже не хватило!

На дняхъ я былъ въ деревнѣ, и полюбопытствовалъ узнать какое тамъ впечатлѣнiе производитъ ожиданiе этой великой общественной реформы.

— Что у васъ говорятъ о рекрутствѣ по новому? (такъ называютъ новую военную повинность у крестьянъ) спросилъ я.

— А ничего, батюшка, не говорятъ.

— Какъ ничего? неужели таки ничего?

— Да почти что такъ; оно точно, иной говоритъ, да самъ видно евтого не понимаетъ; потому чтó еще напишутъ, да какъ еще оно выйдетъ, значитъ, на самой, значитъ, на дѣйствительности, Богъ его знаетъ. Говорятъ такъ, что лучше будетъ, для крестьянства значитъ, правда аль нѣтъ...

Такимъ образомъ, выходитъ что крестьянинъ тоже довольно равнодушно относится къ этой реформѣ, что отчасти понятно, ибо онъ въ ней пока ровно ничего не понимаетъ. «Купилъ было книжку въ городѣ, объ эвтомъ, значитъ, дѣлѣ”, говоритъ одинъ крестьянинъ, «да тоже выходитъ не совсѣмъ, значитъ, уразумительно”. Но Петербургъ совсѣмъ другое дѣло; онъ понимаетъ отлично значенiе этой реформы, но ему не до нея, есть по важнѣе предметы, и вотъ эти то важные предметы, въ родѣ прiѣзда того или другаго лица, на время поглощаютъ его совсѣмъ.

Третьяго января прибыли въ Петербургъ Принцъ и Принцесса Валлiйскiе, и молодой Принцъ Артуръ, съ значительною свитою кавалеровъ и дамъ. На станцiи желѣзной дороги свита была встрѣчена Государемъ Императоромъ, всѣми членами Императорской Фамилiи и Принцемъ Альфредомъ. На Принцѣ Валлiйскомъ былъ гусарскiй мундиръ съ андреевскою лентою черезъ плечо. Принцесса, его супруга, всѣхъ поразила своею красотою, осанкою и необыкновенною прiятностью въ лицѣ, которая, вмѣстѣ съ изящною простотою, и естественностью въ манерахъ, произвела на всѣхъ весьма симпатическое впечатлѣнiе. Дамы ея свиты носятъ прекрасный типъ англiйскихъ великосвѣтскихъ леди; много аристократической нарядности, что–то гордое и вмѣсте съ тѣмъ безъискуственно простое въ каждой изъ нихъ. Прiемъ былъ самый радушный. Встрѣченная своею августѣйшею сестрою, Государынею Цесаревною, Принцесса Валлiйская входила какъ бы въ давно родственную семью, и носила на лицѣ впечатлѣнiе большаго удовольствiя отъ прiѣзда въ нашу холодную, въ снѣгу зарытую столицу. Нижеслѣдующiя лица составляютъ свиту Принца и Принцессы: лордъ Сюффильдъ, два адьютанта Принца, Тиздалъ и Ноллисъ, секретарь Ноллисъ, ординарецъ принца капитанъ Монтегю, леди Сюффильдъ и леди Кингстонъ. Главныя же лица свиты, деканъ вестминстерскаго аббатства Стенли и его супруга, прибыли въ Петербургъ днемъ позже. Завтра въ воскресенье, говорятъ, онъ будетъ говорить проповѣдь въ англiйской киркѣ на Англiйской набережной. Вся англiйская колонiя готовится къ этому событiю, какъ къ великому торжеству, ибо, какъ извѣстно, епископъ Стенли принадлежитъ къ числу первыхъ проповѣдниковъ англiйской церкви въ Лондонѣ.

Принцъ Альфредъ, Августѣйшiй Женихъ раздѣленъ здѣсь между семейною и свѣтскою жизнью. Ему приходится знакомиться съ обществомъ и съ военнымъ мiромъ, ѣздить осматривать примѣчательности, принимать приглашенiя, и вездѣ его хватаетъ на столько, чтобы производить на всѣхъ впечатлѣнiе весьма прiятное. Какъ извѣстно, Принцъ Альфредъ, какъ бы въ видѣ исключенiя изъ англiйскихъ обычаевъ, носитъ постоянно военный мундиръ русскаго гвардейскаго морскаго экипажа, и черноморскаго экипажа, коего онъ назначенъ быть шефомъ. Сегодня, напримѣръ, англiйскiе Принцы должны были принимать отъ Преображенскаго полка парадный обѣдъ, на которомъ будутъ присутствовать, какъ принадлежащiе къ полку, всѣ Великiе Князья. Но обѣдъ отложенъ. По вечерамъ Принцы обыкновенно ѣздятъ въ одинъ изъ театровъ.

Какъ слышно, торжество вѣнчанья будетъ происходить 11–го января; послѣ чего будетъ большой балъ, которымъ начнется настоящiй праздничный сезонъ. Первые дни послѣ вѣнчанья, какъ слышно, молодая чета будетъ жить въ Царскомъ Селѣ; затѣмъ, около 20–го, послѣдуетъ на три дня отъѣздъ въ Москву, и затѣмъ отъѣздъ въ Англiю состоится, какъ говорятъ, не ранѣе средины великаго поста. Въ Москвѣ, какъ слышно, предполагается слѣдующiя торжества: выходъ изъ Успенскаго собора, парадный обѣдъ во дворцѣ, балъ въ дворянскомъ собранiи, театръ галà, и балъ у генералъ–губернатора. Наслѣдный Принцъ Прусскiй съ Принцессой, какъ слышно, — потому, во первыхъ, что они въ траурѣ, а во вторыхъ, чтобы отсутствiе ихъ изъ Берлина было менѣе продолжительно, — отправятся въ Москву ранѣе Двора, и пробудутъ въ ней три дня одни, такъ какъ наслѣдный Принцъ, невидѣвшiй Москвы съ коронацiи, очень полюбилъ ее, и хочетъ, какъ говорятъ, показать ее лично, во всѣхъ подробностяхъ, своей супругѣ. Вообще Москву ожидаетъ, какъ мы уже говорили, прiѣздъ именитыхъ гостей значительнѣе, по числу принцевъ, чѣмъ въ эпоху коронацiи. Для части свиты нанятъ на это время отъ Двора Славянскiй Базаръ.

Много новаго принесъ на этотъ разъ новый годъ въ сферѣ политическихъ назначенiй: нѣкоторыя изъ нихъ были ожидаемы, другiя оказались вполнѣ неожиданными. Начнемъ съ важнѣйшаго, съ назначенiя новаго предсѣдателя департамента экономiи въ государственномъ совѣтѣ. Читатели наши помнятъ что мы не разъ заговаривали объ этомъ назначенiи, какъ о событiи весьма важномъ, въ виду того значенiя, которое придалъ департаменту своими работами бывшiй въ прошломъ году предсѣдателемъ генер.–адъют. Чевкинъ, и той связи которая существуетъ между этимъ депаратментомъ и государственнымъ контролемъ новаго времени, то есть контролемъ въ томъ видѣ, въ какомъ его завѣщалъ своимъ преемникамъ одинъ изъ замечательнѣйшихъ государственныхъ людей нашей эпохи, покойный Татариновъ. Вотъ почему слухи городскiе, какъ мы говорили, указывали именно на г. Абазу, государственнаго контролера, какъ на преемника генералу Чевкину въ государственномъ совѣтѣ; но въ тоже время, старики и люди цѣнящiе въ человѣкѣ не столько способности, сколько рангъ и ленты, усмѣхались, и отвѣчали на эти слухи: «помилуйте, какъ можно, у него только анненская лента, онъ всего только тайный совѣтникъ, сколько есть старше его по чину”, и т. д. Легко себѣ представить какую физiономiю сдѣлали эти чинопочитатели, когда 1–го января 1874 года они прочитали въ «Правительственномъ Вѣстникѣ” назначенiе г. Абазы предсѣдателемъ департамента экономiи въ государственномъ совѣтѣ, при чемъ онъ, въ тоже время, былъ произведенъ въ дѣйствительные тайные совѣтники. Тутъ опять чинопочитатели ахнули: «какъ, только анненская лента, и ужь дѣйствительный статскiй совѣтникъ, да это просто никогда не бывало!” Не знаю, сказалъ ли имъ кто нибудь въ отвѣтъ стихъ Корнеля въ Сидѣ: «Je suis jeune, il est vrai, mais aux Йmes bien nées, la valeur n’attend pas le nombre des années”; но дѣло въ томъ, что дѣйствительно назначенiе Алекс. Агѣев. Абазы въ должность предсѣдателя государственнаго совѣта есть событiе замѣчательное именно тѣмъ что оно не имѣетъ прецедентовъ въ анналахъ назначенiй, ибо тутъ оставленъ въ сторонѣ вопросъ о лентахъ и чинѣ, а принятъ только въ соображенiе вопросъ о назначенiи способнаго государственнаго человѣка и достойнаго преемника такому труженнику какимъ былъ генералъ–адъютантъ Чевкинъ.

На мѣсто г. Абазы государственнымъ контролеромъ назначенъ товарищъ министра финансовъ вице–адмиралъ генералъ–адъютантъ Грейгъ, а на его мѣсто управлявшiй кредитною канцелярiею министра финансовъ т. сов. Шамшинъ. Оба эти назначенiя были почти неожиданны. Но прiобрѣтя столь высокое iерархическое мѣсто, Алекс. Агѣевичъ Абаза оставляетъ за собою на старомъ своемъ поприщѣ и въ средѣ старыхъ своихъ сослуживцевъ мѣсто, которое врядъ ли кто съумѣетъ замѣстить во всѣхъ отношенiяхъ, ибо кромѣ способностей государственнаго человѣка и контролера, кромѣ неуклоннаго слѣдованiя завѣту покойнаго Татаринова, кромѣ самаго безусловно честнаго, самаго безпристрастнаго и самостоятельнаго охраненiя достоинства своего труднаго и щекотливаго положенiя, Ал. Агѣев. Абаза имѣетъ прекрасныя и — почему не сказать — рѣдкiя, въ нашемъ мiрѣ государственныхъ людей, качества человѣка, качества которыми онъ умѣлъ всегда пользоваться до послѣдней, такъ сказать, степени, и которыми онъ умѣлъ прiобрѣсть не только уваженiе, но и самую искреннюю привязанность своихъ сослуживцевъ и подчиненныхъ: это было начальникъ изъ тѣхъ рѣдкихъ начальниковъ, который считаетъ честью служить съ тружениками и честными людьми, и для котораго исполненiе долга было дѣломъ гораздо важнѣйшимъ, чѣмъ охраненiе своей личности отъ разныхъ непрiятныхъ столкновенiй и щекотливыхъ положенiй, угрожающихъ, будто бы, вредомъ для такъ называемыхъ интересовъ карьеры.

Мамона на службѣ Ал. Аг. не признавалъ, а служилъ одному Богу, и это одно уже заслуга въ наше время огромная.

Къ числу новостей втораго разряда въ мiрѣ политическомъ слѣдуетъ отнести производство трехъ новыхъ статсъ–секретарей, товарища государственнаго контролера, ближайшаго сотрудника и помощника Ал. Агѣев. Абазы, Мих. Ник. Островскаго, управляющаго дѣлами печати М. Н. Лонгинова, и помощника управляющаго дѣлами комитета министровъ Коханова. За симъ оправдался слухъ, нами сообщенный, о назначенiи бывшаго товарища министра народнаго просвѣщенiя Ив. Дав. Делянова членомъ государственнаго совѣта, съ замѣною на должности товарища министра народнаго просвѣщенiя попечителемъ московскаго учебнаго округа, кн. Ширинскимъ–Шахматовымъ.

Таковы главныя политическiя новости.

Изъ общественныхъ новостей въ Петербургѣ главнѣйшая та, что кабаки и портерныя лавки съ 1 января исчезли съ большихъ, или, вернѣе, съ элегантныхъ улицъ Петербурга. Грустною ночью, ночью полною драматизма, была для кабачниковъ эта ночь 1 января, для всѣхъ столь радостная; запирались десятки лавокъ и погребовъ, и запирая ихъ, кабачники сквозь слезы смотрѣли въ послѣднiй разъ на эти благородныя, аристократическiя улицы, и съ ужасомъ думали о тѣхъ демократическихъ улицахъ и переулкахъ, куда нещадная рука градоначальника Трепова ихъ перевела на житье.

Иные очень удачно называютъ эту мѣру административною высылкою за неблагонадежность: но дѣло въ томъ что съ практической точки зрѣнiя мѣра эта такъ же не совсѣмъ практична какъ и высылка вредныхъ лицъ въ разные отдаленные пункты, ибо чѣмъ темнѣе уголъ, куда забрасываютъ высылаемаго, тѣмъ легче ему куролѣсить: тоже и съ кабачниками; съ свѣта Божiя ихъ запрятали въ темные края Петербурга, гдѣ и народъ поразгульнѣе, да и городовые по слабже, и разумѣется бѣдному мирному люду мѣстностей съ привиллегiею кабаковъ жизнь будетъ потревожнѣе.

«Биржа” сообщаетъ слухъ что лондонскiя газеты, «Times” и «Daily–Telegraph”, отправили своихъ корреспондентовъ въ Петербургъ для описанiя брачныхъ торжествъ, и разрѣшили имъ о подробностяхъ бракосочетанiя телеграфировать за разъ 5000 словъ. Неизвѣстно только разрѣшитъ ли такое словоизобилiе наше телеграфное вѣдомство, которое врядъ ли когда нибудь имѣло случай 5000 словъ телеграфировать за разъ, не только англiйскихъ, но и русскихъ. Постараемся читателямъ сообщить подробности не менѣе интересныя, чѣмъ сообщатъ альбiонскiе корреспонденты. А пока до свиданiя.

_______

6–го января. Сегодня утромъ скончался въ С.—Петербургѣ намѣстникъ Царства Польскаго, фельдмаршалъ графъ Бергъ. Онъ почувствовалъ себя дурно вчера вечеромъ; къ утру его не стало.

_______

Тульское губернское земское собранiе постановило ходатайствовать объ открытiи 6–ти класснаго реальнаго училища вь г. Тулѣ, съ пожертвованiемъ подъ оное дома и асигновавъ 3,000 р. ежегодно въ видѣ пособiя на содержанiе училища.

— Московское губ. земск. собранiе; постановило ходатайствовать о дозволенiи издавать перiодически Земскiй Сборникъ, на изданiе коего ассигновало 4,500 р. ежегодно.

— Тоже собранiе ассигновало 30,000 р. на устройство фонда для пособiя въ постройкѣ сельскихъ училищъ, опредѣливъ высшiй размѣр пособiя въ 600 р.

— »Русскiя Вѣдомости” сообщаютъ что въ Москвѣ съ 1 января учреждается эмеритальная касса для духовенства московской епархiи.

— Та же газета говоритъ что этой же eпapxiи, съ разрѣшенiя св. синода, учреждается епархiальный свѣчной заводъ, обезпеченный уже теперь сбытомъ въ разныя церкви до 10,000 пуд. свѣчей.

— 21 декабря, по Высочайшему указу правительствующаго сената, всѣ части горнаго ведомства, за исключенiемъ монетной и пробирной, переданы изъ министерства финансовъ въ министерство государственыхъ имуществъ.

— »Современныя Извѣстiя" сообщаютъ интересныя свѣденiя о двухъ дѣлахъ, производившихся въ рязанскомъ губернскомъ земскомъ собранiи въ минувшую дeкaбpьcкyю cecciю: По первому дѣлу рязанская уѣздная земская управа обвинялась бывшимъ губернаторомъ, въ виду плохаго содержанiя дорогъ, мостовъ, гатей и перевозовъ, въ предвзятомъ, послѣдовательномъ и упорномъ сопротивленiи законнымъ властямъ. Губернское собранiе назначило, на основанiи ст. 115 Положенiи о земск. учрежд., коммиссiю изъ трехъ гласныхъ для изслѣдованiя обстоятельствъ этого дѣла. По выслушанiи доклада коммиссiи, собранiе постановило: подтвердить рязанской уѣздной управѣ впредь не допускать на дорожныхъ сооруженiяхъ такихъ безпорядковъ, которые дали поводъ къ жалобамъ со стороны администрацiи и обывателей. Второе дѣло заключалось въ слѣдующемъ: незаконно составленная пронская управа, существованiе которой прекращено Сенатомъ со всѣми его послѣдствiями, распоряжалась земскими деньгами, такъ сказать, по домашнему. Она держала ихъ не въ особомъ сундукѣ въ казначействѣ, а Богь вѣсть гдѣ. Управа не брала изъ казначейства губернскаго ящика въ теченiе 13 и уѣзднаго — въ теченiе 15 мѣсяцевъ, а между тѣмъ на приходъ въ это время поступило 85 тыс. руб. и почти столько же израсходовано. При ревизiи, произведенной уѣзднымъ собранiемъ, оказалось что болѣе 8 тыс. рублей выдано разнымъ, лицамъ безъ росписокъ. Выдано авансомъ предсѣдателю управы 3,685 р. 11¹/₂ к., и затѣмъ имъ не представлено ни отчета, ни оправдательныхъ документовъ въ израсходованiи этихъ денегъ. При повѣркѣ кассы не оказалось 415 руб. 41¹/₂ коп. Нельзя не упустить изъ вида и того обстоятельства, что когда собралось законно избранное собранiе, то предсѣдателя управы на лицо не оказалось; членъ–казначей по сдачѣ кассы съ недочетомъ 415 руб. 41¹/₂ коп. удалился и для дачи объясненiй остался единственнымъ представителемъ управы — крестьянинъ, который добродушно объявилъ что онъ ничего не знаетъ о дѣлопроизводствѣ въ управѣ и о ея распоряженiяхъ. Вдобавокъ ко всему этому, прежняя, т. е. незаконно составленная, управа, за два дня до открытiя законнаго собранiя, распорядилася увольненiемъ отъ должности секретаря управы. Собранiе вызвало къ себѣ въ засѣданiе членовъ управы; но кромѣ крестьянъ никто не явился, и даже въ полученiи пакетовъ никто не росписывался. Уѣздное собранiе постановило: обо всѣхъ этихъ дѣйствiяхъ членовъ управы представить, на основанiи статьи 114 Положенiя о земск. учрежд., на разсмотрѣнiе губернскаго земскаго собранiя. По обсужденiи этого дѣла, въ собранiи состоялось слѣдующее рѣшенiе: дѣло о растратѣ денегъ передать прокурорскому надзору для изслѣдованiя. Это рѣшенiе утверждено закрытою баллотировкою 22 голосами противъ 21. Затѣмъ обвиненiе въ разныхъ безпорядкахъ по счетоводству въ управѣ было, по совокупностн съ первымъ преступленiемъ, передано также прокурорскому надзору по рѣшенiю 24 голосовъ противъ 18.

— Газета «Голосъ” сообщаетъ что въ Харьковѣ, какъ ей пишутъ, «очередное земское собранiе не состоялось, за неприбытiемъ законнаго числа гласныхъ. Многiе харьковцы съ изумленiемъ прочли извѣстiе объ этомъ въ газетахъ въ № отъ 1–го декабря; изумленiе весьма понятно, если принять во вниманie, что публика и гласные, желавшiе, чтобъ собранie состоялось, ходили ежедневно до 5–го декабря въ залу засѣданiй и всѣ, вплоть до этого числа, имѣли основанiе надѣяться, что coбpaнie состоится. Такимъ образомъ, гласные, т. е. члены собранiя, до 5–го декабря не могли навѣрно сказать, состоится собранiе или нѣтъ, а петербургскимъ газетамъ уже 1–го декабря было извѣстно, что собранiе не состоялось”. Корреспондентъ отказывается понять это странное обстоятельство”.

— Тамъ–же пишутъ, изъ Нижняго Новгорода, что городская дума, какъ слышалъ корреспондентъ постановила, въ память предстоящаго бракосочетанiя Великой Княжны Mapiи Александровны съ Герцогомъ Альфредомъ Эдинбургскимъ, учредить въ нижегородскихъ гимназiяхъ, губернской мужской и Марiинской женской, по 25–ти городских стипендiй на полный учебный гимназическiй курсъ съ приготовительнымъ классомъ. Стипендiи эти будутъ считаться, какъ говорятъ, съ 1874 года.

— »Моск. Вѣд.” сообщаютъ что 2–го января, въ домѣ губернскаго предводителя дворянства, князя А. В. Мещерскаго, происходило чрезвычайное собранiе дворянъ Московской губернiи по случаю послѣдовавшаго недавно на имя министра народнаго просвѣщенiя Высочайшаго рескрипта, въ которомъ дворянство призывается способствовать обезпеченiю нравственнаго направленiя народныхъ школъ, ихъ благоустройству и размноженiю. Дворянство съ вѣрноподданною живѣйшею благодарностью приняло этотъ новый знакъ Монаршаго къ нему довѣрiя.

— 27 декабря въ Петербургѣ происходило, въ Высочашемъ присутствiи торжественное открьтiе Михайловской клинической больницы баронета Виллie, сооруженной на средства предназначенныя покойнымъ баронетомъ Яковомъ Васильевичемъ Виллiе «на устройство богоугоднаго заведенiя”. Заимствуемъ изъ «Русскаго Инвалида” слѣдующiя подробности объ устройствѣ этой больницы и о торжествѣ ея открытiя:

Шотландецъ родомъ, душою русскiй, Я. В. Виллiе, «желая оставить по себѣ память о своей привязанности къ Россiи, своему второму отечеству, и глубочайшей признательности къ Августѣйшимъ ея Монархамъ, щедротамъ которыхъ онъ обязанъ всѣмъ своимъ состоянiемъ”, по духовному завѣщанiю, составленному въ 1852 году и утвержденному въ законномъ порядкѣ послѣ смерти его, послѣдовавшей въ февралѣ 1854 года, опредѣлилъ: большую часть (¹/₅) оставшагося послѣ него состоянiя употребить «на устройство богоугоднаго заведенiя, которое бы носило его имя", а въ дополненiи къ духовному завѣщанiю онъ выразилъ желанiе чтобъ это заведенiе была гражданская больница, и въ память Великаго Князя Михаила Павловича именовалась «больницею Св. Архистратига Михаила, учрежденною баронетомъ Виллiе”.

Душеприкащики покойнаго, съ Высочайшаго соизволенiя Императора Николая Павловича, предполагали устроить въ Петербургѣ гражданскую больницу, подъ вышесказаннымъ наименованiемъ. Но, по ходатайству бывшаго президента медикохирургической академiи, т. сов. Дубовицкаго, было рѣшено, на завѣщанный баронетомъ Виллiе капиталь, устроить не простую лечебницу, а клиническою.

Такимъ образомъ, съ Высочайшаго соизволенiя, послѣдовавшаго 6–го апрѣля 1857 года, было рѣшено: на мѣстѣ принадлежавшемъ бывшему 2–му военно–сухопутному (нынѣ клиническiй военный) госпиталю, на завѣщанный баронетомъ Виллiе капиталъ, построить «Клиническую больницу”, съ наименованiемъ eя «Михайловскою”.

Пo смѣтѣ, на постройку главнаго зданiя клинической больницы было назначено 500,000 рублей.

Между тѣмъ, въ это время весь капиталъ, предназначенный на устройство клинической больницы, состоялъ изъ 1.193,534 р. Душеприкащики, въ видахъ обезпеченiя самостоятельнаго существованiя клинической больницы, предположили одну часть капитала употребить на устройство и снабженiе ея, а другую оставить навсегда неприкосновенною, для содержанiя и поддержки больницы. Въ этихъ видахъ, около 700,000 р. было отчислено въ неприкосновенный капиталъ, а 500,000 р. предназначены, согласно смѣтѣ, на возведенiе главнаго зданiя клинической больницы. Затѣмъ всѣ издержки на дополнительные расходы по устройству всѣхъ зданiй больницы и. по снабженiю ея всѣми необходимыми предметами довольствiя было предположено отнести на текущiе проценты съ капитала, въ продолженiи строительнаго перiода времени. Для этой цѣли потребовался расходъ болѣе чѣмъ въ 350,000 руб.; эта громадная издержка была покрыта душеприкащиками изъ процентовъ на капиталъ, для чего и пришлось продолжить строительный перiодъ на семь лѣтъ.

Въ часъ пополудни изволилъ прибыть Его Величество Государь Императоръ.

Вслѣдъ за прибытiемъ Государя Императора началось молебствiе, по окончанiи  котораго было провозглашено многолѣтiе Августѣйшему Дому, а послѣ того вѣчная память «болярину Якову”, посмертная воля котораго вызвала сооруженiе «Михайловской клинической больницы баронета Виллiе”.

Пo окончанiи молебствiя, Государь Императоръ, сопровождаемый многочисленною свитой, изволилъ осматривать обширныя помѣщенiя больницы, расположенныя въ пяти трехъ–этажныхъ корпусахъ. Обративъ милостивое вниманiе на планы и описанiя зданiя, представленные душеприкащикомъ баронета Виллiе, тайнымъ совѣтникомъ Сахаровымъ, Его Величество изволилъ осмотрѣть помѣщенiя клинической больницы, которая заключаетъ въ себѣ: пять отдѣльныхъ клиникъ; терапевтическую (профессора Боткина), хирургическую (профессора Корженевскаго), окулистическую (профессора Юнге), акушерскую (профессора Красовскаго) и дѣтскую (профессора Флоринскаго); амбулаторныя клиники съ профессорскими кабинетами для прiема и научнаго изслѣдованiя приходящихъ больныхъ и назначенiя имъ врачебной помощи рекреацiонныя залы и разнаго рода хозяйственный помѣщенiя.

Въ одной изъ залъ акушерской клиники, Государь Императоръ изволилъ удостоить милостиваго вниманiя собранныхъ туда воспитанницъ особаго, состоящего при медико–хирургической академiи, женскаго курса для образованiя ученыхъ акушерокъ, и обратившись къ почетной инспектрисѣ, вдовѣ генералъ–лейтенанта М. Г. Ермоловой, изволилъ выразить благосклонное вниманiе къ успѣшности ихъ занятiй, а затѣмъ изволилъ Всемилостивѣйше говорить съ помощницею инспектрисы, М. В. Назимовой.

По предположенiю, «Михайловская клиническая больница баронета Виллiе” должна была открыть свою дѣятельность съ 31–го декабря.

_______

По 4 января поступило въ Общество попеченiя о раненыхъ и больныхъ въ С.–Петербургѣ въ пользу самарцевъ 60,378 р.

— Изъ отчета самарскаго дамскаго комитета видно что по 12 декабря въ него поступило 42,517; на эти деньги имъ обезпечено по iюль 1874 года 4,401 душа.

Французская драматическая труппа въ С.Петербургѣ выручила въ пользу голодающихъ на данномъ ею представленiи до 3,100 р.

— »Московск. Вѣд.” сообщаютъ что крестьянкiе ученики школы въ селѣ Покровско–Рубновомъ, Звенигородскаго уѣзда, дали публичное драматическое представленiе, на которомъ выручили въ пользу самарцевъ 51 р. 40 к.

— »Правит. Вѣстн.” сообщаетъ что по 15 дек. 1874 года въ самарскую губ. земск. управу поступило пожертвованiй 200,164.

— »Биржа” сообщаетъ что привозъ ржи въ Самарскую губернiю усилился: цѣна ржи за пудъ 57 копѣекъ.

_______

Истекшiй годъ мало что разъяснилъ и разрѣшилъ въ политической жизни Европы; напротивъ, даже оставилъ по себѣ много чрезвычайно важныхъ недоумѣнiй.

Мы говоримъ о Европѣ. Что до Россiи — истекшiй годъ собственно внѣшне–политической ея жизни ознаменовался для нея нѣсколькими весьма прiятными событiями. Покоренiе хивинскаго хана еще разъ заставило русскихъ гордиться своею армiей, а въ Европѣ, гдѣ на этотъ разъ съумѣли оцѣнить важность событiя, подвигъ русскихъ войскъ возбудилъ даже удивленiе. Фактъ что Европа удивляется, наконецъ, русскому воину и составляетъ, по настоящему, истинную «военную важность” этого событiя; что же касается собственно до нашихъ матерiальныхъ выгодъ отъ занятiя Хивы, то онѣ давно уже разъяснены до очевидности, и мы считаемъ лишнимъ перечислять ихъ. По крайней мѣрѣ, русская средне–азiатская политика твердо можетъ теперь надѣяться достигнуть вполнѣ своихъ цѣлей.

Въ настоящую минуту многiе убѣждены, у насъ и въ Европѣ, что даже и Англiя стала, наконецъ, смотрѣть на успѣхи наши въ Азiи съ нѣсколько бòльшею къ намъ довѣрчивостью. Здѣсь опять–таки все дѣло въ будущемъ.

Хотя безо всякаго сомнѣнiя наступающiй брачный союзъ Его Высочества Принца Альфреда съ Ея Императорскимъ Высочествомъ Великою Княжною Марiею Александровною и не можетъ быть разсматриваемъ единственно съ точки зрѣнiя политической; тѣмъ не менѣе, это прекрасное и благословляемое Русскою землею событiе не можетъ не повлiять и на укрѣпленiе тѣхъ взаимныхъ симпатiй двухъ великихъ нацiй, тѣхъ новыхъ залоговъ дружелюбнаго взаимнаго расположенiя, изъ которыхъ впослѣдствiи могли бы произойти даже великiе результаты.

Россiя не боится чтобъ ее все болѣе и болѣе узнавали въ Европѣ; напротивъ, желаетъ того. Правда, Европа до сихъ поръ никогда не вѣрила въ этомъ отношенiи Россiи. Вся политическая жизнь Россiи въ продолженiи всего, можетъ быть, девятнадцатаго столѣтiя, въ сущности была лишь жертвою ея Европѣ чуть не всѣми своими интересами. И что же въ результатѣ? Повѣрила–ли хоть разъ Европа политическому безкорыстiю Россiи и не заподозрѣвала ли ее, почти всегда, въ самыхъ коварныхъ намѣренiяхъ противъ европейской цивилизацiи? Правда и то, что Россiя до того уже бывала иногда безкорыстною, что и равнодушный наблюдатель могъ бы не повѣрить, наконецъ, такой феноменальной ея любви къ Европѣ и по неволѣ могъ заподозрить въ ея политикѣ хитрость, скрытность и ложь; тѣмъ болѣе наблюдатель заинтересованный, у котораго у самого постоянно бывало рыльце въ пушку!

Нѣкоторые обозрѣватели называютъ истекшiй годъ — годомъ свиданiй европейскихъ государей. Дѣйствительно свиданiй было довольно, и весьма значительныхъ. Важнѣйшими, разумѣется, были свиданiя Императоровъ Всероссiйскаго и Германскаго въ С.–Петербургѣ. Затѣмъ Императоровъ Всероссiйскаго и Австрiйскаго въ Вѣнѣ. Затѣмъ въ Вѣнѣ же Императоровъ Германскаго и Австрiйскаго. Наслѣдный Принцъ Германскiй посѣтилъ Королей Датскаго и Шведскаго. Король Викторъ Эммануилъ былъ въ Берлинѣ и даже въ Вѣнѣ, у бывшаго врага своего и соперника Императора Австрiйскаго.

Эти свиданiя Короля Итальянскаго съ двумя могущественнѣйшими изъ властителей Европы произвели въ подданныхъ его, въ Римѣ и во всей Италiи, восторгъ. Да и, безъ сомнѣнiя, всѣ эти свиданiя государей европейскихъ, полныя дружества и высокаго чистосердечiя, должны были радовать Европу и ободрить пессимистовъ. Тѣмъ не менѣе, истекшiй годъ все–таки оставляетъ по себѣ нѣсколько важныхъ загадокъ, склоняющихъ иные умы, ну, хоть изъ тѣхъ, которымъ есть время задуматься, съ недовѣрчивостью заглянуть въ будущее, — конечно въ будущее Европы. Мы продолжаемъ говорить собственно о Европѣ.

Истекшiй годъ, годъ «свиданiй европейскихъ монарховъ”, можно бы тоже назвать и годомъ укрѣпленiя религiозныхъ смутъ въ Европѣ. Безъ сомнѣнiя, странно было бы предсказывать въ нашемъ ХIХ–мъ и столь просвѣщенномъ вѣкѣ воскресенiе религiозныхъ смутъ, а можетъ быть и войнъ, приличныхъ лишь варварству среднихъ вѣковъ. Мы не предсказываемъ и даже весьма отъ того далеки; тѣмъ не менѣе наклонны считать весь этотъ «религiозный вопросъ”, столь обозначившiйся въ прошломъ году одною изъ самыхъ важнѣйшихъ загадокъ прошлаго года. Въ продолженiе года, мы въ «Гражданинѣ” намекали на это неоднократно. Дѣло мы разсматривали такъ: Папское Non роssumus мы считаемъ на столько серьезнымъ, что воплощаемъ въ немъ — жизнь и смерть самой религiи въ Европѣ. О протестантскихъ вѣрахъ мы и упоминать не хотимъ, ибо еслибъ кончилось римское католичество — то какимъ образомъ могли бы удержаться вѣры, сущность которыхъ составляетъ протестъ противъ католичества? Ибо если нѣтъ противъ чего протестовать, то зачѣмъ оставаться и протесту? Но римская Церковь, опять–таки, въ томъ видѣ въ какомъ она состоитъ теперь — существовать не можетъ. Она заявила объ этомъ громко сама, заявивъ тѣмъ самымъ, что царство ея отъ мiра сего и что Христосъ ея «безъ царства земнаго удержаться на свѣтѣ не можетъ”. Идею римскаго свѣтскаго владычества католическая Церковь вознесла выше правды и Бога; съ тою же цѣлью провозгласила и непогрѣшимость вождя своего, и провозгласила именно тогда, когда уже въ Римъ стучалась и входила свѣтская власть: совпаденiе замѣчательное и свидѣтельствующее о «концѣ концовъ”. До самаго паденiя Наполеона III Церковь римская могла еще надѣяться на покровительство царей, которыми держалась (и именно Францiею) вотъ уже сколько вѣковъ. Чуть только оставила ее Францiя — пала и свѣтская власть Церкви. Между тѣмъ Церковь католическая этой власти своей ни за что, никогди и никому не уступитъ и лучше согласится, чтобъ погибло христiансво совсѣмъ, чѣмъ погибнуть свѣтскому царству Церкви. Мы знаемъ, что многiе изъ мудрыхъ мiра сего встрѣтятъ нашу идею съ улыбкою и съ покиванiемъ главы; но мы твердо отстаиваемъ ее, и провозглашаемъ еще разъ, что нѣтъ теперь въ Европѣ вопроса, который бы труднѣе было разрѣшить, какъ вопросъ католическiй; и что нѣтъ и не будетъ отнынѣ въ будущемъ Европы такого политическаго и «соцiальнаго” затрудненiя, къ которому бы не примазался и съ которымъ не соединился бы католическiй римскiй вопросъ. Однимъ словомъ, для Европы нѣтъ ничего труднѣе, какъ разрѣшенiе этого вопроса въ будущемъ, хотя ⁹⁹/₁₀₀ европейцевъ въ данную минуту, можетъ быть, и не думаютъ даже о томъ.

Мы сообщали читателямъ нашимъ нѣкоторыя замѣчанiя наши, въ продолженiе года, на счетъ того любопытнѣйшаго обстоятельства, что по нѣкоторымъ признакамъ какъ бы оправдывается догадка, что католическая Церковь, для возстановленiя правъ своихъ, наклонна даже соединиться съ чернымъ народомъ и впредь ужь оставить царей (правда, цари сами ее оставили). Не станемъ теперь особенно останавливаться на этой догадкѣ, но повторимъ лишь сказанное прежде, что однимъ изъ самыхъ важнѣйшихъ политическихъ событiй истекшаго года въ Европѣ была переписка папы и германскаго императора. Въ отвѣтѣ своемъ папа заявилъ, что онъ отецъ и покровитель, поставленный самимъ Богомъ, всѣмъ христiанамъ, какого бы толка они ни были, признаютъ или не признаютъ они его главою, были бы лишь крещены.

Когда римское правительство опредѣлило и поднесло папѣ три миллiона франковъ годоваго содержанiя, то ужь, конечно, отчасти вѣрило и надѣялось, что онъ приметъ этотъ, весьма впрочемъ прiятный, бюджетъ. Еслибъ папа принялъ, то тѣмъ самымъ согласился бы на statu quо и кончилось бы римское католичество, а на мѣсто него началось бы нѣчто совсѣмъ иное и еще неизвѣстное. Но папа не принялъ. Теперь иные надѣются, что приметъ слѣдующiй папа. 84 лѣтнiй папа Пiй IХ, хотя и боится ужасно смерти (по слухамъ), знаетъ однако, что ему скоро умереть, но знаетъ сверхъ того, что и слѣдующiй за нимъ папа, кто бы онъ ни былъ, не приметъ тоже никакого бюджета и тоже будетъ отвѣчать всѣмъ и каждому: nоn роssumus, какъ онъ, Пiй IХ.

Между тѣмъ, хотя императоръ германскiй, въ своемъ отвѣтѣ на письмо папы, и отвѣчалъ ему строго и свысока, тѣмъ не менѣе, въ Германiи смотрятъ на теперешнее положенiе римской церкви повидимому нѣсколько серьознѣе чѣмъ правительство итальянское. Иначе чѣмъ объяснить то странное, казалось–бы не въ мѣру усиленное гоненiе римскаго (ультрамонтанскаго) католичества въ Германiи? Серьозно можно подумать что колоссальная новая имперiя, у которой столь много другихъ затрудненiй и новыхъ вопросовъ, смотритъ на вопросъ католическiй какъ на важнѣйшiй изъ всѣхъ. И что же: такъ кажется оно и есть въ самомъ дѣлѣ! Странно, конечно, представить, что такое могущественное государство, и во главѣ его такiе могущественные властители и правители, могли бы испугаться какихъ нибудь «смѣшнѣйшихъ” ультрамонтанскихъ претензiй безсильнаго жалкаго монаха, — и когда же? — въ вѣкъ девятнадцатый, въ вѣкъ философiи, машинъ и такого просвѣщенiя! Къ тому же возбуждать среди индефферентизма религiозный фанатизмъ гоненiемъ церкви было бы грубѣйшею ошибкою, чтò для такихъ образованныхъ людей, какъ напримѣръ графъ Бисмаркъ, не могло бы оставаться и минуты неяснымъ. Кромѣ того, дѣйствуя противъ церкви, и особенно послѣдними законами о гражданскомъ бракѣ, графъ Бисмаркъ повидимому дѣйствуетъ за одно съ ненавистниками церкви, и не одной католической, а и всякой христiанской церкви, за одно съ врагами ея, съ атеистами и соцiалистами. Такимъ образомъ, съ двухъ концовъ возбуждаются два противуположные одинъ другому фанатизма, — фанатизма вѣры и отрицанiя. Ловко–ли это для такого колоссальнаго государственнаго человѣка какъ графъ Бисмаркъ? И не слѣдуетъ–ли изъ того опять–таки и во всякомъ случаѣ, что римскiй вопросъ сочтенъ такими глубокими государственными людьми за одинъ изъ важнѣйшихъ вопросовъ въ судьбахъ будущей Германской Имперiи? Иначе не жертвовали бы они, для преодолѣнiя его, такими важными интересами.

Разрѣшать такiе важные вопросы, какiе мы теперь наставили, мы, конечно, здѣсь не возмемся; но повторимъ лишь догадку, уже проведенную нами въ продолженiи года: Чтò если графъ Бисмаркъ, или лучше сказать — чтò, если Германiя считаетъ будущую, новую и уже окончательную встрѣчу свою съ Французами всѣхъ ближе возможною — на точкѣ римскаго вопроса? Сообразимъ лишь то: какъ ни случайно, повидимому, вышла бывшая ужасная франко–прусская война, но теперь, уже по окончанiи ея, ни Германiя, ни Францiя не могутъ смотрѣть на происшедшую ужасную встрѣчу свою, какъ на нѣчто случайно–политическое, наполеоновское. Германiя, столь много вѣковъ имѣвшая у себя все — богатство, цивилизацiю, науку, и не имѣвшая лишь одного, самаго для себя желаемаго — политическаго единства, должна же была окончательно убѣдиться (о чемъ впрочемъ знала сотни лѣтъ), что единства политическаго она не могла и не можетъ имѣть, пока во главѣ Европы стоитъ генiй Францiи; что второстепенною ролью, какъ какая нибудь Италiя, она, Германiя не можетъ въ Европѣ удовольствоваться, но что двѣ предводительницы Европы не могли бы совмѣстно существовать. Что тутъ наконецъ вопросъ духа, жизни и идеаловъ, что идеалы цивилизацiй западно–католической и германской различны въ конецъ и несовмѣстимы. Что франко–прусская война была ничто иное какъ встрѣча двухъ европейскихъ цивилизацiй, католической и протестантской, французской и германской цивилизацiй, — несовмѣстныхъ и противоположныхъ, и уже много вѣковъ приготовлявшихся встрѣтиться. Съ другой стороны Францiя, уже 1000 лѣтъ представительница западнаго католицизма, не можетъ не понять, дaже и теперь, что она останется предводительницею всего европейскаго католичества, даже и при видимомъ теперешнемъ распаденiи его, не иначе какъ если пребудетъ въ самомъ дѣлѣ вѣрна католичеству и идеѣ его.

Мы хотимъ только сказать, что возрожденiе католичества, въ смыслѣ главной идеи нацiи, вовсе можетъ быть не такъ невозможно во Францiи, какъ думаютъ многiе. Все что происходило во Францiи въ продолженiе послѣдняго вѣка, вѣка безпрерывнаго колебанiя революцiоннаго, могло–бы отчасти служить подтвержденiемъ такой догадки. Перебирать прошлое не будемъ, но обратимъ вниманiе хотя бы лишь на то, что въ продолженiе всего послѣдняго столѣтiя, всѣ столь разнообразныя правительства Францiи (короли, республики, Наполенъ III), всѣ поддерживали папу съ мечомъ въ рукѣ, или готовы были поддерживать, всѣ стояли за Римъ и за свѣтскую власть его. Графъ Бисмаркъ не можетъ не предчувствовать хотя бы отчасти, что Францiя никогда не помирится съ второстепеннымъ мѣстомъ въ Европѣ и съ военною неудачею, и что это для нея своего рода nоn роssumus. Почему не предвидѣть ему тоже, что Францiя, не разбитая, а раздавленная столь недавно, и могшая вдругъ удивить весь мiръ своимъ богатствомъ и (главное) кредитомъ, — чтò было для графа Бисмарка такою неожиданностiю, что эта Францiя, наконецъ, въ несчастьи своемъ возбудившая къ себѣ столько симпатiй въ Европѣ (что слишкомъ очевидно теперь даже и для Германiи, смотрящей на это съ завистью), — почему–же не предчувствовать ему, что дѣло съ этой Францiей стало быть далеко еще не кончено, что встрѣча еще разъ неминуема, что еще разъ споръ о первенствѣ не можетъ миновать, даже по самому существу вещей, и что споръ этотъ будетъ споромъ на жизнь и смерть. Что дѣло это не только не кончено, а едва лишь начинается. А что такъ какъ, наконецъ, этотъ споръ будетъ споромъ двухъ, столь различныхъ европейскихъ цивилизацiй, — споромъ рѣшительнымъ и окончательнымъ, — то почему же не предполагать ему, что и сшибка окончательная произойдетъ именно на главнѣйшихъ точкахъ этихъ столь враждебныхъ цивилизацiй — а именно на католической и, отрицающей ее, протестантской точкѣ?

Не развиваемъ этой столь длинной идеи; для насъ довольно и того что мы такъ рѣзко ее обозначили. Мы хотѣли только сказать что добивая католичество въ самомъ центрѣ его, графъ Бисмаркъ можетъ быть продолжаетъ франко–прусскую кампанiю и — приготовляется къ новой. Ловко–ли, нѣтъ ли дѣйствуетъ — это еще вопросъ, но смотритъ онъ зорко.

_______

Почти въ этомъ смыслѣ есть одна изъ самыхъ послѣднихъ телеграммъ, до крайности характерная. Вотъ въ чемъ дѣло.

Недѣли двѣ назадъ, во Францiи и Германiи придали повидимому необыкновенную и несоразмѣрную важность одному довольно мелкому событiю. Два французскихъ епископа, Нимскiй и Анжерскiй, заявили публично своимъ прихожанамъ что ихъ церковь въ Германiи страдаетъ, преслѣдуема и проч. и проч. Ну что бы, кажется, важнаго въ томъ, что два какiе–то попа провозгласили у себя въ приходѣ? Между тѣмъ вдругъ пронесся слухъ по всей Францiи и Германiи что графъ Арнимъ, посланникъ Германiи, протестовалъ и настойчиво жаловался французскому правительству. Поднялись толки въ журналахъ (и претревожные) о томъ: правда это или нѣтъ? Если правда, то что отвѣчало правительство? Съ достоинствомъ или безъ достоинства? Правда–ли что былъ въ этомъ смыслѣ внушительный циркуляръ французскаго правительства французскому духовенству?

(NВ. Замѣтимъ въ скобкахъ что французское духовенство, столь враждебное догмату непогрѣшимости, до собора и на самомъ соборѣ, вдругъ, по провозглашенiи догмата, и по немедленномъ затѣмъ паденiи папской власти, обратилось все почти, въ огромномъ большинствѣ своихъ предстоятелей, въ самыхъ фанатическихъ, можно сказать, приверженцевъ новаго догмата, между всѣмъ католичествомъ всей Европы. Фактъ чрезвычайно знаменательный для оцѣнки силы католической идеи во Францiи, — и теперь и въ будущемъ).

Наконецъ оказалось что запросъ былъ, что правительство отвѣчало и объяснялось уклончиво, выставляя на видъ графу Арниму что оно не имѣетъ такого влiянiя на своихъ епископовъ, какъ это у нихъ въ Германiи; но циркуляръ епископамъ все–таки обѣщало, и что циркуляръ дѣйствительно состоялся, — правда, слишкомъ мягкiй, чтобъ успокоить графа Бисмарка, но все же довольно постыдный для французскаго правительства. Но, что всего важнѣе, тотъ фактъ что Германiя придала такому мелкому дѣлу такiе политическiе размѣры, и явилась съ требованiями, почти забывъ о томъ что уже вывела свои войска изъ Францiи и что все же говорить слѣдуетъ теперь инымъ языкомъ, — этотъ фактъ, кажется, нисколько не удивилъ французское правительство, и даже самихъ французовъ.

Мало того — возбужденiе продолжается, и хотя уже прошло много времени, но вотъ однако сегоднешняя телеграмма изъ Берлина, которую и выписываемъ:

«Берлинъ. 3 (15) января. Въ «Сѣверо–Германской Всеобщей Газетѣ” напечатана сегодня статья объ отношенiяхъ Германiи къ Францiи, причемъ объявляется, что поводы къ разногласiямъ подаются исключительно Францiей, но они не касаются германскихъ политическихъ интересовъ. Виды на миръ, по словамъ названной газеты, зависятъ отъ того, какое положенiе приметъ французское правительство относительно ультрамонтановъ. Надежды на миръ утратятся, если французская политика предоставитъ себя въ распоряженiе свѣтскихъ притязанiй папства”.

Такiя слова какъ «виды на миръ” и «надежды на миръ утратятся” по меньшей мѣрѣ удивительны; сомнѣнiя тоже нѣтъ что имѣютъ характеръ оффицiозный (если не оффицiальный). Трудно утверждать послѣ этого что Германiя не предугадываетъ, что встрѣча ея съ Францiею произойдетъ на католической почвѣ.

_______

Въ будущiй годъ переходитъ и еще загадка, болѣе чѣмъ когда нибудь загадочная. Это теперешнее французское правительство. Возможности нѣтъ представить себѣ, чтобы не было въ будущемъ году еще разъ переворота во Францiи. Все раздробилось на партiи и прежнее большинство, низвергнувшее Тьера, давно уже лишилось прежняго своего характера. О послѣднихъ событiяхъ во Францiи, довольно впрочемъ неважныхъ, хотя и характерныхъ, поговоримъ въ слѣдующемъ обозрѣнiи.

_______

Послѣднiя телеграмы возвѣщаютъ, наконецъ, о сдачѣ Картагены. Подробности еще мало извѣстны. Всего же любопытнѣе, что генералъ Контрерасъ (главный начальникъ возставшихъ мерзавцевъ, грабившiй сосѣднiе испанскiе города, угрожавшiй жителямъ взорвать городъ, въ случаѣ ихъ малодушiя, и серьезно объявившiй нѣмецкому консулу, что кантонъ Мурцiя долженъ будетъ объявить войну Германской Имперiи), затѣмъ Гальвесъ (объявлявшiй, что все имущество картагенцевъ принадлежитъ имъ, шефамъ возстанiя) и наконецъ всѣ члены Картагенской юнты и множество остальныхъ бунтовщиковъ, въ числѣ 2,500 человѣкъ въ рѣшительную минуту захватили броненосный корабль Нуманцiю и бѣжали въ Оранъ (на африканскомъ берегу), гдѣ и сдались Французамъ. Все это навѣрно у нихъ было предвидѣно и условлено давно уже прежде. Такимъ образомъ, послѣ шестимѣсячнаго разврата и разбоя, имъ стоило только, съ награбленною добычею, убѣжать, чуть не съ почетомъ пройдя мимо пяти военныхъ кораблей. Разумѣется, они обратятся теперь въ наипочтеннѣйшихъ политическихъ эмигрантовъ, а при первомъ удобномъ случаѣ явятся тотчасъ–же въ Испанiю — опять разбойничать.

Д.

_______

(Изъ современнаго обозрѣнiя).

Все отходящее въ вѣчность уже давно перестало, на самомъ дѣлѣ, пользоваться правомъ, установленнымъ старинной латинской поговоркой: de mortuis aut bene aut nihil, а въ послѣднее время эта поговорка едва–ли даже не отвергнута въ принципѣ. Русскiе люди, еще не будучи знакомы съ латинскимъ языкомъ и, слѣдовательно, не знавшiе благодушной поговорки, были всегда, какъ есть поводъ думать, не чужды выраженной въ ней мысли и симпатизировали ей, но, по слабости человѣческой, ей не слѣдовали: иначе не было–бы въ ходу извѣстной оговорки: «не тѣмъ будь помянутъ”, употребляемой очевидно для успокоенiя совѣсти говорящаго. Успокоивъ ею совѣсть иной живой человѣкъ чего–чего не навалитъ на мертваго собрата! А ужь если смерть не спасаетъ отъ нелегкихъ поминокъ даже отшедшихъ отъ мiра сего братiй нашихъ, отъ которыхъ все–же остается въ памяти живущихъ живой образъ, со всѣми измѣненiями и оттѣнками его выраженiя, и звукъ голоса со всѣми оттѣнками тона, — то чего ждать существу безличному, безъòбразному, понятiю отвлеченному, какимъ представляется окончившiй свое существованiе годъ! Его помянуть лихомъ никому и не совѣстно, а причинъ выбранить его почти у всякаго найдется вдоволь. Вѣдь желанiя людскiя всегда захватываютъ немножко дальше того, чему по законамъ дѣйствительной жизни надлежитъ исполниться; поэтому къ смертному часу каждаго года всегда накопится у людей немалое количество несбывшихся желанiй и обманутыхъ надеждъ, за которыя и сыплются тяжелыя побранки на него, покойника, часто во взводимомъ на него преступномъ дѣянiи совсѣмъ невиновнаго. Такъ–то вотъ и теперь: едва только 1873–й годъ успѣлъ занести ногу за предѣлы бытiя, какъ его уже и выбранили. Положимъ что выбранить его было за что, — такъ брани же за дѣло; а то нѣтъ! Попрекнули его одной дрянной слабостью, въ которой сами больше виноваты: сказали, будто онъ нагналъ на человѣчество скуку. Ну, не значитъ–ли это: съ больной головы на здоровую! Конечно, такое обвиненiе могло вылѣтеть только изъ устъ петербургскаго жителя и писателя, для котораго въ этомъ случаѣ все человѣчество заключилось въ предѣлахъ вѣденiя с.–петербургскаго градоначальства. Если–же отрѣшиться отъ исключительнаго петербургскаго взгляда и настроенiя, то можно усопшiй 1873 годъ, хотя и не изъятый отъ многихъ тяжкихъ грѣховъ, помянуть и добромъ, именно за то что въ его бытность нѣкоторые не–петербуржцы издали запримѣтили существованiе петербургской скуки и возымѣли смѣлость объяснять и оцѣнять ее по своему. Это очень важно, хотя–бы въ ихъ объясненiяхъ и не было для насъ ничего особенно новаго. Видите–ли: петербуржцы долго были учителями своихъ не–петербургскихъ близкихъ и далекихъ соотечественниковъ; соотечественники–ученики долго съ глубокимъ вниманiемъ и подобающимъ довѣрiемъ слушали учителей, упиваясь ихъ бойкими и смѣлыми уроками; но потомъ, мало по малу, оставаясь по прежнему внимательными, они стали, — вслѣдствiе–ли собственныхъ размышленiй, или натолкнутые кѣмъ–нибудь или чѣмъ–нибудь, — стали дѣлаться менѣе довѣрчивыми, менѣе благоговѣйными слушателями, а въ отбывшемъ отъ насъ на сихъ дняхъ году мы уже услышали отъ нихъ... не ропотъ, это–бы еще ничего: ропотъ поддается иногда энергическимъ мѣрамъ, — а непочтительную насмѣшку надъ учителями. Это ужь плохо: если ученики засмѣялись, простись учитель съ ихъ уваженiемъ и своимъ авторитетомъ и жди, — если только, какъ въ настоящемъ случаѣ, дѣло происходитъ не въ строго дисциплинированной школѣ, — жди свистковъ... Послушайте, какимъ тономъ уже говорятъ ученики съ учителемъ.

«Ты мнѣ скажешь, непогрѣшимый мой учитель, что я одна только, провинцiя, виновата и обладаю всѣми семью смертными грѣхами и «петрушкинымъ запахомъ”, а въ тебѣ его уже не было. Ну, а если я не повѣрю и начну провѣрку? Ты, простодушный старый учитель, думалъ, что я все тотъ же передъ тобой старый уродъ, котораго ты давно, еще до «головотяповъ” изобрѣлъ и изображалъ въ водевилѣ въ гороховомъ сюртукѣ и вишневомъ картузѣ съ наушниками?”

Или:

«...мой просвѣщенный учитель что–то въ своей теорiи не свелъ, не провелъ ее цѣльно, послѣдовательно, — оттого у насъ вышло недоразумѣнiе. Я принялъ всѣ твои насмѣшливые эпитеты себѣ и моей провинцiи, мой наставникъ; но вотъ что я тебѣ прибавлю: всѣ эти эпитеты, которые я почерпалъ въ твоихъ фешенебельныхъ и написанныхъ чистымъ литературнымъ языкомъ книжкахъ, я встрѣчалъ изобрѣтенными давно нашимъ провинцiальнымъ мещанствомъ, которые оно употребляетъ, позоря мужика. Мы хохочемъ съ тобою надъ «провинцiей”, «пошехонцами”, а вонъ сидѣлецъ–мѣщанинъ сидитъ и хохочетъ надъ мѣщанскою книжкою о тѣхъ–же пошехонцахъ–мужикахъ. Что за странное совпаденiе? Объясни мнѣ, учитель. Или оба мы заблуждались и ошибались и оба должны нести грѣхи за презрѣнiе къ ближнему, и не пора–ли совершить покаянiе — мнѣ предъ мужикомъ, тебѣ передъ провинцiей?”

А вотъ еще. Приводятся слова учителя: «Что такое наша провинцiя? Измѣнился–ли ея общiй характеръ за послѣднiя десять лѣтъ, оживилась–ли ея внутренняя жизнь, осмыслились–ли ея интересы, имѣетъ–ли она хоть какую–нибудь литературу? На эти вопросы отвѣчаетъ масса корреспонденцiй въ столичныхъ изданiяхъ; прочтите ихъ и вы убѣдитесь что по общему характеру своему провинцiя и теперь таже, какою она была пять, десять, пятнадцать лѣтъ назадъ”. — «Что–же это значитъ?” (вопрошаетъ въ свою очередь ученикъ). Неужели не помогли всѣ восклицанiя и глумленiя надъ невѣжествомъ провинцiи? Не значитъ–ли это что кромѣ глумленiя ей нужно было что–нибудь другое, что она требуетъ какого–нибудь слова, которое бы ободрило, оторвало отъ спячки, взяло за сердце? Не значитъ–ли это что она не поняла еще, что она такое, и ей надо сказать это? Она ждетъ этого слова, а учитель только бранится...”.

Или — вотъ посмотрите, куда идутъ ученики. «Превратить Казань въ новый Петербургъ, т. е. поднять городъ до значенiя умственнаго центра своего края, что можетъ для поволжанина составить задачу жизни, на что онъ можетъ пожертвовать всѣ свои силы — это вы называете «путаницею”. Вамъ что! у васъ есть свой Петербургъ!... Симметрiей же вы называете какую–то «панораму”... Требовать отъ насъ, чтобы мы вамъ сразу представили картину жизни своей области, это значитъ заставить насъ рисовать для васъ декорацiи, потому что — чтò будетъ, какъ не декорацiя, эта будто бы беллетристика, эта будто бы этнографiя, которую, насилуя себя, мы стали–бы создавать въ своей газетѣ?”

Не правда–ли, какими близорукими рисуются здѣсь «непогрѣшимые” наставники съ ихъ безконечно–однозвучными глумленiями; какъ они смѣшны съ ихъ «панорамами” и какъ пристыжены собственными учениками, неожиданно ставящими задачу выше той, на какую могло хватить блѣдненькаго воображенiя «просвѣщенныхъ” учителей! Но это еще не все:

Еще одно, послѣднее сказанье!

Въ немъ выразилась самая суть, до которой въ прошломъ году додумались зоркiе ученики о своихъ учителяхъ.

«Вы увидѣли, говорятъ они, что часть интеллигенцiи въ провинцiи обратилась, самостоятельно, безъ вашего указанiя и въ противность даже вашей теорiи, оправдывающей всякое бѣгство интеллигентныхъ силъ изъ провинцiи, къ служенiю своей провинцiи. Это фактъ... Вопросъ въ томъ, какъ будетъ служить эта интеллигенцiя. Если она будетъ служить только себѣ и своимъ интеллектуальнымъ потребностямъ, если она замкнется въ себѣ и отвернется отъ народа, ежели она будетъ услаждаться на почвѣ общей теорiи, подобно петербургской интеллигенцiи, и къ жизни провинцiальной и народной, съ ея нуждами и практическими интересами, будетъ относиться съ презрѣнiемъ, оставаясь въ кругѣ своихъ иллюзiй, — повѣрьте что произойдетъ тоже явленiе какъ и у петербургской интеллигенцiи, ея прародительницы: она обманется, повитая въ области иллюзiй, разочаруется, ее охватитъ скука, зѣвота, и начнется качанье головой въ полудремотѣ... Подобную участь испытала на себѣ ушедшая въ область общихъ вопросовъ и болѣе видная петербургская пресса. У ней замѣтна таже дремота, какъ и у всей нашей столичной интеллигенцiи, не имѣя живаго дѣла и переживая старыя обобщенiя, не зная какъ ихъ примѣнить къ дѣлу и куда ихъ сунуть, повторяя изо дня въ день одно и тоже, исполняя это по обязанности, видно, какъ она скучаетъ, какъ ей надоѣло и опротивѣло, прiѣлось, сдѣлалось общимъ мѣстомъ это занятiе”. («Камско–Волжск. Газ.” № 136).

Такъ бывшiе ученики узрѣли и истолковали ту петербургскую скуку, которою ни за что ни про что попрекнули на вѣки разставшiйся съ нами годъ. Вотъ изъ какого источника вывели они ее! Наши читатели вѣроятно предположатъ въ насъ большую радость по случаю того что «болѣе видная” печать заподозрѣна въ дремотѣ съ «пережевыванiемъ старыхъ обобщенiй”, сдѣлавшихся «общимъ мѣстомъ”. Но мы гораздо больше рады тому что ученики эманципировались. Мы узнали объ этой эманципацiи въ прошедшемъ году и за то провожаемъ его добрымъ словомъ.

Правду сказать, скука есть, но въ ней виноватъ не годъ, а развѣ годы, да еще, кромѣ другихъ мелкихъ причинъ, та именно близорукость, которая требуетъ немедленно «панорамы”, забывая что для сооруженiя ея нужны не десятки лѣтъ, а вѣка, и не замѣчая (вслѣдствiе того, что она — близорукость) медленнаго роста организма. Мы видѣли сейчасъ что одинъ изъ учителей, перебравъ «массу корреспонденцiй въ столичныхъ изданiяхъ”, вынесъ изъ нея заключенiе, что провинцiя та же и теперь, какою была пятнадцать лѣтъ назадъ. Но будто въ такой же массѣ пятнадцать лѣтъ назадъ можно было найдти что нибудь подобное сообщенному недавно въ одной корреспонденцiи разсужденiю шадринскаго (Пермской губ.) земскаго собранiя, происходившему въ засѣданiяхъ его за прошедшую осень. Земское собранiе — вѣдь это не одинъ человѣкъ, а толпа мѣстныхъ представителей; это и есть сама провинцiя. А разсужденiе передается слѣдующее: «Руководствуясь данными, собранными докладомъ по народному образованiю и признавъ крайнюю неудовлетворительность положенiя дѣла въ настоящее время, собранiе прежде всего положило въ основанiе принципъ что для наибольшаго распространенiя грамотности въ народѣ необходимо обратить главное и преимущественное вниманiе на женское образованiе въ уѣздѣ и постоянно увеличивать число женскихъ школъ, такъ какъ чѣмъ образованнѣе и выше стоитъ женщина, тѣмъ лучше должны быть воспитаны ея дѣти. Если у насъ увеличить число грамотныхъ дѣвушекъ въ народѣ, то онѣ, выходя замужъ, перенесли бы свои взгляды и въ домашнюю жизнь и, окруженныя дѣтьми, еще до школы онѣ могли бы прiучить ихъ съ уваженiемъ относиться къ ней. Настоящiя мужскiя школы, строго говоря, не распространяютъ грамотность, а централизуютъ ее, потому что мальчики остаются цѣлую жизнь въ томъ мѣстѣ, гдѣ родились и учились; дѣвушки же сплошь и рядомъ выходятъ замужъ въ другiя деревни, при чемъ могутъ распространять грамотность далеко за предѣлы школы и того дома, гдѣ онѣ родились. А потому собранiе постановило: вновь открыть 3 мужскихъ и 7 женскихъ училищъ, такъ что въ настоящее время въ уѣздѣ будетъ 22 мужскихъ и 10 женскихъ школъ”. Кромѣ того, «признавая вопросъ о народномъ образованiи совершенно спецiальнымъ и будучи убѣждено что онъ можетъ съ успѣхомъ подвигаться лишь тогда, когда въ немъ примутъ участiе спецiалисты, собранiе постановило: пригласить на службу земства педагога съ университетскимъ образованiемъ, и назначило ему содержанiе въ 2,000 рублей.

Мы не хотимъ сказать что въ разсужденiи шадринскаго земства все до послѣдняго слова безусловно вѣрно; далеко нѣтъ; не хотимъ ручаться что задуманное имъ усиленное распространенiе въ народѣ женскаго образованiя непремѣнно удастся въ желаемой мѣрѣ и приведетъ непремѣнно къ желаемымъ результатамъ; но рѣшаемся также пророчить что педагогъ съ университетскимъ образованiемъ непремѣнно двинетъ вопросъ о народномъ образованiи вполнѣ согласно съ земскими надеждами. Мы только указываемъ на серьозность отношенiя земскаго собранiя къ дѣлу народнаго образованiя; оно не скользнуло по предмету, чтобы только исполнить формальную сторону обязанности, а углубилось въ него собственной мыслью. Только и говоримъ мы о серьозности отношенiя и о приложенiи мысли къ дѣлу, да еще съ признаками любви къ дѣлу. Всего этого «просвѣщенный” учитель вѣрно не находилъ, назадъ тому пятнадцать лѣтъ, въ «массѣ”, — если онъ перебиралъ тогда массы, а слѣдовательно и провинцiя тогда была не совсѣмъ таже, чтò теперь. Правда и теперь шадринская мысль сплошь и цѣликомъ заимствована у петербургскихъ обобщителей, такъ что рано еще трубить о самостоятельности нашей провинцiи; это тоже надо было непремѣнно замѣтить. Но поминаемъ добромъ прошлый годъ и за шадринское земство.

Ужь конечно наши добрыя поминанiя не снимаютъ съ отжившаго года его извѣстной вины... не комической вины петербургской скуки, а великой и тяжкой вины самарскаго голода. Онъ воспользовался довѣрчивостью русскаго человѣка къ любимой имъ природѣ и злобно посмѣялся надъ нею; онъ сдѣлалъ несчастнымъ цѣлый обильный край, и слѣды его злобы досталось усиленно изглаживать его преемнику. Въ тотъ самый день, когда появятся на свѣтъ эти строчки, начинается мѣра, которая «капли” помощи, падавшiя до сихъ поръ изъ усердныхъ рукъ мѣстныхъ «раздавателей”, можетъ превратить въ обильные ручьи. Сообщаютъ что «въ общемъ собранiи членовъ Общества попеченiя о раненыхъ и больныхъ воинахъ, назначенномъ на 7–е января, будетъ произведенъ выборъ уполномоченнаго Общества для помощи пострадавшимъ отъ неурожая жителямъ Самарской губернiи. Избранный главный уполномоченный отправится въ Самару, гдѣ, войдя въ соглашенiе съ губернаторомъ, земствомъ и самарскимъ дамскимъ комитетомъ Общества, распорядится принятiемъ мѣръ для распредѣленiя на мѣстахъ бѣдствiя пособiй наиболѣе нуждающимся. Къ нему будутъ присылаемы, по мѣрѣ накопленiя, всѣ пожертвованiя собираемыя по всей Россiи всѣми учрежденiями Общества. О принятыхъ мѣрахъ и употребленiи собранныхъ суммъ будетъ публикуемо во всеобщее свѣденiе”.

_______

Романъ изъ петербургскаго большаго свѣта.

XIV.

ГРАФИНЯ ТРУБЕЦКАЯ.

Посланный графини Трубецкой не посмѣлъ доложить своей барынѣ оффицiально то, что тоже частнымъ образомъ узналъ отъ лакея: онъ ограничился лишь донесенiемъ что отвѣта никакого не было, а настоящее извѣстiе о томъ что князь сжегъ записку не читавши ея графиня узнала черезъ свою камеръюнгферу, которой передалъ по секрету лакей чрезъ полчаса послѣ оффицiальнаго доклада.

Графиня одѣвалась къ своему npiемному часу, когда узнала о дерзкомъ поступкѣ князя. Кровь ея прихлынула въ сердце такъ сильно, что она чуть было не выронила маленькаго зеркала, въ которомъ разглядывала свои брови. Это было первое оскорбленiе наносимое ей въ эти два года, и кѣмъ–же, — «какою–нибудь тряпкою à la prince Мытищевъ!” подумала она!

Но остановимся здѣсь на минуту, чтобы дать себѣ отчетъ въ томъ чтò въ сущности все это значило. Графиня Трубецкая любила или не любила князя Мытищева? это первый вопросъ. На этотъ вопросъ мы отвѣтимъ такъ: видите что, любезный читатель, графиня Трубецкая никогда никого не любила съ тѣхъ поръ какъ она помнила себя на свѣтѣ; но въ то же время она обладала странною способностью воображать себѣ всевозможныя чувства любви, иногда даже по нѣскольку чувствъ разомъ, и чѣмъ меньше она любила, тѣмъ сильнѣе воображала она себѣ что любитъ. Это были чувства которыя свѣтскiе психологи называютъ des caprices de tРte (мозговыя похоти любви).

Сердце же у нее билось и дѣйствовало естественно для одного только чувства: для чувства ненависти. И если графиня Трубецкая не умѣла любить, за то она отлично умѣла ненавидѣть.

Причинъ ненавидѣть находила она въ себѣ множество, но главнѣйшiя были или зависть, или непредолимая инстинктивная вражда ко всему что вокругъ нея поражало ее гармонiею или естественною правдою. Какъ только графиня видѣла или предугадывала въ комъ нибудь спокойствiе простаго правдиваго счастья, въ ней зарождалась похоть разрушить это счастье; достиженiе этой цѣли она называла величайшимъ своимъ счастьемъ.

Къ князю Мытищеву, года два съ половиною назадъ, она дѣйствительно почувствовала что–то въ родѣ каприза воображенiя; потомъ, когда она узнала что князь и княгиня Мытищевы были оба противъ брака ихъ сына съ нею, она возненавидѣла родителей его, поклялась имъ отомстить рано или поздно, а о князѣ Всеволодѣ очень скоро забыла, потому что занялась въ то время цѣлымъ планомъ для осуществленiя въ будущемъ блестящей карьеры.

Природа дала графини Трубецкой все что было нужно для достиженiя ею задуманной цѣли: ума у нее было много, и ума такого, который при встрѣчѣ съ препятствiями становился все острѣе и изобрѣтательнѣе; а на ряду съ этимъ графиня была обладательницею самаго цѣннаго сокровища для вѣрнаго успѣха въ жизни: талисманъ этотъ былъ полное и безусловное отсутствiе всякихъ такъ называемыхъ принциповъ нравственности! Съ умомъ тонкимъ и острымъ какъ лезвее, съ отсутствiемъ того наивнаго органа, который добрые люди называютъ сердцемъ, съ тактомъ происходившимъ отъ чутья ея тонкаго ума, и наконецъ съ полною безнравственностью, какъ главнымъ ея душевнымъ фондомъ, графиня могла идти на встрѣчу самымъ труднымъ препятствiямъ, и могла задумывать самые невообразимые по смѣлости планы, тѣмъ болѣе что, въ то же время, она обладала, какъ мы сказали, прелестями свѣтской женщины и до безконечности разнообразною игривостью красиваго лица. Съ такими средствами чего не могла смѣть графиня Трубецкая! И этотъ большой свѣтъ, гдѣ массы людей такъ вялы, такъ нерѣшительны, такъ неувѣренны, такъ слабы въ своихъ положенiяхъ и въ своихъ принципахъ, гдѣ добродѣтель скромна и даже труслива, гдѣ вслѣдствiе этого все что дѣлается дурнаго или хорошаго — дѣлается такъ неискусно, такъ наивно, а подчасъ и такъ глупо, — неужели тотъ свѣтъ могъ противопоставлять такой женщинѣ, какъ графиня, какiя нибудь серьозныя препятствiя отъ себя или въ себѣ самомъ? Напротивъ, графиня должна была, во всеоружiи ея безъпринципныхъ силъ, явится какимъ–то божествомъ; и дѣйствительно такою именно она явилась, когда, обдумавъ весь планъ будущей кампанiи, она вступила въ свѣтъ, съ задачею сдѣлаться если не первою женщиной, то все–же изъ послѣднихъ рядовъ стать въ первый рядъ великосвѣтскихъ женщинъ.

Чтобы составить себѣ объ этомъ планѣ понятiе, мы разскажемъ только первый эпизодъ ея кампанiи. Графиня, когда была вдовою Мандрыкиной, поняла очень скоро и очень вѣрно что погонѣ за мужчинами должна предшествовать охота за женщинами, и при томъ известнаго рода. Три дня послѣ отъѣзда князя Мытищева за границу, молодая вдова поѣхала къ старушкѣ княгинѣ Ясноголовой, занимавшей одно изъ высшихъ положенiй въ свѣтѣ, и когда та ея не приняла, она написала ей записку, въ которой сказано было по французски слѣдующее: «Вы меня не приняли, потому что я ничто. Но какъ бы ничтожна я ни была и какъ бы высоко вы ни стояли, никто не можетъ лишить меня права вами любоваться, и знать до малѣйшихъ подробностей почему, благодаря вашей прекрасной душѣ, не только вы сами, но все кругомъ васъ дышатъ и счастьемъ первыхъ временъ христiанства, и величiемъ настоящаго аристократизма. Простите же мнѣ, если, чувствуя себя безъ руководителя въ этомъ свѣтѣ, столь полномъ недруговъ, я посмѣла думать что не снизу, а сверху, съ самыхъ вершинъ, легче ожидать молодой женщинѣ, какъ я, опоры, защиты и мудраго руководства: никто не стоитъ выше васъ по положенiю, и никто въ тоже время не держиться на этой для насъ недосягаемой высотѣ такъ твердо и такъ достойно какъ вы: и вотъ причина, почему только на васъ я понадѣялась въ минуту когда не знаю куда идти, какъ отличить добро отъ зла?! Я буду благословлять васъ если найду вът васъ покровительницу, и еще разъ прошу васъ простить меня, если такъ твердо вѣрю въ то что вы необыкновенное существо, въ которомъ блуждающiя души, какъ моя, нуждаются, какъ нуждается тѣло въ воздухѣ и свѣтѣ”.

На другой день старушка княгиня была съ визитомъ у молодой вдовы, которая приняла ее въ черномъ платьѣ, и въ теченiе получаса визита княгини, говорила ей о своемъ намѣренiи бросить свѣтъ и идти въ монастырь; когда княгиня стала ее отговаривать, молодая вдова ей сказала: — Въ комъ же я найду то что мнѣ нужно въ этомъ мiрѣ, гдѣ столько злыхъ людей и такъ мало добрыхъ какъ вы?

— Во мнѣ, моя милая, отвѣтила добродушно княгиня.

Молодая вдова только этого слова и ждала. Она бросилась къ рукѣ старушки княгини, поцаловала эту руку, и со слезами благодарности воскликнула:

— Oh, merci, merci, princesse, pour cette main que vous me tendez si généreusement!

ТЕКУЩАЯ МИНУТА.

Миръ и тишина въ русской литературѣ! О мирномъ настроенiи свидѣтельствуетъ хотя бы нашъ сборникъ «Складчина”. Въ немъ соединилась значительная доля литературы, и безъ сомнѣнiя это соединенiе не совершилось бы такъ легко, если бы фанатизмъ, раздѣляющiй наши партiи, господствовалъ въ прежней своей силѣ. Даже и теперь двѣ газеты сдѣлали хотя очень сдержанные, но неблагосклонные отзывы о сборникѣ; но читатели должны видѣть въ этомъ только слабые остатки погасающаго жара, только воспоминанiе о кипѣвшей когда–то враждѣ.

Намъ представляется, кромѣ того, что теперь на два на три мѣсяца значительная доля литературы, участвующая въ сборникѣ, въ силу этого самаго участiя должна оставаться въ мирныхъ отношенiяхъ, что какъ–будто на два на три мѣсяца заключено у насъ перемирiе. Нельзя же быть товарищами и сотрудниками въ одномъ изданiи и въ тоже время преслѣдовать и избивать другъ друга.

И такъ на два на три мѣсяца мы обезпечены отъ ярой полемики. Но вкусъ къ полемикѣ вообще уже давно ослабѣваетъ и въ настоящую минуту почти погасъ. Бывало въ каждой книжкѣ журнала совершалось избiенiе какого–нибудь литературнаго старца или литературнаго младенца и безъ такого избiенiя книжка не считалась занимательною. Бывало въ каждой критической статьѣ не добромъ поминались всѣ враги того журнала, въ которомъ писалась статья, и даже всѣ равнодушные къ нему, такъ какъ правиломъ было: кто не съ нами, тотъ противъ насъ. Нынче не то. Нынче даже фельетонисты отреклись отъ веселой манеры пересыпать свои статейки всякими именами, перестали заниматься тѣмъ, чтó имѣло техническое названiе журнальнаго лая, и приняли видъ болѣе степенный и глубокомысленный.

Въ послѣднее время старые полемическiе прiемы (мы не хотимъ повторить неприличнаго слова лай) были въ ходу только кажется относительно одного журнала, именно Гражданина. На Гражданинъ сыпалась брань, напоминавшая своею рѣзкостiю и обилiемъ самыя оживленныя времена нашей литературы. Фельетонисты, уже привыкшiе держать себя съ приличiемъ и серьезностiю относительно другихъ изданiй, какъ только заходила рѣчь о Гражданинѣ, впадали въ тонъ Петербургской Газеты, Дѣла и другихъ подобныхъ изданiй, великодушно хранящихъ преданiя своей лучшей поры и потому продолжающихъ ругаться такъ же, какъ ругались литераторы въ 1864 году — вѣчной памяти. Очевидно Гражданинъ былъ только предметомъ дававшимъ поводъ для излiянiя послѣднихъ остатковъ той полемической ярости, которая такъ долго господствовала и высшее развитiе которой нужно полагать въ 1864 году. Но вотъ мы видимъ не безъ изумленiя, что и Гражданинъ наконецъ перестаетъ возбуждать полемическую жилку. Послѣднiе мѣсяцы прошлаго года прошли для него очень спокойно, если сравнить ихъ съ первыми. Миръ, рѣшительный миръ!

Но не только миръ, а и всяческая тишина. Направленiе различныхъ журналовъ осталось различное и никакихъ перемѣнъ, или измѣнъ, въ этомъ отношенiи мы указать не можемъ. Но каждый журналъ, какъ говорится, очень слабо проводитъ свое направленiе. Мы не помнимъ, чтобы въ прошломъ году гдѣ–нибудь явились статьи, достойныя въ этомъ отношенiи вниманiя, или даже хоть только возбудившiя вниманiе. Исключенiе составляютъ можетъ быть двѣ статьи Н. Константинова объ Аѳонѣ, явившiяся въ №№ 2 и 4 Русскаго Вѣстника и содержавшiя нѣсколько свѣжихъ и живыхъ мыслей. Но статьи эти вовсе не подходятъ къ направленiю того журнала, въ которомъ печатались, да и писаны отчасти слишкомъ легко, а отчасти слишкомъ хорошо, чтобы броситься въ глаза. Обыкновенное же содержанiе журналовъ составляли статьи, въ которыхъ не высказывалась мысль сосредоточенная и опредѣленная, а разсматривался предметъ болѣе или менѣе отдаленный отъ общихъ вопросовъ, и только кое–гдѣ проглядывали начала исповѣдуемыя авторомъ.

Такому спокойному состоянiю журналистики вполнѣ соотвѣтствуетъ (мы не говоримъ, что оно есть источникъ и первая причина) и то обстоятельство, что уже давно не слышно о предостереженiяхъ, по крайней мѣрѣ о такихъ, которыя бы интересовали литературу и публику. Правительство очевидно находитъ, что литература держитъ себя тихо, что она не можетъ возбуждать опасенiй относительно спокойствiя общественной мысли. Положенiе установилось, отношенiя опредѣлились, и если мы будемъ осторожны, то мы можемъ долго двигаться по наѣзженой колеѣ, не подвергаясь большимъ потрясенiямъ.

На тишину въ литературѣ указываетъ еще одинъ очень явственный признакъ. Съ приближенiемъ новаго года обыкновенно предпринималось изданiе новыхъ журналовъ. Но нынѣшнiй новый годъ, не смотря на кой–какiе носившiеся слухи, не принесъ намъ никакой новинки этого рода, то есть не появилось никакого изданiя, которымъ бы интересовалась литература или публика. Все остается по прежнему, и журналы перестали даже писать объявленiя, которыми бывало извѣщали публику о своемъ внутреннемъ развитiи, объ измѣнившемся настроенiи умовъ общества и о новомъ пониманiи задачъ литературы. Время быстраго прогресса и всякихъ перемѣнъ прошло. Теперь просто пишутъ: «будемъ–де издавать на прежнихъ основанiяхъ, съ прежними сотрудниками”.

И книгъ въ настоящую минуту выходитъ меньше прежняго. Особенно замѣтно уменьшенiе числа переводовъ; только романы переводятся все въ большемъ и большемъ количествѣ, и въ прошломъ году нѣмецкiй романистъ г. Самаровъ читался, можно сказать, цѣлою Россiею.

При такомъ положенiи дѣлъ, если мы вообще зададимъ себѣ вопросъ, чѣмъ же питаются нынче умы публики, то отвѣчать будетъ не легко. «Въ головѣ средняго русскаго образованнаго человѣка долженъ существовать порядочный сумбуръ”. («Отеч. Зап.” 1873. № 12 стр. 248). Такъ говоритъ г. Михайловскiй въ своей интересной, но мудреной статьѣ о Штраусѣ. Среднiй человѣкъ, у котораго г. Михайловскiй признаетъ сумбуръ въ головѣ, означаетъ здѣсь большинство нашихъ образованныхъ людей, всю ихъ главную массу. Мы совершенно согласны съ этимъ сужденiемъ. Публика нынче нѣсколько потерялась и не чувствуетъ въ себѣ опредѣленныхъ и живыхъ умственныхъ интересовъ. Она занимается всего больше своимъ обыкновеннымъ чтенiемъ, т. е. газетами и романами. Газеты, какъ извѣстно, есть самый легкiй родъ чтенiя; газеты читаются и тѣми, кто никогда не думаетъ ни о какой наукѣ или литературѣ, даже тѣми, для которыхъ романъ, требующiй все–таки того, чтобы вы помнили предъидущую страницу и не путали имена дѣйствующихъ лицъ, кажется чтенiемъ несноснымъ по своей трудности.

Но и романы очень усердно читаются, очень усердно пишутся и возбуждаютъ довольно живые толки. Какъ будто воскресаетъ художественный интересъ. На нынѣшнихъ романахъ лежитъ однако же явный слѣдъ влiянiя недавно господствовавшей школы. Они пишутся съ большою небрежностiю и поспѣшностiю и всегда занимаютъ больше мѣста, чѣмъ имъ слѣдовало бы. Если читать книги внимательно, то вѣдь можно точно опредѣлить, медленно или быстро писалась книга, много или мало авторъ думалъ надъ каждою страницею. Если очень мало, то читателю обыкновенно бываетъ обидно. Г–жа Смирнова въ своемъ «Попечителѣ учебнаго округа” такъ торопится, что не можетъ даже разсказывать въ порядкѣ, и на десяти страницахъ безъ всякой нужды пять разъ забѣгаетъ впередъ и возвращается назадъ. Признаемся, мы въ этомъ не нашли ничего остроумнаго.

Да и куда намъ торопиться? Время теперь тихое, порывы прогресса прiостановились, волненiе идей улеглось. Теперь самое время писать «съ чувствомъ, съ толкомъ, съ разстановкой”. По нѣмецкой теорiи прогресса, какъ извѣстно, все идетъ къ лучшему; всякiя задержки, неудачи, паденiя ведутъ къ новому, болѣе глубокому движенiю впередъ. Это, конечно, справедливо, но не безусловно; это справедливо только для людей умныхъ, которые помнятъ, чтò съ ними сдѣлалось, и продолжаютъ работать умомъ. Если же мы будемъ спать, то потомъ опять примемся за старую исторiю, за которую уже принимались десять разъ, и выйдетъ у насъ, какъ и прежде, толченiе на одномъ мѣстѣ, а не прогрессъ.

Н. Страховъ.

_______

Критика философской системы Конта и дополненiе этой системы мыслями Гегеля и нѣкоторыхъ новѣйшихъ философовъ. Сочиненiе И. Полетики. С.–Пб. Изданiе А. Ѳ. Базунова. 1873.

Большая часть этой маленькой книги состоитъ изъ выписокъ. Сначала идутъ выписки изъ «Курса положительной философiи” Конта; потомъ слѣдуютъ выписки, которыя, по словамъ автора (стр. 73), «заимствованы изъ логики Гегеля, составляющей первую часть его Энциклопедiи философскихъ наукъ и изданной его послѣдователями въ Берлинѣ въ 1843 г., и изъ Логики Владиславлева, изданной въ С.–Петербургѣ въ 1872 г. За тѣмъ до конца книги опять слѣдуютъ выписки изъ Конта.

Собственныя соображенiя автора занимаютъ гораздо меньше мѣста. Такъ этому и слѣдовало быть, въ силу того, что авторъ имѣлъ въ виду не то, чтó обыкновенно называется критикой, а хотѣлъ только дополнить одного философа другимъ, только сопоставить съ мыслями одного мысли другаго, по его мнѣнiю, лишь упущенныя первымъ. Такъ, напримѣръ, онъ говоритъ:

«Выписки наши изъ Энциклопедiи Гегеля и изъ Логики М. Владиславлева показываютъ съ совершенною ясностiю, что кромѣ логической методы, извѣстной Конту, существуетъ еще наука о мышленiи, которой онъ не признаетъ” (стр. 118).

Авторъ въ сущности есть приверженецъ Конта, составляющаго его главный авторитетъ; но онъ признаетъ и то, чтó Контъ отрицаетъ, онъ не упускаетъ и тѣхъ мыслей, которыя тотъ упустилъ, — и вотъ какимъ образомъ онъ дополняетъ и критикуетъ философiю Конта. Всего замѣчательнѣе то, что, кромѣ выписокъ изъ Гегеля и М. Владиславлева, онъ присоединяетъ къ системѣ Конта главнѣйшiя истины нашей вѣры, которыя Контъ тоже упустилъ или отвергнулъ и которыя нашъ авторъ твердо признаетъ и защищаетъ. Приведемъ для примѣра одинъ аргументъ въ пользу божественности Iисуса Христа: